скачать книгу бесплатно
Лээст, часам к одиннадцати, разобрался с бутылкой виски, читая письмо «Блэкуотеру» – последнее из полученных, и когда его виски закончился, направился в общежитие – гонимый собственной совестью. Когда он дошёл до «третьей», сердце его колотилось, на лбу проступила испарина, а ноги едва не подкашивались.
– Господи, что я делаю?! – прошептал он, дрожа от волнения.
Простояв перед дверью с минуту, он, совершенно отчаявшись, отступил до пустой гостиной, сел на один из диванчиков, обхватил ладонями голову и сидел так, пока не услышал голоса и шаги первокурсников. Тогда он резко поднялся, снова направился к «третьей» и постучался решительно. Верона в эти секунды уже надевала куртку, готовясь к полёту с астрологом. Лээст вошёл – с улыбкой, и мягко спросил: «Собираешься?» – пытаясь придать ситуации хоть какой-то оттенок обыденности. Тут его взгляд невольно устремился к большой фотографии. Глаза его помрачнели. В них резко сгустилась ревность – инстинктивная – неконтролируемая. Он шагнул к стеллажу – к той полке, где стояли дары – сверкающие, взял трюфель из синей вазы, развернул зашуршавший фантик, затем завернул обратно и произнёс напряжённо:
– Что он делал с тобой этой ночью?
– Сэр, – прошептала Верона, – сэр, вы же сами сказали, что это не обсуждается…
– Нет, ты должна сказать мне!
– Прошу вас! – взмолилась Верона. – Он любит меня, вы же знаете!
– Куннилингус?! Был куннилингус?!
– Был! – закричала Верона. – Что вы теперь, убьёте его?!
Эртебран отшвырнул конфету, повернулся лицом к фотографии и процедил сквозь зубы: «Вы уже ни с чем не считаетесь. Ни с тем, что является честью, ни с тем, что зовётся достоинством…» После этого, стиснув челюсти, он вышел – не оборачиваясь. Верона вытерла слёзы, застегнула на куртке молнию и какое-то время стояла, пытаясь собраться с мыслями, после чего наклонилась – за отброшенным Лээстом трюфелем, вернула конфету в вазу, а затем повернулась к Джону – с вполне обоснованным требованием:
– Я прошу вас со мной не встречаться, пока мой отец не даст вам соответствующего разрешения. Я не могу позволить вам пренебрегать его чувствами в угоду вашим желаниям.
Джошуа в это время уже вылетал из грота, опасаясь, что из-за Лээста она не придёт на занятие. К его несказанной радости, Верона возникла в арке в самом начале первого. Впрочем, счастье его улетучилась, когда она села в лодку, даже не поздоровавшись. В результате Маклохлан разнервничался и взлетел с такой траекторией, что все, кто увидел это – человек пятнадцать студентов, просто застыли от ужаса. Верона сдвинулась к мачте, а астролог, взмыв над Коаскиерсом, устремился в сторону моря и только тогда успокоился, когда она попросила:
– Мистер Маклохлан, простите, я без очков сегодня. Мы можем лететь помедленнее?
– Конечно! – ответил Джошуа. – Я просто вам демонстрировал технику пилотирования!
Начав разговор о технике, Маклохлан продолжил сведениями, что при полётах на «Ястребах» используются фигуры, которых официально не меньше двухсот пятидесяти, но ей, для сдачи зачёта, будет вполне достаточно освоить «Цепочку», «Лесенку», «Уголок» и «Зигзаг» с «Вращением». Верона кивнула с согласием, а Джош, изначально рассчитывавший, что она начнёт умолять его показать ей другие фигуры и позволит ему тем самым проявить своё великодушие, едва не скрипнул зубами, пытаясь скрыть огорчение, которое было усилено её смиренным высказыванием:
– Да, сэр, вы правы конечно же. При нашей с вами загруженности даже выучить эти фигуры представляется чем-то немыслимым.
Когда их полёт окончился, Верона, расставшись с профессором на первом пролёте лестницы, вернулась к эскизу – начатому, понимая, что скоро не выдержит – без отца, без его присутствия, и без его прощения – в полной мере необходимого. Где-то в начале пятого она, посетив туалетную, где тщательно вымыла руки – от угольной пыли – въевшейся, переместилась в гостиную и подошла к деквиантеру. Эртебран отозвался сразу же и резко сказал: «Я слушаю!»
– Экдор Эртебран, простите, мне нужно с вами увидеться.
– Хорошо, – согласился Лээст. – Я у себя, в «проректорском». Только недолго, пожалуйста.
Верона, повесив трубку, бросилась вниз по лестнице – примерно в таком состоянии, в каком Эртебран поднимался к ней до её полёта с Маклохланом, и, пробежав сквозь Замок, оказалась у мраморной лестницы. Там она передохнула, пытаясь стабилизироваться, и начала подниматься. Лээст ждал в коридоре и при её появлении прошёл к своему кабинету и вошёл в него первым – нахмуренный, всё ещё не отошедший после яростной вспышки ревности. Верона, войдя за ним следом, увидела, как он прикуривает – её зажигалкой – Marlboro.
– Будешь? – спросил он глухо, как только она приблизилась.
– Нет, сэр. Спасибо. Я бросила.
Эртебран глубоко затянулся, выпустил струйку дыма – глядя на море – серое, с чёрного цвета подпалинами, и произнёс: «Так что там?»
– Сэр, простите, пожалуйста. Я попросила Джона больше не появляться, пока он не встретится с вами… то есть, простите, с папой, и не возьмёт разрешения.
– И зачем ты мне это рассказываешь?
– Потому что вы сами сказали о чести и о достоинстве. Джон не имеет права вступать со мной в отношения без вашего разрешения. То есть, простите, папиного… без папиного разрешения…
Эртебран посмотрел в её сторону:
– Хорошо, я приму это к сведению, но сам он не примет, я думаю. Его статус – выше условностей.
Воцарилась долгая пауза. Лээст дымил сигаретой. Верона кусала губы. Оба страшились единственного – оба страшились выдать себя. Наконец Верона не выдержала – не собственных чувств, а молчания:
– Я… написала маме…
Эртебран не отреагировал.
– Попросила её приехать…
– Ну ладно, – сказал проректор, щёлкая крышкой Zippo, – у меня тут пара отчётов, а у тебя – рисунок, и другие дела какие-нибудь. И раз ты уже не куришь, то я ей немного попользуюсь. Как только куплю себе новую, то верну тебе эту в целостности.
– Нет, – возразила Верона. – Оставьте себе, пожалуйста. Я уже с ним не поддерживаю личные отношения.
– Вот как? – спросил проректор. – Это – твоё решение?
– Нет, это ваше решение… – она немного помедлила, – но я нахожу его правильным.
Снова возникла пауза. Уже не такая тяжёлая, но тоже довольно насыщенная – теперь – их взаимными взглядами, с её стороны – открытым – исполненным обожания, с его стороны – извиняющимся – виноватым, в какой-то степени:
– Знаешь, – сказал он тихо, – я оскорбил тебя в комнате. Я не хотел, поверь мне.
– Нет, – возразила Верона. – Это не было оскорблением. Речь шла о защите достоинства.
– Спасибо, – сказал проректор. – Спасибо, что ты простила меня…
Третья по счету пауза оказалась самой насыщенной. Эртебран загасил окурок, повернулся к Вероне, обнял её и привлёк к себе – лёгкую, хрупкую, чувствуя её слёзы, чувствуя её всхлипывания и чувствуя что-то новое, ранее не проявлявшееся – в том, как она прижималась к нему, сдерживая рыдания, в том, как она целовала его и в том, как она прошептала ему:
– Я простила бы вам что угодно. Запомните это, пожалуйста…
* * *
Через пару часов примерно, минут за пятнадцать до ужина, к Вероне пришла Герета – более чем взволнованная, и сказала: «Он пригласил меня!» Речь шла о Томасе Девидсоне.
– Куда?! – удивилась Верона.
– На футбол! Состоится сегодня! В половину девятого вечера!
Под «футболом» подразумевалась встреча студенческой сборной и сборной преподавателей и бывших студентов Коаскиерса. Затем Герета посетовала на трёх своих однокурсниц, что, в силу консерватизма, не выразили желания оказаться в числе болельщиков.
– Ну и ладно, – сказала Верона. – Болеть им все равно не за кого. Разве что Терне за Брайтона, но, надеюсь, он не участвует.
Затем, уверив Герету, что сможет составить компанию, она поинтересовалась: «А ужинать ты собираешься?»
– Боюсь, что не собираюсь. Мне нужно погладить кофточку.
– А ты никогда не думала одеться по-современному?
Герета слегка растерялась:
– То есть как? По-альтернативному?
– Да, – подтвердила Верона.
– Глупо об этом думать, не имея на это возможности.
– Возможность – дело вторичное. Желание – самое главное.
– И что ты мне предлагаешь?
– Предлогаю вдобавок накраситься.
– Да! – засмеялась Герета. – Оденусь как ты, накрашусь и меня отчислят сегодня же!
– Нет! – возразила Верона. – Посмотри на экдора проректора! Он подстригся короче некуда! Его что, за это уволили?!
Аргумент прозвучал убедительно. Герета взглянула на полки с дорогой сверкающей утварью, затем на портрет мужчины – эртаона, судя по облику, затем – на саму Верону, чья красота – воистину – была достойна Создателей, и – с мыслью: «Всё не случайно… Всё это как-то связано, иначе бы этого не было…» – спросила:
– Как ты считаешь, а Томасу это понравится?
– Он будет счастлив, поверь мне!
Согласие было получено. Процесс по «преображению» – как его назвала Верона, начался в душевой для девушек и продолжался долго – часа полтора, как минимум. Герета – в короткой юбке, с подвитым распущенным волосом, в красивой вязаной кофточке, в хорошеньких светлых туфельках, очень эффектно накрашенная – настолько преобразилась, что, увидев своё отражение, прошептала: «Создатели! Кто это?!» Подруги покинули комнату в пятнадцать минут девятого и быстро спустились к Джине – предложить составить компанию. Джина, узрев Герету, поразилась до крайней степени, но затем заявила, опомнившись:
– Это, конечно, здорово, но, мне кажется, слишком рискованно!
– Ерунда! – возразила Верона. – Курить у нас тоже рискованно, но ты ведь при этом куришь на виду у всей Академии! И, кстати, там матч в полдевятого, студенты играют с эрверами. Говорят, что все собираются, так что пошли. Развеешься.
Джина слегка помялась, но всё же дала согласие. Таким образом, наши девушки покинули стены Коаскиерса и направились к стадиону, где уже собрались болельщики, и не только студенты с эрверами, а даже работники кухни во главе со своим шеф-поваром. Больше всех волновалась Герета, приобретшая новый облик и теперь безумно желавшая поскорее увидеть Томаса. Меньше всех волновалась Джина. Можно себе представить, что она испытала, когда обнаружила издали, что в первом ряду на трибуне, правее преподавателей, сидят эртаоны-Кураторы, включая самого «Старшего». Увидев его среди зрителей, Джина заполыхала и замерла как вкопанная.
– Смотрите! – сказала Верона. – Любопытная ситуация! Такие места не заняты!
Ситуация, разумеется, оказалась весьма примечательной – мест пять или шесть примерно – слева от эртаонов – оставались пока свободными. Джина не шевелилась, пребывая на грани обморока. Герета, страшно смущённая, тоже застыла в растерянности, так как не знала толком, когда выполнять приветствие, да и вообще выполнять ли.
– Пойдёмте! – сказала Верона. – Что толку стоять и смотреть на них?!
Подруги не отреагировали. Поскольку до края поля оставалось метров пятнадцать, а до трибун, соответственно, было уже за восемьдесят, то появление девушек мало кем было замечено, не считая самих Кураторов. Эрвеартвеарон, понимая, что усилий одной Вероны без суггестии недостаточно, поднялся и помахал им. Отступать, по факту случившегося, возможности теперь не было. Девушки сдвинулись с места: Верона – внешне спокойная, но в душе немного встревоженная, поскольку не обнаружила среди болельщиков Лээста; Герета, уже осознавшая, что Кураторы благоволят к ним; и Джина – дрожащая, красная и мало что понимающая, кроме того обстоятельства, что её ментально поддерживают, иначе она умерла бы от нервного потрясения. Когда до первого ряда оставалось шагов пятнадцать, Терстдаран снова поднялся, дождался момента приветствия – когда подошедшие девушки преклонили колени и головы, и громко сказал: «Добрый вечер! Эти места свободны!» – после чего добавил:
– Рэа Уайтстоун, прошу вас, рядом со мной, пожалуйста…
Девушки распрямились – Верона с Геретой – первыми, и они же и сели первыми, а Джина, едва не падая, кое-как добралась до лавочки – ведомая внешними силами, опустилась и сразу зажмурилась. Эрвеартвеарон тем временем обратился к Вероне взглядом, исполненным почитания, и – при ответном взгляде – привстал и немного склонился, как и пять остальных Кураторов.
– Светлейшая из Светлейших, – сказал он на португальском, – мы счастливы лицезреть вас и хотим принести уверения в своей бесконечной преданности…
– Благодарю, сеньоры. Спасибо, сеньор Терстдаран. А вы, случайно, не знаете? Мой папа придёт? Он появится? Или он занят чем-нибудь?
– Да, ваш отец появится. Он выступает голкипером за сборную преподавателей.
В это время возникли играющие. Команда студентов – в синем, а противники – в фиолетовом. В центр поля выбежал Акройд – в чёрно-жёлтой футболке рефери и в компании двух помощников – фармаколога и токсиколога. Болельщики рьяно захлопали – все, кроме бледной Джины, пребывающей в полуобмороке. При виде Гереты – накрашенной, в нарядной ажурной кофточке, Томас ударился в краску, но помахал тем не менее, а затем, наряду с другими, выполнил форму приветствия эртаонов второго уровня. Эрвеартвеарон поднялся, выразил пожелания удачной игры играющим и сел, чуть придвинувшись к Джине. Акройд провёл жеребьёвку. Эртебран, улыбнувшись Вероне, побежал занимать ворота по правую руку от рефери. Мяч был положен в центре, команды рассредоточились, начальный удар достался юному форварду Девидсону. Джина, не разбиравшаяся ни в одном из футбольных правил, начала следить за играющими, абсолютно не понимая смысла происходящего.
– В принципе здесь все просто, – сказал ей Старший Куратор. Если хочешь, я объясню тебе…
Джина нашла в себе силы направить взгляд в его сторону. Эрвеартвеарон запнулся – её губы – нежные – розовые – оказались в предельной близости; глубокий вырез на платье открывал её кожу – молочную, с оранжевыми веснушками; ресницы её трепетали; длинные медные волосы горели в закатном солнце мириадами ярких искорок.
– Ну в общем, – чуть слышно сказал он, – сейчас это всё несущественно…
Джина вздохнула кротко. Глаза её ярко сияли чистейшей воды изумрудами. Эрвеартвеарон отвернулся – сборная преподавателей атаковала ворота капитана противников Марвенсена. Тем не менее его пальцы немного сместились влево – с колена прямо на лавку, поскольку там находились – в ту секунду – джинины пальцы. Их руки соприкоснулись. Куратор, своей ладонью, накрыл её пальцы сверху. Джина крепко зажмурилась. Эрвеартвеарон прошептал ей: «Я рад, что ты появилась здесь…» Игра продолжалась тем временем. Верона следила за Лээстом. Герета следила за Томасом. Лээст стоял на воротах не хуже, чем Виргарт Марвенсен, а может быть, даже и лучше – согласно тому обстоятельству, что первый гол оказался забитым в ворота Виргарта. Забил его Джош Маклохлан – на двадцатой минуте периода. Джина, как все остальные, громко зааплодировала, после чего, задерживая – и мысли свои, и дыхание – опустила руки обратно: одну – себе на колени, а вторую – в ладони Куратора. Эрвеартвеарон, чья жизнь наконец обретала смысл в своём основном значении, был в ту секунду счастлив, как никогда до этого.
На двадцать седьмой минуте с нападающим сборной студентов – ардором Томасом Девидсоном – вышел конфуз – досадный, связанный с его шортами: когда Томас бежал к воротам и уже собирался ударить из крайне опасной позиции, резинка на шортах лопнула, шорты стали соскальзывать, нога у него запнулась и произошло падение. Болельщики зашумели, одни эртаоны-Кураторы продолжали хранить спокойствие. Верона перекрестилась – со словами: «Опять нас миловало», – а Герета едва не заплакала. Расценив такое падение, как личную катастрофу – из-за присутствия девушек, Томас покинул поле. На замену был выпущен Рочестер. В результате команда студентов оказалась деморализована и пропустила как следствие ещё один гол в ворота, опять забитый Маклохланом. После свистка арбитра, означавшем конец периода, команды ушли под трибуну, часть зрителей встала размяться, а Кураторы трансгрессировали – с намерением появиться на начале второго тайма.
– Боже! – взмолилась Джина. – Это всё мне снится, наверное!
Одновременно с этим расстроенная Герета тоже взмолилась к Создателям:
– Святые Отцы-Покровители, верните его, пожалуйста!
Проникшись их состоянием, Верона сперва сказала: «Да нет, не надейся, что снится!» – а затем, посмотрев на Герету, поддержала её заверением:
– Не волнуйся! Вернут обязательно!
Джина внезапно выдала:
– Я знаю, что это – суггестия!
– Суггестия не суггестия, какая в принципе разница?
Разговор, не успев начаться, был прерван явлением Брайтона, что спустился с верхнего ряда, занимаемого первокурсниками:
– И чё, – вопросил он, – Блэкуотер, нашли себе место в партерчике? С чего у вас вдруг привилегии?
– Отстань! – попросила Верона.
– Грубишь! – засмеялся Брайтон. – Я же к вам по-хорошему! У меня тут для вас предложение! Мы решили, как всё закончится, сгонять в деревню за «Брекброком»! Если присоединяетесь, то от каждой из вас – по полтиннику!
– Нет, не присоединяемся.
– А чё так?! Заделались трезвенницами?!
– Что слышал! Давай проваливай!
– Хе-хе! – засмеялся Джимми. – Советую не отказываться! Можно снова сыграть в «Бутылочку»! И кстати, чё это с Травар?! Для Девидсона старается?! По-моему, перестаралась! У парня от напряжения резинки начали лопаться!
К счастью для женской компании Эрвеартвеарон и Кураторы снова возникли на лавочке. Джимми, вдруг оказавшись в ближайшей зоне их видимости, грохнулся на колени, а Старший Куратор Коскиерса посчитал за необходимость сделать ему внушение:
– Ардор, ты можешь подняться, но прошу запомнить на будущее. К девушкам ты обязан относиться с предельной вежливостью. Если я ещё раз услышу «а чё так» или «Бутылочка», можешь считать законченным пребывание в Академии. Коаскиерс не нуждается в тех, кто не чтит традиций и не следует нормам и правилам.
