скачать книгу бесплатно
– Ну что, сыграем в шахматы? – спросил Тимур.
– А вчера, Повелитель, ты предложил сразиться.
– Да, и ты заслужил свободу, – констатировал Тимур. – Разве ты не пресытился ею?
– Есть вещи, которыми не пресыщаются.
– Назови же их.
– Глаза – взглядом, ухо – новостями, женщина – мужчиной, пламя – дровами, ученый – знаниями, сама жизнь – свободою.
– Мудро, – оценил Тимур. – Но хватит болтать, давай играть.
Они довольно быстро провели две партии на большой доске, и в обеих победил Тимур.
– Может ты поддаешься? – спросил он.
– Играю, как могу, – ответил Молла, – просто нет стимула.
– О каком стимуле ты говоришь? – суров стал голос Тимура. – Быть рядом со мной – для любого человека счастье и честь!
– Это так, Повелитель.
– Отныне ты при моем дворе, – постановил Тимур и бросил взгляд в сторону визиря воды. Тот, поняв приказ, склонил голову. – Любое твое пожелание будет исполнено. Только смотри, начнешь в шахматах поддаваться, пеняй на себя, башку снесу.
Под этот заклад они начали третью партию, игра была равной, напряженной, вряд ли кто посмел бы Тимура побеспокоить, если бы не сверхважное донесение – над ухом Повелителя склонился начальник тайного сыска.
– Да ты что? – удивленно воскликнул Тимур. – Немедленно ко мне.
Из зала всех, даже визиря воды, удалили. Начальник сыска вопросительно посмотрел в сторону Моллы Несарта.
– Его оставь, – повелел Тимур, – мы доиграем. Он все равно ничего не поймет.
Вскоре двое охранников, держа за руки, доставали крепкого, очень смуглого мужчину зрелого возраста, с ясно выраженными монголоидными чертами лица, который с готовностью стал на колени, поцеловал край ковра.
– Ну, иди ко мне, иди ко мне, дорогой Едигей, – очень доброжелателен Тимур.
– О Властелин! – бросился к нему гость. – Как я счастлив лицезреть твое Величие! Ты мне заменил отца! – теперь он припал к ногам Повелителя, целуя его красные кожаные башмаки, отделанные шелком, в который вкраплены золотые нити.
– Едигей, ты мне тоже дорог как сын, – под поцелуи и объятия полилась заливная восточная лесть. Но это длилось не бесконечно; с тюркского, который Молла Несарт прекрасно понимал, они перешли на монгольский, и моментально любезность с их лиц исчезла, и языка знать не надо, идет торг, сделка, предательство и вероломство, называются страны, города и исторические личности, против которых будет направлен их сговор, их армия, где они овладеют несметными богатствами, – это Северный Кавказ, вроде провинция Золотой Орды.
– Там, от Каспийского до Черного моря, – описывает цель Едигей, – земли жирные, черные, на них хлеба колышутся, словно золото. А стада там тучные, кони стройные, сивогривые. А люди богатые, свободолюбивые, красивые, мяса мало едят, больше мед, зелень, икру. В рабство продать – в двадцать раз дороже персов или негров стоят. А какие там города – в роскоши и зелени утопают!
– А твой брат, Иса-бек, как он?
– Повелитель мира, Иса-бек – мой старший брат, и ты знаешь о нашей сплоченности. Без его согласия я не явился бы к тебе.
– Да, – согласился Тимур.
Делая вид, что вновь увлечен игрой, он подошел к шахматному столу, надолго задумался, а думать о чем было, ему предстояло принять очень важное решение и при этом опираться на такого коварного, далеко не глупого и очень влиятельного человека, как Едигей, и его братьев.
Конечно, Тимур понимал – сегодня (да и вчера) Едигей боится его, раболепствует, вроде верно служит. Но служит ли он ему одному? Ведь его брат Иса-бек – один из приближенных людей Тохтамыша, да и сам Едигей только из Золотой Орды прибыл. Не хотят ли они его заманить в ловушку и там истребить?
А с другой стороны, оттолкнуть Едигея, просто уничтожить тоже нельзя. Как семья Тимура была во главе отюреченного монгольского племени барласов, так и семья Едигея стоит во главе такого же промонгольского племени мангыт. И хотя это племя не является прямым потомком Чингисхана, да оно еще древнее, могущественнее, а в данный момент мангытский юрт стал столь многочисленным и сильным, что к нему примкнули многие монгольские племена, такие как уйсуны, канглы, кипчак, найман и, наконец, великие кереиты. И не только Тимур, но и Тохтамыш понимают, что Едигей – хитрая лиса и ведет свою игру, пытаясь не в первый раз столкнуть лбами двух правителей и надеясь обоих обессилить, чтобы самому захватить власть в Чингисхановом улусе[38 - Улус – область, страна.]. Однако поделать с этим, по крайней мере, пока, ничего невозможно. Дело в том, что в армии и Тохтамыша, и Тимура служат и с той, и с другой стороны по тридцать-сорок тысяч соплеменников Едигея, меж которыми традиционное кочевничье родство, которые, в случае чего, могут ударить в спину Тохтамыша, и тем более Тимура, ибо он, в отличие от первого, не является потомком Чингисхана. И эти головорезы и смутьяны бескрайних пустынь верно служат Тимуру лишь потому, что его полководческий гений пока что постоянно утоляет их алчную жажду к добыче, схватке, насилию, разгулу и разврату. Вот и приходится даже такому великому завоевателю, как Тимур, изворачиваться, вести тонкую дипломатию, порой льстить.
Он двинул вперед шахматную фигуру, обратился к Молле Несарту:
– Не сдаешься? – и, пытаясь скрыть хромоту, как можно мягче приблизился к гостю, чуть ли не по-кошачьи, тепло обнимая, – Идико, – так он его ласкает, – ты ведь ровесник и друг моего покойного первенца Джехангира, ты мне как сын родной, и я верю тебе, как сыну… Но мне нужны письменные заверения в верности от тебя и от старшего брата.
– О Великий Эмир! Ты нам заменил отца, – так же улыбается Едигей, и без того узкие глаза совсем сощурились, их истинного чувства никому не понять. – Ведь я дал клятву верности тебе на своем колчане стрел.
– О мой сын Идико, с тех пор ни ты, ни я колчаны не носим, разве что на охоте. Ныне все грамотны, порядок таков.
– Повелитель, зачем на китайской бумажке монголу след пером оставлять? Вспомни, на Волге, четыре года назад я без грамот с знаменосцем Тохтамыша тебя свел, и благодаря этому ты победил.
– Победил я, – жестко оборвал его Тимур, – благодаря в первую очередь благословению Аллаха, а, во-вторых, благодаря своей силе и умению. Понял?
– Властелин мира! Истинно так, – виновато склонился Едигей. – Однако…
– Никаких «однако», – заскрежетал изъеденными зубами Тимур. – Я свое слово сдержал, Сарай вам оставил и не виноват, что Тохтамыш вернулся и вас на место поставил.
– Повелитель, ты всегда и во всем прав! И ты мне заменил отца, это весь наш род знает и чтит. Однако позволь мне дельное слово сказать.
В это время Молла Несарт сделал ход, Тимур это заметил и, вновь занимая свое место за шахматным столом:
– Говори, раз дельное.
– Тохтамыш с каждым днем крепнет, – Едигей, как заговорщик, тоже приблизился к столу и горячо зашептал на ухо Повелителю, – грозит тебе отомстить. Для этого с мамлюками Египта, Сирии уже спелся. Если те ударят с юга, а Тохтамыш с севера, то худо будет.
– Это и есть твое дельное слово?
– Да, можно их союз рассорить.
Тимур даже не спросил как, зная нрав падальщика-стервятника Едигея, он исподлобным испытующим взглядом впился в своего вассала, с нетерпением ожидая изощренного коварства.
– Сын султана мамлюков Захира Баркука, молодой Ахмелик Алнассар – Фарадж – прибыл из Египта на Северный Кавказ, чтобы познакомиться с исторической родиной, и, может, жениться на землячке. И все это под личное поручительство и приглашение Тохтамыша, который сам прибыл его встречать и находится теперь в Пятигорье[39 - Современный Пятигорск.].
– Я ничего не понял, – прикидывается Тимур.
– Сыночка надо похитить и пустить слух – Тохтамыш сдал.
– А поверят?
– Хм, поверят – не поверят, в любом случае Тохтамыш виноват, не обезопасил гостя-принца. Какой он тогда хан?
– Как это сделать?
– Сын султана любит ездить по родовым местам. После барханов Египта горы Кавказа – настоящий рай.
– Это точно, – согласился Тимур.
– Так вот, черкесы Кавказа – только в Египте сила и монолит, а у себя на родине мелкие местные князьки на деньги падки, меж собой вечно грызутся. Надо кого-либо послать, чтобы кинул золотую кость пожирней.
– Ну, Идико, просто кладезь идей! – похлопал его по плечу Тимур. – Вот только ярлык[40 - Ярлык (тюрк.) – жалованная грамота средневековых монгольских и тюркских правителей.] подпиши, и коль не хочешь китайскую бумажку марать, то рытый бархат есть, а по нему сухим, красным золотом пройдись, оставь след верности в истории.
– О Повелитель, а ты дашь грамоту, что вместо Тохтамыша в Золотой Орде меня посадишь?
– Идико, ты забываешься! – ухмыльнулся Тимур. – Когда и кому я закладные давал… Хе-хе, не волнуйся, а впрочем, я ведь неграмотный, а слово всегда держу, и ты это знаешь, – он обнял Едигея. – А чтобы не сомневался, да и для надежности, впредь при мне будешь.
– Заложником?
– Да ты что?! Родной сын и в заложниках? Хе-хе, кем ты хочешь быть?
– Как старший брат Иса-бек, при Тохтамыше, хочу быть беклербеком[41 - Беклербек (тюрк.) – главный военачальник.] при тебе.
После очень долгой паузы Тимур процедил сквозь зубы:
– Согласен, – и вновь подойдя к шахматному столу, – вот тебе первое задание: все, что надо, бери, на рассвете в путь, доставь сына мамлюкского султана к моим стопам.
– Повелитель! – взмолился Едигей. – Я неделю в седле был, через горные перевалы, по козлиным тропам к тебе тайком пробирался. Сжалься, я очень устал!
– Хе-хе, в твои-то годы и устал? А говоришь, беклербек. Ну ладно, сжалюсь над тобой. Есть у меня рецепт вечной молодости, …хе-хе, подарок внука, я давно такой не встречал, прямо от сердца отрываю, а к утру ты испьешь ее благородной голубой крови, насытишься ее юной плотью, и, даю слово, сам будешь в бой…
– Шадома, дочь князя Атчароя, по праву моя, – давая о себе знать, неожиданно, не очень громко, но твердо встрял Молла Несарт и, видя, как в гневе исказилось лицо Тимура, попытался исправить оплошность. – Повелитель, ведь таков был накануне уговор? – как мог ниже склонил он голову.
– Босяк! – зарычал Тимур. – И куда ты собрался ее вести – ни кола, ни двора!?
– У нее фамильное село, княжеский дом, родня, – втянув от испуга голову, все же пытался возражать Молла.
– Нет у нее ничего, нет! – кричал Тимур. – Мы все стерли с лица земли, всех истребили, кроме красавиц! И так будет со всеми неверными, кто попадется на моем пути!
– Благослови Всевышний твой путь, – не без жеманства произнес Молла Несарт и как-то неподобающим для столь высоких слов образом вознес руки.
– Мне кажется, – недоволен Тимур, – ты сильно лукавишь.
– Ты как всегда прав, Повелитель, – ответил дерзко Молла Несарт, – ведь речь идет о справедливости твоего пути.
– Ах так! – сузились губы Тимура. – Ты не веришь в справедливость моих помыслов, – он хлопнул в ладоши. – Иди и забирай свою Шадому, если она теперь вновь захочет оборванкой стать.
По его хлопку появился визирь, следом главный евнух, который робко возразил Тимуру:
– Мужчине в гарем нельзя.
– Это уже не мужчина, – постановил Тимур, – изношенный хрыч.
Пепельно-бледное, изможденное, перекошенное судьбой лицо Несарта еще больше исказилось, от гнева потемнело:
– Я еще сражаюсь, – дрожащей рукой он взялся было за шахматную фигуру, хотел еще что-то сказать, как по молчаливому кивку Тимура его схватили за локти, чуть ли не оторвав от ковра, потащили куда-то, а присутствующий при этом Едигей не смог сдержаться:
– О Повелитель, что за наглец? Ему если не башку, то язык отрезать не помешало бы.
– Хе-хе, Идико, я уже который раз Кавказ покоряю. Скажу прямо, народ здесь дикий, необузданный, даже старики, как необъезженные жеребцы, все норовят лягнуть… Вообще-то я шутов не держу, но этот старик мне полезен, – он склонился к уху Едигея и шепотом: – Иногда надобно правителю простое слово услышать, а то витиеватая придворная лесть душу усластит, так и жесткость потеряешь…
А в это время глаза Моллы Несарта крепко завязали грубой тканью. По прохладному веянию он понял, что его ведут по улице, потом вновь помещение, ноги просто утопают в толстых коврах, какая-то заунывная восточная мелодия – детский хор, пьянящий аромат благовоний. И даже с закрытыми глазами здесь ощущается сказочная, щедрая нега, а его все ведут. И он хочет туда идти и с наслаждением вдыхает аромат. Когда сняли с глаз повязку, он буквально обомлел от невиданного великолепия: весь зал в сизо-голубоватом свете, словно луной освещен, бассейн серебристый светится фосфором, в воде плавно качаются белоснежные кувшинки и золотистый водяной лютик. А далее, настоящий сад, гранат созрел, плодами горит, на виноградной лозе кисти сочные свисают, вьющаяся китайская роза вся в алых цветах. Здесь заливаются райские птицы, и посреди этой усладной истомы огромный расписной диван[42 - Диван (персидск.) – возвышенный пол, покрытый коврами.][43 - Диадема (греч.) – женское драгоценное украшение в форме небольшой открытой короны.]
– Шадома, … Шадома, – негромко позвал Молла Несарт.
Она не среагировала.
– Шадома, – повторил он. Она медленно, лениво повернула прекрасную головку в его сторону. В ее огромных очах туман, ничего не понять, смотрит, словно в никуда.
– Шадома, дочь Атчароя, – уже без надежды печально произнес старик.
На миг в ее отрешенных глазах вспыхнула какая-то жизнь и сразу же погасла, оставив на юном румянце щеки короткий, влажный след. Но это была лишь искра, а потом вновь в глазах пустота, беззаботная дрема, блаженная сонная одурь, стойкая наркотическая пелена, бездушье.
* * *
Духовный наставник Тимура Саид Бараки прислал из Самарканда очередное послание-наставление. Кроме прочего, а это общее положение дел в столице и вокруг нее, завершается письмо следующим выводом: «Нет для Правителя ничего лучше, чем ум и знание. Ведь недаром сказано «Вещи украшаются людьми, а люди украшаются знаниями и возвышают их достоинство умом… Самый лучший Правитель – это тот, кто общается с учеными и поэтами».
Этот постулат Тимур давно усвоил, а посему смилостивился над несчастным Моллой Несартом, ибо этот бездомный ученый ничего не имел. Своим повелением Великий Государь оставил Моллу при дворе и якобы для пущей важности, да более для насмешки, назвал его святым старцем, просил прилюдно зачитать указ. Кто-то в стороне захихикал.
Молла Несарт осознавал, что его насильно удерживают при дворе, прежде для игры в шахматы, а теперь как посмешище. Ему ничего не оставалось, как принять это условие, и, по мере возможности, таким же способом противостоять.
– Всемогущий Аллах и ты, Великий Повелитель, – вознес Молла руки к небу, – провозгласили меня святым, предписав мне находиться при твоем дворе. И как святому визирь воды обязан мне выделить специальных слуг, кухню и жалованье – тысячу таньга.
– Дурак же ты, Молла! – усмехнулся Тимур.
– Правду изволишь говорить, мой Повелитель, – склонился в поклоне Несарт. – Не будь я дураком, разве стал бы святым при твоем дворе?
За такую выходку иной поплатился бы головой. Однако у Тимура свой расчет, да и шахматы играют в его жизни немалую роль, и ему просто необходим достойный соперник. А иначе как коротать время? Ведь не все ему празднество, разгул. Стоит он на Кавказе как на перепутье, меж многих враждебных сил, и если они разом на него пойдут – несдобровать. А действовать надо быстро и решительно. Он любит и привык воевать, его армия жаждет новой добычи. Да, сломя голову, никуда не сунешься, можно свою голову потерять. Вот и приходится ему все до мелочей рассчитывать, ведь многое теперь зависит не от него, а от успеха замысла Едигея.
Сам Едигей перед отправкой на столь сомнительное дело столько денег запросит, что порой приходит Тимуру мысль: «сколько еще человеку надо?». Убежит Едигей?.. А следом – Едигей, как и он, малым не насытится – все разом захочет, значит, претворив идеи, либо нет, но обязательно вернется, тому закладная грамота есть.
Знал Тимур, что это нереально, да неделю срока дал он Едигею на исполнение. Уже третья пошла – никаких вестей. Он волнуется. Чтобы забыться, все время в шахматы с Моллой Несартом играет, потешается над ним, но и тот в долгу не остается.
Так и коротал Повелитель время, вроде бы в утехах и в спокойствии. Да на самом деле мысль его беспрестанно кипит, нет ему ни свободы, ни счастья, ни покоя. Он всегда должен быть начеку, знать все обо всем, даже о том, что происходит вдали от него, на то у него масса доносчиков, разведчиков и даже высокопоставленных подкупленных лиц. А тут, чего он никак не ожидал, тайный посол прибыл из Константинополя, от самого императора Византии Мануила II.
Здесь уместно сделать некоторое отступление для пояснения, и поэтому обратимся к помощи Пера, лишь оно оставило след истории… К тому времени как таковой великой Византийской империи, которая просуществовала более тысячи лет, уже не было. Конечно же, одна из главных причин распада империи – это внутренние противоречия и известные интриги византийского двора. Однако эти внутренние распри сопровождали Константинополь во все времена ее существования. Тем не менее, эта твердыня устояла перед полчищами персов и победоносного арабского халифата. А в 1204 году полумиллионный город, где воинский гарнизон численностью более 70 тысяч, буквально сдался сборной дружине западных наемников крестоносцев-латинян, которые спекулировали единоверием. Войдя в Константинополь, они предали столицу православия огню, многих греков поубивали, все что могли, а это бесценные памятники мировой литературы и искусства, древние храмы и даже императорские усыпальницы, они разграбили, уничтожили, переплавили. Лишь кое-что было вывезено, и до сих пор эти памятники украшают некоторые города Европы…
А возвращаясь к причинам распада Византийской империи, следует отметить, что исторически судьба православной державы более была связана с Востоком, нежели с католическим Западом. Именно Восток питал Константинополь всеми ресурсами, а это и доходы, и военные люди, и даже традиции. Но когда турки-сельджуки, а потом монголы захватили восточные провинции Византии, империя стала обескровленной, обнищала и не смогла не только контролировать дальние территории, но и защищать саму себя. В итоге, по заговору крестоносцев греческая Византия распалась на несколько частей. Тем не менее сама столица – портовый город – имела такой потенциал и такое важное стратегическое положение, что Константинополь, не как прежде, но вновь ожил, приобрел некий вес и авторитет, пока в начале XIV века на просторах Малой Азии не появилась новая сила – турки-огузы под предводительством султана Османа, который и создал так называемую Османскую империю.
Потомки Османа исторически во многом преуспели, а в конце XIV века, во времена Тимура, в Малой Азии и на Балканах загремело имя нового полководца – Баязида. Это он в 1389 году принимал участие в знаменитом сражении на Косовом поле, что в долине реки Лаб, где сербы сошлись с турками в решающем сражении и после двух дней упорных боев, тесня противника, убили султана Мурада, а затем и старшего его сына Мустафу. Другой же сын султана, а именно, Баязид, не дал соплеменникам дрогнуть. Он взял бразды правления, сам ринулся в атаку и на исходе третьего дня, разгромив сербов, захватил в плен их князя Лазаря и взял в жены его дочь – красавицу Деснину, про которую позже слагали оды, и даже французским писателем был написан блистательный роман… Брат Деснины – Стефан Лазаревич – признал над собою верховную власть султана и вместе со своими подданными стал одним из главнокомандующих в войсках Османской империи.
Баязид был полководцем стремительных переходов, быстрых, продуманных атак. Его не зря прозвали Молниеносным. После Косовской битвы он ходил в Венгрию, жестоко расправляясь со всеми, кто пытался с ним воевать.
По возвращении Баязида на Балканы многие греческие города открывали перед ним ворота, а некоторые и сами приглашали. Так, в греческий город Салону призвали турок сами греки: и епископ, и владетельница города Елена Кантокузина, вручившая султану родную дочь для его гарема. И это был не единичный случай. Как утверждают некоторые историки, на Балканах потомков Османа ждали! Дело в том, что ни одна из сил, претендовавших на Балканы в XIV – XV веках, не была желаемой для простых жителей полуострова, которые натерпелись от притеснений византийских императоров, обленившихся и зажравшихся, от воинственных сербов, болгар, других народов, не способных договориться меж собой мирно, от западноевропейских правителей, истрепавших христиан Балканского полуостров за почти трехвековую эпопею Крестовых походов… Никому из перечисленных правителей не было никакого дела до простого народа, а османы несли людям обыкновенным некую справедливость, вполне приемлемую для уставших людей…
Победы Баязида ошеломили всех, прежде всего византийский двор, беспомощно наблюдавший за грандиозными событиями. О непокорности новому султану нельзя было и думать. Император Византии оформил вассальные отношения с султаном, более того, перенес невиданное для империи унижение – сопровождал Баязида в поход против Никеи[44 - Никея – современный Измит.], единственного греческого города в Малой Азии, сохранившего независимость благодаря традиционной дружбе горожан с соседями сельджуками[45 - Сельджуки – ветвь племени турок-огузов (X – XIV вв.), названа по имени их предводителя-основателя Сельджука. В период расцвета захватили большую часть Средней Азии, Иран, Ирак, Азербайджан, Армению, Грузию, Курдистан, Малую Азию вплоть до Палестины.]. Православным жителям города пришлось увидеть греческого императора в турецком стане. Сам император их уговаривал поддаться туркам и после их отказа бился вместе с сыном Мандилом в первых рядах султанских войск против греков, считавших себя его подданными. Город был взят приступом.
