Игры богов

– Капитан! – взревел Лукас в отчаянии, – Гектор хочет поймать их в одиночку! Он же погибнет! Позвольте мне догнать его. Я верну Гека обратно, а потом мы соберем отряд и разыщем беглецов.

Векстер внезапно схватил его за воротник, приподняв так, что затрещали швы на одежде.

– Ты осмеливаешься просить? – прошипел он, брызгая слюной, – это из-за тебя из тюрьмы сбежало больше ста заключенных! Ты, как слепой щенок, не усилил охрану! Ты – преступник!

Лукас попытался вырваться, но пальцы капитана впились в его шею, как когти грифона.

– Нет… – хрипел он, – пустите меня. Я все исправлю. Надо остановить Гека или он погибнет…

– Его смерть будет справедливой карой, – Векстер дёрнул его к себе, лицо к лицу, – а твоя – уроком для всех, кто смеет игнорировать уставы!

Внезапно Лукас рванулся в сторону, рваная ткань воротника осталась в руке капитана. Он откатился к телеге, где лежали окровавленные мечи, и вскочил на ноги. Векстер зарычал, выхватывая меч:

– Схватить его!

Стражи, до этого копошившиеся у ворот, обернулись. Лукас метнулся к коню капитана – вороному жеребцу с горящими, как адское пламя, глазами. Лошадь, почуяв опасность, вздыбилась, но Лукас вскочил в седло, вцепившись в гриву.

– Закрыть ворота! – проревел Векстер, но было поздно.

Конь рванул вперёд, сбивая с ног двух стражников. Железные шипы ворот уже начинали скрипеть, сдвигаясь друг к другу. Лукас пригнулся к шее лошади, чувствуя, как ветер режет лицо. Последний миг – и они пронеслись в узкий проём, едва не задев каменные створы. За спиной остался рёв Векстера:

– Вернёшься и я повешу твою голову на шпиле!

Дорога впереди тонула в тумане, а лес, чьи деревья стояли, как молчаливые стражи, поглощал каждый звук. Лукас не оглядывался. Он знал: теперь он – беглец. Но где-то там был Гектор и только он мог остановить брата… или погибнуть с ним.

ГЛАВА 3

Лес дышал. Тяжело, густо, пропитанный смолой и тлением столетних корней. Ветви, сплетенные в чёрный соборный свод, не пропускали света – лишь изредка сквозь щели пробивались блики заката, словно раны на теле сумерек. Воздух густел от сырости, цепляясь за горло душными пальцами. Здесь каждый шаг отзывался эхом, будто сама земля шептала предостережения.

Айрин скользила меж деревьев, как тень из чащи. Её потрепанный плащ сливался с серым мраком, а капюшон намертво врос в линию плеч, словно щит от любопытных взглядов. Лишь порыв ветра, хищный и внезапный, на миг обнажал выбившиеся из косы пряди волос: черную, золотую и серебряную.

Найды боялись показывать свои трёхцветные гривы, ведь за скальпом и кожей найда велась настоящая охота. Как на шкуры диких, экзотических животных.

В одном ей повезло – она найд лишь наполовину. Ее кожа выглядит болезненно-бледной, человеческой, но не белоснежной с благородными узорами, как у сородичей, что так ценилась у охотников. Ее глаза угольные, в них нет той яркой синевы с золотыми искрами, как у чистокровок. Ее зубы ровные, человеческие и ростом она походит на людей.

Но она знала, что охотники высматривают не только кожу, покрытую узорами. Присматриваются к походке, к тому, как ложатся тени на скулах, к неестественной гибкости суставов. Искали таких, как она – полукровок, чья человеческая оболочка лишь тонкий плащ, готовый сползти под любым пристальным взглядом.

Главной уликой были волосы – её трёхцветное проклятье, которое она ненавидела лютой ненавистью.

Только выпадет момент, она превратит их в ничто – разотрет золу ладонями и будет втирать, пока они не обретут черноту вороньего крыла.

Но сейчас не время и не место. За ними ведется погоня, она в этом уверена так ясно, как и в том, что завтра взойдет солнце. Волосы – последняя из проблем, которая ее беспокоит.

Айрин обернулась и бледное лицо, отточенное голодом и ненавистью, метнуло в спутника ледяной взгляд.

– Хватит плестись! – рявкнула она, – поторопись, если не хочешь обратно в тюрьму. Они могли нас хватиться раньше времени.

– Я устал, – жалобно застонал парень, – и спать хочу.

– Мы должны добраться до реки раньше, чем нас догонят гримфольцы, – произнесла она, не замедляя шага, – я не для того тебя вызволяла, чтобы ты попался на середине пути.

Река их спасение. Там, за рекой начинаются земли Шегера, где всем будет плевать на преступления мага в Гримфоле. И вообще на то, что он маг.

Оттуда нет выдачи, ведь между государствами разгораются искры вражды. Земли Шегера укроют их от опасности.

Ее правая рука неприятно заныла. Она приподняла рукав убедиться, что он на месте. Продолговатый, похожий на порез шрам у самого запястья, тонкий, кривой, от прорыва кожи, оставшийся после одного случая, о котором она старается не думать. Обычно он не давал о себе знать. Только в самые острые моменты. Только когда что-то угрожало. Или, когда было слишком поздно. Вчера он внезапно начал кровоточить, принося неимоверную боль. Может потому она так легко попалась тому стражнику в Гримфе.

Вчера… перед тем как проникнуть в Гримф… произошло нечто странное.

До того, как ее глаза встретились со взглядом того стражника, мир будто раскололся, а рука принялась жить своей жизнью. Он снова рвался наружу. Без видимой причины.

А в голове зазвенели голоса, словно само небо раскололось. Жуткие, пугающие, громкие. Убей его!

В голове зазвенели голоса, словно само небо раскололось. Жуткие, пугающие, громкие. Убей его!

Айрин попыталась отогнать мысли о вчерашнем дне. Они вселяли беспокойство, заставляли сердце биться чаще, а ей надо сосредоточится на другом.

Довести мальчишку до условленного места.

Она вновь оглянулась убедиться, что спутник не рухнул где-нибудь в траву подрыхнуть. Но нет, Мидас плелся следом, спотыкаясь о собственные ноги. Его некогда роскошный камзол, расшитый золотом и камнями, за месяц поблек, пропитался сыростью и вонью подземелий и теперь висел лохмотьями. Грязь въелась в золотые нити, превратив гербы в пародию. Лицо, отмеченное благородными чертами, исказила гримаса боли – волдыри от неудачных заклинаний краснели на пальцах, как клеймо позора.

Он споткнулся о корень, едва не упал и Айрин зло усмехнулась. Слабак. Все люди одинаковы: жалкие, глупые и вонючие. Но этот недоумок – ее единственный пропуск в новую жизнь. Придется терпеть.

– Это невыносимо! – выдохнул он, вытирая пот со лба, – мы идем целую вечность… Ты вообще видишь куда? Почему нам не выйти на дорогу? Полсотни шагов пройти.

Его голос дрожал от бессилия.

– Дорога раскисла, бестолочь. По мху идти легче и быстрее, – сказала она, вглядываясь в чащу, – нам сейчас куда угодно, лишь бы подальше от посторонних взглядов, а на дороге ты как на ладони.

Она кивнула ему за спину. В просвете крон, в алых лучах заката виднелись два горных хребта вдалеке, где между ними, пиками городских стен высился Гримф.

– Сегодня полнолуние и с горной дороги ты будешь виден даже ночью. Хочешь, чтобы тебя поскорее нашли? Тогда иди один.

– Нет, не хочу, – пробубнил тот в ответ.

Они продолжили путь. Мидас все шептал заклинания и выдавал жесты, когда-то увиденные в древних фолиантах. На ладони вспыхивали синие огоньки, освещавшие его осунувшийся лошадиный овал лица… и гасли, обдав пальцы едким дымом.

– Анфи! – ругался он, тряся рукой, – почему не получается? Я не вижу земли под ногами.

– Ты странный. Знаешь же, что магия запрещена по всей Фангаре и все равно колдуешь, – бросила Айрин, ускоряя шаг, – ладно сейчас тебя никто не видит, кроме меня и белок. Но ты же мастер самоубийства – принца спалил у всех на глазах!

– Это была случайность, я же говорил. Я вообще не уверен, что это я! – возмутился он.

– Ну да, тобой управлял какой-то неизвестный маг, который направил твои руки прямо на принца, – съязвила она, мысленно потешаясь над ним. Ей нравилось его злить, – удачное совпадение. Король, принц и два мага под одной крышей в один день. Меня забавляет твоя наивность.

– Ты вообще ничего не понимаешь!

Он еще пробормотал под нос о том, что она лезет не в свое дело, но его голос потонул в рычании желудка. Голод объединил их в несчастье.

Мидас все ворчал и возмущался, но Айрин уже не слушала. Где-то впереди, сквозь рёв крови в ушах, ей чудился то стук копыт, то лай ищеек. Или то было сердцебиение, предупреждающего об опасности?

– Стой, – внезапно замерла она, впиваясь ногтями в его рукав.

Тишина. Не та, что рождается из покоя, а густая, притворная. Даже ветер стих.

– Что? – Мидас нахмурился, но успел лишь шагнуть вперед.

Сухой треск. Щелчок ловушки.

Айрин рванула его назад и он рухнул в грязь, когда из-под листвы взметнулись зазубренные железные челюсти – капкан, старинный и ржавый, но всё ещё жаждущий костей.

– Вот почему нельзя ныть и нужно смотреть под ноги, – прошипела она, поднимая его за воротник. Её пальцы впились в кожу, оставляя синяки, – здесь всё хочет твоей крови.

Он хотел ответить, но в его глазах, широких и тёмных, внезапно отразился страх. Айрин поняла почему – он впервые в жизни, по-настоящему столкнулся с опасностью.

– Какой же ты жалкий, – презрительно выдала она и вдруг резко смолкла.

Рядом с ногой Мидаса она обнаружила нечто, что может стать их спасением. Заброшенную тропу, едва заметную под слоем мха.

– Тут тропа, смотри. Идет севернее главной дороги. Скорее всего охотничья, если рядом капкан.

Мидас поднялся, отряхнул влажные штаны и присел рядом.

– Я ничего не вижу, – прошептал он прямо ей в ухо, – тут темно. Как ты можешь что-то разглядеть?

Айрин сцепила зубы, чтобы не вырвались проклятья. Она совершила глупость – выдала ему секрет, который тщательно от всех скрывала. Умение видеть в темноте, как хищник. Дар данный найдам самой первородной богиней.

– У меня глаз острее, – выкрутилась она. В ее голосе заслышалась радость, – идем! Тропа должна нас вывести из леса с другой стороны прямо к реке.

***

Ночь росла над лесом, словно живое существо, поглощая последние отблески заката и окутывая путников плотным покровом темноты, в котором даже звёзды казались далёкими и чужими. Их тени, вытянутые и искажённые, скользили по земле, словно призраки, а сапоги, утопающие в мягком мху, оставляли за собой цепочку глубоких следов, будто кто-то невидимый тянул их назад, в объятия ночи.

Ноги начали вязнуть в податливой жиже, словно невидимые руки болота пытались утянуть путников в свою топь. Мох, ещё недавно пружинящий под сапогами, теперь превращался в предательскую трясину, засасывая их всё глубже с каждым шагом.

Айрин, не отрывая взгляда от едва заметных следов на мху, резко остановилась. Её пальцы, загрубевшие от долгих странствий, впились в рукоять кинжала. Мидас, как слепой котенок врезался ей в спину, обдав шею горячим дыханием.

– Тропа обходит топи, но, если срезать через них – сэкономим время, – бросила она, не оборачиваясь к спутнику.

Мидас, бледный от напряжения, с трудом выдёргивая сапоги из жижи, возразил:

– Идти через топи? Мы же увязнем! – застонал он, – я так устал.

Айрин развернулась к нему, её глаза сверкали от раздражения.

– Хочешь жить – заткнись и делай то, что я говорю! Я проводник, а не твоя нянька!

– Ты доконаешь меня раньше, чем передашь отцу, – разнылся он, но послушно двинулся вперед, когда Айрин раздраженно вцепилась в его пояс и потянула за собой.

Они двинулись вперёд, погружаясь в холодную жижу по колено. Каждый шаг давался с трудом, сапоги наполнялись водой, а ноги начинали неметь от холода.

Мидас с каждым шагом стонал, причитал и охал – этот переход стоил ему последних сил.

Спустя полсотни мучительных шагов, пытаясь найти выход, он вскинул руки. Его пальцы заискрились голубым светом, и вода вокруг ног на мгновение застыла, превратившись в хрупкий лёд. Но этого хватило лишь на пару шагов.

Внезапно из мутной воды показались уродливые морды существ. Размером с большую крысу, их покрытые ядовитыми шипами тела блестели в темноте, словно покрытые слизью доспехи, а глаза светились в темноте болотных испарений.

Айрин, схватив Мидаса за руку, рванула его к себе.

– Амфибии! – закричала она, пятясь к Мидасу.

– Боги, – в голосе парня заслышался неприкрытый ужас, – сколько же их здесь?

– Отходи назад, – уже тише произнесла она, – оглядываясь по сторонам, – не подпускай их со спины. У них ядовиты шипы на хвосте.

Краем глаза Айрин заметила, как твари начали смыкаться вокруг путников. Они двигались бесшумно, окружая добычу полукругом, их глаза опасно сверкали, а пасти, усеянные острыми зубами, раскрывались в беззвучном шипении, предрекая неминуемую гибель тем, кто осмелился потревожить их болото.

И тут они напали. Одновременно.

Айрин закружилась в смертоносном танце, её кинжал мелькал в воздухе, рассекая склизкие тела амфибий, которые, шипя и брызгаясь ядовитой слизью, нападали со всех сторон. Их острые шипы оставляли на её коже глубокие царапины. Вода вокруг окрасилась в багровый, а твари, несмотря на потери, продолжали наступать.

– Магия! Используй свою магию!

В панике Мидас взмахнул руками и тростник вокруг них вспыхнул ярким синим пламенем. Огонь, шипя, расползся по болоту, добрался до верхушек деревьев, отпугивая прибывающих тварей. В небо взвился столб голубого дыма, видимый на всю округу.

– Тупица! – заорала Айрин, вцепившись в пояс Мидаса и таща его за собой.

Они бежали, скользя по обледеневшей жиже, оставляя за собой след из огня и дыма. Болотные твари, шипя через стену огня, отступали вглубь, но их глаза продолжали следить за беглецами.

Наконец, они вырвались из объятий трясины – грязные, дрожащие, но живые. Их сапоги, пропитанные болотной жижей, хлюпали при каждом шаге, а измождённые тела двигались вперёд, прочь от искрящегося столба дыма, что всё ещё поднимался над проклятым болотом, указывая преследователям их путь.

– Ты хоть понимаешь, что натворил? – рычала Айрин, её лицо искажала гримаса ярости, но Мидас этого не видел, – теперь вся погоня знает, где мы! Из-за твоего безмозглого огня нас выследят, как дичь!

Мидас, впервые осмелившийся поднять на неё глаза, ответил с неожиданной твёрдостью:

– А что мне было делать? Эти твари собирались разорвать нас на части! Ты бы не справилась.

Айрин остановилась так резко, что он чуть не налетел на неё. Её пальцы, покрытые коркой болотной грязи, сжались в кулаки.

– Ты должен был думать! Нужно использовать магию с умом, а не превращать всё вокруг в факел! Или это твоя забава – жечь людей?

– Я никогда раньше… это был мой первый бой! Я не знаю, как правильно! – огрызнулся Мидас, его голос дрожал от усталости и гнева, – я не какой-то там опытный маг, чтобы контролировать каждый свой жест!

Айрин на мгновение опешила от его дерзости. Её глаза, обычно холодные как лёд, сейчас метали молнии.

– Ты… – начала она, но осеклась, понимая, что сейчас не время для споров.

Мидас, воспользовавшись паузой, продолжил, но его голос сорвался от дрожи:

– Ты… ты должна мне быть благодарна! Если бы не я… да! – его голос вдруг набрал силу, – нас бы уже сожрали эти… эти твари. Так что не надо делать вид, будто ты всё знала и всё предусмотрела!

Айрин отвернулась, её плечи слегка подрагивали. Она впервые столкнулась с тем, что её спутник осмелился возразить. Но в глубине души понимала – он прав. Его необдуманный поступок, возможно, спас им жизни. Но вслух она этого никогда не признает.

– Пошли, – бросила она наконец, – нужно двигаться дальше.

Мидас молча последовал за ней, но в его глазах уже не было прежней покорности. Впервые он почувствовал, что может противостоять ей и это придало ему уверенности.

***

Ночь выдохлась, превратившись в серую муть предрассветья. Воздух висел тяжёлым пологом, пропитанный запахом грязи и прелости. Ночью опять лил дождь.

Путники, измученные и грязные, наконец, выползли на твёрдую землю.

Небо стремительно светлело, деревья поредели, уступив место туману, стелющемуся по пустынным полям, куда они вышли из леса.

Айрин немного отстала от спутника, оторвала кусок плаща и обмотала голову, пряча косу под грубой тканью. Он не должен увидеть, что ее волосы переливаются на солнце, как шкура дикой кошки.

Она знала, что этот человечишка не отличается от других и станет презирать ее. Она ни своя и ни чужая.

Ее происхождение всегда считалось пороком в глазах людей и уродством в глазах сородичей. И если к презрению найдов она относилась спокойно, то к людскому отношению – с лютым отторжением.

Айрин ненавидела людей. Ненавидела города и деревни, шумные, вонючие, кишащие отбросами. В особенности ненавидела рынки. Там, среди криков торговцев и вони гнилых овощей, всегда висели на прилавках «диковинки»: высушенные уши найдов, трехцветные парики из найдских скальпов, браслеты из зубов, флаконы с молочной и голубой кровью.

Айрин видя такие прилавки, каждый раз прижимала к груди узел с покупками, закрывала лицо капюшоном и пробираясь через толпу все равно ловила хищные людские взгляды. Мерзкие, вонючие выродки!

Каждый смех за спиной как кинжал, каждый шепот – как петля. Она знала ценность кожи ее сородичей – белоснежной, с вкраплением причудливого узора. Такие вешали в будуарах, распластав по стене как трофей охотника, натягивали на абажуры и кресла, чтобы гости восхищались «дарами природы», шили из нее сапоги и плащи.

Люди изображали найдов с клыками-серпами и пустыми глазами. Они верили, что найды не умеют говорить и думать, лишь воют ночами на луну. Они не видели иронии, что те, кто снимал с найдов кожу живьём, сами хуже зверей.

Айрин научилась выживать среди мерзких людишек. Скрывать свое происхождение и сущность. Потому что люди ненавидят найдов, считают своей законной добычей, а себя хозяевами найдских земель. И парень ничем не лучше других.

Вдалеке, словно мираж, завиднелись крыши деревни.

– Тут может быть опасно. Молчи, что бы ни произошло, – приказала Айрин, её голос слабел от усталости.

Мидас, дрожа от холода и изнеможения, кивнул. Его одежда липла к телу, а в волосах застряли болотные водоросли. Он понимал – ещё немного и они могли бы утонуть в этой проклятой трясине. Но сейчас, когда цель была так близка, нельзя было терять бдительность.

***

Они добрались до окраины деревушки, где домики жались друг к другу, будто испуганные овцы и Айрин приказала остановиться. Деревня выглядела ветхой, тихой и давно покинутой, но она не доверяла этой видимости. Люди могли притворяться. Но голод и усталость заставляли рискнуть – надо обыскать дома в поисках еды.

Внезапно волосы встали на загривке. Айрин замерла и втянула воздух, который пришел к ней с ветром: гниль, кровь, пепел, конский навоз и… что-то еще. Запах выделанной кожи, молока, дряхлости.

– Тут кто-то есть, – прошептала она Мидасу и заставила присесть, – оставайся тут, я разведаю.

– Я пойду с тобой – его голос прозвучал для Айрин в тиши безлюдной деревушки, подобно грому.

– Я сказала – сиди здесь, бестолочь! – злобно прошипела она, спешно закрывая ему рот ладонью, – и помалкивай.

Вдруг за соседними домами послышались голоса. Грубые, раскатистые, режущие тишину.

Из-за поворота показались грозные фигуры. Военный патруль.

Солдаты в чёрных мундирах, с гербами Шегера на плечах. Они волокли из домов мешки и кричали на старуху, прижимавшую к груди ребёнка, которая бежала следом.

– Это вся наша еда на зиму, – рыдала она и испуганный младенец прижался к ее плечу, – мы же умрем с голоду.

– Сейчас прирежу тебя и твоего выродка и никто не будет голодать. Отвали!

Солдат что есть мочи толкнул мальчишку в спину и старушка, не удержавшись на ногах, упала в грязь, а ребенок шлепнулся рядом, заливаясь беззвучным плачем.

Айрин спешно пригнулась к земле и попятилась, прикрывая спиной Мидаса.

– Если солдаты Шегера уже здесь, – шептала Айрин, наблюдая из-за угла сарая, как вдали развивается трагедия, – значит они тоже заметили твой сигнал. Спасибо тебе, умница.

Мидас попытался встать, чтобы посмотреть, но её рука впилась в его плечо, ногти врезались в кожу.

– Если они нас увидят, нам конец, – её голос был тише шелеста высохшей травы, – их трое, на лошадях. Один арбалетчик. Нам не убежать. Возвращайся к полю. Если спрячемся в кустах, сможем отсидеться.

Они лежали, прижавшись к холодной, сырой земле, пока солдаты осматривали остальные дома. Айрин подтолкнула парня, но тот будто врос в грязь. Она слышала, как он стискивает зубы, чтобы не стучать ими от страха. Его дыхание пахло медью – он прикусил язык. Слабак и трус, подумала она. Но живой. Пока. И она постарается, чтобы он оставался в живых как можно дольше. Это теперь ее главная задача.

Солдат в черном внезапно возник совсем рядом с ними. Почему Айрин его не слышала среди остальных? Может, потому что стук сердца набатом бился в ушах так громко, что вытеснил все звуки?

– Назад, – прошептала она парню и попятилась, но было поздно. Солдат обернулся. Их глаза встретились и в его взгляде Айрин увидела всю тьму человечьей душонки: алчность, похоть и холодную радость охотника.

– Беги! – коротко рявкнула она Мидасу, расчехляя кинжал.

Клинок сверкнул, как серебряная змея, впившись солдату в горло прежде, чем тот успел крикнуть. Теплая кровь брызнула на пальцы Айрин, мужчина захрипел и рухнул вперед, цепляясь за её балахон мертвой хваткой. Она едва успела вырваться, отпрыгнув в тень. Тело солдата глухо ударилось о землю и затрепыхалось. Где-то справа уже слышался топот сапог – остальные заметили убитого.

– Диверсанты!

Оставшиеся солдаты кинулись к погибшему, а Мидас, спотыкаясь, побежал в сторону развалившейся кузницы, к центру деревни.

– Не в ту сторону, дурак! – сквозь горечь прошептала Айрин, бросаясь вслед за ним.

Руки Мидаса дрожали, выписывая в воздухе древние символы. Слова заклинания рвались хриплым шепотом, больше похожим на молитву.

– Тут маг! Убейте его! – раздалось прямо перед ними.

Из пальцев Мидаса резко вырвался клубок сизого дыма, расползаясь по площади в сторону бегущих врагов. Солдаты замедлили шаг и закашлялись, прорезаясь мечами в туман. Один из них вдруг заорал, когда густой дым коснулся его лица, оставив на коже красные борозды, словно от невидимых когтей.

– Я ничего не вижу! – орал солдат, – мои глаза, – выл другой.

Пока враги метались в дыму, Айрин очутилась рядом с Мидасом и одобрительно похлопала по плечу окровавленной рукой.

– У меня получилось! Я впервые наколдовал, что хотел, – повторял он, будто сам не веря в случившееся.

– Получилось, – запыхавшись подтвердила она, – даже второй маг не потребовался. Но еще рано радоваться. Ты можешь теперь… убить их… наслать заклятье, вроде того, что сотворил в замке?

– Н…н…ет! – взвизгнул он, – я же говорил! Это был не я!

– Да что ж ты за маг такой? – возмутилась она и ее вопрос повис без ответа.

Краем глаза она уловила движение. Один из вояк смог выбраться из тумана и теперь стоял шатаясь, протирая слезящиеся глаза.

Айрин не теряла времени. Подобно тени, она скользнула к солдату, одним четким движением вонзив кинжал глубоко под ребра, ровно в незащищенную область подмышкой. Тот дернулся и захрипел, цепляясь за ее рукав, но она выкрутилась, чувствуя, как ткань рвется и ударила еще и еще.

– Сдохни! – сквозь пелену тумана прорвался хриплый голос, словно скрежет железа по камню. Фигура врага с арбалетом выплыла из дымки, готовая выплюнуть смерть. Блик солнца скользнул по стальному наконечнику, осветив бледное лицо Айрин – лицо, на котором уже танцевала тень смерти.

Свист. Резкий, леденящий душу. Болт впился в левое плечо, опалив болью. На рубахе расплылось алое пятно.

Она рванулась вниз, едва успев избежать второго удара, но земля встретила её цепкими пальцами умирающего. Солдат все еще хрипел, его руки дрожащие, липкие от грязи и крови ползли по её сапогам, как корни мертвого дерева. В его глазах застыла мольба о помощи, но Айрин только взмахнула кинжалом. Булькнуло в горле и солдат стих.

Она впилась пальцами в болт, торчащий из плеча. Резким рывком вырвала его, подавив крик – металл вышел с противным скрежетом, разрывая плоть. В глазах потемнело, в горле встал тошнотворный ком. Рука обвисла, как чужая. Каждый нерв в ней кричал, пронзенный раскаленным шипом. Кровь хлестала горячими толчками, пропитывая рубаху до пояса.

– Соберись! – прошипела она себе, впиваясь ногтями в ладонь, чтобы заглушить дрожь. Мерзкий червяк! Тварь! Ее мысли звенели громче клинка. Но даже сквозь звон в ушах она услышала новый свист – ближе, злее. Пришлось двигаться. Всего на шаг. Еще на один. Через боль, через тошноту, через предательское онемение руки.

Где-то за стеной, за грубой древесиной, заскрипела тетива. Арбалетчик, крысой затаившись в щели между сараем и нагромождения разбитых ящиков, перезаряжал оружие. Девушка бросилась к телеге, сгнившей и проросшей грибами-паразитами. Она спешно огляделась. Крыша… – мелькнуло в голове и сразу же потухла. Плечо нещадно жгло и Айрин подавила стон боли. Она не сможет незамеченной добраться до верха. Но сможет пойти в обход.