скачать книгу бесплатно
– Ты что, издеваться надо мной вздумал? – с годами нрав Тимура стал круче: он мог быть по-царски щедрым и милостивым и в то же время, не только за поступок, но и за нечаянно брошенное лишнее слово, обходился беспощадно даже с близкими. – Небось, какой-нибудь голодранец иль вор.
– Никак нет, мой Повелитель, – виновато склонился визирь[27 - Визирь (арабск.) – буквально: носильщик тяжестей, министр.] воды, будто действительно его давил непомерный груз, – это местный Молла[28 - Молла (мулла) – служитель религиозного культа. В то же время на Востоке так называли ученых мужей.] по имени Несарт.
– Хм, это за что же Моллу посадили? – как последователь Ясов, Тимур очень почтительно относился ко всем просветителям, тем более к религиозным деятелям любых вероисповеданий – это был один из залогов успеха завоевателя.
– Его дело весьма щекотливое, правда, давнее, он уже лет двадцать в заточении.
– Двадцать лет в тюрьме? – удивился Тимур. – Оф! Представляю, как он там провонял. А ты его ко мне, да еще в шахматы играть!?
Лицо Тимура всегда было сурово, и по тону нельзя было понять, что у него внутри, какая последует реакция. Да в это время незаметно появился маленький юркий племянник Повелителя, сын его любимой, уже покойной сестры Туркан-ага, звали которого Чанар. По родству Чанар на многое не претендует и, может, поэтому, а, может, из-за личных качеств он особо приближен: начальник тайного сыска в любое время имеет доступ к Тимуру. Его теперешнее появление всем понятно – прибыл гонец.
Это в былые времена Тимуру все при свите докладывалось, все сообща выслушивали и вместе принимали решения. Ныне все иначе. И не потому, что Эмир эмиров стал Повелителем мира, действительно, полмира завоевал. Нет, масштаб иной, борьба иная, методы иные, и сама жизнь иная. Если в свите почти что каждого государя есть люди, подкупленные Тимуром, то почему они не могут быть и рядом с ним?
Тимур и Чанар уединяются в отдельном шатре, куда нет доступа никому, кроме личной охраны. Почти что одновременно прибыли гонцы, оба из Самарканда. Первое послание было от Сарай-Ханум, главной жены Тимура, второе – от Ханзаде. Люди называли их Большой госпожой и Малой. Между этими влиятельными женщинами при дворе Тимура шла острая вражда, которая в немалой степени портила жизнь Повелителю и, казалось бы, что стоило такому беспощадному и всемогущему человеку, как Тимуру, всяческим способом урезонить этих женщин, навести покой и порядок в своем доме, дабы не мешали ему в грандиозных делах. Но не все так просто, даже в жизни Повелителя мира. И та, и другая женщины имеют сыновей, наследников и опору Тимура, вот и приходится даже такому государю разбираться в женских сплетнях и интригах своего двора. Кто бы знал, сколько здесь порока, хитросплетений, коварства и лжи? И как бы в тот момент ни было, а Тимур, рано потерявший мать, с любовью относился к своим женщинам, будь то сестры, жены, дочери и невестки. В честь многих из них он возвел известные архитектурные шедевры. Но это – история, а сейчас этих женщин надо угомонить. А как это сделать? Очень просто – развести. И хотя госпожа в походе – обуза, а Сарай-Ханум уже не молода, дальнюю дорогу не осилит, посему Тимур позволяет Хан-заде прибыть к нему, мол, по невестке соскучился, да и сама с сыновьями увидится, покоренным и прекрасным Кавказом полюбуется.
– С жиру бесятся, – итог Тимуровых раздумий о фаворитках своего двора.
И почему-то именно в этот момент он вспомнил о другой женщине, которую действительно любил. Тимур был молод (всего двадцать два года), а имя его уже наводило страх. Это личные летописцы выправили историю жизни Тимура. А был он в молодости разбойником с большой дороги, да, видать, разбойником не простым, ибо сам эмир Самарканда и областей, некто Казаган[29 - Эмир Казаган – правитель Трансоксианы, незаконно присвоивший себе власть с помощью коварства и убийств.], уже наслышанный о дерзких проделках Тимура, пригласил его к себе. Но Тимур отказал в просьбе эмира не грабить проезжающие караваны купцов, а наоборот, сам сделал предложение – поставить себя во главе Казганова воинства.
– Не рано ли тебе? – спросил эмир Казаган, которому не понравилась выходка Тимура.
– Дай задание, время покажет, – самоуверенно настаивал Тимур.
– Хорошо, – согласился Казаган и дал Тимуру очень трудное задание, будучи уверенным, что зарвавшийся юнец там сложит свою буйную голову. А Тимур не только выполнил поручение, но даже переусердствовал: соседнего эмира взял в плен, трофеи в Самарканд доставил. Многие историки пишут, что в благодарность Казаган выдал за Тимура свою внучку. На самом деле это Тимур послал отца Тарагая со сватовством, и не кого-нибудь, а самую избранную девушку в округе – прекрасную, как молодой месяц, стройную и грациозную, как кипарис, пятнадцатилетнюю красавицу Алджай. Вот таким удалым молодцом был Тимур! Своими подвигами он сам создавал себя и свое имя. Это позже историки сложили генеалогию Тимура, якобы он прямой потомок Ноя и Чингисхана. Так такие генеалогии на Востоке у каждого султана или президента со временем появляются. А отец Тимура не был никаким вождем племени барласов[30 - Барласы – отюреченное монгольское племя, прибывшее в Среднюю Азию вместе с нашествием Чингисхана и осевшее здесь.], простой воин-кочевник, дожил до старости, за выслугу получил небольшой надел, немного коней и другой скотины, которую Тимур с самого детства пас. Именно тогда, в степи, перенося жару и стужу, голод и жажду, он закалил свою силу и выносливость, стал прекрасным наездником. А по вечерам, слушая бесчисленные легенды о Великом Чингисхане, Тимур мечтал стать таким же великим. Постоянно играя в военные игры в бескрайней степи, сам, как и многие его сверстники, с самого детства учился стрелять из лука, сидя в седле, бросать аркан, сражаться копьем и даже орудовать самодельным деревянным мечом.
На игры с мальчишками-сверстниками времени было мало. Но играть Тимур любил, был заводилой и даже в детстве не любил проигрывать. А однажды случилось то, что, наверное, определило дальнейшую его жизнь. Он с друзьями поспорил, кто быстрее добежит до стены обрыва, тот – хан. Случилось так, что Тимур споткнулся о камень, упал, и, видя, что его соперники вот-вот добегут до стены, догадался схватить тот самый злополучный камень и, яростно бросив в цель, заявил:
– Я опередил вас, пока вы руками хотели коснуться стены, у меня ум был уже там. Я – хан!
Дети стали спорить, кричать, ссориться. Проходивший мимо старик разнял детей и мудро разрешил их спор.
– Эх, молодцы! – выдохнул старик. – Этот мальчик, – указал он на Тимура, – действительно соображает, назначить его ханом будет умнее.
Тимур проникся любопытством к этому странному старцу и, следя за ним, приметил, что старик, часто бывая в чайхане, никогда не играет в кости, как все остальные завсегдатаи, а всегда за шахматами, зачастую играя сам с собой.
– А почему вы не играете в кости? – как-то, набравшись смелости, обратился к старику Тимур.
– Кости – это случай: повезет – не повезет. А создатель наделил человека разумом, чтобы думать и решительно действовать. Только так можно в шахматах, да и в жизни победить.
– Научите меня! – попросил юный Тимур, он хотел только побеждать и в шахматах, и в жизни.
– Вот царь, – поучал его старик, как будто внушал, – это ты. Запомни, царь – это ты. А у царя должна быть самая красивая царица…
Да, у Тимура была самая красивая царица – черноокая Алджай, которая родила ему семерых детей: пять мальчиков и двух девочек. Двое мальчиков умерли в детстве. Еще двое, в том числе первенец Джехангир, надежда Тимура, погибли молодыми, но Алджай уже тоже не было. Знахари и шаманы утверждали, что ее иссушил плохой сглаз. Один лишь Тимур знал – это ревность и любовь сгубили ее. Обремененная детьми Алджай оставалась в Самарканде, в то время как Тимур постоянно пропадал в военных походах, а там пленницы, рабыни, и передвижной гарем, и незаконнорожденные дети, и их матери. И мало, что таковых сам Тимур не признавал, они умудрялись кое-что и кое-как у Великого эмира урвать, к себе привлечь; в общем, видела Алджай любимого мужа все реже и реже… А теперь Тимур вспоминает ее все чаще и чаще. Сколько Алджай вынесла с ним лишений, страданий, сколько пересекла горных троп и пустынь. Ведь тогда Тимур всеми преследовался, бегал ото всех по всей Средней Азии, и верная жена всегда с ним, даже в боях рядом. А чего стоили те два месяца, что они провели в заточении в пустыне Туркмении?! Невыносимый зной, иной раз сутками и капли воды не дают, тучи кровожадных насекомых терзают тело, и он еле жив. Но и тогда глаза любимой Алджай не выражали печали, потому что молодая жена не должна омрачать настроение мужа.
«Пусть Бог защитит тебя, о, мой суженый», – каждый день подбадривала его Алджай. И если бы не она, невыносимо было бы в неволе. До сих пор при воспоминании об этом его в дрожь бросает. А всего два месяца!
– Всевышний! – взмолился Тимур. – А только что говорили, какой-то Молла почти двадцать лет в тюрьме… Такое невозможно!
…Эти воспоминания испортили настроение Тимура, и дабы как-то отвлечься, он пожелал к вечеру устроить соколиную охоту прямо на берегу Куры. Вечер был тихий, теплый. Но и с охотой в тот день не повезло: то ли всю дичь распугали, то ли соколы сытые были. Гневом кипела душа Тимура, да на закате пришло доброе известие: его внук, младший брат Мухаммед-Султана, сын Ханзаде, Пир-Мухаммед ходил с боевой разведкой к окрестностям Тбилиси и Мцхеты, разбил отряд горцев, сжег несколько селений, возвращается с добычей.
Вот Тимур видит, как от дальней охраны скачут к нему галопом трое всадников. На значительном расстоянии Пир-Мухаммед лихо осадил своего коня, резво соскочил, на бегу снимая шлем, бросился на коленях к стремени деда, поцеловал носок сапога:
– О, мой Повелитель! – тяжело дыша, горячо говорил внук. – Я доставил тебе райский подарок – старое грузинское вино и шестьдесят семь сказочных гурий.
– Хе-хе, – губы слегка скривились на вечно суровом, обветренном лице Тимура, – тебя что, Сабук надоумил?
Ужинал Тимур в кругу родных и близких, и это ныне не скудный стол кочевника, где в основном мясо, бульон и кумыс. Сто лучших поваров из Персии, Сирии, Византии, Индии и Китая создают ежедневно лакомый шедевр из изумительных яств, и все это на золоченых блюдах подносит многочисленная прислуга из рабов. А дабы настроение поднять, звучит музыка, сегодня – это соло на кифаре.
Сам Тимур ужинает недолго, у него в этот вечер еще дела. Под покровом ночи в его уединенный шатер придут нужные люди, там пойдет не только сбор информации, но и некий торг – будущий передел мира. И если Тимура купить нельзя, то откупиться можно.
Только к полуночи Тимур смог освободиться от тайных посетителей. Он вышел из шатра, чтобы на чистом воздухе все обдумать и принять окончательное решение. Ночь была тихая-тихая, звездная, безлунная; с севера, с кавказских гор дул прохладный, свежий ветер, напоминая о приближении зимы.
– Думай, башка, думай, – сам себя, как обычно, подстегнул Тимур.
На запад, где находятся богатые европейские порты, он не пойдет: были послы, есть заверения в дружбе и верности, вновь очень щедрые подарки и услуги.
Идти на юг, Сирию и Египет, – очень далеко, да и делать там нечего: несколько лет назад была засуха, теперь голод и мор, а воюют мамлюки-кавказцы отчаянно, из привилегированного рабства обратно в настоящее рабство попасть не хотят. Остается север – Тохтамыш. Вот кого окончательно разгромить надо… А там, севернее кавказских гор, от Каспийского до Черного моря поля золотые, от хлеба живность жиром лоснится, а народ там воинственный, трудолюбивый, богатый. Вот почему Тохтамыш не угомонится, подпитка у него щедрая. И чтобы Золотая Орда и Египет не договорились, надо рассорить их и поодиночке истребить… Решено: он идет на север. Но на пути непокорные, строптивые грузины. Их в тылу оставлять нельзя…
Вот теперь Тимур заслужил ночной покой. Как обитателю пустыни, ему присуща любовь к растительности и проточной воде. Вот такой сказочный миниатюрный садовый рай с родничком устроен в его отдельном спальном шатре. Здесь запах курящего сандала и амбры смешан с испарениями соков афганской конопли и ферганского мака. Его слух будет ублажать мелодия армянского дудука, а потом раб-индус незаметно введет полуобнаженных танцовщиц, и на подъеме блаженства появится евнух-перс и его жрицы любви – вот кто знает все премудрости сладострастия, кайфа[31 - Кайф (арабск.) – блаженство.] и разврата.
Однако Тимуру приелись эти еженощные отлаженные представления. Старый воин-друг Сабук тысячу раз прав, и внук ему сделал подарок – выдержанное красное вино и на выбор белоснежное, бархатное, совсем юное хрупкое тело, которое от одного прикосновения грубой, черной руки уже дрожит. Сквозь неукротимый плач юная пленница силится сторониться его ласк, а он хочет, уже и без дудука, испить этот свежий нектар, этот румянец с щек, но она и кричать не смеет, лишь еле слышное в свой предсмертный час:
– Мать, отец, спасите, помогите!
Но Тимур кавказского наречия не знал, он считал, что осчастливил и благословил ее…
* * *
До рассвета еще далеко, но на востоке небосвод уже посветлел. Там легкой стайкой вытянулись с севера на юг перисто-волнистые бледно-фиолетовые облака. Над Курой встал густой пар, так что снежных кавказских гор совсем не видно. Звезд тоже нет, лишь тоненькая юная обескровленная луна, небо переливчатое низкое, давящее, пустое. Вот только на западе ярко одиноко горит богиня Иштар[32 - Иштар – прототип Венеры в шумеро-аккадской мифологии; и на Кавказе богиня плодородия и плотской любви, богиня войн и распри.], она еще властвует над землей, – ночь не прошла, нет красок дня, все вокруг во тьме. Природа еще спит, да почему-то люди не спят, вокруг шатра Тимура горят огни, оживление. Сам Повелитель буквально вывалился на воздух, за голову обеими руками схватился, будто она болит, или кто ее оторвать грозится. Ему вновь приснился дурной сон: голова его на севере в снегах стоит, на постаменте.
Мудрецов-звездочетов до зари разбудили, привели к Тимуру. Выслушали они владыку, меж собой пошептались, вынесли вердикт:
– О благословенный Богом, о Великий эмир! Белый снег – это мир и согласие, которое ты принесешь всем народам на своем пути; ты восстановишь справедливость меж правителей и визирей, неподкупность кадиев[33 - Кадий (арабск.) – судья.]; будет много благодеяний для человечества: обилие дождей, плодов, хлеба, льна, меда, винограда и рыбы.
– О Посланник Аллаха! – поддержал разговор другой старец. – Это поистине вещий сон. Ты почитаешь нас, служителей истинной веры и поэтому Всевышний так благосклонен к тебе. А мы будем зазывать народ молиться каждый раз за такого правителя как ты.
– О-о! – еще страстней схватился за голову Тимур. Конечно же, этим подлым льстецам языки надо бы повырывать. Однако, согласно Ясам, богослужителей необходимо почитать. Вот он под их льстивые речи вместе с ними через силу позавтракал, одарил дорогими шелковыми халатами, проводил с внешним почтением, да голова у него все равно болит. Правда, есть у него ото всех хворей лекарство – отдал приказ шахматы расставить, но и тут беда – соперников нет, ныне сам с собой играть не может, жаждет он кипучей жизни, значит, борьбы, и если не на поле боя, то хотя бы шахматные фигуры сметать.
Конечно же, к тому времени судьба так часто благоволила Тимуру, что он уже ощущал свое великое предназначение, и, понимая, что он беспрекословный лидер и должен быть вопреки всему действительно сильной личностью, пытался всегда владеть собой и держать чувства в узде. Но в это утро ему не по себе.
– Найди мне достойного соперника, – кричит он на визиря воды, – только не этого вора, что двадцать лет гнил в тюрьме, у нас таких и своих хватает.
– Мой Повелитель! – робкий шепот визиря. – Говорят, этот Молла астролог.
Как человек, стремящийся к великим целям, Тимур всю свою жизнь учился, все время совершенствовал область своих познаний, и с этой целью окружал себя выдающимися личностями, лучшими умами своего времени, каковым, как понял из доклада визиря, несомненно, был некий Молла Несарт.
Молла Несарт – ученик и последователь великого ученого, математика, философа и астронома Ширвани[34 - Фарид-ад-дин Ширвани (? -1375) – составил звездные таблицы, карту звездного неба, доказал, что Земля вращается вокруг Солнца, а Луна – вокруг Земли.], который основал знаменитую Марагскую обсерваторию, и одним из первых выдвинул гипотезу, что Земля вращается вокруг Солнца, а Луна – вокруг Земли. За это уже престарелый Ширвани был предан анафеме и умерщвлен, обсерватория разрушена, а его ученику Несарту по молодости лет жизнь сохранили, правда, в тюрьме. Тюрьма того времени на Среднем Востоке – это, в основном, огороженная территория, которую охраняют государевы воины. Иной заботы у государства об узниках нет. Одежда и пропитание – это только то, что как подаяние приносят к воротам тюрьмы местные жители. Большинство заключенных содержатся в зинданах[35 - Зиндан – земляная тюрьма (т.е. глубокая яма).]. Там, в невыносимых условиях, особенно зимой, они находят свой мучительный конец. Однако и здесь есть исключения: для редких привилегированных особ есть некие наземные помещения. Этой чести, как незаурядный, просвещенный человек, удостоен и Молла Несарт. Для него созданы более-менее сносные условия труда, а это философские труды, труды по математике, он основатель тригонометрии, и, конечно же, это возможность в свой замысловатый прибор-астролябию наблюдать за ночным звездным небом, чтобы создать таинственные астрономические таблицы, на базе которых он составил достоверный восточный календарь, и, к удивлению всех, с поразительной точностью предсказал затмение солнца. Понятно, Молла Несарт не зря заточен в тюрьму – связан он с нечистой силой. Но в мире много людей с нечистыми мыслями, а они, как часто это бывает, люди у власти и при деньгах. Вот и тянет их к этому нечестивцу, и это не только мужчины, а порой, нет-нет, да и женщины под тяжелой паранджой – у всех тяготы от богатств. Вот и просят, кому судьбу предсказать, кому сон отгадать, кого влюбить, а на кого и вовсе порчу навести. Конечно же, в тюрьму ходить не совсем сподручно, зато как рискованно, загадочно и романтично, к тому же дешево, да блажь: вдруг этот знахарь не то сболтнет, можно посрамить, а то и вовсе подсрачник дать, только не сильно – Молла костляв, так не только судьбу, но и ногу можно повредить.
Разумеется, Тимур не ровня этой объевшейся мелюзге, один его жест и кого угодно к ногам его бросят. Да захотелось и ему таинство постичь на месте и на деле звездочета проверить. Но у величия тоже есть свои изъяны – вместе с охраной молва, что Тимур едет, разнеслась по округе. Испуганные тюремщики выстроили в ряд заключенных, стали наводить порядок, чтоб не сильно воняли. Да Тимур оттого и Повелитель, что в делах скор, разнаряженный и важный появился он в тюрьме, и как ни силится хладнокровным быть, а нос все морщит, шелковый платок с позолотой и благовониями у лица держит, нет, не хочет он вспоминать позабытый смрад человеческого испражнения.
Все заключенные и тюремщики пали ниц, едва появился Тимур, и лишь один бородатый в лохмотьях стоял скромно, почтительно склонив голову. В иное время и в ином месте за такую дерзость охрана давно бы сняла голову. Но сейчас есть приказ Тимура, он сам идет во главе и интересуется, кто за что сидит. И вот дошел он до стоящего.
– Ну, а ты, – Тимур сразу понял, что это и есть Молла Несарт, – ты тоже безвинно страдаешь?
– Нет, Великий Эмир, я несу заслуженное наказание, ибо мой строптивый язык несет всякую ересь.
– Гм, – ухмыльнулся Тимур, – смелых людей он уважал, – эй, стража, немедленно освободите этого преступника, дабы он не совратил этих невинных.
В тот же день Моллу Несарта доставили в ставку Повелителя, вымыли, постригли, облаговонили, приодели, на голову надели овечью шапку (без головного убора к Тимуру нельзя) и объяснили, как следует себя вести:
– Двое охранников, держа за руки, проведут тебя в шатер Властелина Поднебесной, ты упадешь на колени, поцелуешь край ковра и будешь ждать повеления.
– Я – горец Кавказа, – возмутился было Молла, – и ни перед кем на коленях не стоял и стоять не буду.
– Тогда голова твоя на ковер полетит, – бесстрастен голос охранника. – Понял?
– Хе-хе, – прикидываясь дурачком, улыбнулся, – как такое не понять?!
Завели его в огромный шатер Тимура, от блеска и богатства которого слепит глаза. По краям деревья из золота с висящими изумрудами и алмазами, будто листва. Тут же клетки и в них диковинные певчие птицы, ласковую трель издают. Подпевает им небольшой оркестр в углу. На невиданном по красоте и мастерству исполнения большом персидском ковре полукругом сидят, по-турецки скрестив ноги, заморские послы, вассалы, визири и военачальники, а в завершение, у трона, родня. Сам трон высок – это шедевр мирового искусства, захвачен в Багдаде, ему более тысячи лет. И Тимур не первый день правитель, кто восседает на нем, и такого достойного, как утверждают теперь, на нем не сиживало, и в одеждах он под стать – весь в шелках и бриллиантах.
От этого великолепия ноги у Моллы Несарта сами подкашиваются, да на колени он не стал, а его уже ткнули сзади, и выбора нет: башку точно снесут. И тут его осенило, бросился на колени, восклицая:
– Здравствуй, о Всемогущий Бог!
– Я не Бог, – сурово ответил Тимур. – Я…
Молла не дал ему договорить:
– Хвала тебе, Господи, я увидел Тебя! – вновь он с треском ударился лбом.
– Что ты мелешь?! – возмутился Повелитель. – Я – Тимур, слуга Аллаха.
– Я ошибся? – недоумевает Молла. – Раз ты не Бог, то слезай и садись, как человек, рядом с этими людьми. Почему же ты забрался так высоко, под самую крышу?
Острословие Тимур ценил, зато шутов ненавидел. Понимая, что какой-то проходимец, прикидываясь мудрецом, осмелился прилюдно посмеяться над ним, он в порыве гнева хотел просто махнуть страже рукой, чтобы наглеца обезглавили, но эта дерзость, а главное, желание сразиться с сильным шахматистом, взяли верх и, принимая навязанный тон, иначе – неловкость, Тимур тоже, как бы шутя:
– Как старый астролог ты ведь привык задирать голову, вот и пришлось мне взобраться наверх, – усмехнулся Тимур.
Эта шутка была встречена восторженно. А Молла Несарт сделал вид, что тоже оценил юмор, и, уже вставая с колен, сказал:
– О Повелитель мира, ты действительно велик, как Полярная звезда на небе!
– И сколько же звезд на небе? – настроение Тимура улучшилось.
– Столько, сколько волос на моей шапке.
– И сколько волос на твоей шапке?
– Миллиард. Если не веришь, прикажи своим визирям, пусть сосчитают.
– М-да, – и без того узкие глаза Тимура еще больше сузились, – и вправду твой язык без костей. Может, вырвать его, чтобы ты снова в тюрьму из-за него не попал.
– Воля твоя, – склонился Молла. – Однако надо ли мне доказывать, что ты действительно Великий Тимур?
– Откуда у тебя такая дерзость? – стал резок голос Повелителя.
– От моего незавидного положения, – ответил Молла.
– Глупец! Разве ты не счастлив сегодня? Я тебя вызволил из тюрьмы, где ты гнил двадцать лет. Тебя умыли, одели, и ты удостоен чести лицезреть меня.
– О Повелитель мира, ты, как всегда, прав, я сегодня по-своему счастлив, – ответил Несарт.
– Что значит «по-своему»? Разве счастье не для всех одно?
– Конечно же, нет, – смиренен голос Моллы Несарта, – мое счастье – свобода! А вот в Ясах Чингисхана, который, я думаю, является твоим духовным кумиром, счастье иначе трактуется.
– Это как же? – удивился Тимур.
– Счастье, как высшая радость для человека, заключается в том, чтобы победить своих врагов, гнать их перед собой, отняв у них то, чем они владели, видеть лица, которые им были дороги, в слезах, ездить на их конях, сжимать в своих объятиях их дочерей и жен.
– Ты с этим не согласен?
– О Повелитель! Ты, как и Чингисхан, велик, я ничтожен.
– Наконец ты изрек истину, – усмехнулся Тимур и вдруг, совсем неожиданно, – сразимся в шахматы?
Обросшее старческое лицо Моллы Несарта, может, от природы, а скорее из-за тюремных лишений, было совсем изможденное, землистого цвета, некрасивое, а теперь совсем исказилось в изумлении.
– Насколько я знаю, – развел руками Молла, – в шахматы играют ради удовольствия, а не сражаются за жизнь или смерть.
– Вот и прекрасно, – груб глас Повелителя. – Выиграешь – живи, проиграешь, – теперь Тимур в свою очередь развел руками.
– А твои сражения хороши: в любом случае ты ничего не теряешь.
– На все воля Всевышнего, – мрачен тон Тимура.
– Я играю, при одном условии…
– Условия ставлю только я!
Голова Моллы Несарта осталась склоненной, да вот костлявая спина несколько выправилась, появилась в ней стать.
– Я не раб! – тихо, но твердо возразил он и сразу же, словно извиняясь, – да и тебе, Великий Повелитель, недостойно сражаться со всяким отребьем.
Наступила гробовая тишина, которую мог нарушить только Тимур.
– Хорошо, – после долгой паузы гневно процедил он, – что ты хочешь в случае победы?
