скачать книгу бесплатно
– На встречу с моей гостьей, – невозмутимо отозвался граф.
– Я не хочу ни с кем встречаться! – воспротивилась я. Граф Рангвальд резко остановился и вжал меня в холодную стену.
– Запомни, раз и навсегда – ничего не говори, не подумав. Ты можешь пожалеть о своих словах. Не болтай о своих странностях, не говори ничего, что может встревожить нашу гостью, иначе ты пожалеешь об этом. Ты можешь навредить леди Корнелине, – сделав это короткое предупреждение, мой личный тиран вновь потащил меня куда-то вдоль коридоров, по лестницам. От его угрозы меня замутило. Перед глазами потемнело, и я уже не разбирала дороги, думая о словах графа. Мы остановились перед двустворчатыми дверями.
– Соберитесь, леди Де-Маир, – снова кинул короткий приказ граф и толкнул двери. Они вели в Малую Гостиную, в которой я очнулась, когда меня притащили в Ардскол. На диванчике сидела Крина, попивая дымящийся чай маленькими глотками. Увидев тетушку, я недоверчиво взглянула на графа Рангвальда, а после кинулась к ней.
– Тетушка! – я обняла ее так, словно не видела много лет. Радость захлестнула меня теплой волной. Руки Крины гладили мою спину, и я впервые с тех пор, как меня похитили, чувствовала себя по-настоящему счастливой, чувствовала себя дома.
– Леди Корнелина, я рад приветствовать вас в Ардсколе, – граф Рангвальд подошел, как только мы закончили обниматься, и поклонился тетушке.
– Вы так добры, граф Рангвальд. И очень вежливы для своего возраста. Обычно молодые люди сущие грубияны, – в голосе Крины слышалось неподдельное восхищение, от которого меня едва не передернуло. Знала бы она кому говорит эти слова.
Словно бы прочив мои мысли, граф Рангвальд бросил на меня миролюбивый взгляд, и мне почудилось, что я падаю в глубокую сырую могилу. В его глазах читался приказ вести себя естественно и даже не заикаться о моих мыслях и подозрениях, иначе пожалею. Понятия не имею, как я поняла то, что он хотел бы мне сказать, но меня это напугало. Однако, я помнила его угрозу, поэтому надела на лицо радостную улыбку и постаралась на графа больше не смотреть.
– Я оставлю вас наедине. Думаю, вам есть, что обсудить, – мужчина откланялся и покинул гостиную. Я же почувствовала себя водой, выпущенной из бутылки, которая все это время ее сдерживала. Мне хотелось умолять тетушку забрать меня отсюда, убедить ее вызвать столичного градомейстера, чтобы он обыскал весь замок и нашел причину засадить Рангвальдов за решетку. Однако выжженная в сознании угроза графа Рангвальда болезненно отдавалась в сердце. Он почти откровенно шантажировал меня безопасностью моего родного человека! Закусив губу, я попыталась прогнать навязчивое желание жаловаться и плакать. Нужно убедить тетушку, что со мной все хорошо, дабы с ней ничего не случилось.
– Ты выглядишь уставшей и нервной. Что-то не так? – поинтересовалась тетушка, разглядывая мое лицо. Ее беспокойство можно было понять – я почти не спала и мало ела. Платья стали свободнее, лицо осунулось, а под глазами лежали темные мешки.
– Нет, просто никак не могу привыкнуть к этому месту. Оно меня немного пугает, – стараясь говорить как можно естественнее, ответила я и улыбнулась.
– О, милая, с новым местом всегда так. Я понимаю, как тебе тяжело. Но ведь граф Рангвальд не обижает тебя?
Я едва подавила желание скрипнуть зубами.
– Конечно, нет, тетушка. Мы очень мало видимся, слава богам, – отозвалась я, с трудом не поперхнувшись этими словами. Крина сжала мои руки, и я едва не зарыдала, с трудом проглотив комок, образовавшийся в горле.
– Милая, я знаю, что тебе непросто. Но, чтобы ты ни думала, граф Рангвальд хороший человек, поверь мне, я это вижу. Он позаботится о тебе.
– Риган должен заботиться обо мне, – чувства вскипели, поднимаясь со дна души, вопреки всем моим стараниям их сдерживать. Злость на тетушку за ее слова обожгла грудь, воруя воздух из легких.
– Милая, – Крина сильнее сжала мои пальцы и вздохнула. – Честно говоря, Риган не тот человек, с которым я хотела бы тебя видеть.
Столб огня ударил в голову, выжигая из сознания все здравые мысли. Я вскочила, выхватывая ладони из пальцев тети. Вместо поддержки и сочувствия моему невольному положению она радовалась сложившейся ситуации!
– А графа ты видишь рядом со мной? Даже если я буду несчастна всю жизнь?! Тебе никогда Риган не нравился! Поэтому ты и бездействовала, когда они меня забирали! Конечно, более выгодная партия! Сам граф! Ты продала меня словно породистую кобылу, даже не попытавшись за меня побороться! – гнев ядовитыми словами рвался наружу, распаляя даже воздух вокруг меня. Кожа пылала, но сердцу вопреки жару было холодно.
– Селения, не говори ерунды! Я не могла ничего сделать! Все было в рамках закона! – мягкость слетела с лица тетушки в ту же секунду. Было видно, что мои слова больно задели ее, но обида, растущая внутри меня все это время, наконец прорвалась наружу подобно гнойному нарыву. Она не знала, что здесь со мной происходит, что я схожу с ума в этом месте, что Рангвальды делают со мной!
– Значит, нужно было переступить закон! – выпалила я и сама испугалась этих слов, но было уже поздно. Глаза Крины потемнели от гнева.
– Тебе пора перестать быть капризной эгоисткой! Ты не маленькая! В жизни не всегда все идет так, как нам того хочется. Риган – плохой человек, но я молчала потому, что ты была счастлива. Однако в сложившихся обстоятельствах я могу, наконец, высказаться. В его глазах, когда он смотрел на тебя, я не видела той любви, которую ты себе придумала. У него было желание владеть тобой. Дело вовсе не в титулах! – слова Крины гвоздями вбивались в мое сердце. Я чувствовала себя преданной и совершенно одинокой.
– Ты не понимаешь, о чем говоришь! – взвизгнула я. – Это граф плохой человек! Ты хоть понимаешь, что мне пришлось пережить из-за него? Я все потеряла – свою жизнь, свою любовь, и теперь я теряю саму себя! Неужели тебе плевать?
– Я люблю тебя, Селения! Ты мне как дочь. Думаешь, мне легко было смотреть, как ты отдаешь себя в руки тому, кто тебя не любит? Я молчала, не вмешивалась, чтобы ты не сбежала с ним, а хотя бы была под присмотром! Характер твоей матери отравляет тебя! – тетушка не кричала, но ее слова били как пощечины. И опять она говорила о моей матери так, словно вовсе не любила ее.
– Ты пыталась меня контролировать?! – тихо прошептала я, чувствуя на губах горячие соленные слезы.
– Я заботилась о тебе и пыталась защитить. Когда ты чего-то хочешь, Селения, ты не видишь границ, не видишь ничего, кроме желаемого, не видишь последствий, о которых потом будешь горько жалеть, – ответила Крина.
Я покачала головой и отступила к двери, врезавшись в кого-то, кто положил руку мне на плечо. Запрокинув голову, я увидела графа Рангвальда. Как же сильно я увлеклась спором с тетей, что снова не услышала, когда он пришел?
– Тебе нужно успокоиться, – произнес граф.
Скинув его руку, я молча выбежала из гостиной.
* * *
Идрис подошел к Крине, на лице которой отцветал гнев, оставляя после себя лишь сожаление и печаль. Глаза женщины увлажнились, но она сдержала подступившие слезы.
– Простите нас за столь неподобающую сцену, граф Рангвальд, – гордо вскинув голову, произнесла Крина. Эта женщина умела владеть собой. Идрис восхитился ее самообладанием и необходимой жесткостью. Она могла бы держать в узде целое королевство, если бы только захотела взять в свои руки власть.
– Что вы, леди Корнелина, – Идрис улыбнулся и жестом предложил ей присесть. Крина кивнула и опустилась на диван. Идрис ловким жестом подлил горячего чая в кружку гостьи.
– Селения – трудный ребенок. После смерти моего мужа я растила ее одна. Приходилось быть и кнутом, и пряником, – Крина грустно улыбнулась и взяла чашку из рук хозяина замка. Идрис отдал должное ее выдержке – несмотря на скандал ее руки не дрожали.
– Характером она вся в мать. Хоть я и пыталась воспитывать ее в строгости, все равно он выбивается на поверхность, как сорняк, который пытаешься выдернуть с корнем, травить и жечь, и вопреки всем усилиям он все равно вырастает вновь, – Крина сделала несколько осторожных глотков и вернула чашку на стол.
– Она еще ребенок, не привыкший к трудностям жизни. Не принимайте ее слова близко к сердцу, дорогая леди Корнелина. Она тяжело переживает последствия моего решения. Собственно, о нем я и хотел с вами поговорить, – Идрис сделал короткую паузу.
– Прежде всего, я хотел бы принести извинения, что не попросил руки Селении как положено, а сделал это в столь грубой форме. Но на то были причины. Еще я прошу прощение за то, что раньше не объяснил вам причину столь скоропостижного решения. Дело в том, что я должен защитить Селению. Ей угрожает та же опасность, что послужила причиной смерти ее матери и всей остальной семьи.
Глаза Крины округлились, но она не стала разбрасываться восклицаниями, как это сделала бы Селения. Взяв себя в руки, гостья отставила кружку с чаем обратно на столик и положила ладони на колени.
– Вы знаете правду? Но откуда? И в чем причина, по которой вы вдруг решили защитить мою племянницу? Какая вам выгода?
– Никакой. Я не могу вам всего рассказать, на то есть причина. Но я подозреваю, что тот, кто виновен в смерти матери Селении – враг моего рода. Мы думали, что разобрались с ним давным-давно, но, как оказалось, он остался жив. Если он узнает, что ваша племянница жива, он будет охотиться за ней, пока не уничтожит. Поэтому здесь для нее самое безопасное место. О причинах, которыми этот человек руководствовался, убив мать вашей племянницы, я тоже пока не могу рассказать, ради вашей безопасности.
Некоторое время Крина задумчиво молчала, разглядывая лицо Идриса. Ее взгляд был цепким и пронизывающим. Граф не показывал этого, но он чувствовал, как этот взгляд проникает сквозь его ледяные стены, и смотрит в самую душу. Непроизвольно хотелось поежиться. Подобного Идрис не испытывал уже очень давно.
– Я верю вам, Идрис. Прошу, позаботьтесь о моей девочке. Она – все, что у меня осталось, – произнесла Крина, и граф Рангвальд услышал в ее голосе мольбу.
– Даю вам слово, – кивнул Идрис.
– Я хочу вам кое-что отдать, – Крина потянулась за свертком, что все это время сиротливо лежал в углу дивана, и отдала его графу Рангвальду.
Обычная холщевая ткань бежевого цвета скрывала внутри что-то небольшое. Развернув ее, Идрис узрел небольшую резную шкатулку, но открывать ее не стал, лишь задал немой вопрос Крине. Женщина грустно улыбнулась.
– Хочу вас попросить сохранить это, и когда придет время, отдать Селении. Шкатулка, как и ее содержимое, принадлежала ее матери. Этот предмет передавался в семье Аделисии по женской линии. Я вас так же прошу передать его Селении.
– Будет лучше, если вы сами отдадите это ей при следующей встрече, – Идрис протянул было шкатулку обратно Корнелине, но она лишь отрицательно покачала головой, мягко улыбаясь. Положив ладонь на предплечье Идриса, женщина доверительно прошептала, словно делилась секретом:
– Я чувствую, что именно вы должны отдать его Селении. К тому же, будет лучше если эта штука будет храниться у вас в замке. Ей здесь самое место.
Идрис был удивлен поступком и словами Корнелины, но задавать вопросов и спорить не стал. Лишь молчал кивнул и поудобнее перехватил шкатулку.
– Вы не проводите меня? – спросила женщина. – Думаю, мне уже пора.
Поднявшись, Идрис слегка поклонился и подставил ей свой свободный локоть. Крина благодарно кивнула и обхватила рукой предплечье графа. До самого выхода они шли в задумчивом молчании. Каждый размышлял над состоявшимся разговором со своей стороны. На крыльце Крина остановилась и отпустила руку Идриса. Поблагодарив его за гостеприимство, она поклонилась, как полагается, и спустилась по ступенькам, но остановилась у самого подножия, и снова взглянула на графа.
– Вы можете быть очаровательны, если захотите. Но я вижу в вашей душе доброту, которую вы скрываете. Вы не позволяете себе быть счастливым, за что-то казните себя, и никак не можете простить. Я искренне вам желаю когда-нибудь обрести то, к чему вы так искренне и отчаянно стремитесь. Всего доброго.
С этими словами Крина скрылась в экипаже, оставив Идриса в растерянности. Ни одна женщина, кроме Анабэль не могла прочесть его, но леди Корнелина одна из немногих оставила в душе Идриса след.
– Все прошло удачно? Она ничего не заподозрила? – рядом появился Тамаш.
– Я сказал ей то, что было необходимо, – оповестил друга Идрис.
– Я больше переживал за девчонку, – усмехнулся юноша. Его черные волосы слегка подрагивали от прикосновений ласкового летнего ветерка.
– Я убедил ее, чтобы не болтала, – Идрис развернулся и направился обратно в замок. – Ты выяснил, что происходит?
– У меня есть гипотеза, которая могла бы все объяснить, – Тамаш был серьезен, ступая наравне с Идрисом. – Но это бы означало, что она понимает особенность этого замка, что вряд ли. Не могли все мы вместе ее упускать раз за разом. Я повесил на нее заклинание-маячок, смотрел за ее дверью, но она не выходила, однако комната при этом вдруг оказывалась пуста. И маячок знаменовал, что она вдруг оказалась в другой части замка. Человек не может пользоваться пространственными проходами. Это наталкивает на определенные мысли.
Идрис слышал в словах Тамаша намек. Он понимал, насколько сильно все хотели узнать ответы на свои вопросы.
– Я понимаю твое любопытство…, – продолжать Идрис не стал, зная, что Тамаш завершит эту мысль без разъяснений. Юноша молча кивнул, ни капли не расстроившись.
– Как скажешь, Идри. Я просто надеюсь, что она здесь ненадолго, – пробурчал Тамаш, входя в двери своей лаборатории.
– Я тоже, – согласился с другом Идрис. – Ты осмотрел ее?
– Да, как ты и просил, пока она спала, – кивнул Тамаш, проходя мимо столов с лежащими на них вскрытыми трупами. – Но ничего не обнаружил. Совсем, – Тамаш пожал плечами и принялся натягивать перчатки для работы с мертвыми телами. Идрис кивнул, разглядывая вывернутые наружу ребра.
– Кстати, что насчет тела? Ты все же отдаешь ее мне? Такой интересный экземпляр, – глаза Тамаша вдруг загорелись кроваво-красным пламенем научного интереса. Идри неопределенно дернул плечом.
– Идрис, ты обещал, – напомнил юноша с толикой настойчивости и упрека.
Секунды зазвенели в воздухе угрюмой тишиной. Тамаш смотрел на Идриса выжидающе, пока тот, наконец, не сдался и не улыбнулся.
– Ну я же обещал, значит, отдам.
Тамаш покачал головой и хмыкнул, а затем принялся копаться в грудной клетке трупа, стараясь осторожно извлечь его сердце.
– Ты не пожалеешь. Из нее выйдет отличный голем. И красивый, – предвкушающим шепотом, произнес Тамаш, ловко орудуя скальпелем.
– Лич был бы лучше, – возразил Идрис.
* * *
Я не знала, куда иду. Сквозь призму слез замок плыл перед глазами. Голова была пуста от мыслей, но переполненной эмоциями душе было тесно в теле, и она рвалась прочь. Все-таки жизнь – удивительная вещь. Когда ты думаешь, что хуже быть уже не может, она всегда доказывает обратное.
Я чувствовала себя потерянной не только в этом замке, а в целом мире. Мысли о Крине поддерживали меня, помогали не сойти с ума, дарили надежду, что я смогу выбраться отсюда. Теперь же они свежевали мою сущность. Безысходность и отчаяние безжалостно топили меня, повиснув тяжелым якорем на шее. Ни вздохнуть, ни всплыть обратно к свету.
Потеряв счет времени, я бесцельно болталась по замку, пока не наткнулась на уже знакомую двустворчатую дверь, окованную металлом. Лаборатория Тамаша. Одна из створок была приглашающе открыта, и я, не удержавшись, заглянула. В прошлый раз он не пустил меня сюда, может быть в этот раз мне удастся посмотреть, чем он тут занимается.
Любопытство и желание узнать хоть что-то притупили душевные терзания и мысли о тетушке. Ее предательство было острым ножом, который торчал в груди, и который не получалось вытащить. Но ее слова открыли мне глаза на правду – кроме меня самой мне не на кого рассчитывать.
Утерев слезы, я проскользнула внутрь, стараясь не шмыгать носом, чтобы не привлекать к себе внимание. Помещение было огромным. Его занимали книжные шкафы, столы с множеством различных приборов и непонятных устройств. Пустые колбы и стеклянные сосуды, наполненные разноцветными жидкостями, сквозь которые преломлялись лучи любопытного солнца. Различные экспериментальные системы с целым лабиринтом стеклянных трубок. Жуткого вида инструменты, скрупулёзно разложенные на одном из столов, вызвали у меня приступ тошноты. Богатое воображение сразу нарисовало сцены пыток. Здесь было много свободного пространства и одновременно яблоку негде было упасть.
У окна, рядом с одним из шкафов, щелкал и квакал какой-то работающий прибор, похожий на лапки паука, только механические. Я не стала подходить ближе.
Я уже почти убедилась, что это обычная лаборатория ученого, когда взгляд мой скользнул дальше, в другой конец зала. К горлу подступила тошнота, желудок скрутило спазмом. Прикрыв рот рукой, я едва не отшатнулась назад. Одна треть зала отводилась под каменные столы, два из которых были заняты трупами.
Я отвернулась, одержимая лишь одной мыслью – поскорее убраться отсюда. Ужас склизким комком барахтался в груди, но я заставила себя остаться и повернуться обратно. Возможно, это мой единственный шанс что-то узнать о Рангвальдах.
Борясь с омерзением и усиливающейся тошнотой, я подкралась ближе. Один труп был полностью вскрыт. Окровавленные, но очищенные от тканей ребра, были вывернуты наружу. Рядом лежали какие-то крупные кровавые ошметки, по форме напоминающие легкие.
Перестав дышать, чтобы избавиться от тошнотворного запаха мертвого тела, я закрыла рукой рот и подступила еще ближе. Нетронутая кожа рук и ног была исписана жуткого вида символами. В памяти вновь зашевелились неприятные мысли о Черном Оке. Сумасшедшие сектанты долгие века практиковали кровавые ритуалы. Считалось, что их давным-давно истребили, но теперь я уже не была в этом так уверена.
Обойдя первый стол, я двинулась было ко второму, но с другого конца лаборатории раздались знакомые голоса. Похолодев от страха быть застуканной здесь, я метнулась прочь от трупов, к одному из аппаратов с огромным кубом, заполненным ярко-голубой жидкостью. Спрятавшись за ним, я почувствовала, как паника наступает на горло собственным пульсом. Всюду были столы, аппараты и шкафы, мне было где прятаться. Оставалось только незаметно выбраться отсюда.
– Как скажешь, Идри. Я просто надеюсь, что она здесь ненадолго, – голос Тамаша пронесся над колбами, достигая моих ушей. Осторожно выглянув из-за медной трубы, выходящей из куба, я определила местоположение графа и Тамаша, и на полусогнутых ногах осторожно стала пробираться в сторону выхода. Они шли по тому проходу, по которому я добралась до трупов. Я же наметила для себя узкий проход между большими закрытыми резервуарами.
– Я тоже. Ты осмотрел ее?
Я застыла, прислушиваясь к их разговору, который, как мне показалось, был обо мне.
– Да, как ты и просил, пока она спала.
По моему телу побежали холодные мурашки.
– Но ничего не обнаружил. Совсем.
Судя по переместившимся голосам, они подошли к столам с трупами. Старясь двигаться бесшумно, я снова поползла вперед. Как бы мне ни хотелось послушать, что еще они скажут, нужно было выбираться, пока меня тут же и не поймали. Мысль о том, что я могу оказаться на свободном столе, пронзила голову раскаленной иглой. По затылку прокатилась волна жара. Я пыталась держать себя в руках.
– Кстати, что насчет тела? Ты все же отдаешь ее мне? Такой интересный экземпляр.
В воцарившейся тишине, синхронно с пульсом вибрировало мое напряжение, грозясь выдать меня с потрохами. Пока они думают, что я пребываю в неведении, я в относительной безопасности. Но стоит им узнать, что я видела трупы и слышала их разговор о себе, одним богам известно, что эти сумасшедшие сделают со мной.
– Идрис, ты обещал.
– Ну я же обещал, значит, отдам.
Вокруг тикали приборы, в колбах булькали растворы, отодвигая от меня удаляющиеся с каждым моим шагом голоса. Наконец, лаборатория осталась позади, а я бросилась прочь.
Лишь оказавшись в своей комнате и прислонившись к двери, я позволила себе перевести дыхание, лихорадочно обдумывая подслушанный разговор.
Осознание того, что Тамаш приходил ко мне, пока я спала, липким омерзением присосалось к коже. Обхватив себя руками за плечи, я опустилась на пол и зарыдала, не понимая, что мне делать. Я не могла выйти из этого замка, некому было спасти меня. Как только я стану не нужна графу Рангвальду, он зачем-то отдаст меня Тамашу.
Выплакавшись до спасительной пустоты в голове, спустя пару часов я умостилась в кресле. Ни мыслей, ни чувств. Я понимала, что мне нужно выспаться эту ночь, чтобы завтра попытаться что-нибудь придумать. Возможно, стоит пробраться в те части замка, которыми не пользуются. Анабэль запретила мне в них ходить, но есть вероятность, что там меня не будут искать, и я найду путь к спасению. И следом меня поразила мысль, гирей повисшая под сердцем – если мне удастся сбежать, что будет с моей тетей? Идрис открыто угрожал мне, шантажируя Криной. Он может отомстить мне, причинив ей вред. Страшно подумать, что он может сделать с Риганом. Это означало, что у меня не было шансов и раньше – мои близкие бы пострадали из-за меня.
Последние капли надежды испарились, оставив в воздухе лишь призрачный аромат сушенных трав, которыми всегда пахло в доме Крины, как напоминание о том, что я никогда уже туда не вернусь.
Она обязательно бы заступилась за меня, если бы знала, что здесь происходит. Но она не знала, а я не могла ей сказать. Всему виной проклятые Рангвальды!
Со злости я смахнула со столика светильник. Треск разбившегося осветительного кристалла покорежил загустевшую тишину. Чувство вины нахлынуло волной гнева на саму себя и жгучего раскаяния. Как я могла сказать единственному родному человеку столько ужасных слов?
