Ты мое будущее

– Дочь Марка Соколовского, – подтвердил я безжалостно. – Его незаконнорожденная дочь. Денис и Эмма – дети его брата. Ваши отцы – родные братья.Амелия застыла. Ее глаза, широко распахнутые, смотрели на меня, но не видели. Казалось, она перебирает в голове все факты, все случайности, все странные совпадения. – Кузина? – прошептала она. – Я… Эмма Соколовская? Мы… родственники?

– Он не знает, – резко сказал я. – Ни он, ни Эмма. Никто. Кроме меня.Она медленно, очень медленно сползла по стене на пол, словно ноги под ней подкосились. Она сидела, обхватив колени, уставившись в одну точку. В ее глазах бушевала буря – неверие, отрицание, страх и какая-то древняя, наследственная ярость. – Поэтому… поэтому он смотрел на меня так… Денис… – она говорила больше для себя. – Он чувствовал. Чуял врага. Чужую кровь.

– Почему? Почему ты не сказал? Что тебе с этого?Она подняла на меня взгляд, и в нем появилась тень того самого стального стержня, что я видел у всех Соколовских.

– А тебе какое дело до того, оправится ли она? – в ее голосе прозвучала горькая насмешка. – Ты ведь всего лишь их тень. Так сама сказала.Я отвернулся, глядя на лицо Эммы. Таким спокойным оно бывало только во сне. – Потому что Ден уничтожит тебя. Узнав правду, он увидит в тебе только угрозу для Эммы, для семьи, для их репутации. Он не станет разбираться. А Эмма… – я провел рукой по лицу. – Для нее это будет ударом, после которого она может не оправиться.

– Потому что я дал слово защищать их, – тихо сказал я. – И сейчас защита Эммы означает защиту тебя. Вы связаны. Буквально. И если я не пойму, что за ад творится в твоей жизни, он погубит вас обеих.Ее слова попали в цель. Да, именно так я себя и ощущал. Тенью. Но тенью, которая решила пойти против своих хозяев.

– Это мой крест, – она с трудом поднялась на ноги, прислонившись к стене. Ее лицо исказила гримаса боли, но в глазах горел упрямый огонь. – И моя тайна. Ты хранишь свои. Я буду хранить свои.Я наклонился, осторожно поднял Эмму на руки. Она была легкой, как пушинка. Ее голова бессильно упала мне на грудь. – Тебе нужна медицинская помощь. Твои раны. – Нет! – ее ответ был резким, паническим. – Никаких врачей. Я справлюсь сама. – Ты умираешь на глазах! – прошипел я, стараясь не трясти Эмму. – Ты думаешь, я не вижу? Ты едва стоишь!

– На то, чтобы разобраться, – она сделала шаг к двери, ее рука потянулась к ручке. – И… спасибо. Что не сдал меня им сразу.Она посмотрела на Эмму в моих руках, и ее взгляд смягчился на мгновение. – Позаботься о ней. И… не говори. Пожалуйста. Дай мне время. – Время на что? Умереть?

Прежде чем я успел что-то ответить, она выскользнула за дверь, оставив меня в затхлой тишине с безжизненным телом Эммы на руках и с грузом ответственности, который становился все тяжелее.

Я посмотрел на лицо Эммы. Спокойное. Невинное. Она не знала, что ее мир только что дал трещину, которая проходила прямо через ее кровь.

«Что ты будешь делать, Крис?» – снова зазвучал в голове навязчивый вопрос.

А я и сам не знал. Я знал только одно: я должен был найти правду. Не ту, что был должен Дену. А ту, что могла спасти их обеих. Даже если эта правда сожжет меня дотла.

Я вышел из каморки, неся Эмму, и почувствовал, как лед под моими ногами стал еще тоньше.

Тишина в комнате медсестры была оглушительной. Не та благословенная тишина, что несет покой, а густая, давящая, наполненная невысказанными словами и страхом. Я сидел на жестком пластиковом стуле у койки, на которой лежала Эмма. Ей ввели успокоительное, и теперь она спала, ее дыхание было ровным, но неестественно глубоким. Лицо, обычно оживленное тысячью эмоций, теперь было гладким, как у фарфоровой куклы. Хрупким и беззащитным.

Я смотрел на капельницу, по которой в ее вену медленно сочилась прозрачная жидкость, и чувствовал, как внутри меня закипает ярость. Бессильная, беспощадная ярость. На кого? На Амелию? Она была жертвой в этой игре не меньше, чем Эмма. На Дена, чья слепая жесткость подтолкнула Эмму к этому бунту? На себя? Да, прежде всего – на себя. Я был хранителем. Стражем у ворот. И ворота эти рухнули, потому что я колебался. Потому что я позволил сердцу вмешаться в холодную логику выживания.

– Шок, – ответил я коротко, отводя взгляд. – Врач сказал, физически она в порядке. Просто… нервная система не выдержала. Ей нужно отдохнуть.Дверь скрипнула. Вошел Ден. Он остановился на пороге, его взгляд скользнул по моему лицу, а затем прилип к сестре. Он был бледен, и в его обычно непроницаемых глазах читалась настоящая, животная тревога. – Что с ней? – его голос был хриплым от напряжения.

– Что произошло, Крис? – он не смотрел на меня, его внимание было всецело поглощено сестрой.Он медленно подошел, сел на край кровати и осторожно взял ее руку в свою. Большую, сильную руку, которая могла сокрушать врагов, но сейчас дрожала, касаясь тонких, холодных пальцев Эммы.

– Она встретила ту девушку. Амелию. Они… поговорили.И снова – момент выбора. Лгать. Говорить полуправду. Или… подтолкнуть его к краю, дав часть информации.

– Эмма попыталась до нее дотронуться, – я выбрал слова с крайней осторожностью, словно шел по минному полю. – И… у нее случился приступ боли. Буквально. Как будто ее саму ударили.Ден медленно поднял на меня голову. В его глазах зажегся тот самый опасный, холодный огонь. – И что, этот «разговор» довел ее до такого? Что она ей сказала?

– Я видел это своими глазами, Ден. Это было невыносимо больно. И для них обеих.Ден замер. Его мозг, всегда работавший с безжалостной эффективностью, обрабатывал эту информацию. – Бред. Какой-то психосоматический… – он не договорил, заметая рукой.

– Хорошо. Хватит. Игры закончены. Я предупреждал. Я говорил и ей, и тебе. Теперь я с этим разберусь. По-своему.Он встал и прошелся по маленькой комнате, его плечи были напряжены до предела.

– Нет, Крис, это ЕДИНСТВЕННЫЙ выход! – он резко обернулся, и его ярость, наконец, вырвалась наружу. – Смотри на нее! Она лежит здесь, под капельницей, из-за какой-то… Я не позволю этому повториться! Никогда! После Лизы… – его голос сорвался, и он с силой сжал кулаки.Мое сердце упало. «По-своему» в лексиконе Дена означало применение грубой силы, давления, уничтожения проблемы, не вдаваясь в ее суть. – Ден, подожди. Это не выход.

– Она не умирала! У нее был шок! И если ты тронешь Амелию, последствия для Эммы могут быть непредсказуемыми. Ты же видишь, они связаны!Именно этого я и боялся. Старой раны, которая никогда не заживала. История с Лизой сделала его таким – гиперопекающим, жестоким в своей защите. И сейчас он видел в Амелии призрак новой угрозы. – Эта девушка не Лиза, – тихо, но твердо сказал я. – И то, что происходит между ней и Эммой… это что-то другое. Что-то, что мы не понимаем. Если ты пойдешь напролом, ты можешь сделать только хуже. – Хуже? – он язвительно усмехнулся. – Хуже, чем это? Она чуть не умерла от боли, Крис!

– Почему ты ее защищаешь? – внезапно спросил Ден, и его взгляд стал пронзительным, изучающим. – Что ты знаешь о ней такого, чего не знаю я?Мы уставились друг на друга – два титана, тянущих канат в разные стороны. Воздух трещал от напряжения.

– Я знаю, что она так же несчастна, как и Эмма, – сказал я, и это была чистая правда, просто не вся. – И что иногда, чтобы спасти одного, нужно попытаться спасти обоих. Дай мне время. Неделю. Если я не разберусь, что к чему… делай, что должен.В горле пересохло. Это был тот самый вопрос. Ложь готова была сорваться с губ, но я сглотнул ее. Вместо этого я посмотрел на спящую Эмму, на ее беззащитное лицо. На двух сестер, разлученных жизнью и воткнутых в самую сердцевину бури.

– Неделю, – наконец, сквозь зубы, выдохнул он. – Ни дня больше. И если с Эммой что-то случится снова… – он не стал договаривать. Не нужно было.Он смотрел на меня долго-долго. В его глазах читалась борьба между доверием ко мне, его лучшему другу, и всепоглощающим желанием контролировать, защищать, уничтожать угрозы.

Он развернулся и вышел, оставив меня наедине с тишиной и спящей Эммой. И с грузом обещания, которое, возможно, было невыполнимым.

«Хранитель», – с горькой иронией подумал я.Я снова посмотрел на нее. Моя принцесса. Мой долг. Моя самая большая слабость.

Но кого я хранил сейчас? Эмму? Или Амелию? Или ту ядовитую тайну, что могла отравить их обеих?

«Макс. Мне нужно все, что можно найти на Ариадну Разумовскую. За последние два года. Каждый шаг. Каждый контакт. И проверь парня. Егора. Все, до самой грязи. У нас есть неделя».Я достал телефон. Набрал номер, который теперь знал наизусть.

Положив трубку, я откинулся на спинку стула и закрыл глаза. Я был между молотом и наковальней. Доверием друга и жизнями двух девушек, чьи судьбы оказались переплетены самым жестоким образом.

И я знал одно: чтобы спасти их всех, мне, возможно, придется стать тем, кого Ден считал врагом. Предателем. Ценой спасения одной семьи могло стать уничтожение другой. И моего места в ней.

Но выбора у меня не было. Я был хранителем. Даже если это означало хранить чужие тайны ценой своей души.

Отражение Ее Боли

Сознание возвращалось ко мне медленно, нехотя, как подводный пловец, всплывающий с огромной глубины. Сначала я почувствовала не боль, а ее отсутствие. Привычный, ноющий гул, ставший за последние недели фоном моего существования, куда-то исчез. На его месте была пустота. Тихое, звенящее ничто.

Я открыла глаза. Белый потолок. Резкий запах антисептика. Шипение капельницы. Больничная палата. Память начала возвращаться обрывками. Амелия. Ее рука. Шоковая волна агонии, пронзившая меня насквозь. Ее вопль, который будто вырвался и из моей собственной груди. Потом – темнота.

Я повернула голову. В пластиковом кресле у моей койки сидел Крис. Он не спал. Его взгляд был прикован к окну, но я знала – он не видит ночной город. Он был где-то далеко, в лабиринте своих мыслей. Его лицо казалось высеченным из камня – усталое, напряженное, с темными кругами под глазами. Но в его сжатых кулаках, в жесткой линии губ читалось нечто большее, чем просто усталость. Отчаяние. Я видела его лишь раз – после истории с Лизой.

– Крис, – мой голос прозвучал хрипло и слабо.

– Пусто, – честно ответила я, пытаясь приподняться на локте. – Боль… ее нет. Совсем.Он вздрогнул, словно его ударили током, и мгновенно перевел взгляд на меня. Его маска стратега и защитника на секунду дрогнула, и я увидела в его глазах бездонное облегчение. – Эм… – он встал, его стул громко скрипнул. – Как ты?

– Это не оно, – покачала я головой. Внутри все было тихо и пусто. Я не чувствовала ее. Амелию. Ту самую, жгучую, живую нить боли, что связывала нас. – Она… Я ее не чувствую. Она ушла.Он молча подошел, поправил подушку за моей спиной. Его движения были осторожными, почти нежными. – Это ненадолго. Тебе вкололи успокоительное. Оно… притупляет все.

– Что ты чувствовала, Эм? В тот момент.Крис нахмурился.

– Это было… как будто меня ударило током. Только не снаружи, а изнутри. И не просто боль. Это была… ее боль. Вся. Ее отчаяние. Ее ужас. Я почувствовала, как у меня на руке кровоточит рана, которой у меня нет. Я почувствовала, как что-то гниет и разрывается у меня на спине. Это было невыносимо. Это было… чужое. И мое. Одновременно.Я закрыла глаза, снова переносясь в тот коридор. Ее бледное, испуганное лицо. Мою руку, протянутую к ней в глупой надежде, что прикосновение может исцелить.

– Ты знаешь, почему, – это была не просьба, а констатация факта. – Ты что-то знаешь о ней. Что-то, чего не знаю я.Я открыла глаза и увидела, как он бледнеет. Мои слова подтверждали его самые страшные догадки.

– Крис, – настаивала я. – Я чуть не умерла от ее боли. У меня есть право знать.Крис отвернулся, подошел к столу и налил мне стакан воды. Его спина была напряжена.

– Что с ней? – спросила я тихо. – Кто она?Он обернулся. В его глазах бушевала война. Долг перед Деном. И что-то еще. Жалость? Страх? – Она в беде, Эм. В серьезной. И твое… сочувствие… твоя связь с ней – это не игра. Это опасно. Для тебя обеих.

– Ден, – я с силой сжала край одеяла, – боится всего, что не может контролировать. Но это… это больше него. Больше нас всех. Ты же видишь!Он смотрел на меня, и я видела, как он взвешивает каждое слово на невидимых весах. – Ее жизнь… это ад. Постоянный. И если ты будешь тянуться к ней, этот ад поглотит и тебя. Ден прав в своем страхе.

– Наконец-то, – его голос прозвучал резко. – Ты поняла теперь? Поняла, к чему ведут твои игры в милосердие?В этот момент дверь распахнулась. В палату вошел Ден. Он остановился, увидев, что я в сознании. Его лицо, искаженное тревогой, на мгновение смягчилось, но тут же снова стало жестким.

– И я чувствую твою! – крикнул он, теряя самообладание. – Я чувствую ее каждый раз, когда ты пропадаешь, когда ты грустишь, когда ты смотришь в никуда этим своим потерянным взглядом! И я не позволю какой-то… чужой… причинять тебе боль!Он подошел к кровати, его фигура заслонила свет. – Это не была игра, – не сдавалась я, глядя на него снизу вверх. – И это не милосердие. Это… что-то другое. Я чувствую ее, Ден. Ее боль.

– Молчать! – отрезал Ден. Он снова посмотрел на меня. – Слушай меня и запомни раз и навсегда. Ты больше не подходишь к ней. Не смотришь в ее сторону. Ты забываешь о ее существовании. Или я забуду о своем милосердии и сам сотру ее с твоего горизонта. Понятно?Слово «чужой» повисло в воздухе, тяжелое и неправильное. Оно резануло меня глубже, чем любое другое. – Она не чужая, – прошептала я, глядя на Криса. Он замер, понимая, что вот-вот прозвучит правда. Но я не знала правды. Я лишь чувствовала ее. – Для меня она не чужая. Никогда не была. – Хватит! – Ден резко повернулся к Крису. – Ты все рассказал ей? – Нет, – тихо ответил Крис. – Но, Ден, она…