Ты мое будущее

Душ стал первым ритуалом очищения. Я включил ледяную воду и стоял под ней, не двигаясь, пока кожа не онемела, а дыхание не стало ровным и холодным, как сталь. Потом – обжигающе горячая, смывающая ночной пот. Я не чувствовал ни наслаждения, ни дискомфорта. Это был процесс. Перезагрузка.

Гардеробная встретила меня строгими рядами. Мой выбор был безошибочным и быстрым: чёрные брюки из итальянской шерсти, плотно сидящие на бедрах, серая водолазка из тончайшего кашемира, смягчающая жёсткие линии плеч, и часы – не кричащие, но безмолвно утверждающие свою стоимость. Каждая деталь – доспех.

Спускаясь, я услышал её ещё на лестнице. Эмма. Она парила между первым и вторым этажом в облаке какого-то нежно-сиреневого свитера, её рыжие волосы были собраны в небрежный, но идеальный пучок. Она сияла. Это сияние было таким хрупким и таким нужным, что я лишь кивнул, позволяя ей болтать дальше. Она была нашим солнцем, и моя работа была следить, чтобы тучи не заслоняли его.

– Брат, смотри! – она прокрутилась передо мной, и в её глазах горели искры предвкушения. – Новый колледж, новые люди! Представляешь, сколько там будет канадцев? Настоящих! Может, я найду себе хоккеиста, а?

Вскоре спустился Крис, потягиваясь и бормоча что-то невнятное про «слишком рано для энтузиазма». Мы молча сели в машину – чёрный Mercedes G-класс, мощный и незаметный, как бронированный скальпель. Я завёл мотор, и низкий рык двигателя стал саундтреком к нашему молчаливому пути.

Университет встретил нас суетой. Подача документов была формальностью, которую я обошёл с помощью одного звонка. Через двадцать минут всё было решено: завтра я приступаю к занятиям на бизнес-факультете. Я вышел из здания первым, оставив Эмму и Криса доделывать их бумаги, и направился к машине, чтобы ждать.

– Ой, брат, я кажется телефон оставила в кабинете! Я быстро!И тут я услышал её голос:

Я видел, как она развернулась и побежала обратно. И видел, как Крис, не говоря ни слова, последовал за ней. Они думали, что я слепой. Что я не вижу, как его взгляд задерживается на ней дольше, чем нужно другу. Как её смех рядом с ним звучит на полтона тише и искреннее. Они думали, что я не замечаю эту их глупую, наивную тайну. Меня это бесило. Он был моим лучшим другом. Она – моей сестрой. Любая искра между ними могла спалить всё к чертям.

Я ждал. Минуту. Пять. Десять. Что они там делают, чёрт побери?

И тогда я увидел, как они выходят. И моё сердце на секунду остановилось. Крис выводил Эмму, держа её за локоть, но это не была обычная поддержка. Она шла, согнувшись, буквально держась за грудь, её лицо было бледным, а сияние, что было в ней ещё пятнадцать минут назад, погасло, словно кто-то вырвал её из розетки.

– Что с ней? – мой голос прозвучал хрипло, пока я уже подхватывал её на руки. Она была лёгкой, но сейчас её тело казалось беспомощным грузом.Холод бросил меня в жар, а потом жар сменился леденящим страхом. Я выскочил из машины, даже не осознавая своих действий.

– Не знаю, просто… стало плохо, – сквозь зубы проговорил Крис, его лицо вытянулось от беспомощности.

– Говори. Что произошло. Сейчас же, – прошипел я, выруливая на улицу и набирая скорость.Я усадил Эмму на заднее сиденье, сам сел за руль и, прежде чем Крис успел пристегнуться на пассажирском месте, я бросил на него взгляд. Не взгляд, а обжигающий поток ярости, в котором было одно: «Если с ней что-то случится, тебе не скрыться».

– Ничего, Ден, правда! – Эмма попыталась возразить, но её голос был слабым. – Мы просто… столкнулись с какой-то девушкой. И… я не знаю. Как током ударило.

Девушка? Током? Это звучало как бред. Но бледность её лица и учащённое дыхание были реальными.

Я не сказал больше ни слова. Я просто давил на газ, мчась к частной клинике, где нас ждал Борис Евгеньевич. Единственный человек, кому я доверял своё здоровье. И теперь – её.

В голове стучала только одна мысль: кто эта девушка, и что она сделала с моей сестрой? И что бы это ни было, она пожалеет, что вообще родилась на этот свет.

– Борис Евгеньевич! Сейчас же! – мой голос прозвучал как хлопок бича, и медсестры бросились выполнять приказ....Я влетел в холл частной клиники, снося на ходу дорогую вазу с орхидеями. Моего обычного ледяного спокойствия как не бывало.

– Выйдите. Оба.Я бережно, но стремительно уложил Эмму на кушетку в процедурном кабинете. Она была бледной, и её пальцы всё ещё судорожно сжимали материал свитера на груди. Доктор, немолодой мужчина с мудрыми глазами, появился мгновенно. Он одним взглядом оценил ситуацию и указал на дверь.

– Что произошло? По порядку, – его взгляд перешёл с меня на Криса.Я хотел было возразить, но увидел его взгляд – не терпящий возражений. Стиснув зубы, я вышел в коридор, волоча за собой потерявшего дар речи Криса. Мы молча простояли несколько минут, которые показались вечностью. Когда Борис Евгеньевич вышел, его лицо было серьёзным.

– И их будто током ударило! – выпалил Крис. – Я видел! Они обе дёрнулись, Эмма вскрикнула и схватилась за сердце. А та девушка… она просто убежала, не оборачиваясь.Я молча кивнул в сторону друга, давая ему слово. Мне нужно было слушать, а не говорить. – Она… забыла телефон, – начал Крис, запинаясь. – Мы пошли назад, к кабинету ректора. Эмма шла впереди, толкнула дверь, и… прямо навстречу ей из кабинета вышла девушка. Они столкнулись. Упали. – Я подбежал. Эмма уже вставала. А та девушка… она была в большом капюшоне, лица не было видно. Она протянула Эмме руку, чтобы помочь подняться… и… Он замолчал, собираясь с мыслями. – И что? – в моём голосе прозвучала сталь.

– Разряд тока? В сухую погоду? В университетском коридоре? Странно… Ладно. Я возьму все необходимые анализы. Сейчас с ней всё стабильно, не волнуйтесь. Она проспит пару часов, это реакция на стресс и… на непонятный энергетический всплеск, если ваш друг ничего не перепутал, – врач задумался, проводя рукой по подбородку.

Мы остались ждать. Я молчал, прохаживаясь по коридору. Мысли крутились вокруг одной точки: девушка в капюшоне. Почему скрывает лицо? Кто она? Что это за «разряд»? Это было настолько иррационально, что не поддавалось никакой логике, а значит, было опасно.

– Всё в норме, – сказал он, снимая очки. – Сердце здорово, гормоны в порядке. Единственное, что могу предположить – это мощный выброс адреналина и кортизола на фоне стресса. Иногда это может вызывать ощущение удара током. Крайне редко, но бывает. Случайность.Когда Борис Евгеньевич вышел с результатами, мы подскочили к нему.

Я кивнул, делая вид, что успокоился. Но внутри всё кричало, что это не случайность. Это было что-то.

– Ден, правда, всё хорошо. Это была просто девушка. Я сама не посмотрела. И… эта странная молния… Наверное, просто статическое электричество от ковра. Никто не виноват.Мы забрали Эмму. Всю дорогу домой она умоляла меня глазами не устраивать допрос, а потом заговорила сама:

Её голос дрожал, и я понимал, что она сама не верит в эту сказку. Но я видел – она хочет забыть этот инцидент, стереть его, как кошмар.

– Это приказ, – холодно сказал я.Дома мы молча поели. Эмма пыталась шутить, но её смех был фальшивым. Потом она объявила, что готовит вещи на завтра, и направилась к лестнице. – Эмма, – я остановил её, встав на пути. – Ты не пойдёшь завтра в университет. Пока я не разберусь, что это было.

– Нет, Ден. Я пойду. Несмотря ни на что. Я не позволю какому-то… странному случаю… диктовать мне, где мне быть, – она подняла подбородок, и в её взгляде я увидел ту же упрямую сталь, что была и у меня. – Я не трусиха. И не позволю тебе превратить меня в свою тюрьму.

Её глаза, ещё недавно потухшие, вспыхнули с новой силой. Она обошла меня и ушла наверх. Я остался стоять внизу, сжав кулаки. Она была права. И это бесило меня больше всего. Я не мог запереть её, чтобы защитить. Но мысль о той девушке в капюшоне… об этом разряде… не давала мне покоя.

Завтра она идёт в университет. Что ж. Значит, и я пойду. И если эта тень в капюшоне посмеет приблизиться к моей сестре снова, она узнает, что такое настоящий удар. Не какой-то мистический разряд, а очень реальный и очень болезненный.

Сияние и Тень

Просыпаться в собственном дворце, даже если этот дворец купил твой слегка сумасшедший брат, – это особое ощущение. Первые лучи солнца играли в огромном панорамном окне моей новой спальни, отражаясь в хрустальной люстре. Я потянулась, и по телу разлилось привычное, мышечное удовольствие. Но сегодня к нему примешивалось что-то ещё – нервное, колючее предвкушение.

Новый день. Новый город. Новый колледж. Целое море новых лиц, которые ещё не знают, кто я, и не смотрят на меня с жалостью или шепотом за спиной из-за истории с Лизой. Я могла начать всё с чистого листа. Стать просто Эммой. Яркой, громкой, немного взбалмошной Эммой, чьей самой большой проблемой должен быть выбор между капучино и латте.

Я натянула свой самый счастливый сиреневый свитер, сделала идеально небрежный пучок и нанесла бежевые тени, чтобы подчеркнуть голубизну глаз. Маска была надета безупречно. Сегодня ей предстояло пройти проверку боем.

– Брат, смотри! Новый колледж, новые люди! Представляешь, сколько там будет канадцев? Настоящих! Может, я найду себе хоккеиста, а?Спускаясь по лестнице, я почувствовала на себе тяжёлый, оценивающий взгляд. Ден. Он стоял внизу, как мрачный монумент собственной ярости, застывшей под слоем дорогого кашемира. Я закружилась перед ним, заставив сиять каждую клеточку.

Он лишь кивнул, но в его глазах я прочла молчаливое одобрение. Он покупал моё сияние. Оно было ему нужно, как воздух. И я была готова сиять до последней капли энергии.

В машине царило его гробовое молчание, которое Крис безуспешно пытался разрядить своими шуточками. Я болтала без умолку, строя планы по завоеванию Торонто, но внутри всё сжималось. Мы ехали в то самое место, где вчера… случилось это.

Университет поразил меня своими масштабами, но сегодня у меня не было сил восхищаться. Пока Ден решал всё одним звонком, я пошла за своими документами, чувствуя, как за спиной меня преследует тень Криса. Он всегда был там, моя тихая, надёжная скала. И в последнее время его присутствие стало означать для меня нечто большее, что я боялась сама себе признать.

И вот, момент. Я толкнула дверь кабинета ректора и… столкнулась с ней. Буквально. Мы рухнули на пол в клубке конечностей и нелепости. Испуг, досада, и… потом её рука. Холодные пальцы, коснувшиеся моей кожи.

И всё.

Мир взорвался белым светом. Не боль, нет. Это был чистый, нефильтрованный шок. Удар, который прошёл сквозь всё моё тело и сжал сердце в тисках. Я услышала собственный крик, увидела, как Крис бросается ко мне, и мельком – спину той девушки, убегающей в капюшоне. Её лица я не разглядела, но ощущение… Ощущение было таким, будто меня ударили обнажённым нервом о другой обнажённый нерв. Глубоко, пронзительно и пугающе знакомо.

Потом – клиника. Голос Дена, хриплый от страха. Его руки, несущие меня. И его взгляд на Криса, полный такой животной ярости, что мне стало страшно за них обоих. Я пыталась убедить их, что всё в порядке, что это случайность, статическое электричество. Но я лгала. И Ден знал, что лгу.

– А это – моё решение, – я подняла подбородок, копируя его собственную позу. – Я не трусиха. И не позволю тебе превратиться в мою тюрьму.Вечером он попытался приказать мне не ходить в университет. И в этот момент во мне вспыхнуло то самое, что мы оба унаследовали от наших непростых генов – упрямство, доходящее до саморазрушения. – Нет, Ден. Я пойду. Несмотря ни на что, – я посмотрела ему прямо в глаза, чувствуя, как дрожу внутри, но не отступая. – Я не позволю какому-то… странному случаю… диктовать мне, где мне быть. – Это приказ, – его голос стал тише и оттого опаснее.

Я видела, как в его глазах борются ярость, страх и… уважение. Он отступил. Ненадолго. Я знала, что завтра он будет следить за мной ещё бдительнее.

Поднимаясь в свою комнату, я почувствовала чей-то взгляд. Крис стоял внизу, его обычная ухмылка сменилась выражением глубочайшей тревоги. Наши взгляды встретились, и в этот раз я не отвела глаза. В этом молчаливом обмене было всё: его «я рядом», моё «я знаю», и та невысказанная тайна, что висела между нами, грозя спалить всё дотла.

Лёжа в постели, я смотрела в потолок. Завтра я снова надену сияющую маску. Буду смеяться, флиртовать и завоёвывать этот город. Но теперь у меня была своя тайна. Не просто чувство к лучшему другу брата. А тайна девушки в капюшоне, чьё прикосновение ощущалось как удар судьбы. И я знала одно – я должна найти её. Потому что это прикосновение было не случайностью. Оно было началом чего-то. И я, Эмма Соколовская, обожаю начинания.

Брат, Друг, Сторож

Просыпаться в особняке, который пахнет деньгами и свежей краской, всё ещё было странно. Моя комната размером с нашу старую квартиру, но в ней не было ни души. Так обычно и бывало. Я – приложение к семье Соколовских. Не кровь, но кость. И иногда мне кажется, что я единственный, кто видит эту семью целиком, со всеми её трещинами.

Спускаясь вниз, я услышал её ещё на лестнице. Эмма. Она сияла, как новенький Ferrari на выставочном стенде, и так же кричала «смотри на меня!». Я видел, как она кружится перед Деном, и видел, как тот каменеет, впитывая её свет, как будто это единственное топливо, что заставляет его сердце биться. Её болтовня о канадцах и хоккеистах была щитом. И мы все делали вид, что верим в это.

– Может, я найду себе хоккеиста, а? – сказала она, и её взгляд на секунду зацепился за меня. В нём было нечто большее, чем просто бравада. Вызов. И боль, которую она прятала глубже всех.

– Только чтобы он умел проигрывать. А то Ден его в первом же периоде на лёд вколотит, если тот тебя обидит.Я фыркнул, выдавив свою обычную ухмылку.

Ден промолчал, но я поймал короткий кивок одобрения. Моя работа – быть связующим звеном. Смягчать его острые углы и отражать её слишком яркие лучи. Иногда я чувствовал себя сторожем у клетки с двумя великолепными, опасными зверями, которые не понимали, что могут ранить друг друга.

В машине я пытался разрядить обстановку своими дурацкими шутками, но Ден был погружен в себя, а Эмма – в свой спектакль. Я видел, как её пальцы бессознательно теребят край свитера. Она нервничала. И я знал почему. Мы ехали туда, где вчера случилась эта чертовщина.

Когда она побежала за «забытым» телефоном, я пошёл за ней, не раздумывая. Инстинкт. И я успел как раз к моменту, когда она столкнулась с той… с той тенью в капюшоне. Я видел, как они упали. Видел, как Эмма протянула руку. И тогда это случилось.

Это не было похоже на статическое электричество. Это было так, будто сама реальность на секунду сжалась и ударила их обеих. Я видел, как тело Эммы свело судорогой, а её лицо исказилось от шока и боли. Не физической. Глубинной. А та девушка… она просто испарилась, оставив после себя лишь ощущение ледяного ужаса.

В клинике, когда Ден смотрел на меня своим взглядом убийцы, я был готов принять его удар. Потому что я чувствовал себя виноватым. Я был там. И я не смог её защитить от чего-то, чего нельзя коснуться или поймать.

Доктор сказал, что всё в порядке. Случайность. Но когда мы везли Эмму домой, и она пыталась нас убедить в этом же, я смотрел на её бледное, испуганное лицо и знал – она лжёт. И Ден знал. И это было хуже всего.

Вечером, когда Ден приказал ей не ходить в колледж, а она взбунтовалась, я стоял в стороне, разрываясь между ними. Он был прав в своём желании защитить. Она была права в своём желании быть свободной. А я… я был прав ровно посередине, не в силах сделать ни шага в ту или иную сторону, чтобы не разрушить этот хрупкий баланс.

– Не надо, Крис, – она прервала меня, не глядя. – Никаких лекций. Я в порядке.Перед сном я зашёл к ней в комнату. Она сидела на кровати, обняв колени, и смотрела в темноту за окном. – Эм… – начал я.

– Что это было, Крис? – прошептала она. – Я… я почувствовала в ней что-то. Что-то очень знакомое. И очень одинокое.Она повернула ко мне лицо. В лунном свете её черты были мягче, а в глазах не было ни сияния, ни бравады. Только усталость.

– Я знаю, – я сел на край кровати, соблюдая дистанцию. – Я просто… здесь.Я не нашёл что ответить. Я только положил руку на её одеяло, и мы сидели так несколько минут в тишине.

В этом доме, полном роскоши, мы были просто двумя напуганными детьми, столкнувшимися с чем-то, что не могли объяснить.

Спускаясь к себе, я видел свет под дверью Дена. Он не спал. Он обдумывал. Строил планы. И я знал, что его планы теперь будут включать в себя охоту. Охоту на девушку в капюшоне.

Моя роль менялась. Раньше я был просто другом. Теперь я был стражем на границе между реальным миром и чем-то, что лежало за его гранью. И между двумя людьми, которых я любил больше всего и которые, сами того не зная, тянули меня в разные стороны. Завтра начиналась новая игра. И я боялся, что на этот раз мы все – пешки в чужой партии.

День надежды и страха

Утро началось с кошмара, ставшего реальностью. Я проснулась от знакомого, липкого холода. Снова. Простыни были влажными и ужасно алыми. За ночь раны на спине и плечах вновь открылись, и я, беспомощная, истекла кровью на белоснежную подушку. Волна отчаяния накатила на меня, грозя захлестнуть с головой. Но я сжала зубы. Нет. Хватит.

Я доползла до ванной, снова разрезая испачканную пижаму ножницами. Душ был болезненным ритуалом очищения. Я стояла под почти кипящими струями, стиснув зубы, пока вода не смыла последние следы прошлой ночи, а боль не превратилась в привычный глухой гул.

Потом – перевязка. Я снова превращала себя в мумию, тщательно заматывая бинтами руки, ноги, туловище. Всё, кроме лица. На лицо я нанесла слой тонального крема, похожий на штукатурку. Он скрывал синяки и свежие царапины, но под ним я чувствовала себя невидимой. Так и надо. Я не должна была выделяться. Но одна мысль горела во мне ярче любой боли: мне нужно найти ту девушку. Извиниться. Объяснить… хотя бы попытаться.

«Доченька, меня срочно отправили в командировку. На неопределённый срок. Не волнуйся, всё будет хорошо. В конверте карта. Я буду переводить на неё деньги каждый месяц. Береги себя. Люблю тебя. Мама».Спустившись вниз, я нашла на кухонном столе конверт. Мама.

Текст был сухим и деловым, но я знала, что за ним стояло. Её жертва. Наша свобода. Я спрятала конверт, доела завтрак, который не чувствовала на вкус, и вышла.

В такси по дороге в университет меня трясло. Я боялась, что девушка не захочет меня слушать, что примет за сумасшедшую. Но сквозь страх пробивалось другое чувство – то самое, что ударило нас током. Оно было болезненным, шокирующим, но… в нём была капля чего-то родного. Как будто я столкнулась с частью себя, которую давно потеряла.

Выйдя из такси, я сразу увидела группу первокурсников. И среди них – она. Та самая рыжеволосая девушка, сияющая, как солнце в пасмурный день. Она что-то оживлённо рассказывала, смеялась, но я, привыкшая видеть фальшь, заметила – её смех не доходил до глаз. В них была маска, за которой пряталась печаль, родственная моей.

Нам провели экскурсию по университету. Это был целый мир: светлые аудитории, столовая с изобилием еды, огромные спортивные залы. Но я почти ничего не видела. Я чувствовала на себе взгляд. Горячий, тяжёлый, прожигающий. Я украдкой посмотрела через плечо и замерла. Те двое из аэропорта. Холодный брюнет и его улыбчивый друг. Они стояли в отдалении, и взгляд Дена был прикован к его сестре, но я чувствовала, что он видит и меня. Я вся сжалась, стараясь стать ещё незаметнее.

– Простите…Когда экскурсия закончилась и у нас появилось свободное время, я поняла – момент настал. Девушка – Эмма, как я услышала, как её звали другие – стояла с подругами. Я, пряча лицо в капюшон и воротник кардигана, как страус, поползла в её сторону. Сердце колотилось так громко, что, казалось, его слышно во всём холле.

– Э… Эмма?Я подошла почти вплотную и прошептала. Она не услышала, увлечённая разговором. Я видела, как те двое парней начали двигаться в нашу сторону. Паника сдавила горло. Я сделала ещё шаг и, собрав всё мужество, сказала громче, но голос всё равно предательски дрожал.

– Привет! Что-то случилось? – её голос был доброжелательным.

– Я… я та девушка… с которой вы вчера столкнулись у кабинета ректора, – я проговорила, глядя в пол. – Я хотела извиниться. За то, что толкнула тебя… и за то, что убежала. Мне… мне стало очень плохо. Я не хотела тебя пугать. Она обернулась. Её ярко-голубые глаза с любопытством уставились на меня. Я увидела в них лёгкое замешательство, но не злость.

– Так ты извиняться пришла? Какая честная! Меня, кстати, Эмма зовут. А тебя? – она снова повернулась ко мне. – Амелия, – прошептала я, чувствуя, как камень падает с души. Она не стала меня допрашивать. Не испугалась.

– Ой, да ладно! Ерунда! – она махнула рукой, и её улыбка на секунду стала чуть более настоящей. – Со мной тоже всякое бывает. Ты же новенькая? Всё в порядке? Я рискнула поднять на неё взгляд. Она смотрела на меня с неподдельным интересом, её взгляд скользнул по моему лицу, скрытому под слоем тонального крема, но ничего не выдал.

– Очень приятно, Амелия! Не переживай, всё в порядке. Увидимся на парах! В этот момент её взгляд перевелся куда-то за мою спину, и я увидела, как её лицо смягчилось. Она помахала рукой. Я украдкой обернулась и увидела её брата и его друга. Она посмотрела на Дена и легко, почти незаметно кивнула. Знак: «Со мной всё хорошо».

Она улыбнулась мне ещё раз и побежала к брату. Я стояла на месте, всё ещё чувствуя жгучий взгляд Дена Соколовского на себе. Но сквозь страх впервые пробивалось что-то тёплое. Возможно, здесь, в этом новом мире, у меня мог появиться шанс. И, возможно, эта странная, сияющая девушка, которую тоже ударила та же загадочная молния, была его частью.

После того короткого, но такого важного для меня разговора с Эммой, в груди появилось странное чувство – крошечный, хрупкий росток надежды. Может быть, здесь действительно можно начать всё заново. Я прошла в аудиторию и села на последнюю парту, в самый темный угол, стараясь стать невидимкой.

Эмма сидела в первом ряду. Солнечный зайчик, вокруг которого сразу же сформировался маленький, яркий кружок. Пару раз я ловила на себе её быстрый, скользящий взгляд. Не любопытный, а скорее… оценивающий? Заботливый? Я не могла понять, но он заставлял меня съёживаться ещё сильнее.

Как только прозвенел звонок, я рванула с места, желая просочиться в толпу и исчезнуть. Но моя вечная неуклюжесть подвела меня снова. Я резко столкнулась с кем-то на выходе, потеряла равновесие и уже приготовилась к болезненному падению.

Но меня поймали. Сильная рука схватила меня за талию, прямо поверх бинтов, и резко дёрнули на себя, чтобы я не упала.

– Отпусти! – прохрипела я, пытаясь вырваться. Белый, обжигающий свет боли пронзил меня. Это было не просто больно. Это было ощущение, будто кости в моей руке ломаются, а старые раны разрываются заново. Я не сдержала пронзительного шипения, и слёзы брызнули из глаз сами собой.

Моя попытка освободиться совпала с тем, что он ослабил хватку. Я рухнула на пол спиной, и при падении его пальцы, цепляясь чтобы снова подхватить меня от падения, сорвали бинт с моей руки. Я лежала на холодной плитке, свернувшись калачиком и тихо постанывая, не в силах сдержать рыданий. Слёзы текли ручьём, смешиваясь с пылью на полу. Под разорванным бинтом были отчетливо видны свежие, глубокие ссадины, а старые швы сочились сукровицей.

Я кое-как поднялась, чувствуя, как по спине под одеждой растекается тёплая, липкая влажность. Кровь. Я знала, что это кровь. Слепо вытерла лицо, выхватила из рук ошеломлённого Дена окровавленный бинт и, не глядя ни на кого, бросилась прочь.

Последнее, что я успела заметить, – это лица. Смесь шока, непонимания и какой-то животной ярости на лице Дена. Растерянность Криса. И Эмма… Эмма стояла с широко раскрытыми глазами, полными такого ужаса и боли, будто эту рану сорвали с неё самой. Она что-то крикнула мне вслед, но я уже не различала слов.

Я не хотела этого видеть. Ни их жалости, ни их гнева, ни их вопросов. Я почти бегом добралась до туалета, ворвалась в самую дальнюю кабинку и, забравшись на унитаз, прикусила зубами рукав кофты, чтобы заглушить стон. Боль была всепоглощающей. Дверь в туалет с грохотом распахнулась.

– Амелия? Ты здесь? – это был голос Эммы, сдавленный от слёз.

Я не ответила, затаив дыхание. Слышала, как они с кем-то – наверное, с Крисом – вышибают соседние кабинки. Потом шаги затихли. Они ушли.

Только тогда я слезла, с трудом стянула с себя одежду и, сдерживая рыдания, промыла раны под струёй ледяной воды. Перевязка заняла вечность. На это ушёл весь следующий урок. Когда я закончила, началась большая перемена.

Я вышла с туалета и направилась в столовую, взяла кофе и простой салат, натянула капюшон на глаза и направилась в самый дальний, тёмный угол. Я села так, чтобы меня не было видно, но сама видела всех. Столовая наполнялась шумом, смехом, жизнью. А я сидела в своей тени, прислушиваясь к пульсирующей боли в теле и к ещё более острой боли внутри. Я видела, как вошли они. Ден, Крис и Эмма. Она что-то горячо и взволнованно говорила, жестикулируя в сторону туалета. Её лицо было бледным.