Ты мое будущее

Вариант первый: рассказать все Дену. Последствия: немедленный взрыв. Он бы не стал разбираться. Он бы пошел и… Я даже не хотел думать, что он мог бы сделать с Амелией. Ее существование было оскорблением для его семьи. Для него лично.

Вариант второй: рассказать Эмме. Последствия: эмоциональный апокалипсис. Ее хрупкий внутренний мир рухнул бы под тяжестью этой правды. И она, со своим горячим сердцем, тут же бросилась бы «спасать» Амелию, вывалив на нее всю правду. И это добило бы ту окончательно.

Вариант третий: молчать. Последствия: тикающая бомба. Рано или поздно правда всплывет. И когда это случится, Ден никогда не простит мне, что я знал и не сказал.

Я сгреб пальцами волосы. Боги, почему я вообще полез в это? Почему не оставил все как есть?

Потому что не мог. Потому что видел, как Эмма тает на глазах, чувствуя чужую боль. Потому что видел, как Амелия пытается быть невидимой, и в ее глазах читал ту же самую, знакомую до боли решимость – выжить, несмотря ни на что.

«Нашел кое-что еще. По матери. Кажется, она не просто сбежала от мужа. Она бежит от кого-то еще. Более серьезного.»Мой телефон вибрировал. Макс.

Я закрыл глаза. Идеально. Просто идеально. К психически неуравновешенному отцу-алкоголику теперь добавилась еще какая-то тень из прошлого. Я почти физически чувствовал, как подо мной рушится лед.

Вечером я поехал в кафе «У Ирины». Мне нужно было увидеть ее. Не как объект расследования. А просто… увидеть.

Я сидел за столиком в углу и пил кофе, который был на вкус как жидкая горечь. Она работала. Двигалась между столиками, тихая, собранная. Я видел, как она на мгновение останавливается, чтобы перевести дух, и ее плечи опускаются от усталости. Видел, как она заставляет себя улыбнуться клиенту. Видел шрам на ее запястье, который она тут же прятала, засунув руку в карман.

И в тот момент я понял, что не могу выдать ее. Не могу стать еще одним человеком, который причиняет ей боль.

Когда ее смена закончилась, я вышел вслед за ней. Она шла по улице, закутавшись в тонкое пальто, ее плечи были подняты от холода и напряжения. Она не оборачивалась. Не подозревала, что за ней следят.

Я наблюдал, как она заходит в тот самый элитный дом в Брайдл-Пат. Дом, который, как я теперь знал, был куплен на деньги Марка Соколовского. Ирония судьбы была достойна шекспировской трагедии. Дочь, которую он отверг, жила в его доме, купленном через подставные фирмы, и даже не подозревала, кто ее настоящий отец.

– Об Амелии, – я выбрал слова с осторожностью сапера. – Я… покопал глубже. Ее мать связана с темными делами. Очень темными. И, кажется, за ними кто-то охотится.Я вернулся домой с тяжестью на душе. Ден был в кабинете, он что-то яростно печатал на компьютере. – Где пропадал? – бросил он, не отрываясь от экрана. – Развеяться, – ответил я, опускаясь в кресло напротив. – Босс, нам нужно поговорить. – О чем?

– И если мы будем давить на Амелию, если привлечем к ней внимание… мы можем ненароком навести на них этих людей. Кто бы они ни были.Он наконец поднял на меня взгляд. Услышав серьезность в моем голосе, он нахмурился. – И?

– Я предлагаю быть осторожнее. Ради безопасности Эммы. Мы не знаем, с чем имеем дело.Я не солгал. Но и не сказал всей правды.

– Ты предлагаешь оставить Эмму в покое? Позволить ей играть с огнем?Он откинулся на спинку кресла, сложив пальцы домиком. Его взгляд был непроницаемым.

– Понял, – я кивнул, с трудом сглотнув.Он долго смотрел на меня. Я чувствовал, как под этим взглядом проступает холодный пот. – Хорошо, – наконец сказал он. – Я не буду вмешиваться. Пока. Но если эта девушка сделает хоть один шаг в сторону Эммы… Ты понял меня, Крис?

Я вышел из кабинета, чувствуя себя последним подлецом. Я манипулировал им. Использовал его желание защитить Эмму, чтобы защитить Амелию. Чтобы выиграть время.

Я не знал, сколько оно продлится. Не знал, что буду делать, когда правда всплывет. Но сейчас, в этот момент, это был единственный выход.

Я был между молотом и наковальней. И с каждым днем тиски сжимались все туже. Но пока я мог дышать, я мог искать выход. Или, по крайней мере, пытаться не дать этому проклятому миру раздавить тех, кого я, против всей логики, считал своими.

Даже если один из них был дочерью человека, чье имя было синонимом власти. А другой – моим лучшим другом, который убьет меня, если узнает правду.

Виски больше не работало. Оно просто обжигало горло, оставляя после себя вкус пепла и беспомощности. Я сидел в темноте своего номера и смотрел на город за окном. Огни Торонто казались мне сейчас слепыми, безразличными глазами, наблюдающими за тем, как я медленно схожу с ума.Ад, должно быть, выглядит именно так.

Амелия Соколовская.

Даже мысленно произнося это имя, я чувствовал, как по спине бежит холодок. Не Разумовская. Соколовская. По крови. По праву рождения. Дочь Марка, того самого человека, чей портрет висел в кабинете у отца Дена и чье имя произносилось с придыханием и страхом.

А что, если бы все сложилось иначе? Если бы Марк не поверил в ту подстроенную измену? Если бы он узнал, что Ариадна беременна? Амелия росла бы в роскоши, стала бы той самой избалованной мажоркой, которых я так презирал. Но судьба распорядилась иначе. Она выросла в аду, и каждый шрам на ее теле был свидетельством этого.

И теперь я, Крис, лучший друг Дениса Соколовского, знал тайну, которая могла перевернуть все с ног на голову.

В голове проносились обрывки воспоминаний. Ден, сжимающий кулаки при одном только упоминании имени дяди Марка. «Он – гиена, – говорил Ден как-то. – Ждет, когда мой отец оступится, чтобы откусить свой кусок». А что, если Марк узнает о дочери? Захочет ли он ее признать? Или увидит в ней угрозу? Новую претендентку на состояние?

А Эмма… Боги, Эмма. Она чувствовала связь с Амелией на каком-то подсознательном, животном уровне. Как будто их души, исковерканные семейным проклятием, узнали друг друга в толпе. Если бы она узнала, что та, чью боль она ощущает кожей, ее двоюродная сестра… Это либо исцелило бы ее, либо добило окончательно.

– Войди, – прохрипел я.Стук в дверь заставил меня вздрогнуть.

– Разве тут можно уснуть? – я усмехнулся беззвучно. – Ты же знаешь, как на меня давит этот город.Дверь открылась. На пороге стоял Ден. Он был без пиджака, волосы растрепаны, а в глазах стояла та самая, знакомая мне усталость. – Не спишь? – спросил он, заходя и опускаясь в кресло напротив.

– Отчасти, – честно ответил я.Он посмотрел на бутылку виски, потом на меня. – Это из-за Эммы?

– Может, не нужно пытаться? – осторожно предложил я. – Может, просто… быть рядом, когда она упадет?Он тяжело вздохнул. – Я не могу ее контролировать, Крис. Она как ветер. Чем сильнее пытаешься ее удержать, тем быстрее она вырывается.

– Ты не понимаешь. После Лизы… Я не могу позволить ей снова оказаться в такой ситуации. Не могу.Ден покачал головой.

– Ты что-то знаешь, Крис? – его голос стал тише, но в нем появилась стальная нотка. – Говори.А если эта «ситуация» – ее собственная кузина? – кричал во мне внутренний голос. – Ден, – я поднялся и подошел к окну, чтобы не видеть его глаз. – А если эта девушка… не та, кем кажется? Что, если она не представляет угрозы? А просто… несчастна?

Мое сердце упало. Это был момент истины. Сказать или промолчать. Предать доверие Дена или предать Амелию, обрекая ее на его гнев.Я чувствовал его взгляд на своей спине. Тяжелый, изучающий.

– Да что я могу знать? Просто… кажется, что ты сгущаешь краски. Девчонка работает в кафе, учится. Какая от нее угроза?Я обернулся. На моем лице была самая беззаботная ухмылка, какую только смог изобразить.

– Хорошо. Но если я замечу хоть тень подозрительного… Я не буду церемониться. И с тобой в том числе.Он смотрел на меня еще несколько секунд, а затем медленно кивнул.

Угроза повисла в воздухе. Прозрачная, но оттого не менее реальная. Он ушел, оставив меня наедине с моей тайной и с чувством, что я только что прошел по канату над пропастью.

Я снова налил виски. Рука дрожала. Я был на грани. С одной стороны – человек, который был мне братом. С другой – девушка, чья жизнь была искалечена нашим миром, нашими правилами, нашей жестокостью.

«Нужно встретиться. Есть дело. Двойная оплата. Молчание.»Я достал телефон и нашел скрытый контакт. «Макс».

«Всегда рад. Завтра. Старое место.»Он ответил почти мгновенно.

Я выключил телефон. Если я не мог никому доверить эту тайну, я должен был сам ее обезвредить. Мне нужно было узнать, что скрывает Ариадна. Кто тот, от кого они бегут. И главное – знает ли Марк Соколовский о существовании дочери.

Это была игра с огнем. Если Ден узнает, он сочтет это предательством. Если узнает Марк… последствия были непредсказуемы.

Но я не мог сидеть сложа руки. Я был хранителем. И теперь в мою опеку входила не только семья Соколовских, но и их самая большая тайна. Девушка, которая даже не подозревала, что ее судьба – это разменная монета в войне, о которой она не знала.

– Держись, Крис, – прошептал я сам себе. – Просто держись. И надейся, что когда все это рухнет, тебя не раздавит обломками.Я допил виски и посмотрел на свое отражение в темном стекле окна. В глазах стояла тяжесть, которой не было еще неделю назад.

Тишина в номере была оглушительной. После ухода Дена я еще час просидел неподвижно, прислушиваясь к гулу в собственных ушах. Виски больше не помогало – только подчеркивало кислотный привкус предательства на языке.

Предательства. Тяжелое, уродливое слово. Но что есть предательство? Сказать Дену правду и обречь Амелию на его слепую ярость? Или молчать, зная, что эта правда рано или поздно всплывет и ударит по Эмме с разрушительной силой?

Я потянулся к ноутбуку. Экран ожил, освещая лицо холодным синим светом. Папка с файлами на Амелию лежала на рабочем столе, как неразорвавшаяся бомба. Я открыл ее снова, пролистывая факты, которые знал уже наизусть.

Разумовская Амелия Аркадьевна. Нет. Неправильно. Соколовская. Дочь Марка. Племянница Дениса. Двоюродная сестра Эммы.

Я представил ее лицо. Не то, что видел в кафе – закрытое, напуганное. А то, что мелькнуло в тот миг, когда наши взгляды встретились в университете. Глаза, полные такой знакомой боли. Боли, которую я видел в глазах Дена после Лизы. Боли, которую я чувствовал в Эмме, когда она притворялась, что все в порядке.

Они были разными – Ден с его стальным контролем, Эмма с ее сияющими стенами, Амелия с ее тихим отчаянием. Но в одном они были поразительно похожи – в той ярости, что жила глубоко внутри, придавленная грузом обстоятельств. Ярости, которую я, посторонний, видел со стороны.

Я всегда был чужим в их мире. Не Соколовский. Не кровь. Просто Крис. Тень. Правая рука. Человек, который решает проблемы, пока они строят империи. И сейчас я был перед самой сложной проблемой в своей жизни.

– Постараюсь, чтобы это было не скоро.Я достал телефон и набрал номер Макса. – Нужна полная проверка Марка Соколовского, – сказал я, когда он ответил. – Все, что можно найти. Особенно – любые связи с Ариадной Разумовской после их расставания. – Братан, ты хочешь сунуться в самое гнездо, – послышался в трубке свист. – Это уже не просто помощь подружке. Это игра с огнем. – Я знаю. Двойная ставка. И анонимный счет в швейцарском банке. Ты же любишь риск. – Когда можно будет забрать тело?

Я положил трубку. Сердце бешено колотилось. Я только что пересек черту. Если Ден узнает, что я копаю под его дядей… Наши отношения не переживут этого. Дружба, которая длилась больше десяти лет. Доверие, которое было для меня всем.

Но я видел, к чему ведет слепое подчинение. Видел, как Ден, пытаясь защитить Эмму, душит ее. Видел, как их семейная гордыня калечит жизни. Амелия была живым доказательством этого.

Я встал и подошел к окну. Ночь была ясной, звезды – холодными и далекими. Где-то там была она. Спала. Или не спала, прислушиваясь к боли в своем израненном теле. И не подозревала, что ее судьба стала полем битвы между долгом и состраданием.

Я представил, как приду к Дену и скажу правду. Увижу, как его лицо сначала покроется недоумением, потом недоверием, а затем – той ледяной яростью, которая пугала даже меня. Он не простит. Никогда.

А потом я представил лицо Эммы, если она узнает, что я знал и молчал. Ее взгляд, полный предательства. Ее боль, которую я чувствовал почти так же остро, как свою.

И тогда я понял. Я уже сделал выбор. Переход был плавным, почти незаметным. От верности другу – к чему-то большему. К необходимости поступать правильно, даже если это стоило мне всего.

Я не был Соколовским. Но я был тем, кто их защищал. Даже от них самих. Даже если это означало пойти против них.

Я повернулся от окна и снова сел за ноутбук. Время было на вес золота. Мне нужно было узнать правду о Марке. Понять, почему он бросил Ариадну. И главное – знал ли он о дочери.

Это была опасная игра. Но я был хорошим игроком. Всегда был. И на кону стояло нечто большее, чем просто дружба или карьера. На кону стояли жизни трех людей, которые, сами того не зная, были связаны кровью, болью и тихим отчаянием.

А я был тем, кто держал нити этой связи. Ирония судьбы? Возможно. Или просто логичный финал для человека, который всегда находился в тени.

Я открыл новый документ и начал набрасывать план. Риски. Возможные последствия. Запасные пути отступления. Все как всегда. Только на этот раз отступление могло потребоваться мне самому.

Я сделал глубокий вдох. Пришло время стать тем, кем я всегда был – стратегом. Даже если эта стратегия вела меня к краю пропасти, где на дне ждал либо конец всего, либо новое начало.

Для всех нас.

Холодное пламя

Сознание вернулось ко мне без переходной стадии – резкое, четкое, как щелчок затвора. Я лежал в постели, еще не открывая глаз, и чувствовал каждую мышцу, каждое сухожилие, натянутые тетивой. Голова была пустой и тяжелой одновременно. Последние сны – вернее, те обрывки образов, что прорывались сквозь привычный барьер, – были полны крови и чужих лиц.

Я поднялся и направился в душ. Ритуал. Ледяная вода, потом почти кипяток. Физическая боль была проще. Ее можно было контролировать, измерить, терпеть. В отличие от той, что сидела где-то глубоко внутри, под слоями выстроенной за годы брони.

Я выбирал одежду с привычной автоматичностью. Темно-серый костюм, белая рубашка без складок, часы. Каждый элемент – деталь доспехов. Каждый – напоминание о статусе, о контроле, о дистанции, которую я выстраивал между собой и миром.

Внизу пахло кофе. Эмма уже сидела за столом, уткнувшись в телефон. Ее поза – слишком расслабленная, взгляд – слишком невинный. Она что-то замышляла. Всегда замышляла, когда пыталась казаться беззаботной.

– Братик, доброе утро! – ее голос прозвучал слишком бодро. – Мне сегодня нужно в библиотеку. Над проектом работаем.

– Крис поедет с тобой.Я налил себе кофе, не отвечая. Дав ей помолчать несколько секунд, я повернулся к ней.

– Опять? Ден, я не ребенок. Я могу сама дойти до библиотеки. – Ее улыбка не дрогнула, но в глазах мелькнула сталь.

– После прошлого раза ничего не случилось! – она резко встала, и ее стул с грохотом отъехал назад. – Со мной все в порядке! Перестань вести себя как… как наш отец!– Это не обсуждается, – я отпил кофе, глядя на нее поверх края чашки. – После прошлого раза…

Последние слова повисли в воздухе, тяжелые и ядовитые. Мы смотрели друг на друга, и в ее глазах я видел не детский гнев, а взрослую, холодную решимость. Она знала, куда бить.

– Я знаю достаточно! – мой собственный голос гремел, заглушая ее. – И я запрещаю тебе подходить к ней. Запрещаю, Эмма. Поняла?– Я не отец, – мой голос прозвучал тихо, но с такой силой, что она отступила на шаг. – Отец позволял тебе все. Я же не позволю тебе совершить ошибку, последствия которой буду расхлебывать я. – Какая ошибка? – она почти кричала. – Поговорить с девушкой? Проявить немного человечности? – Человечность? – я поставил чашку с такой силой, что фарфор треснул. Кофе растекся по столу, как черная лужа. – Ты называешь человечностью тянуть в нашу жизнь кого-то с ее багажом? Ее мать – ворья. Ее прошлое – грязь. И ты хочешь, чтобы эта грязь прилипла к тебе? К нам? – Ты судишь о человеке, даже не зная ее! – ее голос сорвался.

Мы стояли друг напротив друга, дыша тяжело, как два боксера после раунда. В ее глазах стояли слезы, но она не плакала. Она смотрела на меня с ненавистью. И в этот момент она была так похожа на меня, что у меня сжалось сердце.

Она развернулась и выбежала из комнаты. Я остался один, глядя на разлитый кофе и треснувшую чашку. Контроль. Я терял его. Сначала с Лизой. Теперь – с Эммой. И все из-за этой… Амелии.

– Устроили бурное утро, – констатировал он.Крис вошел в столовую. Он видел все. Его лицо было невозмутимым, но я знал его слишком хорошо – в уголках глаз пряталось напряжение.

– Проследи за ней, – сказал я, не глядя на него. – Если она пойдет к той… задержи ее. Любыми способами.

Он кивнул, без лишних слов. Он всегда понимал. Но сегодня в его молчании было что-то новое. Какая-то тень. Возможно, мне просто мерещилось.

Я уехал в офис, но не мог сосредоточиться. Цифры в отчетах расплывались, превращаясь в черные пятна, похожие на разлитый кофе. Я видел перед собой лицо Эммы. Ее глаза, полные ненависти. И за ним – другое лицо. Амелии. Испуганное. Искаженное болью.

– Крис, зайдите.Я с силой ткнул кнопку интеркома.

– И все? – я не отвел взгляда. – Ты что-то скрываешь, Крис. Я чувствую.Он вошел через минуту, все таким же спокойным. – Крис? – Что ты нашел о ней? – спросил я, глядя ему прямо в глаза. – Вся правда. – То, что уже сказал. Мать в серьезных передрягах. Отец – алкоголик. Девушка – жертва обстоятельств. – Он не моргнул.

– Я бы не стал, Ден. Слишком многое поставлено на карту.На его лице на мгновение мелькнуло что-то… Осторожность?

– Хорошо, – я откинулся на спинку кресла. – Можешь идти.Мы смотрели друг на друга, и в воздухе висело невысказанное. Он лгал. Или недоговаривал. И это было хуже.

Когда он вышел, я закрыл глаза. Измена. Она всегда приходит от тех, кого меньше всего ждешь. Сначала Лиза. Теперь, возможно, Крис. И Эмма на грани.

Я открыл ящик стола и достал фотографию. Старую, потрепанную. Мы с Эммой, лет десять назад. Она смеется, обняв меня за шею. Я улыбаюсь. По-настоящему. Тогда мир был проще. Тогда я еще верил, что могу защитить ее от всего.

Теперь я понимал – главная опасность была не снаружи. Она была внутри. В наших душах, исковерканных деньгами, властью и страхом. В этой девушке, которая, словно зеркало, отражала все наши трещины.

Я спрятал фотографию обратно. Жалость была роскошью, которую я не мог себе позволить. Равно как и доверие.

Эмма ненавидела меня сейчас. Пусть. Крис, возможно, меня предает. Пусть. Я буду тем, кем должен быть. Стражем. Даже если это значит стать для них монстром.

Я посмотрел на город за окном. Холодным, бездушным, прекрасным. Таким же, как и я. И если эта Амелия – угроза, я ее уничтожу. Не из злобы. Из необходимости.

Потому что в конце концов, единственное, что имело значение в этом мире, – это сила. И готовность использовать ее без колебаний.

И у меня этой готовности было больше, чем у кого бы то ни было.

Раскол

Тишина была оглушительной. После ухода Дена я еще час просидел неподвижно, прислушиваясь к гулу в собственных ушах. Виски больше не помогало – только подчеркивало кислотный привкус предательства на языке. Я был миной замедленного действия, заложенной под фундамент всего, что имел.

И когда на следующее утро я увидел Эмму, влетевшую в университет с сияющим, но натянутым видом, у меня сжалось сердце. Она что-то замышляла. Я стал ее тенью, двигаясь по коридорам на расстоянии, стараясь быть невидимым. И тогда я увидел ее – Амелию. Она пробиралась к служебному входу, сгорбленная, будто стараясь занять как можно меньше места. Ее лицо было серым от боли, движения осторожными, рассчитанными. Она была похожа на загнанного зверя, ищущего укрытие.

– Амелия!И тут Эмма, моя солнечная, не думающая Эмма, сделала шаг навстречу. Я не успел ее остановить.

Она схватила ее за руку. И все замерло.

Вопль Амелии был нечеловеческим. Коротким, резким, полным такой агонии, от которой кровь стынет в жилах. Но что было страшнее – Эмма, отпустив ее руку, сама согнулась пополам, вцепившись в свое запястье, и издала тихий, пронзительный стон. Ее лицо исказила гримаса боли, по телу пробежали судороги. Она чувствует это. Чувствует ее боль. Эта мысль ударила меня с новой силой, подтверждая ту адскую связь, что тянулась между ними, не зная о кровном родстве.

Мой взгляд переметнулся на Амелию. Она, бледная, почти зеленая, держалась за свою руку, челюсть была сжата так, что видны были мышцы на скулах. А потом она посмотрела на меня. И в ее глазах я увидел не просто боль. Я увидел знание. Знание того, что я что-то понял. И ужас перед этим пониманием.

Я не мог отвести взгляд. Я оценивал ее состояние, как машина: заострившиеся черты лица, неестественная бледность, тени под глазами. И в голове стучало: Дочь Марка Соколовского. Твоя кузина. Ее кровь течет и в Эмме.

– Амелия, мы можем поговорить? – голос Эммы дрожал, в уголках глаз блестели слезы.

– Прости меня… не отдаляйся от меня, – молила Эмма.Я видел, как Амелия сжимается внутри себя. Видел, как ей больно смотреть на эти слезы. И видел ее решение – жестокое и необходимое. – О чем?

И тогда Амелия нанесла удар. Холодный, точный, подобный лезвию. «Тень, которую вы поймали… твой брат прав… узнай грани… забудь обо мне». Каждое слово было для Эммы ножом. И для нее самой – тоже. Я видел, как она едва не согнулась от новой волны боли, но выстояла. Эта девушка была сделана из стали, закаленной в аду.

И тут зазвонил ее телефон. «Любимый». Ее паника была осязаемой. Она боялась этого звонка. Два года лжи. Два года, пока она гнила заживо, притворяясь нормальной для кого-то. Ее быстрая, нервная речь была криком о помощи, который никто, кроме меня, не мог услышать.

И когда она назвала свое местоположение, у меня в груди все сжалось в ледяной ком. Это была ловушка. Я чувствовал это нутром.

И он появился. Егор. Ее «любимый». Он возник из ниоткуда, схватил ее и впился в нее объятием, от которого у меня самого перехватило дыхание. Я видел, как тело Амелии стало деревянным, как ее глаза закатились, как по ее спине, под тонкой тканью свитера, выступило алое пятно. Раны. Гноящиеся раны. Они открылись.

В тот же миг Эмма, не выдержав отраженной агонии, беззвучно осела на пол. Шок. Я подхватил ее на автомате, и моя ярость, моя беспомощность, мой страх выплеснулись в одном-единственном взгляде, который я швырнул Амелии.

Дверь захлопнулась, отсекая нас от внешнего мира, от Егора, от всего. В тесной каморке для уборщицы пахло хлоркой и страхом. Воздух был густым, как сироп, и каждый вздох давался с трудом.

Эмма лежала на холодном кафельном полу, безжизненная, бледная, как мел. Ее хрупкость в этот момент была острее любого ножа. Я прижал два пальца к ее шее, отыскивая пульс. Он был – слабый, нитевидный, но был. Шок. Отраженная боль оказалась сильнее ее сознания.

И над этим всем стояла она. Амелия. Дочь Марка Соколовского. Девушка, чье существование грозило разрушить все. Она прислонилась к стене, дрожа как в лихорадке, сжимая свою окровавленную руку. Ее глаза, полные животного ужаса, были прикованы к Эмме.

– Что ты наделала? – мой голос прозвучал тихо, но в нем была вся ярость, весь страх, что клокотал во мне последние сутки.

– Не ври! – я рывком выпрямился, но не сделал шага towards нее. Боялся, что если прикоснусь, то не сдержусь. – Ты видела, что с ней! Она чувствует твою боль, черт возьми! Как это возможно?Она сглотнула, зажмурилась. – Я… Я ничего… Она сама…

– Я не знаю… Я не знаю… – это был не ответ, а стон загнанного зверя. – Она взяла меня за руку, и… будто током ударило. И ей стало так же больно, как мне.Амелия покачала головой, и по ее бледным щекам скатились слезы, оставляя следы на запыленной коже.

– Твои раны, – я сказал жестко, заставляя себя мыслить как стратег, а не как человек. – Они гноятся. Ты вся в крови. Что это, Амелия? Кто это сделал?Она посмотрела на свою руку, где кровь проступала через толстый свитер. Пятно расползалось.

– Это важно! – я с силой ударил кулаком по металлической стойке с ведрами. Грохот заставил ее вздрогнуть. – Потому что ты не просто какая-то несчастная девушка! Потому что эта, – я указал на Эмму, – твоя кузина! Ее кровь! И если с тобой что-то случится, если ты умрешь от заражения крови или от руки какого-то ублюдка, это убьет и ее! Ты понимаешь?Ее взгляд стал отрешенным, пустым. – Неважно. Ничего нельзя изменить.

Слова повисли в воздухе, тяжелые и необратимые. Я сказал это. Я вывалил на нее правду, которую копил, как динамит.