скачать книгу бесплатно
– Взаимно. Успехов!
Кукушкин чувствовал себя идиотом. Ему показалось, что Игорь уловил его неискренность, но, будучи питерским интеллигентом, просто не подал виду. Решетов, этот голодный борец за идею, понравился Валерию Степановичу своим бесхитростным идеализмом и юношеским максимализмом. «Таких в природе почти не осталось. Честный, умный, принципиальный… Вымирающий вид, динозавр от науки», – думал Кукушкин. Даже промелькнула мысль: «Что я здесь делаю?», но Валерий Степанович, тряхнув плешью, решительно её отбросил. «Я занимаюсь исследованием поведения гена SHH после мутации, – уверял себя профессор. – Да, это не вакцина от СПИДа, не лекарство от рака, не панацея, но это тоже важно. Это очень важно! За мной институт, коллектив; мне доверяют. Этот проект интересен не только с научной, но и с финансовой точки зрения. И я должен его запустить! Просто обязан! К тому же за эксперимент этот проголосовало большинство моих коллег. Даже несмотря на клику консерватора Смелянского. Так что все мосты сожжены ещё в Ленинске и назад дороги нет! Я у дверей, за которыми сейчас решится всё… Может быть…» Конечно, профессор немного лукавил, поскольку прежде всего думал об эффектном подарке президенту, а уж потом о различных исследованиях…
А ветер назойливо лез в рукава, раздувал полы пальто, шалил. Ветер усиливался… Валерий Степанович, поёживаясь, поднял воротник.
– Последний оплот российской науки… – негромко пробормотал себе под нос Кукушкин и покачал головой.
Загорелась красная лампа, и учёный, перекрестившись и немного мандражируя, вошёл внутрь.
Профессор очутился в просторном холле, скромно, по сравнению с фондом Дорофеева, кое-где отделанном красным деревом. Под ногами серый ковролин. Запах пыли и канцелярии. Кругом благочинный полумрак, с порога настраивающий на смирение и сдержанность в просьбах. Кукушкин вдруг застыл и осторожно, будто опасаясь чего-то, поднял взгляд к потолку, но тотчас выдохнул с облегчением и даже с небольшой долей разочарования – донельзя скучный девственно-белый потолок, украшенный лишь несколькими евросветильниками, стены тёплого фисташкового цвета, и всё. У массивной двери главного кабинета – старуха-монахиня за полированным столом с ноутбуком Apple. На диванчике в углу двое юных казачков, играющих в шашки на щелбаны. Один как раз проиграл и, вздыхая, подставлял чуб товарищу, а тот, посмеиваясь в густые усы, проявил-таки великодушие, несильно ткнув его в лоб. И оба загоготали. Перед диванчиком столик с девственно свежими православными журналами. На обложке одного из них какой-то толстый поп супил брови, глядя куда-то вверх и воздевая перст указующий к небу – то ли пророчествовал, то ли просто указывал китайцам, куда повесить новую люстру. О чём-то своём булькал кулер с водой. На стене тикали китайские кварцевые часы на батарейке, над столом висел православный календарь с ликом Николая Чудотворца. Живая ода аскетизму! Если бы Кукушкин забрёл сюда случайно, он бы решил, что это офис какой-нибудь фирмы с уклоном в православие.
Недовольно глянув на Кукушкина, монахиня молча мотнула головой в сторону двери: дескать, пригласили – заходи, не стой пнём. Казачки, только что затеяв новую партию, лениво глянули на посетителя и вернулись к игре. Кукушкин заискивающе улыбнулся им и деликатно постучал в дверь. Услышав с той стороны чьё-то зычное и до приторности вежливое «Милости просим!», аккуратно, чуть ли не на цыпочках вошёл в кабинет.
Профессор оказался в просторной светлице в два больших окна, где в центре на импровизированном амвоне за большим столом восседал тот самый Синодальный отдел по делам науки и культуры, то бишь Священный ареопаг, от которого, выражаясь патетически, зависела сейчас судьба отечественной генетики, или, проще говоря, Проекта «О».
Ареопаг состоял из трёх священнослужителей, облачённых в повседневные рясы. В центре, как гласила маленькая табличка на столе, чинно возвышался архимандрит отец Пигидий – солидный старец в окладистой седой бороде до пояса; по обе стороны от него сидели игумен Николай и иеромонах Тихон. Первый – пожилой, белый как лунь настоятель храма Святого Петра в Химках, второй – на вид тридцати-тридцати двухлетний парень с козлиной бородёнкой, представитель Московской епархии. Над головами священников висели два фотопортрета – улыбающегося президента и Патриарха Всея Руси, чей строгий взор был полон глубокой задумчивости и печали. В углу икона в богатом окладе. На столе телефон да маленький монитор, который, очевидно, и являлся тем «всевидящим оком», с помощью которого священники контролировали страждущих, что томились у дверей.
Валерий Степанович, растерявшись, мелко поклонился.
– Здравствуйте, сын мой, – прозвучал бархатный баритон архимандрита. – Кто вы и что привело вас к нам?
– Добрый день, Ваше… э-э…
– Высокопреподобие, – подсказал священник, – или просто отец Пигидий.
– Благодарю, – тихо произнёс профессор и вкратце рассказал, кто он и по какому делу в Москве. Священники внимательно выслушали просителя, и архимандрит, как показалось Кукушкину, несколько ехидно поинтересовался:
– А почему же вы, сын мой, не обратили взор свой на чудо прогресса научно-технического и не воспользовались интернетом злокозненным? Или вы его презираете яко орудие Диавола?
– Презреть бы рад, Ваше Высокопреподобие, да нечего, увы…
– То есть как?
– Отключили нам его, – вздохнул Кукушкин.
– Празднуете? – хитро прищурившись, спросил отец Пигидий.
– Да не особо… Работа встала…
Архимандрит насупился и произнёс менторским тоном:
– В испытаниях сих, дорогой профессор, дух совершенствуется, ибо чем больше их на пути, тем твёрже человек, тем больше в нём сил сопротивляться искушениям сатанинским, а значит, и к Богу ближе. Ибо сказано в Библии: «Верен Бог, который не попустит вам быть искушаемыми сверх сил, но при искушении даст и облегчение, так чтобы вы могли перенести». Господь не возведёт на пути слабого стен до небес, но и витязю не даст с десяток помощников – не нужны ему оные…
Профессору были известны, прямо скажем, иные примеры из жизни, хотя ему не очень хотелось затевать никому не нужный теологический спор. Подумав немного, он произнёс:
– Знаете, отец Пигидий, в чём-то вы правы…
Священник было удовлетворённо заулыбался, озаряя помещение нездешней благостью.
– Скажем, нет у пенсионера родных. И интернет отключили. А ему позарез к врачу надо записаться, потому что старики, уж извините, имеют обыкновение болеть. А нынче все госуслуги – через сеть «злокозненную». Получается, записаться он не может – лежит себе, к Богу приближается…
Выдав сию крамолу, учёный вдруг осёкся и побелел как холст. «Мать честная, – подумал Валерий Степанович. – Куда это меня понесло!..» Коллеги архимандрита заёрзали, опасливо поглядывая на отца Пигидия, улыбка которого растаяла, как тень. Архимандрит помрачнел и, пожевав бороду, спросил как можно спокойным отстранённым тоном:
– Стало быть, сын мой, вы проделали сей путь только ради нашего благословения?
– Выходит, так.
– Ну что ж, сие тоже испытание, – радостно заключил архимандрит, и заместители хором угодливо закивали. Напряжение понемногу стало спадать.
– А позвольте осведомиться, – вступил игумен, чей голосок оказался тонким и поскрипывающим, как старая сосна на холодном ветру, – какую цель преследует ваш эксперимент?
Невзирая на наличие в кабинете портрета первого лица, а следовательно, и безмерное к нему уважение со стороны священников, Кукушкин тем не менее поостерёгся произносить его имя всуе, примешивая президента к повседневности малоизвестного НИИ. Профессор в очередной раз прибегнул к испытанной тактике «гена SHH», не преминув добавить, что «это будет крайне интересный эксперимент, который позволит вывести отечественную науку на качественно новый уровень».
Когда Валерий Степанович закончил, вступил игумен Николай. Он нахмурил брови и произнёс:
– Мы от сих премудростей далеки, сын мой, ибо кесарю кесарево, а Богу – Богово… Суть – в самом деянии.
– Как изволите вас понимать?
– Сказано в Библии: «Всякое даяние доброе, и всякий дар совершённый свыше».
– Что, простите?
– Язык мудрых сообщает добрые знания, – продолжал «издеваться» игумен. Он будто намекал на что-то, но профессор никак не мог уловить сути. Кукушкина понемногу начали утомлять все эти проповеди и витиеватые цитаты из Писания. Как-никак он был всего лишь материалистом, хоть и знающим «Отче Наш» и даже постящимся, но всё же далёким от догматов церкви. И потом, в Москву ехал он не ради библейских проповедей, которые запросто мог бы послушать и в Ленинске, но ради советов и конкретики, а получал лишь туманные ориентиры, похожие на некие символы, по которым приходилось искать дорогу к заветной цели, всё ещё очень далёкой. У Валерия Степановича начала болеть голова.
– Простите… Что вы хотите сказать?
– Я лишь хочу сказать, сын мой, что любое созидание есть благо, умножающее полезные знания. Тем более если сотворено сие человеком верующим. Вы, кстати, верующий?
– Ну, разумеется.
– А скажите-ка, профессор, – неожиданно вступил иеромонах, – когда отмечается Успенский пост?
У Кукушкина, к счастью, этот вопрос не вызвал паники. Валерий Степанович напряг память и ответил:
– Если я ничего не путаю – с 14 по 27 августа.
Отец Тихон заулыбался и шепнул что-то архимандриту.
– Вы что же, и в партии состоите? – спросил игумен.
Кукушкина, который уже начал раздражаться, так и подмывало спросить: «А вы, отец Николай?», но величайшим усилием воли Валерий Степанович заставил себя остановить эти дьявольские позывы и, сосчитав до пяти, успокоился и ответил:
– Состою, Отец Николай.
Игумен лучезарно улыбнулся.
– Тогда не вижу повода отказывать вам, сын мой. Одну минуту…
Священник о чём-то пошептался с архимандритом и сказал:
– Ну что ж, ваша кандидатура, определённо нам интересна. Давайте запишем вас… ну, скажем, на среду. Подходите к трём.
Валерий Степанович раскрыл рот.
– Как на среду?! Я же объяснил: я тут в командировке!..
– Но у нас только по предварительной записи, – твёрдо заявил игумен. – Вы читали постановление правительства о Синодальных отделах?
– Мельком…
– Мельком!.. – хмыкнул Отец Николай. – Мельком, сын мой, не в счёт!
– Подождите, отец Николай… Валерий Степанович, дорогой, – вкрадчиво заговорил архимандрит, – войдите в наше положение. У нас таких проектов – великое множество, и всяк норовит первым пролезть. Поэтому и ввели очередь, чтобы, так сказать, произвести… этот… как бишь его там?.. – насупил брови отец Пигидий.
– Кастинг, – подсказал иеромонах.
– Вот-вот!.. Пришёл, скажем, человек на приём записаться, а мы смотрим – у него и глаз дурной, и креста на нём нет. Шалишь, брат, думаем! А появляется учёный муж, да с идеями, да верующий, – сразу ясно: сие есмь благо! Наш человек! Но очередь – главное требование закона. Вот вы постановления не читали, а зря. Там, в частности, говорится, что все заявки принимаются в порядке очереди, запись на которую осуществляется по месту проживания грантополучателя. Вы вот где проживать изволите?
– В Ленинске.
– Вот. Там вам, по идее, и следовало бы записаться. Мы, дорогой Валерий Степанович, и так закон нарушаем, привечая вас, хотя, по большому счёту, и слушать бы не должны…
– Что же мне теперь делать? – загрустил Кукушкин. – Не могу ж я тут до среды торчать: у меня и денег-то в обрез, и в Ленинске ждут… Неужели нет выхода, отец Пигидий? – Валерий Степанович с мольбой взглянул на священника. Ареопаг снова зашушукался. Наконец архимандрит сказал:
– Вы позволите взглянуть на ваш проект?
– С удовольствием! – воскликнул учёный, протягивая священнику папку.
Отец Пигидий надел очки и деловито погрузился в документ. То же самое сделали и его коллеги: игумен Николай, хмуря брови и жутко щурясь, заелозил носом по бумажке со сметой, а иеромонах Тихон интеллигентно, как кот лапкой, выудив из папки какой-то листочек, принялся внимательно его читать. По лицам священников пробежала тень недоумения. Они один за другим бросали украдкой удивлённые взоры на Кукушкина и тихонько переговаривались. Потом ареопаг обменялся документами. Процедура эта длилась минут пять, после чего отец Пигидий отложил папку, подумал и, пристально глядя на соискателя, задал прямой вопрос:
– Скажите-ка, профессор, какова цель этого вашего… мнэ-э… эксперимента?
– Я же объяснял – изучение гена…
– Это мы уже слышали, – перебил архимандрит, не сводя тяжёлого взгляда с учёного. – Я хочу узнать об истинной вашей цели.
Валерий Степанович понял, что провести священника не удастся, а врать ему он подустал, как шут рано или поздно устаёт ломать одну и ту же комедию перед сытой хохочущей чернью. Учёный потупил взгляд и проговорил негромко:
– Может, это прозвучит странно, но наша лаборатория хочет таким образом поздравить президента страны с предстоящим юбилеем. Мне кажется, это будет очень символический подарок.
– Подарок? – выдохнул иеромонах. – Вот так штука!
– Занятно, – задумчиво произнёс отец Пигидий. – Кто вас надоумил, позвольте узнать?
Профессор вспомнил свой жуткий сон, с которого всё началось, и вздрогнул.
– Да как-то сам… А что?
Архимандрит почесал в бороде и снова сурово воззрился на Кукушкина.
– А знаете ли вы, что по этому поводу говорил Святитель Василий Великий?
– Нет, Ваше Высокопреподобие.
– Он говорил: «Искание славы от людей – доказательство неверия и отчуждения от Бога».
– Секундочку! – загорелся Кукушкин. – Ни о каком тщеславии и речи не идёт! За мной – целый институт, и ехал я за девятьсот вёрст не ради глупостей, уверяю вас! Проект «О» – детище научного прогресса, цель которого проникнуть в потаённые глубины генетики и, может быть, улучшить на её базе жизнь простого обывателя в будущем…
– Но подопытным выступает птица!.. – робко подал голос иеромонах.
– В космос тоже поначалу собак запускали, – изящно парировал Кукушкин и сам подивился скорости своей реакции. Услышав эти слова, архимандрит рассмеялся густым зычным смехом, да так, что наперстный крест запрыгал на его пузе, как живой. Примеру отца Пигидия последовали и его коллеги: поглядывая на «руководителя», захихикали игумен Николай и иеромонах Тихон, чей странный высокий смех напоминал блеяние. Наконец архимандрит вытер слёзы и промолвил благосклонно:
– Ну что ж, улучшение качества жития – это всегда благо, да и в логике вам не откажешь. Только… что же нам с очередью делать? Мы уже и список предполагаемых кандидатов набросали…
Архимандрит помахал Кукушкину бумагой с фамилиями тех, кто через какое-то время должны были снова явиться сюда на главный «кастинг».
– Я искренне надеюсь, что это риторический вопрос…
– Почему вы на это надеетесь?
Кукушкин, решивший брать хитростью, тихо ответил:
– Потому что не имею морального права что-либо советовать вам, Ваше Высокопреподобие, ибо вы – птица высокого полёта, а я – всего лишь мирянин со своими скромными просьбами и мольбами. Всё, что мне остаётся, – это уповать на ваше справедливое решение, – произнёс профессор, входя в роль смиренного монаха, покорно склоняющего лысеющую голову пред настоятелем. Видимо, попы приняли эту игру за чистую монету: покорность Валерия Степановича возымела своё действие, растрогав ареопаг.
– Хорошо, – улыбнулся отец Пигидий, – в список мы вас внесём.
– Но чисто формально, – добавил игумен Николай.
– Да. Но приходить уже не надо. Дайте-ка мне ваш мандат…
Профессор протянул архимандриту партбилет.
– И заявление на получение гранта…
Валерий Степанович без лишних слов выудил из портфеля сложенный вдвое листок. Отец Пигидий опять засел за читку.
– Простите, сын мой, но у вас здесь допущена ошибка, – мягко предупредил архимандрит.
– Где?
– Вот тут, – священник ткнул холёным перстом в документ. – Не «На научно-изыскательную деятельность», а «На богоугодное дело». Надобно переписать.
– Надо так надо.
Кукушкин сел в уголку и послушно всё переписал.
– Другое дело, – улыбнулся отец Пигидий, пробегая взглядом заявление.
