скачать книгу бесплатно
– Голый кролик? – повторила она, поморщившись.
На седьмом, где помещался ресторан самообслуживания, он обменял мисс Шаумшлагер на толчею машинисток, ассистентов и секретарей. На первом этаже его лифт открылся одновременно с лифтом Слим.
– Ну и лицо у тебя, – сказала она, пока людской хаос растекался по просторному холлу.
– Знаешь… про Кролика? Я снова его видел.
– Опять на пятнадцатом?
– Опять на пятнадцатом.
– Попроси морковку у Хильды в кухне. Это задобрит твоего грызуна, и он, может быть, расскажет тебе свои мемуары.
Он помчался на третий, где ждал мистер Альбадилья, местный пожарный.
– Hi, Джо! Как дела? Все еще влюблен? Меньше, чем вчера, и больше, чем завтра, а?
Он раскатисто рассмеялся и откусил кончик сигариллы.
– Мне звонят с двадцать девятого. Вероятно, кто-то не потушил окурок.
Джерри Альбадилья был отцом девяти детей и ждал десятого (может быть, и одиннадцатого, у него часто рождались близнецы). Это вкупе с сапогами пожарного придавало ему вид людоеда.
Секретарша патрона вновь появилась на седьмом, возвращаясь из ресторана с картонным стаканчиком чая в руке.
– Мисс Галлахер! – воскликнул людоед Альбадилья. – Какой у вас сегодня красивый воротничок.
– Не Галлахер. Шаумшлагер, – поправила она, отпив глоток. – Спасибо за комплимент, мистер Альбадилья.
Альбадилья подмигнул Джослину. Она носила только круглые воротнички, которые во Франции называют «Клодина».
– Это что-то значит? Ваша фамилия?
– Я не знаю, мистер Альбадилья, – ответила она, чуть зардевшись. – Она швейцарская.
Ей не хотелось, чтобы ее считали немкой. В конце концов, на дворе был 1949 год.
– Фанфарон, – прошептал Джослин, когда она вышла на шестнадцатом.
– Что?
– Шаумшлагер значит по-немецки «фанфарон».
– Фанфарон? Вау… Мисс Фанфарон, а?
Джерри Альбадилья громко заржал, суча ногами и хлопая себя по ляжкам, отчего кабина сотрясалась до двадцать девятого этажа.
7. Diamonds are girl’s best friend[33 - Бриллианты – лучшие друзья девушек (англ.).]
Они столкнулись в холле студии Эн-би-си, Пейдж – потому что пришла раньше, Шик – потому что опаздывала.
– Я не знала, что ты…
– Ты мне не говорила, что…
– Я иду что-нибудь съесть в кофешопе. У меня всего двадцать минут, – предупредила Пейдж.
– Хватит на листик латука. Даже с капелькой майонеза. Я умираю с голоду.
Они нашли свободную банкетку у большого окна, выходившего на статую Атланта перед Рокфеллер-центром.
– Я провела два часа в обществе тираннозавра в родах, утыканного булавками, – сказала Шик. – Фотосессия для «Дэйли-Бэби» с супер витаминизированной кашей. Пытка за сорок пять долларов с младенцем, которому вообще не нужны витамины.
– Что ты делаешь на фотографии?
Лицо Шик осунулось, макияж расплылся бурыми потеками под глазами.
– Я засовывала ему в рот ложки каши, а он выплевывал ее на меня и фотографа. Пришлось бежать под душ.
Они принялись за сандвичи с холодным ростбифом, которые когда-то заливали горчицей, кетчупом и соусом барбекю.
– А ты? – спросила Шик с полным ртом. – Ты никому не говорила, что работаешь на Эн-би-си, скрытница.
Покосившись на часы, Пейдж поспешила проглотить кусок.
– Я ничего не скрываю. Меня взяли час назад.
И добавила тихо, словно исповедуясь в грехе:
– Роль в сериале на радио.
– Фантастика! Это значит регулярный заработок много недель, детка. Если только ты не умрешь на первой серии.
Пейдж уставилась на сандвич, съеденный на три четверти, и по ее лицу можно было подумать, что он, в свою очередь, может ее укусить.
– От всей души надеюсь, что Эддисон не узнает мой голос на радио волнах.
– Я думала, что ты с ним больше не встречаешься.
– Я с ним больше не встречаюсь.
Она не сводила глаз с сандвича. Шик подумала, что он и вправду ее укусит.
– У него такое высокое понятие о профессии актера. Я бы ужасно его разочаровала.
– Но вы ведь больше не встречаетесь! Ты не будешь доедать?
Шик доела и сандвич Пейдж.
– Я не думала, что ты еще по нему сохнешь. Мне казалось, что тот молодой преподаватель из Актерской студии заставил тебя его забыть.
Проигнорировав упор на слове «молодой», Пейдж встала.
– Пойду принесу кофе.
Она пробралась сквозь толпу к стойке. Белокурая девушка, которую барменша только что обслужила, развернулась с подносом в руках и толкнула Пейдж, искавшую в кошельке мелочь.
– Извините… Боже милостивый, да это вы, Пейдж! Как я рада вас видеть…
Они регулярно встречались на прослушиваниях, часто бывали конкурентками на одну и ту же роль, но мисс Келли обрадовалась ей так, будто они были школьными подругами.
Между тем целый океан разделял шикарный квартал в Филадельфии, где мисс Грейс Келли растили няни и бонны, и Путнамс-Лэндинг, где Пейдж росла как трава с мамой и папой, которые гнали ячменный самогон в сарае.
Воздушная, пленительная, с ослепительной прозрачной кожей, со строго горизонтальными плечами над подносом, на котором она несла веселенький салат и стакан воды, мисс Келли была само совершенство.
– Репетируем телевизионную постановку к сегодняшнему вечеру, – сказала она, когда Пейдж осведомилась, каким ветром ее занесло сюда, в студию Эн-би-си. – Диалоги – это еще ничего, повсюду шпаргалки. Даже в компотнице под персиками. Но знать наизусть все передвижения, боже мой! Тысячи отметок на полу…
Она поставила поднос и стакан на столик напротив собора Святого Патрика в раме французского окна. Пейдж отодвинула в сторону забытую кем-то газету. Сгиб не давал разглядеть нижнюю часть портрета – угрюмый молодой человек с запавшими глазами – и подпись, от которой было видно лишь несколько букв: …рце в Монт…
Окропив салат капельками уксуса, мелкими, как роса, Грейс продолжала:
– Камеры будут снимать нас в прямом эфире и на публике. Без права на ошибку. Хотите посмотреть? – пригласила она радушно. – Сегодня мало зрителей, а нам нужны аплодисменты.
– Никак не могу. Через шестнадцать минут начинаю запись на радио.
– Поздравляю! Реклама?
– Сериал.
…рце в Монт…? Пейдж ненавидела загадки. Она перевернула газету и прочла заголовок: Скоро у Монако будет новый принц. Будущий правитель Ренье III в своем дворце в Монте-Карло. Она представила себе какого-нибудь Эддисона де Витта в казино на Ривьере…
– Реклама, похоже, работает на вас, Грейс. Вы во всех журналах, и я видела вас в новостях, в кино, в вашем последнем fashion film[34 - Модный фильм (англ.), имеется в виду рекламный ролик.].
– Fashion Honeymoon?[35 - Модный медовый месяц (англ.).] Новобрачные на Бермудах? С моей стрижкой под мальчика? Фу. Снимали на Лонг-Айленде… А я-то надеялась побывать на островах!
Пейдж скользнула мечтательным взглядом по газете.
– Монте-Карло, Канны, Французская Ривьера… Нам и правда тренируют воображение.
Грейс рассмеялась, не взглянув на ненужную газету, решительно смяла ее и столь же изящным, сколь и точным броском отправила в корзину.
– Ваши костюмы в Fashion Honeymoon один другого восхитительнее, и вы были ангелом с короткими волосами, – продолжала Пейдж. – А теперь телевидение… Вы бросили театр?
Грейс выдержала паузу, чтобы опустить монетку в музыкальный автомат. Ее изысканный ноготок выбрал Ma?ana[36 - Завтра (исп.).] Пегги Ли.
– Это театр бросил меня! – вздохнула она, смеясь. – И ведь не потому, что я не коллекционирую прослушивания. А как вы?
– То же самое, – уклонилась Пейдж. – Моя подруга Фелисити ждет меня там. Рада была снова увидеться. Удачи.
– Кто эта блондинистая фифочка? – поинтересовалась Шик с подковыркой и ноткой зависти, когда Пейдж вернулась с кофе. – Я уверена, что где-то ее видела.
– «Редбук». «Вуманс Мансли». «Лук»…[37 - Американские журналы.] Ее зовут Грейс Келли.
– А, ясно! Наш пострел везде поспел. Снотворная мордашка девушки по соседству. Все равно, я бы так хотела попасть в fashion films… Тебе платят восемьсот долларов за кукольный обед на Бермудах в платьях и с прическами королевы. А я получаю семьдесят в год за «Дэйлиз Дог». Чем эта карамелька лучше меня?
– Она похожа на американский идеал, которым ты никогда не будешь, Шик. Ты не карамелька. Ты… Несмотря на свой голосок-колокольчик, она выйдет в звезды, это уж как пить дать.
– Угу. В этом восхитительном квадратном подбородке решимости как в танковой дивизии вермахта. Ты заметила, какая вереница рубинчиков журчит на ее браслете? Я да. О, еще как да.
Пейдж не обратила никакого внимания на журчащие рубинчики.
– Я не мечтаю ни о ее белокурых волосах, ни о ее подбородке, ни об ее осанке принцессы, – продолжала Шик. – Только о ее браслете. Она сама себе его позволила? Или ей подарил мужчина? Хотела бы я знать.
– Фиалки? – предложила старушка, устроившаяся на соседней банкетке.
Ни Пейдж, ни Шик не заметили, как она села. Она приподняла шарф в зеленых ракушках, которым была накрыта ее корзина с цветами, напевая не в лад с музыкальным автоматом:
Ma?ana! Ma?ana!
Ma?ana is soon enough for me…[38 - Завтра! Завтра! Завтра достаточно скоро для меня… (исп., англ.)]
Улыбаясь с доброй насмешкой, Пейдж купила букетик и преподнесла его Шик.
– Пока не хлынул поток бриллиантов, рубинов, топазов…
Тронутая сильнее, чем готова была признать, Шик приколола фиалки к воротнику.
– Спасибо, детка, ты просто прелесть… Но, в конце концов, ты-то получила орхидеи, – добавила она почти невольно.
– Я отдала бы все орхидеи мира за звонок от Эддисона, – тихо сказала Пейдж.
Шик задумчиво погладила букетик. Да, верно, она не получила орхидей. Зато звонок она получила! Уайти ей позвонил! Ни за что на свете она не променяла бы этот звонок ни на какие орхидеи.
Шик тронула ее за руку. Она могла позволить себе быть великодушной.
– Ты слишком робкая, Пейдж. Если он тебе нужен, твой Эддисон, бегай за ним, схвати его за шиворот и не выпускай.
Пейдж засмеялась, с тем же успехом она могла бы пожать плечами.
– Это не прокатит. Не с Эддисоном Де Виттом.
Старушка с фиалками покачивала шляпкой в такт музыке, потягивая вермут с черносмородиновым ликером.
Ma motha says I’m lazy, my fatha says I’m no good,
But I’m no lazy, I just like live my life
Ma?ana! Ma?ana!..[39 - Моя мать говорит, что я ленивая, мой отец говорит, что я нехорошая,Но я не ленивая, мне просто нравится жить своей жизнью.Завтра! Завтра! (искаж. англ., исп.)]
– В сущности, лучше всего сейчас тебе подходит слово… грустная. Ты гордишься своей грустью, Шик. Нет, не отрицай, не притворяйся. Не со мной.
Шик похлопала ресницами. Она ухватила кубик сахара большим и указательным пальцами, подержала его на весу над своим кофе. Подумала и отложила. Она выпьет горького.
