Игры богов

Два года службы закалили его, превратили в железо. Военная выправка, звание сержанта, уважение начальства – все это он выковал из упрямства и молчания. Новобранцы трепетали перед его холодным взглядом, а командиры хвалили за безупречность, не замечая, как он стискивает зубы, гася в себе даже тень слабости. Он стал мечом – острым и безжалостным.

Но зима окончилась оттепелью, и его ледяное укрытие дало трещину.

Гектор, а следом тенью и Авгер, ворвались в его жизнь, будто вихрь сорвавшейся с цепи. Они поступили на службу этой весной и капитан Мортон назначил их под командование Лукаса.

И тогда началось безумие.

Их насмешливые голоса эхом разносились по казармам. Приказы тонули в едких шутках, дисциплина рассыпалась, словно песочные замки. Гектор, с детства мастер находить слабину, теперь целился в самое сердце – в авторитет брата. Авгер подыгрывал, как верный пес, а новобранцы, забыв страх, уже перешептывались за спиной Лукаса. Каждый приказ давался все труднее, особенно когда речь шла о брате.

Предательство ранило сильнее, чем любые раны.

А тем временем Гектор, будто злобный джинн, продолжал крушить всё вокруг, не понимая, что играет с огнем, способным спалить их обоих.

В казармах каждый день превращался в испытание. Лукас замечал, как взгляды сослуживцев всё чаще задерживаются на нём, когда Гектор и Авгер устраивают очередной спектакль. В коридорах шептались, в столовой переглядывались, а на тренировках нарочно путали команды, будто нарочно называя его «братишка» вместо «сержант».

Особенно тяжело было по утрам, когда он заставал их двоих, заговорщически переглядывающихся у тренировочных мечей. Гектор, всегда превосходивший его в фехтовании, теперь демонстративно кружил с оружием, привлекая внимание всех новобранцев. Авгер, словно паук в центре паутины, наблюдал за реакцией Лукаса, подливая масла в огонь едкими комментариями.

Лукас видел, как его авторитет тает на глазах. Каждый раз, когда он пытался призвать брата к порядку, тот лишь усмехался, а Авгер ехидно поддакивал. В их глазах читалось одно: «Ты не можешь нас тронуть, ведь мы твоя семья».

Но хуже всего было то, что никто не понимал истинной причины этой вражды. Только Лукас знал правду, только он помнил тот день в лесу.

Лукас постоянно стоял на краю: долг звал доложить о саботаже, но память сжимала горло. Сержант или брат? – вопрос висел в воздухе.

Напряженная обстановка между Гримфолом и Шегером создавала постоянную угрозу. На престоле соседних земель воссел правитель, чей нрав непредсказуем и беспощаден. С тех пор королевство Гримфол забыло о покое.

Даже в редкие затишья, когда воздух переставал пахнуть гарью, королевство не снимало военных флагов. Будь эти дни мирными, Гек откупился бы горстью серебра, но сейчас в тени судейского молота зловеще поблескивал топор палача.

Из-за поворота донёсся знакомый смех – резкий, пронзительный. Лукас напрягся, узнав голос Авгера. Тот, как всегда, окружён группой новобранцев, которые с восхищением внимали его байкам.

«Вот командира Лукаса, в детстве боялись даже крысы. Он так громко пищал при их виде, что крысы разбегались по углам от страха!» – услышал Лукас обрывок фразы. Новобранцы загоготали, а Авгер, довольный произведённым эффектом, подмигнул Лукасу.

Лукас сжал челюсти, но прошёл мимо, не удостоив его ответом. В спину ему летели приглушённые смешки и перешёптывания. Он знал – это только начало. Сегодня в столовой будет настоящий спектакль, и главным героем, как всегда, окажется Гектор.

Свернув в боковой коридор, ведущий к главному залу, Лукас заметил, как несколько стражников переглядываются. Один из них, заметив его приближение, поспешно отвернулся, но Лукас успел уловить в его глазах смесь любопытства и неприязни.

Воздух в коридоре уже пропитался ароматами готовящейся еды, и Лукас невольно ускорил шаг. Он понимал – чем быстрее займёт своё место за столом, тем меньше шансов, что Гектор успеет устроить очередное представление до его появления.

Проходя мимо окна, Лукас бросил взгляд на площадь. Там уже собирались горожане, предвкушая праздничный день. В их лицах читалась надежда на лучшее будущее, в то время как в стенах замка назревала своя буря, куда более опасная, чем любые внешние угрозы.

В главной зале уже царил гул множества голосов. Воздух гудел от смеха и стука ложек, но над этим хаосом громче всех гремел голос Гека. Лукас сел рядом с Геком, стиснув ладонью край стола, но тот демонстративно не замечал его. Гектор тряс кулаком, выкрикивая похабные шутки про казнь мага – тему, которую последний месяц не обсуждал лишь ленивый.

– Слушай, Гек! – Лукас перекрыл гул голосов, впиваясь пальцами в плечо брата и предостерегающе процедил, – сегодня не день для шуток. Придержи язык за зубами, пока тебя самого не потащили к позорному столбу.

В ответ Гек вырвался, вскочил на скамью и в поднятой руке потряс кошель. Медяки зазвенели, как кости в погребальном колокольчике.

– Тридцать монет на то, что башка мага взорвётся, как спелый арбуз! – он тряс мешочком перед толпой, его глаза горели азартом, – мозги долетят до ворот, а самый ловкий соберёт их в шляпу!

В спину Лукасу вонзился чей-то локоть. Он обернулся и встретился взглядом с парой ярко-зелёных глаз. Олен, его бывший напарник, присел рядом, с усмешкой рыси перед прыжком.

– Какой твой братец стал кровожадным, аж жуть берёт, – он склонил голову, и луч солнца высветил в его волосах медные пряди, – или он всегда таким был?

– Нет. Он рос добрым мальчиком, пока…

– Пока что?

– Неважно, – с горечью отметил Лукас, резким движением подбородка указывая на Гектора, который в центре залы разыгрывал целый спектакль, – Артистизмом тоже никогда не болел.

– Из него бы получился отличный скоморох. На празднике урожая развлекать толпу, – усмехнулся Олен, а затем закричал во все горло, – держу пари – маг сегодня не умрёт!

Возмущенный ропот стражников пополз по каменным сводам. Лукас сглотнул сухость в горле – меж лопаток пробежал холодок, оставляя след из мурашек.

А плаха ждала. Ждала преступника, чье пламя дважды спалило королевские надежды. В день коронации будущего наследника, превратив все восточное крыло замка в груду плавленого камня, а юного принца в головешку. Будь виновный простолюдином толпа разорвала бы его, как тряпичную куклу еще до заката. Но маг оказался отпрыском шангрийского вельможи из рода Айхонов, сыном посла сильнейшего королевства Фангары – Шангры. И потому казнь мага уже дважды переносилась. Весь Гримф затаил дыхание, слушая, как тикают часы дипломатии, робко надеясь увидеть смерть убийцы юного принца и мага, что осмелился применить магию на глазах у сотен свидетелей.

Гектор сорвался с лавки. Сапоги гулко ударили о каменный пол, а плащ взметнулся, словно крыло разъярённой птицы. Он подступил к Олену вплотную и его тень легла на грудь собеседника.

– Ты – бес, сержант, Олен! – закричал в ответ Гек, – а ну-ка, колись. Ты же что-то знаешь? Казнь опять переносят?

Олен откинулся и смех его прокатился по залу.

– Ничего я не знаю. Просто понимаю – этому не суждено случится.

– Он убил будущего короля, нашего принца на глазах у всех! И не просто убил, а убил МАГИЕЙ! Это преступление не имеет оправдания и пощады!

– Таких как Айхон просто так не казнят, спали он хоть весь королевский двор, хоть всей магией мира. Ему не дадут умереть, иначе разразится война между югом и севером, а этого никто не хочет. Тем более мы слабы как никогда и Шегер точит на нас зуб за прошлую стычку. Гиорг на это не пойдет и нельзя винить его в слабости.

Гектор ударил кулаком по столу и дерево вздрогнуло, опрокидывая кружку.

Авгер, до сих пор молчавший в углу, встал. Руки, скрещённые на груди, медленно разомкнулись.

– Война из-за мальчишки? Какая чушь! Земес не станет поднимать армию ради высокородного щенка. У них война с нортами на юге. Они не потянут войну на два фронта.

Гул стих и тишина повисла на миг, когда Гектор снова взобрался на лавку. Его фигура, освещённая косыми лучами, бросила гигантскую тень на стену с королевским гербом.

– Сто пятьдесят монет! – взревел он, – ставлю на то, что завтра к полудню голова мага покатится, как тыква! А если я соврал – моя голова следующая!

Столовая взорвалась гулом. Олен лишь поднял бровь, равнодушно наблюдая, как солнечный луч играет на лезвии его ножа.

Терпение лопнуло. Лукас ястребом рванулся вперёд. Его пальцы впились плечо Гектора и резким рывком он сбросил брата с лавки. Деревянные доски скрипнули под сапогами. Толпа замерла.

Гектор не упал. Он выпрямился и его взгляд стальными шипами вонзился в Лукаса. Близнецы. Две капли воды, вылитые из одной чаши. Но если Лукас стал пламенем, сдерживаемый долгом, то Гектор превращался в пепелище.

– Довольно! Ставки отменяются!

Он ненавидел такие моменты. Мышцы Гектора напряглись, губы сжались в тонкую линию, превращая лицо в гримасу. Уже как год Лукас старался не смотреть в собственное отражение. Только Гектор не зеркало, а близнец – его не спрячешь и не пройдешь мимо.

– Тебя ждут на воротах! Сегодня твоя смена.

Между ними вспыхнула молчаливая схватка. Гектор дышал тяжело и Лукас видел, как в жилах брата кипит буря. Только молчи, прошу тебя, – молился он про себя, – хоть раз подчинись молча.

Гектор склонил голову, как волк, признающий временное поражение, но едкая ухмылка не дала себя обмануть.

Толпа расступилась перед ним. Лукас остался стоять, чувствуя, как десятки глаз впиваются в его спину.

Авгер хотел пойти следом, но Лукас остановил его. Взгляд Авгера обжег его ненавистью.

Этот взгляд он помнил с детства. Когда Авгер подлизывался к его отцу, просился остаться на ночь, когда помогал во дворе, усердней Лукаса… всегда показывая ему собственное превосходство. Стать лучше родного брата и сына.

Но как бы Авгер не притворялся, он никогда не станет настоящим. Всегда будет лишь тенью, копирующей чужие движения, но никогда не понимающей их сути.

– Этанс, тебя я не отпускал, – тихо зарычал Лукас, – твой пост в совершенно другой части города.

– Поверка только через полчаса, – парировал тот.

– Считай, я тебя назначил. Отправляйся к тюрьме и смени Волса. Остальных я пришлю позже.

Лукас прищурился, наблюдая за Агером. Тот стоял неподвижно, сжимая губы в тонкую линию и нервно поглаживая рукоять меча. Что-то хищное читалось в его позе, даже когда он молчал.

– Ну и норов, – Олен беззвучно возник рядом, когда Авгер ушел, – у него даже молчание выглядит как угроза.

Лукас кивнул, вспоминая, как в детстве Авгер часами мог сидеть в тени, наблюдая за всеми. В его глазах всегда читалась эта холодная расчётливость.

– Их рвение, да в мирное русло… – Лукас проследил, как последние зеваки исчезают в коридорах замка, – Треть сил бы сберег. А отец… – голос дрогнул, наткнувшись на болезненные воспоминания.

Олен прислонился к колонне и свет вычертил глубокие морщины на его лице.

– Эх, из-за таких вот горячих голов столько бед случилось. Головой не думают, только спесь прет. Жизнь их ещё не кусала как следует.

Лукас стиснул зубы, чувствуя, как внутри закипает раздражение.

– Такие выкрутятся из любой ситуации. А остальным – проблемы за ними разгребать.

Олен выпрямился, оттолкнувшись от колонны.

– Всегда помни кто тут главный, – его палец ткнул в королевскую лилию на плече Лукаса, – ты не просто брат, а еще и командир.

– Знаю, – ответил Лукас, но в его голосе проскользнула неуверенность.

– И помни ещё – власть без ответственности – это просто титул. А власть с ответственностью – добровольное бремя.

Лукас молча кивнул, глядя вслед уходящему Олену. В его взгляде читалось понимание – бремя это или нет, но он готов нести его до конца.

Когда шаги Олена стихли, Лукас потрогал нашивку. Там, под вышитыми нитями, всё ещё жил шрам. Тот самый, который он получил от камня в плечо у руин, в которые никто не верил.

***

После завтрака Лукас направился в тренировочный зал, где шеренгами выстроились подчиненные. Он назначил отрядам зоны патрулирования и приступил к обучению новичков стрельбе из лука. В воздухе чувствовалась гроза – призраки войны стучали в ворота.

У подножья Драконьих гор, далеко за холмами, пшеничные поля короля Гиорга окрасились черным – король Шегера сеял смерть. Он чуял слабость соседа, как шакал чует раненого зверя. Гиорг Третий, сломленный горем от потери единственного наследника, позволил трону затрещать по швам. Деревни горели, земля пропиталась кровью, а в столице дворцовые крысы планировали переворот. Армия ржавела в казармах, а генералы трусливо притворялись слепыми, боясь потерять собственные головы. Лишь стража не опустила знамен.

На прошлой неделе стражники набрали сотни новобранцев – сплошь деревенщин с руками грубыми от мотыг и глазами, полными страха. Они неловко сжимали тисовые луки, а стрелы летели мимо мишеней, как испуганные зайцы. Лукас понимал их – эти мальчишки не рождены для войны, но король Шегера их не спросит, хотят ли они воевать. Так у них хотя бы появится шанс выжить.

К Лукасу со спины подошёл Олен, и тот в изумлении приподнял бровь, глядя на непривычный вид бывшего напарника. Олен снял плащ и доспехи, тщательно зализал отросшие волосы и даже, кажется, надушился.

– И что это за маскарад? Тебя что, списали со службы? – спросил Лукас с ухмылкой.

– Свидание у меня, – подмигнул Олен.

– Днём? В праздничный день, когда вся стража на ногах? Как Мортон тебя отпустил?

– Сказал, что у меня кости ломит и жар в голове, – ухмыльнулся Олен, – хотя, если честно, просто скорчил жалобную рожицу. Ты же знаешь – никто не может устоять перед моим обаянием, особенно наш капитан.

Лукас не удержался и рассмеялся.

– А не боишься, что кто-нибудь увидит тебя в таком виде и донесёт Мортону?

– Ну что ты! – всплеснул руками Олен, – я же не в женском платье и не с розой в зубах, чтоб привлекать внимание. В городской одежде меня даже не узнают.

Оба расхохотались. Олен замолчал, наблюдая за тем, как новички раз за разом промахиваются мимо мишеней, и не удержался от ехидного замечания:

– Мне кажется или ты их специально учишь стрелять вбок? – протянул он, – чтобы потом никто не обвинил в том, что плодишь конкурентов?

Лукас, не отрываясь от наставлений, парировал:

– Просто готовлю элитный отряд по сбиванию яблок с деревьев. Пока что тренирую сбивать те, что растут криво, – а затем крикнул на весь зал: – Третий слева, выше локти, голову держи прямо, расслабь плечи! Ты не землю копаешь!

Олен в ответ лишь криво усмехнулся, а затем посерьёзнел.

– Ты с ними слишком строг, – заметил он.

– Ничуть. Сейчас не научаться, то их уже ничто не спасёт.

– У тебя отец был охотником и ты с луком упражнялся с шести лет, а у этих из оружия только мотыга да серп. Откуда опыта набраться?

– Так я и даю им этот опыт, а ты мне мешаешь.

– Как знаешь, это твои подчинённые, – вздохнул Олен и внезапно хохотнул, – просто смотри, чтобы они не умерли от скуки раньше, чем успеют повоевать!

Лукас не смог сдержать улыбки.

– А вот это ты верно подметил, – ответил он. – может, мне тоже стоит начать заплетать волосы, как ты? Глядишь, и стрельцы начнут лучше попадать.

Оба снова рассмеялись, и Олен, дружески хлопнув Лукаса по плечу, отправился на своё свидание. Лукас же вернулся к тренировкам, но уже с более лёгкой душой.

В этот момент один из новичков, особенно неуклюжий парень с веснушками, вдруг попал точно в центр мишени. Зал взорвался аплодисментами, а Лукас, улыбнувшись, подошёл к нему:

– Видишь? Даже самый неловкий может попасть в цель, если правильно держать лук и верить в себя.

– Да, но только если у него хороший учитель, – ответил парнишка, зардевшись.

Лукас снова повернулся к новичкам, чувствуя, как внутри разливается тепло. Возможно, Олен прав – они не прирождённые воины, но научить попадать в цель он их научит.

***

К полудню, выходя из полумрака крытых стрельбищ, Лукас ощутил, как слепящая белизна неба ударила ему в лицо. Воздух загустел и парил, обжигая лёгкие. Глубокая осень в горах, обычно рыдающая холодными ливнями и превращающая улицы в грязевые потоки, сегодня вдруг притворилась июлем.

Лукас шёл по городу и не узнавал его. Между домов чёрные заслоны сменились пёстрыми флагами: алыми, золотыми, изумрудными. Дети, смешавшись с голубями, рассыпали по мостовой васильки и ромашки, а женщины, улыбаясь впервые за месяц, плели венки. Их пальцы, привыкшие к ниткам траура, теперь танцевали с полевыми цветами. Из пекарен доносились запахи корицы, мёда и яблок. Даже зной отступал перед этим пиром запахов.

Траур, душивший город, окончился. Вечером площадь должна взорваться музыкой, хохотом, звоном кубков, а народ хлынет на площадь праздновать до первых петухов. Но Лукас, протирая от ужаса пот со лба, уже слышал, как за ликующими криками угадывался шёпот карманных ножей. Пока толпа будет плясать, стража превратится в безликих охотников, сжимающих дубинки вместо кубков.

Внезапно его окликнул мальчишка-рассыльный, задыхаясь от бега:

– Срочная новость – срочная новость! Диверсанты Шегера прокрались в город, чтобы сорвать праздник урожая и посеять смуту! Срочная новость – срочная новость!

Лукас машинально принял свиток, но не стал его разворачивать. Он уже знал содержание – такие слухи ползли по городу последние дни. Вместо этого он улыбнулся, глядя, как две девчонки с хохотом примеряют венки. Как же он давно не смеялся, не радовался. Пусть хоть кто-то… вместо него. А он остановит тех, кто захочет испортить людям настроение.

По дороге к комендатуре Лукас неожиданно столкнулся с фигурой, от которой веяло пеплом границ. Лейтенант Лайонелли возник перед ним, нарушив покой узкой улочки. Его не было почти месяц. Шептались, будто мужчину отправили к границе с посланием о перемирии, в обход армейским чинам. И вот теперь он стоял перед Лукасом, как воплощение грозовой тучи.

Рыжий вихрь его волос растрепались от ветра. Его загорелое лицо, изрезанное морщинами, исказила гримаса.

– Видел твоего брата у тюрем? Не рановато ставить его? – Лукас не дрогнул, лишь лёгкая тень удивления промелькнула во взгляде, – ты знаешь, что после прошлой диверсии новичков ставят в патрули, но никак ни в охрану.

– Он справится, – твёрдо сказал Лукас, чувствуя, как холодок скользит по спине. Что Гек забыл у тюрем, если он его назначил на ворота – самое безопасное место на время праздника?

– Хотел бы я иметь твою уверенность, Райли. Ночь предстоит тяжёлая. Усиль охрану с востока. И брось дополнительный отряд ко дворцу – пусть тени знают, что мы их ждём.

Взгляд Лайонелли предупреждением вонзился в него. Да, он понял, чего боялся лейтенант. В памяти Лукаса болью отразился тот день – похороны принца, изуродованного огнём в резном гробу, несённого сквозь стену бледных лиц, мокрых от слёз. Сотни чужеземных плащей, некогда пёстрых, как крылья птиц, окрасились в чёрный.

И среди них – тень. Наёмник, просочившийся сквозь бреши в охране. Лукас до сих пор слышал звон стали – тот самый, что разрезал воздух у самого горла короля. Кинжал блеснул, как серебряная молния, но стражи бросились вперёд и загородили правителя живым барьером. Их крики тогда слились с воплями толпы, превратив церемонию в безумный хоровод.

Пойманный убийца смеялся как безумец, когда его волокли в темницу. Уже внутри охрана не смогла совладать с ним, и вырвавшись, тот превратился в вихрь сломанных костей и стали. Тридцать жертв. Тридцать стонов стражников и ни в чём не повинных людей по дороге к воротам. Стражники и горожане падали, хватая воздух рваными глотками, вспоротые животы истекали кровью, пока наёмника не обездвижили и не заковали в цепи.

Повторится ли тот кошмар? Лайонелли не зря требовал усилить охрану. Даже камни здесь помнили запах крови.

Вражеские тени, словно крысы из катакомб, плодились в каждом переулке. Их диверсии были точечными, как укусы скорпиона. Убийцы носили маски торговцев, поэтов, нищих, а их холодные глаза всегда смотрели из-под капюшонов. Вычислить их, все равно что поймать дым голыми руками.

Лукас еще помнил времена Гиорга Второго, когда закон говорил языком виселиц. Тюрьмы тогда пустовали не от изобилия добродетели, а потому что приговоры вылетали из уст судей, словно стрелы. Казни гремели на рассветах, а кровь на плахах не успевала высыхать. Преступность таилась, боясь правосудия.

Лукас сжимал эфес меча, чувствуя, как гнев пульсирует в висках. Король Гиорг Третий мягок и слеп. Он до сих пор верит в исправление, словно преступники способны на это. А тем временем в подземельях тюрьмы гнили сотни живых ходячих бомб в ожидании суда. Они злы и жаждут мести. Они могут вырваться на свободу.

И Авгеру среди них самое место. Но никак не брату.

***

Лукас мчался по каменным улочкам. Его плащ хлестал по ногам, а доспехи звенели, словно предостерегая всех на пути: «Сержант не в духе». На стенах дрожали нервные тени, а из бойниц городской тюрьмы доносился вой ветра, будто сама крепость предчувствовала бурю. Лукас сжал рукоять меча так, что кожа перчаток затрещала. Опять он. Всегда он.

В тюремных подвалах царила сырость и стены пропитались страхом. В тусклом свете факела он увидел Гектора, прислонившегося к стене с кубком вина в руке. На поясе младшего брата не было меча, лишь кинжал, брошенный на стол с костями для игры. Рядом дремали ещё два охранника, но Лукас даже не взглянул на них.

– Вижу, ты всё ещё не можешь без своих проверок. Скучно, братишка? – Гектор поднял кубок, словно в насмешливом тосте.

– Просто проверяю, как выполняют приказы. Особенно те, кто их постоянно нарушает, – сухо ответил Лукас, едва сдерживая рвущийся наружу гнев.

– Знаешь, я всегда удивлялся – как ты можешь быть таким… правильным? Даже в детстве.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Ничего. Просто… иногда мне кажется, что ты с рождения не живёшь, а только служишь. Сперва отцу, теперь – королю.

– Служба – это больше, чем просто работа. Это долг перед королевством.

– А для меня – это способ заработать и повеселиться, – равнодушно пожал плечами Гек, отталкиваясь от стены.

– Почему ты здесь? – голос Лукаса прозвучал тише зимнего ветра, но острее клинка, – я же приказал тебе стоять у ворот. Где Авгер?

Гектор медленно поднял глаза, и усмешка скользнула по его лицу, словно он ждал этого вопроса.

– Авгеру ворота нравятся больше. Говорит, вид лучше.

– Вид? – Лукас шагнул вплотную, и факел дрогнул, осветив шрам на виске, старую отметину от детской ссоры, которую начал «он». Авгер. Его заклятый враг.

– Ох, великий сержант, – Гектор передразнил его и сглотнул вино, – может, хватит душить нас твоими приказами? У Авгера от сырости кости ломит, а мне на воротах скучно. Мы просто… поменялись. Это же не преступление?

Лукас ударил кулаком по столу. Кости подпрыгнули, кубок упал, залив вином записи караула. Проснулись охранники и, заметив командира, спешно извинились и скрылись из виду в сырых коридорах.

– До сих пор думаешь, что неподчинение приказам лишь детские шалости? – рычал он. – Очнись! В городе введено военное положение! Тебя могут казнить, если…

– Если, если! – Гектор перебил его, выпрямившись, – могут казнить, если… ты меня заложишь. Ты это хотел сказать? Так беги, докладывай! Побудь крысой в последний раз.

В его глазах вспыхнул давний огонь, тот, что бушевал, когда они в детстве делили меч, а Авгер шептал Геку: «Лукас слабее. Он тебя боится, потому что ты лучше него».

Лукас оцепенел. Тишина повисла, густая, как смола. Лукас почувствовал, как старые шрамы на сердце заныли.

– Что молчишь? – голос Гектора сочился ядом, – думал, ты меня ткнёшь при всех и я тут же превращусь в твоего послушного цепного пса? Какой же ты дурак! Вечно ищешь врагов там, где их нет! Может, дело не в Авгере, а в тебе? В том, что Авгер прав?

– Прав в чём?

– Что в тебе говорит зависть. Дело в том, что у меня есть друг, а ты навсегда останешься одиночкой.

– Он тебе не друг. Он – чудовище, – сквозь злость и сцепленные зубы выдавил Лукас, – увидишь, Авгер доведёт тебя до беды. Я не понимаю зачем он это делает, но то что он когда-нибудь воткнёт тебе нож в спину – не сомневайся. Ты просто глупец!

– А может наоборот? – Гектор толкнул брата в грудь, но Лукас даже не дрогнул – ты воткнешь?

– Я? Значит такого ты мнения о родном брате?

– А что не так? Между мной и отцом всегда выбирал отца, стучал, закладывал, наслаждался моими мучениями.

– Я никогда… – голос Лукаса дрогнул.

– Ты всегда испытывал извращённое удовольствие, когда он меня бил. Когда обзывал выродком. Когда предпочитал твою компанию, где я всегда был лишним.

– Не неси чушь! Отец любил нас одинаково!

– И поэтому на охоту брал только тебя, учил мастерить луки и стрелять, травничать. Только тебя. Даже нож… Его любимый. Где он, кстати? – Гек зло улыбнулся и сделал громкий глоток, обходя Лукаса. Голос сочился злостью, – ладно отец. Это в прошлом. Но спустя годы, ты снова выбираешь что угодно, только не родную кровь. Да? Долг он же так важен.