скачать книгу бесплатно
Подискутировав и на эту тему тоже, мы решили идти вместе. Было уже поздно, ассортимент академического буфета нас не устроил, и тогда, ввиду того, что у меня нет пропуска, и могут быть осложнения, мы скинулись, и Калмыков отправился в ближайший магазин. Вернулся он не скоро, и не один, и было видно, совсем навеселе.
– Ну, познакомься, – видимо расслабившись, Иван Силантьевич забывал о своих проблемах, голос задорный, веселый, – тебе повезло, – обращался он ко мне, взмахивая рукой, – лучший специалист в мире по тимуроведению, кстати, мой ярый оппонент, но в жизни мы друзья – Олег Кузьмич!
Калмыков стал выкладывать из пакетов продукты:
– Вы не поверите, – смотрю, килька жаренная, ну, прямо как в добрые советские времена. Правда, цена – о-го-го, – все говорил он. – Я бы уже давно вернулся, да вот у Кузьмича в отделе день рождения, затащили, подзадержался, прошу прощения.
Стол был накрыт. Не только килька, но и тосты были просоветские, многословные, да все не о том, а я хотел, чтобы вновь говорили о Тимуре. Но у них начался, наверняка уже не впервой, диспут о роли компартии на современном этапе.
Меня эти политические хитросплетения, может быть, и заинтересовали бы в иные времена, да не теперь, когда сознание занесло в средневековье. От их речей мне стало скучно, и, видимо, выпитое сказалось, да и не спал я прошлую ночь, вот и стал носом поклевывать, едва скрывая зевоту. И тут неожиданно Иван Силантьевич по столу кулаком грохнул и чуть ли не криком:
– А я утверждаю, что пока труп Ленина земле не предадим, не будет у нас в стране порядка.
– Да что за суеверие?! К чему эти шаманские заклинания? – дружелюбно улыбаясь, развел руками Олег Кузьмич.
– Это не суеверие, – вознес Калмыков указующий перст, – а жизнь. И я более того скажу – эту башку Тамерлана тоже надо восвояси вернуть иль того лучше – прямо в окно, в Москву-реку, а там и Волга, и пусть плывет к своим пустыням, к хазарам и аланам.
Мою сонливость как рукой сняло, а Олег Кузьмич уже по-свойски толкнул меня в бок, говоря:
– О-о! Смотри, куда его занесло. Да при Тимуре уже не было хазар. И аланы – выдумка, миф.
– Что значит «выдумка»? – повысил голос Калмыков. – Вот перед тобой потомок хазар и алан, – указал он на меня.
– Ну, ладно, ладно, – пошел на попятную Олег Кузьмич. – Давай лучше выпьем, – стал он разливать водку.
Теперь выпили без тоста, так же молча закусили. И вновь обращаясь ко мне, Олег Кузьмич, посмеиваясь, сказал:
– Понимаешь, сейчас в науке парадоксальная ситуация: историю интерпретируют, как хотят, в том числе, и, в первую очередь, наши академики. И вот для борьбы с этим злом, с этой лженаукой, создали высокую комиссию во главе с уважаемым моим другом, – он указал на Калмыкова. – И что ты думаешь? Сам впал в другую крайность – сомнамбулизм.
– А это что такое? – удивился я.
– Ясновидящий, предсказатель снов, – с явной иронией. – Иван Силантьевич утверждает, что вот здесь, именно на этом месте у Москвы-реки стал лагерем Тимур, ожидая сдачи столицы. И однажды ему приснился сон, что отсекут ему голову и поставят в Москве на всеобщее обозрение, как сам Тамерлан любил делать.
– А что? – недовольно встал из-за стола Калмыков. – Тебе, как главному тимуроведу, известно, что Тамерлан видел вещие сны и им всегда следовал. Об этом все знают, и это описано в его так называемой автобиографии.
– А что, он и вправду видел вещие сны? – встрял я со своим.
– Да выдумки все, – махнул рукой Олег Кузьмич, – как сейчас говорят, самореклама. Под пророка Мухаммеда подстраивался, якобы наместник Всевышнего. А сам грабил лишь мусульманские страны, мол, за чистоту веры боролся. Только на христианскую Грузию напал, а вот на Византию, совсем ослабевшую, но богатую, не пошел.
– А на православную Русь он разве не пошел? – перебил его Иван Силантьевич.
– Ну, во-первых, Русь, хоть и православная, была частью Золотой Орды. А во-вторых, как гласит летопись, Божья благодать за нас вступилась.
– О-о! – вскрикнул Калмыков. – Это говорит ученый – коммунист-атеист.
Они опять заговорили о политике, да я свой язык не сдержал:
– А что, и вправду голова Тимура здесь?
С этого все и началось.
– Ты не веришь? – как бы насупился Калмыков. – А что, надо продемонстрировать гостю, – предложил Олег Кузьмич.
– Уже поздно, – посмотрел на часы Иван Силантьевич, – Мария Ивановна, небось, ушла.
– Да это даже к лучшему, никто мешать не будет, – решил Олег Кузьмич.
– А ключи, сигнализация?
– Ой, будто мы всего не знаем, – не унывает Олег Кузьмич. – Велика важность – башка злодея. Был бы из золота, нам не достался бы.
– А выпить больше нет? – это я уже разгулялся в преддверии встречи с Тамерланом.
Пока я томился в коридоре возле двери «музей», они оба исчезли в каком-то кабинете, появились со связкой ключей. Зажгли свет. В нос ударил затхлый, спертый, тяжелый воздух, напоминающий могильную жуть. Помещение оказалось небольшим. Мое внимание привлекли многие экспонаты, и я, было, уже прошел мимо.
– Иди сюда, – возвратил меня Иван Силантьевич, – вот он. Опять в Москве.
Оказывается, голова Тамерлана постоянно хранится в Кунсткамере в Санкт-Петербурге, но временно перевезена в Москву на музей-выставку в честь юбилея Российской академии наук.
Я ожидал увидеть нечто необычайное, может, великое, даже страшное. А передо мной обыкновенный бюст, правда, под стеклом, как Ленин в Мавзолее, и так, ничего особенного: старый степной человек, которых я немало встречал при поездке в Среднюю Азию. Только вот, наверное, Герасимов[3 - Михаил Герасимов – советский антрополог и скульптор, который по черепу реконструировал лицо Тамерлана.] старался сделать его злым, волевым, жестоким, но мне показалось, получилось, наоборот: немного обижен, виновен, растроган, даже просит прощенья, губы поджаты. И если бы не великолепный, действительно ископаемый, бесценный шлем на голове – заурядный, рыжеватый дехканин.
По существу, работа безукоризненна: как живой, словно в музее восковых фигур. Но тут-то подлинный череп, который так покрыт мишурой, что вот-вот заговорит. И неужели этот тиран, этот повелитель мира, или, как он сам себя называл, «полярная звезда» и Властелин, сейчас отдаст приказ или закричит в ярости?! Нет! Выражение его глаз так скорбно, что, наоборот, кажется, он хочет что-то попросить, вымолить.
– О-о! Вы уже здесь, – с шумом появился Олег Кузьмич, весь запыхавшийся и довольный. – Все ушли, я все принес! – в авоськах водка, пиво, уже початая бутылка вина и всякая нехитрая снедь.
– Ой-ой! Только не здесь, только не сюда! – взмолился Иван Силантьевич. – Ведь это музей! Кто узнает – конец!
– Да ладно тебе! – удаль появилась в движениях Олега Кузьмича. – Давненько я мечтал вот так с Тимуром посидеть, – он по-хозяйски, попросив меня помочь, положил на пол какой-то замысловатый экспонат и бесцеремонно, скрипя стертым паркетом, пододвинул стол прямо к Тамерлану, по ходу мне говоря: – Ты знаешь, он запретил вино и всякое спиртное, но сам устраивал такие попойки, во время которых напивался вдрызг до потери памяти.
– Да и умер он от перепоя, – встрял в наш разговор и Иван Силантьевич, стал помогать стол накрывать.
Ветер завыл с новой силой, аж засвистел. Все уставились в окно.
– Ну и погодка разошлась, – вымолвил тихо Иван Силантьевич.
– Да-а, – поддержал Олег Кузьмич, и, как сейчас принято говорить у молодежи, он высказался в тему, – вот в такую непогоду во время похода на Китай, – ткнул пальцем в сторону бюста, – он попал в пургу, застрял в Отраре, и его историографы говорят: заболел воспалением легких. А на самом деле Тимур в Отраре устроил грандиозный пир с оргиями, как он любил, и от этой попойки скончался.
– Пьянству – бой! – то ли шутя, то ли серьезно постановил Калмыков. – И вообще смешивать спиртное – опасно.
– Ну, здесь холодновато, – это уже моя провокация.
– Да-да, надо по чуть-чуть, – стал разливать Олег Кузьмич.
– Нам надо работать, – не совсем твердо заявил Калмыков, – ведь завтра девятнадцатое, – один день до сдачи сборника в печать.
– Да ладно, никому твой сборник не нужен, а кому нужен, еще подождет, – как и бутылка, бразды правления в руках Олега Кузьмича. – Ну, еще по одной, так сказать, за здоровье… Ой, – вдруг он покосился в сторону Калмыкова, – ты что сказал – девятнадцатое? Вот это мистика! Как раз девятнадцатого января 1405 года Тимур скончался.
– Ровно шестьсот лет, – прошептал Калмыков.
– У-у-у! – завыл ветер за окном.
– Вот судьба, – несколько ниже тон Олега Кузьмича, – как он выставлял отрубленные головы на показ, так и его башку в конце концов выставили… А душа небось мечется, покоя ищет.
– Что это ты о душе, загробной жизни и судьбе заговорил? – еле заметная гнусавость появилась в голосе Ивана Силантьевича. – Ты ведь наш несгибаемый атеист.
– А как не говорить, – задумчив стал Олег Кузьмич, – ведь сказано, будет проклятие, если его откопают. Вот, в июне 1941 года его достали, и сразу – война.
– Брось ты, – небрежен Калмыков, – вторая мировая война уже два года до этого шла и была неизбежна.
– Между прочим, – перебивая, сказал Олег Кузьмич, – я знал человека, кто выкапывал Тимура в мавзолее Гур-Эмира. Говорят, когда раскрыли эбеновый гроб, то пошел такой дурманящий запах, что целые сутки помещение проветривали, а рыжая борода Тимура совсем рассыпалась.
– Интересно, ее ли принесли или что иное? – это вновь я не по делу.
– А что, давайте проверим, – после очередной рюмки воспряли мы духом.
– Не-не, – забеспокоился Калмыков, – лет двадцать ящик не вскрывали, и не дай Бог.
– А вообще, как живой, – не унимался я, – действительно, борода настоящая ли? – я уже встал, ощупывая маленький замочек на стеклянном ящике. – Вот бы пощупать его.
– Да, – Олег Кузьмич тоже встал, – в целях науки пощупать узурпатора, я думаю, будет полезно, а то вдруг надумают, как и Ленина, закопать. А ну, Силантьич, давай-ка ключи.
Я вроде промолчал, но, наверняка, вид у меня был тоже требовательный.
– Да вы что, вы что?! – начал было противиться Иван Силантьевич, но не так, чтобы ретиво.
К замку и вправду давно не прикасались: маленький ключик после долгих усилий едва со скрипом провернулся. И когда мы стали открывать вроде стеклянную дверцу, она оказалась толстой, тяжелой, из какого-то плотного пластика. А петли уже проржавели, не выдержали: дверца рухнула и прямо острым углом в мой сапог, пробив не только кожу сапога, но и мою собственную, чуть не до крови. Во избежание чего-либо мою ссадину обработали последними каплями водки.
– Вот деспот, и сейчас на нашу жизнь покушается, – возмущался Олег Кузьмич и, угрожая пальцем, – смотри мне, Ленина, может, эти дерьмократы и закопают, а ты еще тысячу лет будешь здесь стоять.
Я, видимо, к этому моменту уже изрядно окосел и нос к носу сошелся с башкой Тамерлана.
– Вы поглядите, как живой, – произнес я, – а кожа, кожа настоящая, – и я нажал пальцем на выпирающую азиатскую скулу.
– Ну-ну, не лапай так, не трогай, – хотел меня в это время отстранить Калмыков и тоже, как и я, замер в изумлении: из глаза, оставляя на изборожденной морщинами, якобы обветренной, но еще сохранившей румянец и жизнь коже, медленно скатилась крупная капля и, блестя светом неоновых ламп, застряла на кончике рыжеватых усов.
– Боже! Он плачет, – натужно выдавил Иван Силантьевич.
– А ну, – расталкивая нас руками, приблизился Олег Кузьмич, не как я, а запросто пощупал физиономию, даже бороду дернул. – Да что вы, набожники, физики не знаете? Скопился конденсат в пустотах, нажал пальчиком – капля потекла… А они: плачет тиран! Надо было раньше плакать, когда воздвигал «минареты» из черепов.
– Вот времена были, – прошептал Калмыков.
– А ныне что? А Гитлер? А Сталин? А атомная бомба на Хиросиму? – судил Олег Кузьмич. – Да и сейчас что у нас?!
– А минареты и вправду были? – изумился я.
– А что? Факт: Исфаган, Тус, Дели, Алеппо, Багдад, Магас…
– Магас – наш город, – возмутился я.
– Об этом весь сказ. Ведь вы непокорны, а непокорных он не щадил.
– Да, – подтвердил Калмыков. – Как написано в летописях, при взятии Магаса у всех пленных, от мала до велика, было отрезано по правому уху, люди проданы в рабство в Сирию и Египет, тамошним мамлюкам… А гору ушей пересчитали: более 260 тысяч!
– Ну, не так, – возразил Олег Кузьмич. – Во-первых, Ата-мелик Джувейни писал это с чужих слов и любил зачастую преувеличивать. А во-вторых, это случилось в дотимуровский период во время монгольского хана Аргуна, внука Чингисхана.
– Кстати, могилу Чингисхана так и не нашли, – перебивая, сказал Иван Силантьевич.
– А жаль, – вздохнул Олег Кузьмич, – его башка здесь была бы более уместна.
– Не скажи, не скажи, Кузьмич, это как посмотреть. От монголов мы и пользы немало получили.
– Разве что твою фамилию, хе-хе… Да ладно, не обижайся, – похлопал по плечу Калмыкова Олег Кузьмич. – Давайте лучше выпьем.
– Не-не, – поднял руки Иван Силантьевич. – На коньяк – водку, а теперь еще вино с пивом – хуже ерша, гремучая смесь.
– Да ладно, садись, Силантьич, тряхнем стариной… И ты садись, – это мне.
По музею разлился аромат душистого вина.
– Мне домой надо, жена больная, – уныл голос Калмыкова.
– Вот и выпьем за здоровье дам!.. Стоя! До дна! – командовал Олег Кузьмич.
Мне вино понравилось, а может, жажда мучила. Словом, я еще раз наполнил свой стакан.
– Это правильно, – постановил Олег Кузьмич. – А вот то, что только себе налил – нехорошо… Вот так!.. Ну, что ж, мы ведь не пьяницы, и без тостов не пьем. Силантьич, скажешь пару слов?
– Надо все закрыть, убрать, – Калмыков озабоченно посмотрел на часы. – Поздно. Жена больная.
– Тц, – выдал губами Олег Кузьмич, небрежно махнул рукой, – у тебя всегда жена, – он ткнул меня. – Даже в молодости, в экспедицию поедем, он через день нюни распускает – жена, жена! А как истинно сказал Пророк (мир ему и благословление!): «Все в мире просто, кроме женщин и разговоров о них!». Правильно я говорю, кавказец? – он снова ткнул меня.
– У-гу, – промычал я. На большее не был способен, в отличие от Калмыкова уже и циферблат не различал.
– А я считаю – неправильно, – вновь прорезался голос Ивана Силантьевича. – Ты искажаешь смысл святого писания. Женщина – это величайшее творение Бога! И я…
– Да, начни с Евы, – перебил его Олег Кузьмич.
Как и по другим темам, они и здесь засели надолго дискутировать, часто обращаясь ко мне. Я нить разговора уже потерял, что-то мямлил невпопад. Я устал, был пьян. Действительно, разговор о женщинах был не простой, аж жажда подступила. Меня потянуло к пиву, после которого окончательно развезло, и я уже ничего не слышал. Лишь когда они вновь стали упоминать имя Тимура, слегка очнулся, что-то спросил.
– А что, ты этого разве не знаешь? – не как ранее, а локтем, сильнее ткнул меня Олег Кузьмич, так что я чуть не упал со стула. И это, наверное, привело меня в какое-то чувство.
– Что не знаю? – словно спросонья стал озираться я.
– Вот Тимур, не то что мы, – громко пояснял Олег Кузьмич. – Настоящий мужик! Почти что семьдесят…
– Шестьдесят девять, – уточнил Калмыков.
– В любом случае, старше нас с тобой был. А каждую ночь ему поставляли ровно десять совсем юных девочек.
