Игры богов

– Где? – ее злость зашелестела у самого его уха, от чего у Мидаса побежали предательские мурашки по спине – дай угадаю. В зоопарке своего отца?

Он нервно сглотнул.

– Лучше замолкни и двигайся. Не пытайся завоевать мое доверие, поддержать разговор или подружиться. Знай – мне на тебя плевать. Если бы не мое задание, давно бросила тебя или сама прирезала, – бросила она, устремляясь вперед.

Лес просветлел. Он неотрывно смотрел на спину Айрин, как она уверенно спускается, будто хищник, выслеживающий добычу. В памяти всплыл тот случай с раненым стражником – как она без колебаний столкнула его на полном скаку, даже не обернувшись. В её глазах не было ни капли жалости, только холодная решимость.

Он не мог понять, как отец мог выбрать её в проводники. Найды… отец всегда говорил о них с презрением, называл кровожадными тварями без души. А эта найд убивала людей так же легко, как фермер забивает скот – без тени сомнения, будто это не люди, а животные. И эта её вспыльчивость, замкнутость…

Мидас сжал кулаки, ощущая, как внутри закипает раздражение. Как же найти с ней общий язык? Путь до порта неблизкий и без её помощи не обойтись. Но как довериться той, кто хотела бросить ребёнка, как ненужную обузу, кто скинул раненного под копыта лошади? Может быть, отец знал что-то, чего не знает он? Может быть, в этой холодной убийце всё же есть что-то человеческое? Или это просто иллюзия, за которой скрывается истинное лицо зверя?

Айрин шла впереди, ее пальцы скользили по коре деревьев, оставляя на ней тонкие, едва заметные царапины – метки, мог прочитать лишь следопыт.

Дно оврага встретило их сырым полумраком. Клочки тумана, словно живые облачка, цеплялись за камни и корни деревьев, обнажённые временем и дождями. Запах гнили и плесени висел в воздухе, но ни единого следа погони – шегерские ищейки терялись где-то далеко, за стеной леса.

Айрин подобрала несколько веток валежника, достаточно сухих и сложила их возле корней дубовика в кучку.

– Разведи огонь, – бросила она не оборачиваясь.

Мидас, прижимая ребёнка к груди, замер. Его пальцы дрожали.

– Как? У меня нет… нет огнива.

– Разве ты не умеешь создавать огонь? Ты же маг.

– Да, но… Я… не уверен, что сейчас получится.

– Наколдуй хоть что-нибудь! – она обернулась. Её голос прозвучал как удар хлыста.

Мидас опустил малыша на плащ, снятый с плеч и вытянул ладони. Шёпот заклинаний смешался с шелестом листвы. Искры мелькнули, жалкие и блёклые, словно светляки, попавшие в паутину. Пламя не вспыхнуло, а лишь дымок, едкий и горький, поднялся меж пальцев.

– Почему?

Мидас попятился, заметив ее сжатые от раздражения губы и напряженную позу.

– Что… почему?

– Почему, когда я прошу у тебя ничего не получается? Ты насылал туманы, плевал огнем и замораживал воду. А теперь, когда нужен маленький огонек – у тебя пропал запал?

Мидас стиснул зубы, пытаясь скрыть дрожь в голосе:

– Я не знаю, как это выходит. Когда стараюсь намеренно, я будто… сам не свой. И руки не мои.

Он снова попытался. Руки заплясали в странном жесте, слова заклинания спотыкались о страх. На этот раз даже искр не получилось. Только пепельный налёт на ладонях, как след неудавшейся магии.

– Ладно. Сиди здесь. Что-нибудь придумаю, – раздраженно бросила она.

Айрин исчезла в чаще. Её кожа горела от порезов остролистника, которые она получила при спуске, но зато плечо почти не беспокоило – на найдах раны заживают быстрее, чем на собаках. Хоть здесь ей повезло.

Она прошлась по округе, ломая ветки и раскидывая листву. Затем вонзила ладони в землю, чувствуя, как теплом дышит земля. Пальцы вгрызлись в мох, покрытый паутиной, вырывая из-под листвы приземистые серые грибы. У куманиковых зарослей, где ягоды чернели, словно засохшая кровь, сорвала горсть и завернула в подол рубахи. У старого могучего дубовика, покрытого шрамами, пинком сбила трутовик. Гриб, сухой и ломкий, треснул, обещая жаркое пламя.

Она вернулась, как тень, бросив к ногам Мидаса твердый трутовик и грибы. Тот, склонившись над ребёнком, чертил пальцем узоры в воздухе, шепча обрывки колыбельной – светлячки-искры танцевали меж его ладоней, заставляя малыша хлопать в грязные ладошки. Мидас испуганно вздрогнул и поднял на нее глаза. Её взгляд, острый как клинок, пронзил эту немую игру, будто видя в ней предательство.

– На это запал нашелся, – прошипела она и светлячки погасли, словно их придушил морозный ветер.

Резким ударом ноги она расколола гриб пополам, а затем принялась тереть их друг о друга. Вскоре искры, красные и злые, вспыхнули, цепляясь за сухой хворост. Она нанизала грибы на тоненькую ветку и огонь вскипел жадным языком, опаляя края боровиков, пахнущих дымом и землей.

– Ешьте, – бросила она, швырнув поджаренные грибы в сторону Мидаса и ребенка, – и все ягоды. В них есть вода, пусть и немного.

Ягоды, кислые и терпкие, липли к зубам, но Мидас молча глотал, чувствуя, как сок жжёт горло – слабая замена воде. Айрин же стояла спиной к костру, впитывая лесную сырость, будто хищница, готовая раствориться в ней при первом шорохе.

– Тебе не надо поесть?

– Я могу долго обходиться без еды.

Его взгляд скользнул к ее запястью, к засохшему от крови рукаву, где вчера он увидел нечто необъяснимое.

– Разве не опасно разводить костер? Нас могут заметить, – будто зачарованно спросил он.

Мидас переводил взгляд с пламени на её спину и затем снова возвращался к руке. Вопрос повис в воздухе, словно ядовитые плоды. Пальцы непроизвольно сжали край плаща, будто пытаясь удержать память о её тайне. Но язык прилип к нёбу, словно заговорённый страхом и странной надеждой – вдруг за её холодом скрывается ответ, который обожжёт сильнее огня.

– Мы на дне глубокого оврага. Даже если кто увидит дым, сочтет, что это туман. А если заметят потухший костер, нам же лучше.

Она сказала это очень тихо, словно шепот ветра.

– Почему? Ты хочешь, чтобы нас нашли?

– Да. Пора уходить на восток. Поднимайся.

Мидас бросил взгляд на костер. Слишком яркий, слишком заметный, как если бы Айрин рисовала стрелу на карте для погони.

– Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, – пробормотал он, поднимаясь с ребенком на руках. Мидас вдохнул воздух, пропитанный дымом и страхом, словно пытался втянуть в себя смелость.

– Айрин…

Она внезапно вздрогнула, будто впервые услышала собственное имя и обернулась. Ее глаза опасно сузились.

– Я хочу… То есть… Можно вопрос? – выдохнул он.

– Нет!

– И все же…

– Я сказала – НЕТ! – рявкнула она и ребенок вздрогнул.

Айрин притушила ногой костер и разбросала тлеющие угли у корней дерева. Едкий дымок потянулся вверх, как невидимая нить для ищеек.

Они углубились в чащу, где ветви сплетались в монолит, пропуская лишь лоскуты утреннего света. Мидас, спотыкаясь о корни, настиг её.

– Твой шип… что это? – голос дрогнул, но вопрос повис, как нож меж рёбер, – это древняя магия?

Айрин замерла, её спина напряглась, словно тетива лука перед выстрелом. Лес вокруг словно притих, затаив дыхание. Мидас почувствовал, как холодная капля пота скатилась за воротник. Она резко двинулась вперёд, раздвигая колючие ветви с такой силой, что те хлестнули его по лицу.

– Я раньше такой магии не видел и даже не читал про такое. Если это что-то из древней магии, то как она у тебя оказалась? – он ускорил шаг, пытаясь поравняться с ней, но она лишь резче зашагала.

– Я же сказала не задавать вопросов.

Мидас осмелел, сжимая руку на плече ребёнка, который мирно сопел, уткнувшись носом в его шею.

– Нам ещё долго идти. Мы должны получше узнать друг друга. Чтобы помогать… друг другу.

– Ты не помогаешь, а только мешаешь своей болтовнёй. Отвлекаешь меня от действительно важных дел, – она обернулась, её глаза вспыхнули, словно светлячки в смоле, – занимайся лучше своим щенком.

Только сейчас Мидас заметил, как её пальцы царапают кору деревьев, оставляя глубокие борозды, а ноги намеренно сбивают листву, ломая валяющиеся ветки. Следы, слишком явные, слишком заметные.

– Зачем ты хочешь, чтобы нас нашли? Разве не должно быть наоборот? Шегерцы ведь не оставят нас в живых.

– Это не для шегерцев, – её голос прозвучал глухо, будто из-под земли.

– Что ты имеешь в виду? Постой… Ты оставляешь следы… для них? Этих стражников? Думаешь, они выжили? – в его голосе заслышалась неприкрытая радость.

– Выжили и идут сюда.

– Но откуда… откуда ты знаешь?

– Слушай, ты не представляешь, как надоел своей болтовнёй, – она резко остановилась, и он едва не врезался в неё.

– Но мне правда интересно. Я столько всего не знаю. Мне бы хотелось…

– Что, твой папаша экономил на твоём образовании? – она перебила, язвительно скривив губы, – Мог бы нанять более толковых учителей или сослать тебя вглубь континента набираться ума.

– Мой отец… – Мидас стиснул зубы, чувствуя, как старые обиды всплывают, словно трупы из болота, – а… Неважно.

Айрин вдруг дернулась, её тень легла на него, холодная и тяжёлая.

– А что это ты замолчал? Когда дело касается тебя, ты решил не раскрываться? Только я обязана рассказывать о себе?

Он отступил на шаг, спотыкаясь о корень. Ребёнок заворочался, испуганно хныкая. Айрин не сводила с него взгляда, будто выискивала слабину в броне.

– Мой отец… – он начал, но слова застряли в горле, как рыбья кость.

Воспоминания о кабинете башни с запылёнными гримуарами, о взгляде, полном разочарования, о фразах: «Ты ничтожный слабак! Как и твоя мать!»

– Он меня сильно оберегал. И потому… я не совсем… вернее, совсем ничего не знаю о мире. Только по книжкам.

Айрин фыркнула, будто учуяв ложь.

– Удобное оправдание твоей тупости, – она повернулась, её плащ взметнулся, как крыло ворона, – идём. И на будущее – если ещё раз заикнёшься о моём шипе – перережу тебе глотку. Пусть даже после этого меня будут искать псы твоего отца, я об этом жалеть не буду.

Она зашагала, ломая ветки с удвоенной яростью. Мидас последовал, глотая комья горечи. Лес вокруг сгущался, ветви сплетались в сети, а где-то вдали, за стеной тумана, завыл ветер, будто сам край света предупреждал: «Остановитесь».

***

Лукас и Гектор пробирались сквозь чащу, где воздух пропитался кисловатым запахом гниющей листвы и затхлой земли. Чем дальше, тем сильнее въедалась в легкие сырость, смешанная с резким ароматом плесени, а под ногами хлюпала вязкая грязь, цепляясь за сапоги. Гектор, опираясь на плечо брата, хрипел от боли, упрямо стискивая зубы. Лукас вслушивался в треск веток под своими шагами, пытаясь не споткнуться о скользкие корни. Кровотечение из плеча почти прекратилось, но ноющая боль сильно беспокоила, сковывая движения.

Они остановились на краю глубокого оврага и Гек от усталости осел в листву. Лукас присел на корточки, проводя пальцами по земле.

Следы копыт, едва заметные под слоем опавшей листвы, вели от самого края.

Борозды. Лошадь тормозила стремительно. Затем убежала в сторону города. Еще следы двух людей. Значит седоки пошли пешком.

– Нам надо вниз, – задумчиво произнес он, – справишься?

Гектор прислонился к дереву, пытаясь перевести дыхание. Его рука сжимала повязку на груди, пропитанную кровью.

– Справлюсь… – процедил он, но голос дрожал, выдавая слабость.

Они начали спуск, цепляясь за корни и острые выступы камней. Лукас шел первым, выбирая путь, Гектор следовал за ним, спотыкаясь и срываясь на рыхлой земле с камнями. Каждые несколько шагов Лукас останавливался, чтобы брат мог отдышаться.

– Скажи, как почувствуешь, что не можешь идти.

– Я… все… в порядке, – Гек дышал очень тяжело и громко.

Лукас заметил, как лицо Гектора стало пепельно-серым, а пальцы дрожали, едва удерживаясь за выступ. Он рванулся подхватить брата, но сапог соскользнул с покрытого слизью камня.

Лукас кубарем полетел вниз. Ветви остролистника впивались в руки, лицо, а камни и корни рвали кожу на спине. Перед тем как всё погрузилось в тишину, он услышал хруст и почувствовал резкий запах крови.

– Лу… Лукас! Проснись! Проклятый Анфи, чтоб его бесы покусали!

Лукас открыл глаза. Казалось каждая кость в теле треснула от удара, в висках пульсировала тупая боль. Лицо жгло от порезов, кровь стекала на шею, а раненое плечо горело, будто в него вонзили раскаленный клинок. Гектор, бледный и дрожащий, сидел рядом, прижимая к его ране клочок разорванного плаща.

– Ты как? – прошептал Лукас, пытаясь подняться и застонав, снова лег.

– Я-то жив. А ты… зачем отъелся как боров на командирском довольствии? Еле тебя доволок.

Лукас впервые за долгие годы расхохотался от души, хотя боль тут же пронзила виски. Гектор тоже усмехнулся, но смех перерос в кашель.

Он, стиснув зубы от пронзающей боли в ребрах, с трудом приподнялся и окинул взглядом бескрайнее дно оврага, заваленное обломками камней и переплетенными корнями. Подняв голову, он увидел над собой почти отвесный склон, поросший мхом и остролистником, – непроницаемую стену, отрезавшую путь к свету. Удивительно, как он не убился.

Гектор, обессилев, прислонился к валуну, его рана снова сочилась.

– Держись, – Лукас встал, шатаясь, и потянул брата за собой.

Следы вели дальше. Сломанные ветки, примятая листва, угольки костра, еще теплые. Лукас наклонился, касаясь пепла.

– Они были тут недолго и ушли совсем недавно, – его взгляд рыскал меж деревьев, выискивая новые следы, – повсюду столько зацепок… Найд не может не знать, как маскироваться.

Гектор грузно осел у потухшего костра и хмыкнул:

– Зачем ей намеренно оставлять следы. Ловушка?

Лукас кивнул, разглядывая царапины на коре.

– Не для шегерцев. Она уверена, что мы выжили… И ведет нас туда, где считает, что будет преимущество. На восток.

– Мы туда и направляемся.

– Но она-то об этом не знает.

Лукас усадил брата поудобней и поправил сочащуюся повязку. Несмотря на головокружение, Гектору было гораздо хуже. Он потерял много крови.

– Передохни немного. Я осмотрюсь, – произнес Лукас, замечая, как в то же мгновенье закрываются глаза брата от усталости.

Им обоим нужен отдых.

Лукас встал, осматриваясь. Среди зарослей вдалеке он заметил гроздья мелких ягод кислянки. Их терпкий запах витал в воздухе. Заметил следы и царапины на коре. Найд постаралась.

Рядом, под старым дубовиком, нашел мелкие грибочки с золотистыми шляпками, безопасные в сыром виде. Дальше между раскидистым остролистником и зарослями крапивы Лукас обнаружил цветки кровостоя. Белые неприметные цветы с толстыми листьями, чей сок затягивал раны, остролистник, крапива – ему несказанно повезло найти столько полезных растений одновременно. В лесах Гримфа кровостой встречался очень редко и больно ценился у знахарей.

Лукас аккуратно сорвал крапиву, обернув её гладкой внутренней стороной листьев вокруг ладоней, чтобы жгучие волоски не касались кожи. Затем, пригнувшись к земле, он небольшим камешком сбил с ветки несколько листочков остролистника. Под правильным углом, как учил отец – так листья сохраняли едкий сок, а острые края не ранили. Он осторожно завернул листочки в те же крапивные листья, снятые с рук и вернулся к брату, вместе с остальной добычей.

Лукас нашел пару хороших камней и растолок все лекарственные растения с кашицу. Он навис над Геком и потряс за плечо.

– Мне нужно осмотреть твои раны.

Лукас расстегнул его дублет и стянул окровавленную рубаху, обнажив глубокую рану под ребрами. Она пульсировала жаром, но края не чернели и не вздулись от заражения. Лукас наложил кашицу из кровостоя и остролистника, а Гектор, стиснув зубы, процедил: «Ты весь в отца. Он тоже любил копаться в чужих кишках…» – но боль в голосе сменилась облегчением, когда жжение утихло.

Лукас с легким смешком перетянул брату раны и помог надеть рубаху обратно.

– Вот, ешь, – протянул Лукас грибы с ягодами. Гектор скривился от кислянки, но проглотил.

– Отец тебя хорошо научил… – голос Гека дрогнул, будто слова обжигали, – как искать, чем лечить…

– Ты сам отказывался, – Лукас положил пару ягод в рот, – он каждый раз тебя звал, но ты предпочитал проводить время с Авгером, а не с нами.

Гектор отвел взгляд. В памяти всплыл Авгер и его хриплый смех: «Зачем тебе эти вылазки? Чтобы смотреть как отец возится со своим любимчиком?»

Тогда Гектор верил, что отец ставил брата выше. Теперь же, глядя на уверенные руки Лукаса, он понял: побег от уроков отца сделал его слабым.

– Может, и зря, – пробормотал он, но Лукас уже встал, отряхивая руки от земли.

– Пора.

Они двинулись вдоль небольшого ручья, где земля была мягкой от влаги. Лукас заметил отпечатки сапог и сердце сжалось. Айрин ведет их в западню. Чтобы прикончить. Теперь он в этом точно уверен – она знает, что он не простит ей поступок с Гектором и захочет поквитаться.

И это правда. Но она не знает одного – что Лукас прекрасный следопыт и уже догадался о ее намерениях.

– Смотри, – Гектор схватил его за рукав. На склоне, заросшем остролистником, виднелась глубокая царапина – метка, словно оставленная когтем.

– Мерзавка, – тихо прорычал Лукас, ощущая, как нутро вскипает от гнева, – так явно и грубо вести в западню…

– Давай не будем разочаровывать даму.

Они продолжили путь, но с каждым шагом Лукас чувствовал, как нарастает тишина – слишком глубокая, слишком зловещая. Даже ветер замер, будто лес затаил дыхание. Где-то впереди, за стеной болотной дымки ждала развязка. И Айрин, как тень, вела их прямиком в пасть неизвестности.

***

Ближе к вечеру туман над болотами затянул горизонт свинцовой пеленой. Лукас остановился на краю топи, где вода пузырилась, словно кипящая смола. Гектор остановился рядом, опираясь на подобие посоха из кривого сука, который ему нашел Лукас. Выглядел он гораздо бодрее, чем утром. Гек кивнул в камышовые заросли по левую сторону от себя.

– Там безопасный путь… Авгер и я проходили.

Лукас не ответил. Его взгляд зацепился за глубокий след сапога во влажной почве именно в той стороне. Опять явный – она зовет их именно сюда.

– Как думаешь, есть еще безопасные пути?

– Я знаю только этот.

– Но там засада. Она ведет нас тем путем.

– Какая засада? Ты же не думаешь, что на той тропе ловушка? Как бы она ее устроила? Яму вырыла? Капканов наставила?

– Она бы не стала рисковать парнем и ребенком, – будто не слыша брата пробормотал Лукас, всматриваясь в камыши, где мелькнул след. Примятые стебли, словно кто-то продирался наспех, – вести безопасной тропой нас, но сама пошла опасной?

– Нужно идти налево, – Гектор хрипло закашлял, прижимая руку к ране, – потом разберёмся…

– Нет! Надо поискать другой путь.

– Тебе так важно… найти ее?

Лукас замер. В его глазах вспыхнуло что-то холодное, безжалостное.

– А тебе? – он бросил взгляд на рану брата, будто напоминая о том, как Айрин воткнула ему в бок острие, как он горел яростью и жаждой мести, – разве мы тут не из-за тебя?

Гектор сгрёб горсть мха, вытирая им пот со лба.

– Раненый я ей не соперник. Главное сейчас – пересечь болота. Там, где нет шегерской армии и погони. Залижем раны и найдем ее.

– Нет! – Лукас шагнул к видимой кромке болота и его сапоги утонули в тине, – если не найдем её сейчас она исчезнет и останется безнаказанной.

Гектор вцепился в корягу, пытаясь подняться. Его пальцы дрожали.

– Ты упрямый осел… как наш отец, – в голосе прозвучала горечь, но Лукас уже исследовал кромку, всматриваясь камыши.

Внезапно Лукас замер, разглядев в густой грязи едва заметные отпечатки. Они были мелкие, словно следы болотной птицы, но слишком упорядоченные, чтобы быть случайными. Они вились змейкой меж камышей, будто кто-то намеренно маскировал шаги под природный хаос, и вели прямиком в густые камышовые заросли, где туман сгущался, как дым от костра.

Лукас обернулся, поймав взгляд брата.

– Она не ждёт, что я это увижу.

Гектор молча кивнул, упрямо поджав губы. Болото глухо заурчало, словно предупреждая, а Лукас, стиснув зубы, шагнул вперёд – туда, где воздух густел от предчувствия крови.

Шаг за шагом они пробирались сквозь вязкую жижу. Чавканье сапог разрывало гнетущую тишину, будто болото недовольно ворчало на вторжение. Лукас, нащупывая ногой каждую кочку, двигался вперёд, но под очередным шагом земля внезапно дрогнула, будто спина спящего чудовища.

Кочка, казавшаяся твёрдой, провалилась с хлюпающим всхлипом и из бурой воды вырвался гигантский пузырь, лопнув с грохотом, похожим на хохот. Лукас рухнул вперёд, колени погрузились в топь, а холодная жижа обвила бёдра, цепко тяну вниз. Ряска, словно паутина, облепила руки, а запах сероводорода ударил в нос, выворачивая желудок.

– Не шевелись!

Но не успел он это прокричать, как Гектор бросился к краю и его нога ушла в грязь по щиколотку. Геку едва хватило сил вцепиться в твердый участок земли и вытянуть тело из топи. Лукас, стиснув зубы, медленно потянулся к коряге, оброненную Геком, понимая, что каждое движение приближает его к гибели.