Белый шейх: путь мести

Последними они загрузились в вертолёт. Антон почувствовал резкую боль в плече – только теперь заметил, что рукав пропитан кровью. Ковалёв сидел напротив, трясясь как в лихорадке – контузия.

– Живой! – Прокричал Антон сквозь гул винтов. – Саня держись, прилетим и тебя подлатают.

Ковалёв кивнул, но его глаза были пустыми, невидящими. Вертолёт резко рванул вверх, и Антона прижало к сиденью. В последний раз он увидел ущелье – три спасённых грузовика выбирались из каменного мешка, а на скалах ещё догорала сухая растительность от ракетных снарядов.

Барак медсанбата был переполнен, поэтому разведчиков устроили в палатке. Антон сидел на складной койке, терпеливо ожидая своей очереди. Его рана оказалась неглубокой – осколок лишь рассек мышцу на плече. Ковалёву повезло меньше – контузия, хоть и лёгкая, требовала наблюдения.

– Ну, герои, – пожилой врач с орденскими планками на гимнастёрке обрабатывал рану Антона. – Опять влипли?

– Док, а что это за "снег", который капитан с афганцами меняет? – Ковалёв, сидевший рядом, вдруг заговорил, его голос звучал странно отчётливо.

– Ты этого не спрашивал, сынок, – Врач замолчал, его пальцы на мгновение замерли с пинцетом, он наклонился ближе, и Антон увидел в его глазах неподдельный страх. – Если хочешь дожить до дембеля – никогда больше об этом не вспоминай. Никогда!

Антон перевёл взгляд на Ковалёва. В его глазах читалось то же понимание. Они случайно прикоснулись к чему—то большему, чем просто война. К чему—то, что могло оказаться опаснее любого боя.

За стеной палатки кто-то заиграл на гармошке – праздновали удачное возвращение. Антон закрыл глаза, представляя, как в это же время в Тарске его мать, наверное, накрывает на стол, даже не подозревая, через что прошёл сегодня её сын…

Антон лежал на узкой железной койке, прислушиваясь к храпу соседей и далёким выстрелам за периметром части. Рана на плече ныла тупой болью, но куда сильнее болела душа. Перед глазами снова и снова всплывали картины последних дней. Чёрные пакеты в руках капитана, бородатые лица афганцев, пустые глаза Ковалёва после контузии.

– Что, философ, совесть замучила? – Вспомнились ему слова "Профессора".

За стеной кто-то стонал – раненый сержант из сапёрного взвода бредил во сне. Антон повернулся на бок, и пружины койки завизжали, как пойманный зверь.

– Ты не спишь? – Прошептал Ковалёв с соседней койки. Его голос звучал хрипло, будто пропущенный через песок.

– Нет! Уснёшь здесь. – Антон приподнялся на локте. – Думаю…

– Оставь, опасное это дело. – Ковалёв резко кашлянул. – Я знаю, о чём ты. Если скажешь хоть слово – нас обоих сгноят в дисбате. Или того хуже.

Антон не ответил. Он смотрел в потолок, где треснувшая балка напоминала ему карту ущелья под Гератом.

Капитан Лещенко встретил его у входа в барак, скрестив руки на груди. Его глаза, обычно холодные, сегодня казались высеченными изо льда.

– Ну что, герой, очухался? – Он бросил Антону свежий подсумок с боекомплектом. – Получил для тебя.

– В медсанбате можно месяц в себя приходить. – Выругался Антон. – От ран так воют, аж жутко становится. Лучше я вместе со всеми буду, со мной и Саня вернулся.

– Правильно излагаешь. Завтра снова выход. – Сообщил Лещенко. – Перевал "Чёртов клык". Те же условия. – Антон молча кивнул, чувствуя, как ком подкатывает к горлу.

– Вопросы есть? – Капитан пристально посмотрел на него.

– Нет, товарищ капитан, – Антон ответил ровно, но внутри всё сжалось. Командир посмотрел на Ковалёв, стоявшего рядом, нервно закусившего губу.

Капитан визуально оценил состояние Сани, как удовлетворительное и приказал получить боекомплект самостоятельно. Лещенко не ожидал скорой поправки бойца, но тот держался молодцом, поэтому решение отказаться от Ковалёва отбросил без сомнения. От собственного сравнения этих двоих с играми капитан усмехнулся и направился на выход.

Обмен прошёл как всегда – быстро и без лишних слов. Цинки с патронами в обмен на чёрные пакеты. Только на этот раз Антон заметил, как капитан отсчитал несколько пачек из полученного "товара" и сунул их в карман своему заместителю.

– Я не могу молчать! – На обратном пути, когда группа растянулась по тропе, Антон нагнал Ковалёва и прошептал. – Это же предательство.

Ковалёв резко развернулся, его глаза горели.

– Ты совсем дурак? Они нас с тобой, как этих душманов, в ущелье сбросят, и никто даже не узнает! – Антон уже не слушал друга, так как принял решение.

Особый отдел части располагался в отдельной пристройке к штабу, Белошеховский явился сюда без сомнений и угрызений совести. Майор Висевский сидел за столом, разбирая бумаги. Его лицо покрывали мелкие шрамы. Ходили слухи, что от осколков под Кандагаром, сейчас его физиономия не выражала ничего, кроме усталости.

– Так, Белошеховский! – Майор отложил папку и устало посмотрел на Антона. – Ты хотел поговорить, солдат?

Антон глубоко вдохнул.

– Товарищ майор, я хочу доложить о незаконных действиях капитана Лещенко. – Антон глубоко вздохнул.

– Подожди, боец. – Висевский поднял руку. Его голос внезапно стал мягким, почти отеческим. – Ты понимаешь, что обвиняешь боевого офицера? Человека, который вытащил тебя из—под огня под Гератом? У капитана Лещенко за плечами множество успешных боевых заданий. Тебе совесть ничего не шепчет?

– Нет, я уже твёрдо всё для себя решил! – Антон с вызовом посмотрел в глаза Висевского. – Потому что это предательство.

Майор задумался, потом медленно открыл ящик стола и достал чистый лист бумаги.

– Пиши. Всё, что знаешь. Подробно. – Сам майор поднялся и начал прохаживаться по своему кабинету.

Когда Антон закончил, Висевский медленно старательно прочитал изложенное. Возникла долгая пауза, наконец—то майор аккуратно сложил лист вчетверо и сунул в папку.

– Благодарю за бдительность, Белошеховский. – Майор поморщился от свалившейся на него обузы. – С сегодняшнего дня ты будешь переведён в роту охраны.

– Почему в роту охраны? – Не понял Антон.

– Чтобы избавить тебя от влияния капитана Лещенко. – Объяснил Висевский, вытащил ещё один лист и, склонившись над столом быстро набросал приказ, размашисто расписался. – Отдашь это старшему лейтенанту Зайцеву из роты охраны. Остальное – не твоя забота, завтра решение о твоём переводе пройдёт через канцелярию командира части.

Служба в новом подразделении была скучной, включала охрану различных объектов базы. Старший лейтенант Зайцев свободного времени солдатам почти не давал, занимая его бесконечной зубрежкой устава, особое внимание придавалось положениям о караульной службе.

Антон стоял на посту у склада ГСМ, наблюдая, как майор Висевский в компании капитана Лещенко и старшего лейтенанта Семёнова о чём—то смеются у штаба. Капитан что-то рассказывал, размахивая руками, а майор одобрительно кивал. Внезапно Висевский повернул голову и встретился с Антоном взглядом. На его лице на мгновение мелькнуло что-то вроде смущения, но тут же исчезло.

Антон почувствовал, как у него холодеют руки. Получается особист в курсе дел Лещенко, чем иначе объяснить столь дружеские отношения разведчиков с начальником особого отдела. Тревожные мысли мучили Белошеховского ещё несколько дней, выждав свободное время, он направился в штаб.

– Полковник Бонцов на выезде. – Молоденький адъютант нервно поправил очки. – Можете подождать.

– Нет. – Антон резко развернулся и на выходе он буквально столкнулся с майором Висевским.

– Рядовой Белошеховский? – Майор приподнял бровь. – Ты что-то хотел?

– Нет, товарищ майор. Ничего. – Антон посмотрел ему в глаза – и вдруг понял, что больше не боится.

В его голосе прозвучало нечто такое, что нельзя было выразить словами.

Висевский нахмурился, осознав цель визита бойца к полковнику Бонцову, но решил промолчать. Антон вышел на плац, где уже зажигались фонари. Где-то вдали, за горами, садилось солнце – такое же, как над Тарском. Только там оно светило иначе. Ночью поступил приказ выступить роте на ночное охранение, солдат через расстояние расставили на природный бруствер. Антону досталось место, где гора делала вертикальный уступ почти в девяносто градусов, поднимаясь от самого низа ущелья несколькими изломанными плоскостями.

Сержанты говорили, что есть опасение моджахеды попытаются атаковать часть, забравшись по отвесной стене горы, поэтому нужно быть бдительным. Ночь выдалась тёмная, даже осколок луны скрывался за облачностью. Несмотря на предупреждение Антон не выдержал и с забрезжившим рассветом начал погружаться в дремоту. Какие—то тени позади него мелькнули, сквозь сон он слышал шёпот и ему казалось это разговаривают капитан со старшим лейтенантом.

Антону набросили на голову мешок, сильные руки приподняли его тело и скинули с горы вниз в ущелье. Сон мгновенно прошёл, Антон понял, его убили. Он вспомнил слова Алексея Васильевича, тренера единоборств, чтобы защититься нужно научиться группироваться. Нужно представить себя или части тела бездушным существом, мягким податливым материалом. Слова учителя звенели в голове, Антон попытался представить себя, чем—то невесомым, что невозможно повредить либо нанести вред здоровью.

Антон ощутил, как его тело будто бы воспарило, что осталось расправить руки—крылья, и он полетит над горной долиной, но сила тяжести неумолимо тянула в низ. На мгновение он представил себе внизу огромные каменные валуны с острыми гранями, что стало трудно дышать, дыхание участилось.

– Любую силу можно использовать с пользой для себя и падение можно замедлить и даже остановить… – В сознании всплыло строгое лицо Алексея Васильевича, снова и снова повторяющего свою, короную фразу.

Наставник еще что-то говорил про подчинение силы разуму, но туман в голове у Антона не позволял ему сконцентрироваться. Антон только подумал, что ему нужно спланировать вниз, в длину, как сразу почувствовал, что падение замедлилось, а может это ему только показалось, а через мгновение он ощутил сильный удар о камни и боль, как вспышка молнии пронизала все тело и сознание погрузилось в ночь.

Командование части провело всю ночь в напряжённом ожидании. Разведка донесла о возможной попытке проникновения через отвесную скальную гряду на северном участке периметра. Полковник Бонцов под утро лично объехал посты, проверяя готовность расчётов.

– Если полезут – встретить огнём на подходе. – Сквозь стиснутые зубы бросил командир старшему лейтенанту Зайцеву, пока их УАЗик трясся по ухабистой дороге. – Там же "коридор смерти" начинается.

Едва солнце выплыло, над зубчатыми вершинами наступила глубокая тень от гор, окутавшая ущелье в прохладную мглу, командование части не могло избавиться от тревоги. С самого утра офицеры переговаривались шёпотом, бросая косые взгляды на карту местности и обсуждая возможные угрозы. Основной страх – или, скорее, подозрение – заключался в том, что противник может попытаться атаковать их позиции именно этой ночью, воспользовавшись темнотой и сложным рельефом местности. В особенности внимание было приковано к одной точке – почти вертикальной стене скалы, которая отделяла лагерь от узкого перевала на востоке.

Рота охранения провела ночь без покоя. Каждый час дежурный наблюдатель докладывал: «Всё спокойно», но это спокойствие казалось подозрительным, как затишье перед бурей. Никто не знал наверняка, какие мысли копошились в головах у тех, кто скрывался за горизонтом. Возможно, они ждали рассвета, чтобы напасть, когда солнечный свет разгонит последние тени. Или, наоборот, всё это время они просто выжидали, давая своим силам окрепнуть. Но когда первые лучи солнца начали пронизывать туман над ущельем, стало ясно – атаки не будет. По крайней мере, сегодня.

Усиленное дежурство было снято, но полностью оставлять участок без присмотра никто не рискнул. На самых уязвимых позициях остались несколько постов – больше для того, чтобы сохранить психологическое давление на потенциального противника. Дорога, ведущая на восток, получила своё имя ещё много лет назад, когда капитан Лещенко, опытный разведчик и старый волчара, первый назвал её «коридором смерти». Такое название осталось в памяти даже тех, кто никогда его не видел. Говорили, что по этой дороге исчезли целые отряды, и не только от пуль – природа здесь была сама по себе враждебна, словно охраняла какие—то древние тайны.

Солдаты, сгорбившись под тяжестью бронежилетов и разгрузок, потянулись к казармам. Про Белошеховского никто не вспомнил, а может для офицеров эта ночь стала слишком нервной. Только двое бойцов остались на постоянном наблюдательном посту – рядовой Семёнов и ефрейтор Карасев. Они знали, что до вечера им предстоит монотонно вглядываться в серую ленту дороги, уходящей на восток – туда, где в дымке уже виднелись первые вершины вражеской территории.

Когда солнце поднялось в зенит, превратив скалы в раскалённые печи, у подножия северного склона появилась одинокая фигура. Бахир стоял неподвижно, его чёрные глаза медленно скользили по отвесной стене. Каждая трещина, каждый выступ были видны с неестественной чёткостью в этом слепящем свете. Он втянул носом воздух – запах нагретого камня смешивался с горьковатым ароматом полыни, растущей у основания скалы.

Когда наступила глубокая тень от гор, окутавшая ущелье в прохладную мглу, командование части не могло избавиться от тревоги. С самого утра, едва солнце взошло над зубчатыми вершинами, офицеры штаба переговаривались шёпотом, бросая косые взгляды на карту местности и обсуждая возможные угрозы. Основной страх – или, скорее, подозрение – заключалось в том, что противник может попытаться атаковать их позиции именно этой ночью, воспользовавшись темнотой и сложным рельефом местности. В особенности внимание было приковано к одной точке – почти вертикальной стене скалы, которая отделяла лагерь от узкого перевала на востоке.

Рота охранения провела ночь без покоя. Каждый час дежурный наблюдатель докладывал: «Всё спокойно», но это спокойствие казалось подозрительным, как затишье перед бурей. Никто не знал наверняка, какие мысли копошились в головах у тех, кто скрывался за горизонтом. Возможно, они ждали рассвета, чтобы напасть, когда солнечный свет разгонит последние тени. Или, наоборот, всё это время они просто выжидали, давая своим силам окрепнуть. Но когда первые лучи солнца начали пронизывать туман над ущельем, стало ясно – атаки не будет. По крайней мере, сегодня.

Никем незамеченный Бахир стоял у подножия скалы, словно в задумчивости. Его широкие плечи немного сутулились, будто он ощущал вес всей этой стены на себе. Он медленно поднимал взгляд вверх, прослеживая каждый контур каменной громады, каждую трещину, каждый выступ. Солнце уже достигло зенита, и скала буквально раскалилась, отдавая в воздух колышущиеся волны жары. От этого каменная поверхность казалась почти живой – она мерцала, дрожала, играла светом и тенью, создавая иллюзию движения.

Запах нагретого камня смешивался с горьковатым ароматом полыни, растущей у основания скалы. Этот запах был знаком ему с детства – он помнил степи, где ветер играет сухими травами, где земля пылает под ногами, а душа становится свободной, как птица. Но сейчас этот запах имел другой вкус – он не говорил о свободе, а предупреждал о трудностях, которые предстояло преодолеть.

Солнце в зените превратило скалу в раскалённую печь – каждый выступ, каждую трещину можно было разглядеть с неестественной чёткостью. Левый край стены представлял собой почти гладкую плиту – даже ящерица не нашла бы там опоры. Правый был чуть лучше – сеть мелких трещин и выступов, но между ними зияли опасные промежутки, где придётся буквально висеть на кончиках пальцев. Его широкие ноздри втянули запах тёплого камня с небольшой цветочной долей.

– Не самая сложная задача. – Прошептал себе под нос Бахир, но тут же передёрнул плечами.

– Справишься? – Шепнул тихий голос хозяина в ухе. – Ты уверен?

– Уверен, господин Халид! – Бахир усмехнулся, показывая белые зубы. – Здесь сноровка необходима. Это не прогулка по базару.

Левый край стены действительно представлял собой почти идеальную плиту – гладкую, как отшлифованное стекло. Ни единой трещины, ни одного выступа, за который можно было бы зацепиться. Даже ящерица, известная своей способностью карабкаться по самым невероятным поверхностям, здесь бы застыла в замешательстве. А вот правый край был чуть лучше – сеть мелких трещин, выбоин и неровностей, которые могли служить опорой. Однако между этими выступами были опасные промежутки, где человеку придётся буквально повисать на кончиках пальцев, доверяя лишь силе хватки и удаче.

Пятью пальцами левой руки Бахир сжал камень у пояса, проверяя его на прочность. Пальцы впились в поверхность, но камень оказался рыхлым – он поддался и начал сыпаться вниз, осыпав землю серой пылью. Он поморщился. Скала здесь была не такой надёжной, как хотелось бы. Рыхлая порода могла стать смертельной ловушкой для любого, кто решится на подъём без должной подготовки. Но Бахир не был новичком. Он знал, как читать скалы, как находить те точки, где можно положиться на прочность камня.

Сделав глубокий вдох, Бахир сплюнул на ладони и растёр густую слюну между пальцами. Это был старый трюк – чтобы улучшить сцепление с камнем, сделать кожу менее скользкой от пота. Его левая нога нашла небольшую щель, в которую можно было вставить носок ботинка. Руки потянулись вверх, цепляясь за самые маленькие выступы, иногда едва ли больше, чем трещина в асфальте. Каждое движение требовало внимания, каждое усилие должно было быть точным. Если он ошибётся хотя бы на миллиметр, то может потерять равновесие – и тогда.

Он не думал о последствиях. Только о следующем захвате, следующем шаге, следующем моменте. Где-то внизу, в тени скалы за ним наблюдал хозяин, зная, что Бахир не любит страховку, переживал за парня. Поднимаясь выше, Бахир чувствовал, как солнце бьёт ему в лицо, как капли пота стекают со лба и исчезают в пыли. Он чувствовал каждый мышечный вздох, каждую секунду, проведённую на грани между жизнью и смертью. И он знал – это только начало. За этой стеной начинается совсем другая история. Та, в которой нет места страху. Только решимость. Только путь вперёд.

Прижавшись грудью к раскалённому камню, Бахир начал медленный траверс влево. Пальцы его правой руки впились в едва заметную щель, левая искала следующую точку опоры. В этот момент, где-то внизу раздался щелчок – камешек, сорвавшийся из—под ноги. Бахир замер, чувствуя, как под ногтями заныла тупая боль. Ещё секунда – и он нашёл крошечный выступ кончиками пальцев. Его движения стали ещё точнее, ещё осторожнее. Каждый сантиметр давался с трудом, но через двадцать минут мучительного подъёма он достиг небольшого уступа.

Халид Рияд стоял в тени старого, покрытого пылью внедорожника, всё ещё уверенно державшийся на своих четырёх колёсах. Его широкая спина была прижата к металлу машины, а взгляд – направлен вверх, на скалу. Он был высоким и мускулистым мужчиной, лет за сорок, с лицом, изборождённым годами лишений. Даже сейчас, в состоянии ожидания, он не терял своей внутренней собранности. Время для Халида всегда было противником, которого нужно обмануть или опередить.

Серебряный кинжал, подарок отца, на его поясе сверкал в лучах полуденного солнца, отбрасывая блики на землю. Ножны были искусно украшены узорами и вставками из полудрагоценных камней – подарок матери перед её смертью. Для большинства это был бы просто аксессуар, но для Халида – напоминание о корнях и о чести, несмотря на клевету двоюродного брата. Рияд оказался в горах Афганистана не по своей воле, оклеветанный братом и не в состоянии оправдаться за несовершенные преступления, он бежал из Пакистана по требованию матери.

Глаза Халида, острые и внимательные, следили за каждым движением Бахира по скале. Каждый шаг, каждый поворот туловища, каждый новый захват – всё это Халид воспринимал как часть сложной игры между человеком и природой. С юных лет он интересовался природой, биологическим устройством животных и растений и мечтал в будущем помогать людям. С взрослением его взгляды с помощью наставлений матери были направлены на медицину, хотя отец мечтал увидеть в сыне продолжателя своей бизнес-империи.

– Посылка должна быть на выступе под самым гребнем, – вспомнил он слова своего информатора, человека с советским прошлым, чьё настоящее имя было давно забыто, а кличка – «Кабан». – Чёрная папка, свёрнутая в трубку с копией карты и документами, обёрнутыми изолентой, была спрятана под камнями, чтобы никто не нашёл случайно.

Халид закурил, медленно втягивая дым, выпуская его через ноздри, как будто этим жестом он мог прогнать время. Он не любил ждать – ни людей, ни событий. Всю свою жизнь он привык двигаться вперёд, сметая препятствия, как весенний горный поток, разрушающий плотины и сносящий деревья. Ожидание было для него формой пытки, но он научился терпеть. Это был один из немногих уроков, данных ему отцом. В смерти отца, обвинили Халида, хотя он был отравлен двоюродным братом, принятым в семью ребёнком из-за погибших родителей.

Он наблюдал, как Бахир ловко перебирается по скале, словно огромный скалолаз—паук. Каждое его движение было расчётливым, точным. Тело висело на краю бездны, руки находили опору там, где другим казалось невозможным удержаться. Халиду нравилось смотреть на этого человека – в нём было что-то первобытное, животное, но одновременно и стратегическое. Будущее уже складывалось в голове Халида: эти патроны, которые они получат после доставки посылки, будут использованы для засады на колонну в ущелье Дари—Джан. Он мысленно просчитывал маршруты, места для засады, точки выхода. Голова работала быстро, как компьютер.

Где-то высоко над плато, почти невидимые в солнечном сиянии, загудели вертолёты. Звук был глухой, но знакомый – звук смерти, приближающейся с небес. Халид автоматически сделал шаг назад, в тень скалы, пригибаясь чуть ниже уровня капота внедорожника. Привычка выживания сработала раньше, чем разум. Его пальцы сами нашли в кармане маленький бинокль – подарок полевого командира, когда совет Халида вывел его из-под удара советского спецназа.

Поднеся бинокль к глазам, он начал сканировать небо. Два Ми—8. Летят курсом на запад. Возможно, перевозят войска или патрулируют территорию. Халид не спешил с выводами – опыт научил его никогда не делать поспешных решений. Он опустил бинокль, спрятал его обратно в карман и снова перевёл взор на скалу. Бахир продолжал подъём. Всё шло по плану.

Бахир, обливаясь потом, добрался до уступа, который выглядел как естественная полка, врезанная в каменную стену. Его дыхание стало тяжёлым, но равномерным – он контролировал его, как музыкант, играющий сложную партию на сурне. Мышцы горели, особенно предплечья, но он знал: если сейчас остановиться, то сил не хватит закончить спуск. Он вцепился в край камня, ноги нащупали опору, и с усилием гимнаста на перекладине он подтянулся вверх.

Когда его торс оказался на уровне уступа, он перевалил одно плечо, затем второе, и, сделав мощный рывок, вскочил на поверхность, которая казалась настоящим спасением после бесконечного подъёма. Перед ним действительно лежала посылка чёрный ластиковый пакет, прижатый сверху камнем. Пакет был герметично замотан изолентой, чтобы защитить содержимое от пыли.

– Аллах акбар! – прошептал он, смахивая пот со лба тыльной стороной ладони. В голосе чувствовалось удивление и благодарность. Довольный, что смог достать пакет с документами, ради чего он карабкался на эту проклятую стену.

Бахир осторожно перевязал весь груз ремнём от своей винтовки, сделав несколько прочных узлов, чтобы ничего не выпало. Он проверил крепление, убедился, что сумка не будет мешать движениям, и начал спуск. Путь вниз не менее опасен, чем подъём. Бахир выбрал тот же маршрут, но теперь он не только искал опоры, но и следил за тем, чтобы не задеть груз. Он двигался осторожно, как кошка, чувствуя каждый миллиметр камня под собой. Иногда приходилось спускаться спиной вперёд, иногда – вниз головой. Но он не ошибался. Каждый шаг был продуман, каждое движение – точным.

Тусклое солнце с каждой минутой всё лучше освещало скалистый пейзаж, следовало поскорее убраться из ущелья, пока ночные тени полностью не исчезли в утреннем свете. Бахир знал: если он затянет, то спуск станет намного сложнее. Поэтому он ускорил темп, используя те трещины, которые ранее обошёл. Его уверенность росла с каждым метром, и вскоре он уже видел внизу силуэт Халида, стоящего у машины.

Халид уже собирался вернуться в машину, чтобы немного передохнуть и обсудить дальнейшие действия с Бахиром, как вдруг заметил движение на краю плато. Не резкое, не явное, но достаточно, чтобы его опытный глаз насторожился. Он замер, прищурившись, и, достав бинокль, снова приложил его к глазам. Через несколько секунд он уже ясно видел двух людей в советской форме. Они возились с каким—то свёртком у самого обрыва. Поначалу показалось, что они просто что-то прячут, но затем один из них отступил, а второй… перевалил тело через край.