скачать книгу бесплатно
Под покровом долгих зимних ночей Тимур надеялся послать к крепости своих китайцев-минеров, чтобы они подложили под опорные стены взрывчатку. Но дозорные Магаса были начеку. И ночами захватчикам было не до отдыха: из леса, с тыла, с самых неожиданных сторон налетали небольшие повстанческие отряды горцев и нападали на них.
Поняв, что одним нахрапом Магас не взять, Тимур, как при осаде больших крепостей, вынужден был обратиться к инженерной мысли, благо кругом леса много. Были изготовлены деревянные щиты и помосты через ров, очень много лестниц в высоту крепостной стены. Со всех четырех сторон начался в один день яростный штурм. А в двух-трех местах тюркские воины смогли забраться на стену и уже, было, закрепились, ожидая поддержки стотысячной армады. Однако в это время кавказцам пришла помощь из леса. Пришлось Тимуру срочно менять план действий. Пока шли маневры, осажденные сбросили кочевников со своих стен. И когда к вечеру команда Повелителя забила отбой, на центральной стене Магаса, как всегда, вновь появился бесшабашный Малцаг с красно-белым флагом.
Еще три дня Тимур безуспешно атаковал Магас. Потом объявил передышку: по опыту он знал, что таких отчаянных защитников легче брать не в бою, а измором. Да к тому же он ждал, пока прибудут катапульты, доставляемые из южного Азербайджана. Эти адские машины уже прошли через Дербент, а потом вдруг пропали на просторах Дагестана. Вскоре обломки катапульт обнаружили в Каспийском море.
Это не остановило Тимура. Недалеко от Магаса стали строить огромную передвижную башню на колесах, которая по высоте должна была бы соответствовать уровню крепостной стены. Такая таранная техника впервые была применена ассирийцами и за две тысячи лет мало чем изменилась.
В пологом наклоне в сторону крепости была выложена из камня ровная дорога. По ней как-то утром, когда был крепкий мороз, и мир сиял от снега и солнца, покатили тюркиты с шумом и боем свой стенобитный аппарат. Уперлась башня в крепость, как и просчитали инженеры. Побежали воины по этапам вверх. Их много, и они – как нескончаемые потоки муравьев, будут через трупы своих же все рваться и рваться к добыче. И никто их не сможет остановить. Против башни средство одно – поджечь. И защитники Магаса это ловко свершили: полилась со стен зажженная нефть.
Было о чем Тимуру подумать. Ведь если говорить о его гении, то военным гением он, безусловно, был. И этот злой гений в нем просыпался лишь тогда, когда он играл в шахматы. Однако его соперник, Молла Несарт, сейчас не в почете – под «домашним арестом».
– Позовите старика-шахматиста, – повелел как-то ночью Тимур. – О, как ты бледен! Что ж ты так осунулся? – сжалился он над Моллой.
– Посмотрел бы я на тебя, если бы на твой Самарканд такая же саранча напала.
– Я сам на Самарканд раза три нападал… – усмехнулся Великий эмир. – А теперь краше города нет. И с тех пор, как я на троне, в моем государстве нет мора.
– Гм, – в свою очередь попытался усмехнуться Молла. – У Всевышнего хватило ума не послать Самарканду сразу два несчастья.
– Ха-ха-ха, опять дерзишь? Недоволен мной? А ты ведь знаешь, что в этом мире все предписано Богом, и власть дана сильнейшему.
– Ты – людоед, – гневно процедил Молла.
– Эй, ты, старый Несарт, – грозен стал Тимур, – мне кажется, что котел твоей башки бурлит всякими мыслями, подобными перцу. Я вижу, варево перепрело, и пора котел снять с очага.
– Хм, – выпрямился Молла Несарт. – То, что ты людоед, знают миллионы людей, которых ты безвинно казнил. Быть с большинством людей – удел раба Божьего… Я не могу терпеть, видя, как ты истребляешь мой народ. Согреши в миллион первый раз – это лучше, чем тебя видеть.
– Ишь чего захотел? – вплотную придвинулся Повелитель. – Что ж ты как баба заскулил, еще слезу пусти, – видя, как у Моллы увлажнились глаза, говорил он. – Стань мужчиной, защити свой край! А мы ведь ровесники. Иль не дано, в штаны напустил?
Задрожал от негодования Молла Несарт, сжал от бессилия кулаки.
Левой здоровой рукой Тимур грубо схватил бороду Моллы, рванул к себе, но в последний момент одумался.
– Ты настоящий кавказец, мужественный человек, – как бы играючи, потрепал он седую бороду Несарта и, следом тронув свою, – а моя, в отличие от твоей, жиденькая.
Он замолчал, искоса глядя на поникшего Моллу.
– Почему ты не сказал «как у козла»? – непонятно, издевается Тимур или нет.
– Потому что сам это знаешь.
– Хе-хе, я сегодня добр. Впрочем, к тебе я всегда благосклонен, – и вдруг иным тоном. – А хочешь помочь своим людям?
Молла Несарт молчит, хочет посмотреть в глаза Повелителя, а они по природе узкие, и с годами тяжелые веки нависли, так что ничего не понять.
– Так хочешь или не хочешь?..
– Почем вопрос?
– Выиграешь в мои стоклеточные шахматы – уйду отсюда с миром и навсегда.
– А проиграю?
– Не обессудь, судьба.
После Тимурова сна у Москвы они не только не играли, даже не виделись. Эта игра была, как всегда, упорной. И если в обычные шахматы Молла Несарт играл явно лучше, то в игре по правилам Повелителя случалось, когда как. И на сей раз игра длилась долго. Тимур сдался, но не было на его лице привычной злости от проигрыша.
– Ну что, твоя взяла, – миролюбиво развел руками Повелитель. – Видит Бог, придется уйти… Только вот что, – Тимур по-дружески взял Моллу Несарта под локоть. – Ты, я надеюсь, останешься при мне. А то с кем я буду играть? Кто мне в глаза правду скажет, кроме тебя? Твою победу надо отметить. Пир! – приказал он.
Во время царского застолья он усадил Моллу Несарта рядом с собой и, пытаясь перекричать музыку, на ухо, твердил:
– Ради нашей дружбы я должен оставить добрый след на этой земле, должен что-либо достойное построить… Что ты не пьешь? Пей, все грехи на себя беру. Хе-хе, как ты сказал, миллион первый будешь… А ты мне в добром деле помоги, надо построить канал, в память обо мне.
– А зачем канал? – удивился Молла Несарт.
– Тайна, – великодушен сегодня Повелитель. – Ты свой прибор-астролябию достань, помоги моим инженерам.
– А с миром уйдешь? – пытается в его глаза заглянуть старик Молла.
– Ну, что за вопрос, – недовольно насупился Повелитель.
В последующие два-три дня никакие боевые действия не велись. В лагере Тимура царила атмосфера скорого перехода. Под влиянием этого настроения Молла Несарт и прикрепленные к нему специалисты подробно исследовали топографию обширной местности. Ни он, ни, наверное, остальные не знали замысла Повелителя. А он был зловещ. Ведь вокруг Магаса, то здесь, то там, просто фонтанирует из-под земли черная нефть. Используя ее, жители Магаса успешно обороняются.
«Так почему же эту горящую нефть не пустить на тот же Магас? Всего этого добра здесь в избытке», – по-военному мудро решил Тимур.
Имея стотысячную армию и множество рабов, можно было бы и в емкостях доставить черную жидкость. Но, просчитав все, Тимур понял, что это несподручно, займет много времени, а толку будет мало.
«От нефтяного фонтана надо отвести канал до рвов крепости. Нефть легче воды – пусть горит все черным пламенем», – так думает великий стратег.
А когда под самый конец замеров Молла Несарт наконец-то понял замысел Тимура, было уже поздно: он собственными руками вырыл могилу осажденным – Магас приговорен.
Вслед за инженерами и землемерами, стали землекопами тысячи тюркских воинов, пленных и рабов. До наших дней дошло предание под названием «Ров Тамерлана», где сказано, что захватчик вырыл огромный ров в поисках своего сына. И это правда, он заставил вырыть ров в поисках средств мести за сына. И по этому каналу, берущему начало у фонтанирующего источника нефти, до самого Магаса потекла зажженная черная смесь. Все погрузилось во мрак, снег в округе стал черным. Защитники и жители Магаса были обречены. Первым делом загорелись обшитые железом деревянные ворота. И даже сквозь них тюркиты не могли пройти: не только мужчины, но и женщины стояли насмерть.
На вторые сутки огненный жар дошел до глубинных древесных опор, они изнутри загорелись, и среди ночи, когда от мороза деревья в лесу трещали, раздался иной грохот: рухнула каменная стена. Тимуру об этом доложили, и он с нетерпением ожидал рассвета, чтобы начать последний штурм. Но его опередили: из самого Магаса выдвинулся боевой отряд. Силы были неравные, кавказцев побили и потеснили обратно. Был слух, что кое-кто сумел рекой в горы уйти, но таких было мало.
На рассвете в уже обескровленный город хлынули полчища диких варваров.
– За живого раненого Малцага – сто тысяч, за его голову – пятьдесят тысяч, – объявил Повелитель.
Началась резня, убивали поголовно всех. Здесь рыжих и иных нет: все чумазые, в копоти, и без разбору головы летят. Всех мужчин и взрослых женщин перебили. За детей и юношей схватка: очень дорогой и ходовой товар на рынке рабов. Потом еще два дня грабили. После этого вспомнили об обещании Повелителя: головы отмывали в реке.
– Красивых – ко мне, – наконец закончил эту вакханалию Повелитель. – У остальных, всех – и живых, и мертвых, правые уши отрезать, пересчитать.
Из этих ушей получилась целая гора. По данным одних источников их было пятьдесят тысяч, по другим – двести тридцать. Это было поголовное истребление населения, гибель цивилизации.
И Повелитель тоже горько плакал, но, конечно, не по погибшим кавказцам, его печаль – прощание с родным сыном Омар-шейхом. Уйгурские мастера закончили процедуру бальзамирования. Пышная траурная процессия должна доставить тело сына Повелителя в Самарканд, где искусные зодчие уже изготовили усыпальницу.
Последний момент, и инкрустированный золотом и алмазами эбонитовый гроб будет закрыт. Все громко плачут. Под конец заупокойная молитва, стоит глубокая тишина, а откуда-то доносится истерический вопль, от которого сам Повелитель встрепенулся. Оказывается, это Молла Несарт кричит, волосы на себе рвет, убивается по погибшим.
– Доставить сюда, – повелел Тимур.
Буквально на руках притащили корчащегося в страданиях Моллу.
– Ты изверг, варвар, ты не человек, ты Тамерлан! – хотел было броситься он на Великого эмира, но старика сбили, и он, жалкий, скрючившись, все еще рыдая, содрогался у ног владыки.
– Кто его выпустил? – спросил Тимур и, даже не расслышав ответ. – Казнить.
Над Моллой блеснул меч.
– Стой, дурень! Я велел казнить тех, кто его охранял, – крикнул Повелитель. – А этого, – он легонько пнул носком сапога Несарта, – привести в порядок, я желаю в шахматы играть.
В подчинении визиря воды, кто отвечает за покой Повелителя, палачи, врачи, всякие знахари и колдуны, дервиши, как духовные наставники, повара, опийных дел мастера и конечно же евнухи. Морально Молла Несарт давно подавлен. Надо на короткий срок подавить физически, и для этого подвергают жестокой боли, и не раз. После чего ты готов на все, лишь бы не эти страдания. И в контрасте с этим расслабляющий массаж под сладкую музыку, тут же читаются стихи о блаженной жизни. Опийный дым витает в шатре. Ему преподносят всякие кушанья, а в них подмешан дурман. Все это сопровождается танцами живота от красивых райских гурий…
– Ты не выразил мне соболезнование по поводу смерти сына, – с осуждением заговорил Великий эмир.
– Ты прав, Повелитель, – склонился Молла Несарт. – Даже врагу мы обязаны соболезновать. Прими мое соболезнование. Но ведь погибли десятки тысяч моих соплеменников, а ты тоже молчишь.
– О, о чем ты говоришь?! Почти каждый день я теряю до тысячи верных соратников, а разве ты об этом вспоминал?
– Они, как ты, – захватчики. Пришли сюда грабить и убивать, и нет им ни моего, ни тем более, Божьего прощения.
– Ну, в какой высокий ряд себя поставил, – видно, и Повелитель не плохо время провел, хорошее у него настроение. – И раз ты упомянул Бога, то все мы под ним ходим, и что бы ни произошло, предписано Им.
– Не твоим устам о Боге говорить и свои бесчеловечные дела за Его спиной прятать.
– Ну-ну-ну, опять дерзишь. Видно, плохо мой визирь поработал, – Повелитель похлопал Несарта по плечу. – Видел я, как ты с девчонками развлекался… Не ожидал, не ожидал от тебя такой прыти. А ведь Он, – Повелитель ткнул пальцем вверх, – небось, тоже все видел… Какой грех, какой харам?!
С явной усмешкой оглядывая Моллу, Повелитель несколько отошел и с издевкой в тоне:
– Ладно, прощаю, прощаю, если извинишься за Тамерлана.
– Хм, ты себя уже вровень с Богом ставишь? – не без вызова и ответ Несарта.
– По крайней мере, я сильнее всех, с кем бы ни боролся.
– Отвечу тебе словами Пророка, мир ему и благословение: «Храбр тот, кто одолел себя, а не тот, кто победил другого».
– Жизнь – это борьба, – повысил голос Великий эмир, – по-моему, мой визирь переусердствовал, и ты еще от кайфа не вернулся в жизнь.
– Вот именно, не вернулся, – в тон ему пытается отвечать Молла Несарт. – А давай-ка оба вернемся в бренную жизнь. Давай, я тебе покажу, что ты натворил.
Молла Несарт схватил его руки, потянул к выходу.
– Ты хочешь показать мне жизнь? – спрашивал Повелитель, а сам, словно под сильным внушением, поддался зову старца.
Они вышли из шатра. На плечи Тимура накинули шубу из горностая. Несарт такой чести не удостоился.
– Вели подать сани, реальная картина жизни недалеко, – распоряжается Молла.
День был пасмурный, холодный, ветреный. Накануне, выпавший обильный снег не мог скрыть ужас прошедшей битвы. Густой лес, тесно напиравший к долинам рек, выглядел мрачным, неприступным, неживым. Все было сонно, тихо, будто в послебуревой дремоте.
Они ехали недолго, быстро, по наклонной, в те места, где еще, казалось, теплилась жизнь, по крайней мере, там еще клубился дым.
– Поворачивай туда, – приказал Молла Несарт.
У тюрко-монголов одно хорошо: после сражений они обязательно закапывают своих воинов в общей могиле – кургане. Но после такого побоища не разобрать, где свои, а где враги, и поэтому в огромную яму кидают всех и все, в том числе останки животных и оружие, что невозможно увезти в Самарканд.
– Пошли, – довольно проворно Молла Несарт соскочил с саней и пошел, пока не остановился у помойной ямы.
– Смотри, смотри. Не зажимай нос! – требовал Несарт. – Видишь эти тысячи человеческих голов? Они, как и твоя голова, были полны стремлений и стараний в собирании земной жизни. Они усердствовали в накоплении богатств, в строительстве земной жизни, растили детей и молили о долгой и счастливой жизни. Сегодня ты видишь, они гниют, тела их истлевают. И все равно тебе неймется. В эту же могилу сливают помои и остатки с твоего пиршеского стола, – это та вкусная еда, ради которой ты ухищряешься, зверствуешь, вырывая ее у других… Вот к чему приводит твоя жизнь и твоя борьба! Ты сегодня горько оплакиваешь своего сына. А кто поплачет над ними? Ты ведь всех истребил. Помолись за них, поплачь над ними, проси прощения, изменись, стань, наконец, человеком.
– Ву-у-у! – завыл тоскливый ветер, где-то в лесу заплакали шакалы, от страха шарахнулись лошади, черным одеялом вспорхнула туча ворон, пошел косой, редкий, колючий снег, который, падая на мерзкий грунт, отбивал неровный пульс земной жизни.
– Ты меня хочешь разжалобить, несчастный старик, – сухо процедил Великий эмир. – Все предписано судьбой, и моя жизнь – это борьба с неверными, и за чистоту веры.
– Ты изверг, – прошептал Молла Несарт.
– Что? – хмурая, глубокая ложбинка вкривь пролегла на переносице Тимура, он грозно сделал шаг вперед, и, казалось, еще мгновение и Молла Несарт полетит в помойную яму, да, видно, не судьба. Послышался резвый стук копыт, лишь особо важный гонец имел право общаться напрямую. Совсем юный воин загодя осадил коня, молнией соскочил, сделав пару шагов на кривых коротких ногах, бросился на колени:
– О Повелитель, объявился Малцаг, красно-белый флаг, он напал на нас в горном ущелье.
– Коня, коня! – взревел Великий эмир.
Как и юный гонец, он так же лихо хотел оседлать подведенного серо-белого жеребца, ногу до стремени не дотянул, его охранники чуть подсобили, он их грубо отпихнул, хотел сам, поднатужился и не смог, вновь ему помогли, а он как сел в седло, со злостью хлестнул их кнутом по лицам. Никто руки не поднял, даже не шелохнулся.
– Эй ты, дряхлый старик, – свысока бросил он Молле Несарту, – ты, видать, нашу сказку забыл: волк козленка не съест – сам заблеет. Понял? – молодой жеребец рвал удила, в исступлении бил копытами. – А башка этого рыжего урода, впрочем, как, быть может, и твоя, тоже будет в этой помойке скоро валяться.
– Всевышний не скор, – хочет, да не может голос Моллы быть твердым, по-старчески слаб, но он продолжает. – Вот и снег пошел, – он блаженно ухмыльнулся, развел руками, словно молясь. – А твою сказку забыл, зато про твой сон вещий и твою башку, Тамерлан, вспомнил.
– Ах ты, подлец! – свистнул кнут. Хватаясь за голову, старик упал. Следующий свист – по крупу коня. – Вперед, за мной! Ура!
– Ура-а-а! – многотысячный дикий вопль, аж снег с деревьев пал, вновь черной тучей вороны взлетели.
* * *
«Мой дорогой сын, Великий Тимур, – писал из Самарканда духовный наставник Саид Бараки, – Всевышний, хвала ему, сказал: „Прояви снисходительность, вели творить добро и отвернись от невежд“. Я разъясню тебе этот аят[87 - Аят (арабск.) – знамение, стих Корана (часть суры).]. Это когда ты прощаешь того, кто был несправедлив к тебе, даешь тому, кто обделил тебя, не прерываешь связи с тем, кто забыл, и хорошо относишься к тому, кто обижал тебя… Помни, прощать того, кто был несправедлив к тебе, – верх мягкости и смелости. Давать тому, кто обделил тебя, – верх великодушия. И продолжать отношения с тем, кто порвал с тобой, – верх милости…».
– Видать, мой учитель совсем состарился, – почему-то заключил Повелитель, плотнее кутаясь в новую меховую шубу, присланную ему ханом Едигеем с далекого холодного севера.
Именно туда, на север, к большой реке Волге рвутся все его военачальники, родня и все визири-советники. Там, в столице Золотой Орды, скопились огромные богатства монголов, которые они награбили за три столетия своего господства на евроазиатских просторах. Теперь там правит Едигей, который не без помощи Тимура пришел туда к власти и письменно обещал выплатить положенную половинную часть из всех богатств и такую же часть от доходов. И Едигей с караваном немало богатств прислал и еще больше, говорят, напрямую в Самарканд отправил, но все равно это не то, чем он мог, чем он должен обладать. И следовало Тимуру не мелкими селениями в горах Кавказа заниматься, а на Сарай-Берке идти. Да никто не знает, что он теперь боится на север идти – вещий сон предостерегает. И все советники, родные, а теперь даже духовный наставник Саид-Бараки, будто зная его душевный порыв, умоляют простить, забыть, смилостивиться, согласиться с предписанной Богом судьбой. Но это не для него, Великого эмира – Властелина мира. Он не уйдет отсюда, пока не отомстит за сына, пока не обезглавит этого рыжего Малцага, пока еще есть хоть один живой горец-кавказец. Всех под корень! С этим заклинанием Тимур двинулся в горы Кавказа.
Из-за непроходимых лесов в горы идти было трудно. И только вдоль больших рек может продвигаться армия Тимура. И до Повелителя, и после него главной артерией, по которой передвигались захватчики, была река Аргун. Раз в десять иль в двадцать лет в горах Кавказа выпадают обильные дожди, тают снега, и тогда накапливается в Аргунском ущелье неудержимая масса воды. Вырываясь меж гор на равнину, она сметает все на своем пути. Так возникла широкая равнинная пойма, где и сейчас располагаются села Атаги, Белгатой и Чечен-аул. Именно в этой стратегически удобной пойме расположился стан Тимура перед штурмом гор.
А вокруг, в лесу, беспрестанный барабанный бой, по ночам на вершинах гор маячат огни факелов – это горцы передают тревожные вести: враг пришел, всех кличут на ратный бой для защиты родины.
Надеясь застать противника врасплох, горцы средь ночи совершили отчаянную вылазку. Да у кочевников многовековой опыт захватнических войн, строгая дисциплина и боевой порядок. Каждый день, а тем более ночь, они строго охраняют свой лагерь, и для этого, даже если и останавливаются ненадолго, вкруговую роют защитный ров, строят заграждения, ставят охрану, разведка кругом.
А горцы и смелые, и отчаянные в бою, и готовы насмерть постоять за свой очаг, но не искушены они в боевом порядке, и в оружии уступают, и численностью. Словом, из ночной атаки ничего не выгадали. И тогда, на следующий день, стали фронтом, защищая в горы проход. А во главе их тот же дерзкий Малцаг, и по-прежнему вьется над его головой красно-белый стяг.
