скачать книгу бесплатно
Уже после полудня, а еще более к вечеру в войсках Тохтамыша стала сказываться нехватка воды. Было нестерпимо жарко. Кругом голая степь. И если армия Тимура была прижата к реке и вода ей доставлялась, то у побеждающей, было, армии Золотой Орды прямого доступа к реке не было. Не противник, а жажда, обессилившая людей и коней, не дали войску Тохтамыша добить Тимура в первый же день сражения. (Этот опыт Великий эмир применит несколько лет спустя во время сражения при Анкаре и с Баязидом Молниеносным.) И хотя первый день, бесспорно, был за ханом Орды, битва не закончилась. Впереди были вечер и часть ночи, когда ошеломленный неудачей Тимур, напившись, тяжело спал. А задолго до утра он пробудился, вызвал Моллу Несарта играть, значит думать… Все еще впереди!
* * *
Тимур на Тереке – это не тот молодой авантюрист, который захватывает Трансоксиану, стойко переносил все невзгоды и тяготы бескрайних пустынь. Как климат и природа благодатного Кавказа отличаются от суровости песчаных дюн, так и Тимур под старость, вкусив роскошь персидских дворцов, уже не хотел терпеть походные лишения: в спешно оборудованном войлочном шатре легкий угар, запах жаркой еды, вина. Нет, в таких условиях играть, тем более сосредоточиться, он не может. По приказу золотой шахматный стол выносят на воздух. Лишь маленькое масляное кадило освещает фигуры. Кругом темно, на левом берегу Терека, ни в лагере Тимура, ни Тохтамыша ни единого костра – это и секретность, да и нет нужды: все бойцы, кто уцелел в этой мясорубке, мертвецки спят. Только вокруг станов главнокомандующих большое оживление. Им спать нельзя, вновь предстоит бой не на жизнь, а на смерть, правда, смерть простых воинов.
…Сделав ход, Тимур посмотрел на жалкую, сгорбленную тень худого Моллы Несарта. Его лица он не видит и даже не представляет, ему он, как, впрочем, и все другие люди, кроме родных, на одно лицо. Однако сейчас Тимур почему-то захотел увидеть выражение лица этого человека: «Что он сегодня увидел? Как он этот бой оценил? Каково его потрясение от этого сражения?».
– Ну и каково тебе? – сквозь ночную темень хочет Тимур разглядеть лицо Моллы.
– Здесь ничего, тихо, – глубокая тоска в голосе Несарта, – но ты пойди в степь, в сторону побоища, там до сих пор стоны – нечеловеческие муки.
– Хм, ты не воин, тебе не понять.
– Где мне такое понять?
– Смерть за веру – счастливый удел бойца.
– Что ж ты так прытко бежал, про хромоту забыл, все за телегами прятался, чуть ли не в гареме скрылся?!
– Молчи! – взревел Тимур, эту сгорбленную тень он почему-то не посмел ударить, зато с яростью опрокинул шахматный стол. И что греха таить, ранее он любил лицезреть поле своей битвы – поле своей победы, ощущая под стоны людей и коней свою силу, мощь и избранность.
Сегодня этого не было, и он ни шагу не посмел сделать в сторону степи, наоборот, направился в сторону Терека. Ночь холодная, непроглядная, темная, даже река сливается с берегами. И если бы не частый всплеск – вверх на нерест осетр идет, звуки лягушек по заводям и веяние прохлады, не понять, что рядом река. А за ней, там, где позади остались снежные горы, совсем мрак. И вот одна, вторая и еще вспышка – там по вершинам катится гроза, и оттуда веяние садов, откуда-то доносится ранний крик петуха. И пусть его голос одинок, но он есть, он живой. А ведь по тому селу его армия прошла, значит разорила. Видно, не до конца. Видно, и он где-то слабинку дал, что-то не рассчитал, на что-то, более чем надо, не понадеялся. Его думы прервал хлесткий всплеск. Понимает он, что это большая белуга в прибрежных водах икру мечет. Но Тимуру тревожно: может, это солнечный человек, Малцаг. Ведь он тоже в реке скрылся.
С ним редко случалось, но сейчас в его сердце закрался страх, даже защемило в груди. Он хотел бежать, бежать из этого благодатного края, где такие сердечные, светлые люди, в свой пыльно-песчаный, покорный Самарканд. И он уже пятился от реки с не твердым, но таким предубеждением, как крупная капля, а потом отголоски предгорной грозы достигли и этого берега Терека… Гроза – это его стихия. Эти далекие молнии, этот глухой, очень далекий раскат словно зарядили его, взбодрили:
– Нет! Не отступлю! – и это не о позициях в данном бою, это о жизненной позиции. – Только вперед! Только в этом мое величие и предназначение… А то, что тысячи гибнут, так и белуга икру снесет, сама зачастую подыхает. Такова жизнь! Вперед!.. А Тохтамыш – трус, мерзкий трус. Вижу его насквозь. Нужно терпеть и нужно думать… – Думай, башка, думай…
Опять расставлены шахматы, вновь перед ним достойный соперник – сгорбленный Молла Несарт, усталый, скорбный. Да это Тимура еще больше воодушевляет. После скорых первых ходов его мысли и желание в нужном тонусе, и он призывает к себе Едигея. Молла Несарт был невольным свидетелем их предыдущего торга. Но, видимо, что-то не сработало, где-то не договорились, ибо вид у Едигея совсем неуверенный: грамота была, да ей кто-то, а может, оба не следовали. И вот снова торг, и не простой, раз теперь и слуха Несарта боятся. Отойдя в сторону, шепчутся.
– Иса-бек – мой брат, – в полный голос стал утверждать Едигей, – и верен данному слову… Но ты, о Повелитель…
– Молчи, – напирает на него Тимур, – все изменилось.
Они снова заговорщицки шепчутся, Молла Несарт даже брезгует в их сторону смотреть, тем более подслушивать, и так ясно – идет грязный торг.
– Золотая Орда – твоя! – наконец в гневном нетерпении выкрикнул Тимур.
Это Едигея не убедило. Был вызван писец. Тимур его торопил и как поставил тамгу на грамоте, стал буквально выталкивать Едигея, подгоняя:
– Быстрее, быстрее, пока не рассвело, посылай лазутчиков к брату.
После этого были вызваны все командиры. По диспозиции им что-либо дельное Тимур сказать на сей раз не мог, они сами лучше владели ситуацией. Он должен был воодушевить их:
– Мои верные бахатуры! От захваченного в Золотой Орде вы получите не одну треть, как обычно, а, я обещаю, две трети – ваши!
– Ура-а-а!
– Вы – надежда Бога, веры, мира, наших жен и детей! Мы победим! Ура!
– Ура-а-а!
Наконец, перед самым рассветом, с ним остались лишь ближайшие родственники – сыновья и внуки.
– Если я сегодня проиграю, эти самые бахатуры первым делом обезглавят вас, подтверждая верность и преданность победителю… Вам это ясно?
Они, склонив головы, молчат.
– Поклянитесь, что будете верны до конца и беспрекословно исполнять любой мой приказ.
– Клянемся, – пали на колени, и по старшинству каждый поцеловал край его бархатного халата.
– Противник ведет перегруппировку сил, – доложила разведка Тимуру.
Вместе с родными он вышел из шатра. Уже светало. А в степи шум, все пришло в движение, вдалеке пыль столбом.
Тохтамыш, может, и трус, но, бесспорно, человек сметливый, и, учитывая ошибку предыдущего дня, пытается сегодня подойти поближе к реке. Своими действиями Тимур и мог бы в какой-то мере препятствовать этому. Однако, вопреки просьбам командиров, он на это не пошел и, к удивлению всех, вновь позвал мудрого Моллу Несарта.
– А ну, старик, – бодр голос Повелителя, – с затмением солнца либо ты, либо твой прибор меня обманули, подвели… Даю тебе еще один шанс выжить.
– О Повелитель, – склонился Молла, – боюсь, вновь ты обманываешься.
– Ты это о чем?
– Шанс выжить, либо нет, не в твоих руках, а Бога.
– Хе-хе, видишь, значит, я ни в чем не виноват – все предписано судьбой.
– И твоей зверской алчностью, – совсем тих голос Моллы.
– Что? – вроде не расслышал Тимур. – Хватит болтать, рассвело. Лучше тащи сюда свой прибор – астролябию… Точно определи, где пойма реки, а где возвышенность.
В это прекрасное теплое, весеннее утро, занимаясь по приказу нивелировкой притеречной низменности, даже умудренный жизнью Молла Несарт не смог предугадать военного гения Великого эмира.
Сквозь убеленную дымку туч уже проглядывало высокое апрельское солнце, и бой уже был в разгаре, когда Молла Несарт смог закончить доступные измерения рельефа местности и доложить Тимуру. Задав немало вопросов, Повелитель задумался, прямо на песке заставил Моллу еще раз начертить верхний план и после этого приступил к расстановке своих сил. Молла удивился, когда Тимур вдруг спросил:
– Какова скорость реки?
– А это для чего?
– Хе-хе, в горах была гроза, да еще снег падает, – был чем-то доволен Повелитель, он далеко в тылу.
В тот день бой, не столь упорный, но тоже яростный, насмерть, продолжался. И, как сказали бы военные, сражение носило позиционный характер. Людей полегло немало, но никто и в этот день не взял верх. Тем не менее, и на сей раз показалось, что действия Тохтамыша были решительнее, ибо он сумел потеснить врага. Во всяком случае, Тимуру пришлось отступить к вечеру с выгодной прибрежной территории, где располагался его стан, где был пологий берег, и можно было удобно подойти к реке.
И, вроде застигнутый врасплох, Тимур спешно отступил, даже свой командный шатер как есть оставил. Именно в этом шатре Тохтамыш подводил с военачальниками итоги прошедшего дня, и, казалось, это добрый знак – враг отступил. Однако к полуночи забили тревогу: ровная пойма лагеря стала быстро заливаться водой. Это хитрый Тимур накануне днем все подготовил. Двадцать тысяч тыловых людей, рабов, пленных и даже женщин отправили чуть ниже по течению, чтобы они, хотя бы из трупов, даже своих, возвели прочную плотину через Терек. И река к вечеру стала разбухать. Словом, идея оправдалась: и без того изнуренным воинам Тохтамыша пришлось вместо отдыха и сна, средь ночи менять место расположения.
А к утру в лагере Тохтамыша разыгрались совсем драматические события. По сведениям летописи, военачальник правого крыла золотоордынского хана, некто Актау, потребовал от хана выдачи другого военачальника Иса-бека, дабы убить его, как предателя. Иса-бек через связных еженощно общается со ставкой Тимура, а там его брат Едигей, и доказательств не надо. Второй день Иса-бек сражается в полсилы, отступает, из-за него не могут Хромца одолеть.
На что хан ответил, что его просьба будет уважена после сражения и что сейчас не время для сведения личных счетов.
– Нет, мне он нужен сейчас, – стал настаивать Актау, – а коли нельзя, то нет тебе от меня ни послушания, ни повиновения.
Понимая, к чему может привести распря пред началом боя, Тохтамыш стал уговаривать взбунтовавшегося Актау:
– Мы находимся в тяжком горе, которое озабочивает нас более твоего желания, и в мрачном положении, которое кручинит нас более твоей беды, так, потерпи и не торопи… Не заставляй же слепого искать убежища на обрыве…
Все уговоры и угрозы оказались тщетными. Рано утром 17 апреля 1395 года Актау, командир корпуса левого крыла войска Тохтамыша, на глазах всех воинов демонстративно покинул поле боя. Вместе с ним ушли военачальники Бек-Ярык и Таштемир-оглан. Это около тридцати тысяч войска, в основном, булгары, башкирды и монголы.
И без того усталые от бессонной ночи золотоордынцы получили удар еще страшнее – моральный. Тем не менее, и в этот день воины сражались до конца. Характерный эпизод этого поединка также описан в истории.
Тимур, узнав об ослаблении левого крыла войск Тохтамыша, двинул туда отборные силы. Усталые, раненные и павшие духом воины левого фланга после жестокой схватки, не выдержав натиск врага, обратились в бегство. Только командир Еглы-бай с одним своим туменом пытался сдерживать противника. Удрученный своим бессилием остановить бегущих, он приказал надеть путы на своего коня и вызвал на единоборство Османа Бахадура, стоявшего корпусом против него.
Это была жестокая схватка, и с обеих сторон пало множество воинов. В ход пошли булавы, дротики, копья и другое оружие. Когда Осман добрался до Еглы-бая, они переломили друг о друга копья, поломали сабли и схватились врукопашную. Лошадь Еглы-бая не могла двигаться из-за пут. При ее падении вместе с всадником Осман оказался сверху. Воспользовавшись этим, он отрубил голову Еглы-баю.
Произошедшее событие повергло в ужас золотоордынских воинов, но они бросились отбить у врага отрубленную голову военачальника. Оба войска смешались, завихрился смертоносный клубок. Этот бой был очень похож на бой первого дня сражения. Только тогда битва шла за спасение жизни Тимура, теперь же бой шел вокруг убитого военачальника.
Благодаря численному превосходству, войско Тимура окружило левый фланг войска ордынского хана. Упорный бой длился весь день. Были горы убитых. «Труп Еглы-бая в конце концов вытащили… из-под восьмисот человек юношей с черными кольчугами на груди, верхом на белых лошадях и белыми кутасами на шее. Людей же с цветами и видами иными, чем сказанные, не считали»… «Испуганные кони носились по полю и топтали людей, ручьями лилась кровь по степи»…
Шанс у Тохтамыша еще был, да, видимо, изначально он не был уверен в том, что можно одержать победу над противником, явно оберегаемом Небесами. После полудня, оценивая положение дел, хан Золотой Орды сам стал понемногу ретироваться с поля сражения. Это послужило сигналом к отступлению, которое сразу приняло вид массового бегства.
Сразу же ордынское войско распалось на отдельные этнические части. Одна группа ушла на Дон, Днепр и в Крым, другая, переплыв Терек, – в горы Кавказа, а хан со своими приближенными бежал в низовья Волги, в свою столицу Сарай.
Тимур, узнав о победе, впервые прилюдно не сдержал нервы. Он, как ребенок, побежал на поле боя, трясясь и плача от счастья, упал на кровавую, уже истоптанную молодую траву и, рыдая, возблагодарил Вечное Небо – это божество отцов, за то, что битва кончилась его победой… Он, и вправду, Властелин!
* * *
С исторической точки зрения, именно Тимур, разгромив Тохтамыша в 1395—1396 годах, фактически уничтожил Золотую Орду – мощное государство, которое являлось угрозой не только для России, но и для всей Европы. И именно Тимур поставил точку в существовании династии своего кумира и, как он утверждал, прародителя – Великого Чингисхана.
Правда, сам хан Золотой Орды, как и при сражении 1391 года, с поля боя бежал. Узнав, что Тохтамыш, вместе со своими царевичами, нойонами и нукерами, бежал в сторону Каспийского моря, а там – на север, в сторону своей столицы Сарай-Берке, Тимур хотел было преследовать его по свежим следам, но его сдержали два фактора. Во-первых, как он письменно заверил, ханом Золотой Орды стал Едигей, который вместе со старшим братом и своим войском в пятнадцать тысяч уже направился для захвата власти в Сарай. Во-вторых, и это было существенным, будучи в солидном возрасте, Тимур в этом сражении пережил такое физическое, а главное, эмоциональное напряжение, что продолжить преследования Тохтамыша он просто не смог. В устье Терека он остановился на отдых. В честь грандиозной победы устроил большие торжества. Пир был с размахом, с особой щедростью Тимур почтил своего старого друга Сабука, который спас ему жизнь в первый день боя. И если ранее такие праздники длились много дней, то на сей раз все закончилось через пару суток, ибо победа – не ради победы, а ради наживы. А что может дать поле сражения? Только два огромных могильных кургана, которые неблагодарные потомки тоже разграбят. А нажива – впереди, в городах и весях Восточной Европы. Он отдал приказ идти на север, и в эту же ночь ему опять приснился сон, который преследовал его в последние годы.
– Моллу Несарта, Моллу сюда, – обхватив руками разболевшуюся голову, стал кричать Тимур.
– Повелитель, тебе приснился вещий сон? – с видимым сочувствием заговорил тотчас доставленный Молла Несарт.
– У-у-у! – вопил Тимур, еще крепче сжимая голову.
– Расскажи мне сон, – склонился Молла. – Я, конечно же, не ясновидящий и не предсказатель снов… Но ты, безусловно, великий человек и сам избрал свой путь, по ему всю жизнь и следуешь. Так расскажи, пожалуйста, чему ты в итоге придешь. Ведь тебе, как ты всегда твердишь, снятся вещие сны.
– Я, я, я видел… Нет, нет, нет! – кричал он, еще сильнее сжимая голову. – Это было ужасно, просто невыносимо, – он говорил, торопясь, словно после удушья.
– Говори, говори, – поддержал его искренний, было, порыв Молла Несарт.
– Расскажу, все расскажу, – будто пытаясь исповедоваться, мягким стал голос Тимура. Однако, по мере изложения, его тон стал крепнуть, словно он оправдывается, и тогда его сказ становился бессвязным, рваным. Он то надолго задумывался, то что-то несуразное плел, переходя с тюркского на плохой арабский и, вновь возвращаясь к родному, к своим исконным богам.
– Ты видел ад! – вдруг постановил Молла Несарт.
– Нет, нет, – как от приговора шарахнулся Тимур. – Там был снег, снег, и не было больше огня. Все белым-бело, снег…
– И оторванная башка.
– Нет, нет, – в нервном тике завизжал Тимур, содрогаясь в конвульсиях, пал наземь.
Охранники бросились на помощь, в панике стали звать врачей, и лишь Молла Несарт не растерялся в возникшей суматохе: он выхватил из пояса Повелителя обоюдоострый небольшой кинжал, и соблазн был, и ничего он не боялся, и потом, порою, жалел, но тогда, после мгновенной вспышки, он не смог даже на миг стать на тот кровавый путь, что в жизни выбрал Тимур. И тянулась сама рука к судорожной шее, а он хладнокровно провел лезвием по верхушке лысины и вскипевшая от адских грехов взбешенная кровь не парализовала кровопийцу, хлынула щедрым потоком по пожелтевшему, как самаркандский песок, искаженному гримасой лицу так, что Повелитель чуть не захлебнулся…
Тимур по природе был человеком сильным и выносливым. Недолго он валялся в недуге, а когда стал приходить в себя, часто касался уже заживающей раны на голове.
– Кто это сделал? – наконец поинтересовался он.
– Молла Несарт, – услужливо ответил визирь воды.
– Гм, – кашлянул Великий эмир, пытаясь в зеркале разглядеть порез. – Получается, спас.
– Вроде так, – кружится вокруг визирь. – Только вот не любит он нас.
– Хм, а что тебя любить – не красна девица, а мужеложеством, как ты, он вроде не страдает… К тому же, не он к нам с мечом явился, а наоборот.
– О Повелитель, в том-то и сказ. Стоит ли рядом держать врага, да к тому же столь умудренного?
И тут Тимур выдал одно из своих изречений:
– Умный враг менее опасен, чем глупый друг.
В тот же день Великий эмир вызвал Моллу Несарта для игры в шахматы, что было признаком полного выздоровления. Противостояние, как обычно, было бескомпромиссным. И прошло немало времени, пока Тимур вдруг не спросил:
– Зачем же ты меня спас?
– О Повелитель, – оторвал Молла взгляд от стола, – я не знахарь, тем более, не колдун. Я ничтожный человек и никого убить, тем более, спасти не могу. Все в руках Всевышнего, и Он тебя спас.
– Хе, как же так? Ты ведь твердишь о моих прегрешениях. А видишь, Бог, мне всегда благоволит.
– Бог милостив и терпелив, дает тебе еще раз шанс, надеясь, что ты, наконец, хотя бы под старость, почуяв запах смерти и предстоящего Судного дня, одумаешься, как-либо смягчишь свои грехи, станешь человеком.
– Что ты мелешь, старый остолоп?! – сжал кулаки Тимур. – Я несу в мир чистоту веры.
– Ты несешь смерть и разруху.
– Если ты прав, то почему Создатель мне всегда посылает удачу?
– Ты хочешь сказать, что в противостоянии Каина и Авеля Всевышний был на стороне убийцы?
Простейших истин священных писаний Тимур, конечно же, не знал, а посему, кое-что недопонимая, ненадолго призадумался, и, упершись жестким взглядом в Несарта, сухо спросил:
– И что ты этому королю предлагаешь? – он тронул пальцем свою главную фигуру.
– Этот король изначально пастух. Если он, хотя бы сейчас, вновь вернется в свое исконное лоно, то приобретет в будущем вечный покой и вечное счастье.
– Ха-ха-ха! О чем ты бормочешь? – вроде смеется Тимур, а в глазах его злость. – Никогда, ты сам знаешь, никогда шахматный король не может стать пешкой!
– А вот пешка стала королем.
