Игры богов

Сердце Лукаса екнуло.

– Если не важен, зачем ты здесь?

– Потому что тут хорошо платят, командир. Я бы сказал – слишком… хорошо, – он хмыкнул и остановился напротив Лукаса, лицом к лицу, – поэтому командир запомни. Не тебе решать, кому служить, и не тебе решать с кем дружить. Авгер – мой друг и единственный человек, кто всегда на моей стороне. Учись.

Лукаса пронзила волна ненависти. Учиться? У Авгера?

Этот подлец с самого начала умел играть на чувствах людей. Постоянно крутился возле отца, помогая по хозяйству, но всегда так, чтобы все видели его старания. А когда отец хвалил его – его глаза загорались недобрым огнем. Таким же образом он втерся в доверие к брату.

Вдруг в воспоминаниях Лукаса болью возник промозглый зимний день, где он стискивал зубы, пока злобный шепот клеймил его спину. Он глотал обвинения в гибели отца, словно осколки стекла. С ужасом вспоминая тот проклятый день два года назад, когда Авгер ополчил против него всю деревню. Тот умело разыграл спектакль, постоянно твердя, что Лукас виноват в смерти отца. Лукас пытался объяснить, что это был несчастный случай, но брат уже не слушал.

Лютый ветер выл тогда на покинутой ферме, выдувая из души тепло, но даже тогда Лукас всегда оставался на его стороне.

А теперь стал для него никем.

Лукас отступил на шаг. Голос его стал ледяным.

– Завтра ты отправишься в дозор за стену. Один. Авгер будет чистить конюшни. А если ослушаешься… – он повернулся к двери, бросив через плечо, – я самолично провожу вас с Авгером до плахи.

Дверь захлопнулась. Гектор швырнул кубок в стену и красные брызги брызнули на камень, словно свежая рана.

Лукас стремительно выбежал из тюрьмы. Он боялся сорваться, боялся наговорить лишнего.

Авгер. Это имя горело на губах.

Именно он подтолкнул Гека к тому, чтобы тот начал бунтовать против Лукаса. Постоянно нашептывал ему, что он всегда был любимчиком отца, что брат предал его. И Гек, глупый, поверил.

ГЛАВА 2

Вечерело. Праздник урожая раскатился по площади Гримфа огненным вихрем: гирлянды из тыкв и пшеничных снопов качались над головами, воздух гудел от смеха, песен и треска жареных кабанов на вертелах.

Лукас стоял у края толпы, сжимая рукоять меча так, что узоры клинка вдавливались в ладонь. Золотые нашивки с лилией тускло поблескивали на его плаще, напоминая о долге. А долг сегодня был горьким, как полынь.

Гектор. Имя брата жгло изнутри. Он опять это сделал. Его приказы были для Гека пустым звуком. Придумал бредовое оправдание своим мерзостным поступкам. Лукас знал: отец любил Гека, потому был так суров к младшему сыну. Он видел в Гекторе своего наследника, оберегал от невзгод, позволял совершать шалости, а ему, Лукасу, доставалась самая тяжелая работа. Сад, двор, дом, добыча еды, ремесло – его день напоминал круговорот дел, пока младший сын развлекался. Только слепец вроде Гека этого не видел.

Лукас стиснул зубы. Пусть смеется. Пусть верит в свою правоту. Гримф не прощает ошибок. Ему еще дорого придется заплатить за глупую самоуверенность.

Лукас попытался сосредоточиться на патруле, но запах пряного вина и звуки лютни вплетались в мысли, как змеи.

Девушки в венках кружились в танце, их смех звенел колокольчиками, но Лукас видел иное: густые тени под арками, пристальный взгляд торговца, слишком громкий хохот шута, подозрительно резвого подростка, бегущего к колодцу, женщину с непривычно короткими непокрытыми волосами…

Лукас горько вздохнул. Он стал слишком мнителен. Это обычные горожане. Он забыл, когда в последний раз веселился. Наверное, то время осталось в далеком детстве, когда был жив отец, а Гектор еще не превратился в того, кто готов утянуть его за собой в пучину безумия.

Он уже никогда не станет прежним. Веселье, смех, радость и безмятежность навсегда остались в прошлом. Он и не хотел их возвращения.

Вдруг ледяная игла вонзилась в шрам на руке.

Лукас замер, едва не вскрикнув. Это не было страхом. Это был инстинкт, вбитый в кровь месяцами тренировок. Что-то шло не так. Там, где толпа ревела громче всего, за стеной веселья, таилась тишина – густая, липкая. Он шагнул вперёд, отталкивая пьяного кузнеца, и тут заметил: парнишка у колодца исчез. А на земле, среди раздавленных ягод, чернела капля… нет, лужица.

Кровь?

Сердце Лукаса застучало в такт набату. Меч выскользнул из ножен беззвучно, будто жаждущий тишины. Из-за угла храма, где плясали огни факелов, донесся приглушённый крик.

– Меня ограбили!

Пробиваясь сквозь гущу праздничного безумия Лукас заметил… его. Худой, высокий, с головой, покрытой холщовым плащом. Он двигался так ловко и незаметно для окружающих, что Лукас невольно восхитился его грацией. Парнишка мелькнул тенью, скользя между пьяных горожан и торговых лотков. Клинок в руке стража дрожал от ярости. Он не даст ему сбежать!

– Стой! – рявкнул Лукас, но его голос потонул в грохоте барабанов.

Парнишка оглянулся – в тени капюшона глаза-щелочки сверкнули насмешкой. Он тут же метнулся к каменной стене таверны, цепляясь за выступы, подобно ящерице. Лукас стиснул зубы, вскинув меч, но в тот миг парень резко развернулся. Вдруг боль вонзилась в предплечье Лукаса, заставив его ахнуть. Сквозь рукав проступила тёплая и липкая кровь. Отпечаток на руке зажегся огнем.

– Выродок… Анфи! – прошипел страж, чувствуя, как слабеет рука с мечом, но парень уже взобрался на крышу, растворяясь в узорах теней.

Сердце Лукаса яростно стучало, но он не сбавлял скорости. Камни стен стали его ступенями, ветер свистел в ушах, срывая плащ. Островерхие и скользкие от росы крыши Гримфа превратились в поле битвы. Беглец прыгал с карниза на карниз, словно знал каждый изгиб черепицы. Но Лукас был упрям: он резал угол за углом, неуклонно сокращая дистанцию.

На краю крыши парень замер, оценивая прыжок в тёмный переулок. Лукас бросился вперёд, забыв о боли, и поймал его в полёте. Они рухнули вниз, сбив бочку с яблоками, и покатились по мостовой, спутавшись в развевающемся плаще.

– Попался, ублюдок! – прорычал Лукас, впиваясь пальцами в плечо беглеца. Ткань порвалась с шелестом и трёхцветная грива – огненная, чёрная и серебряная рассыпалась по плечам. Лицо, остроконечное и бледное, исказилось от ярости.

Девушка? Лукас застыл. Удар пришелся прямо в грудь. Её глаза, черные и блестящие как гигантские бусины, сверлили его ненавистью. То была не просто девушка, а найд.

– Найд… Как?

Она воспользовалась его замешательством, ударила коленом в живот, после чего мощным рывком выскользнула из хватки. Его ладони окрасились багровым. По всему, она была ранена.

– Бестолочь! – бросила она через плечо, исчезая в лабиринте переулков.

Лукас поднялся, стирая кровь с рук. На земле остался лишь клочок трёхцветных волос, прилипший к грязи. Он огляделся и понял, что находится в королевском квартале. Не может быть! Он не имеет права упустить ее!

Ярость Лукаса пылала, как факел в ночи. Найд скользила меж теней королевского квартала, её трёхцветные волосы мелькали знаменем мятежа.

Лукас бежал вслед, не видел ее, но понимал, куда она метит – высокие стены дворца, где за резными решётками спал король, не подозревая о клинке, что точит смерть. Нужно перехватить ее до того, как она пересечет забор!

Я успею, – твердил про себя Лукас, врезаясь в переулок, где воздух пах сыростью.

И вот он увидел ее вновь. Она прыгнула, цепляясь за выступы каменного забора, но Лукас был уже там. Его плечо врезалось в её бок, сбивая с траектории. Они рухнули на землю и Лукас пригвоздил её к земле, коленом вдавив в мостовую.

– Какие твои намерения, грязное животное? Где твое оружие? – рычал он, хватая её запястья. Руки оказались пусты, лишь холодная усмешка заиграла на её губах.

– Ищешь подарок для своего короля? – найд выплюнула кровь и заговорила чистым человеческим языком.

– Отродье! – зарычал он, сквозь ее ядовитый хохот.

Удар кулаком в челюсть оборвал её смех. Тело обмякло. Лукас встал, дыхание рвалось из груди. Он замер над ней. Даже в бессознательном её лицо казалось слишком юным и слишком… знакомым. Смутные образы врезались в память, но Лукас их отогнал.

Он закинул на плечо ее тонкое, почти невесомое тело и двинулся в сторону тюрьмы.

***

Тюрьма Гримфа встретила его скрипом ржавых ворот. Гектор с каменным выражением лица перегородил путь.

– Все никак не угомонишься? – начал ворчать он, а затем разглядел добычу Лукаса.

– Запрячь эту тварь в самую глубокую яму, – бросил Лукас, сбрасывая найда с плеча на каменный пол и развернулся с намерением уйти. Гектор окрикнул его.

– Насчет Авгера…

– Мой приказ не обсуждается! – рявкнул Лукас. Громко скрипнув сапогами обернулся и приблизился к брату, – вы оба ослушались приказа! За это будете наказаны по уставу!

Гектор усмехнулся, но в его глазах мелькнуло нечто вроде уважения. Или предостережения.

– Как скажете, командир, – ехидно бросил он вдогонку, когда Лукас уже поворачивался к выходу, – побуду вашим послушным песиком. Гав-гав.

Лукас не ответил, лишь крепко сцепил зубы, чтобы не заорать от ярости. Он должен быть сильнее этого. Сильнее эмоций. Сильнее самого себя. Гектору больше не удастся нащупать его слабое место.

С этими мыслями Лукас покинул стены тюрьмы, направляясь обратно к площади.

Ночь только начиналась, а рана на руке нещадно ныла.

Праздник продолжался. Густой от дыма целебных трав и сладкой хмельной медовухи воздух, трепетал под напев ветра, игравшего в кроне священного дуба в центре площади.

Площадь, вымощенная серо-желтыми камнями, кипела жизнью. Крестьяне в плащах из шерсти и кожаных поясах с подвесками в виде колосьев танцевали под звуки лир из орехового дерева и дудок. Дети, с венками из виноградной лозы на головах, гонялись за огневками, существами размером с кошку, похожими на крыс, но с ярко-рыжей, пушистой шерсткой.

Лукас равнодушно следил за феерией звуков и движений, а сам лишь тайно мечтал, чтобы праздник наконец закончился.

Рана на предплечье пульсировала, кожа вокруг нее налилась багровым пятном, будто под ней копошились раскаленные иглы. Словно она метнула в него отравленный дротик. Боль была живой, почти осязаемой, как тогда… после подземелья. Проклятье. Почему его мысли такие странные?

Он привалился к колонне, наблюдая, как тяжелые темные тучи цепляются за шпили дворца. Его плечо ныло, как всегда случалось перед грозой.

Если прольется дождь – это станет для него благословением небес. Прекратится праздник, который не должен был состояться. Дождь загонит люд в дома и под навесы, затушит фонари, омоет грязные от вина и рвоты улицы, принесет свежесть и прохладу. Он жаждал этого так яростно, что сводило скулы от нетерпения.

И вот на его доспех упала первая крупная капля – предвестник его свободы.

Лукас вышел на площадь, помог торговцам загнать тележки в укрытия и успел оттащить несколько выпивох под навесы, прежде чем раздался ливень.

Мощеные улочки превратились в бурлящие реки и Лукас впервые за день вздохнул с облегчением.

Следуя по маршруту, Лукас проверил другую часть площади, осмотрел переулки в поисках забулдыг, уснувших под проливным дождем, но на счастье улицы опустели. По дороге к казармам Лукаса не отпускали мрачные мысли, они буравили мозг и заставляли думать об этом еще больше.

Найд. Как она пробралась сюда? Через земли Шангры, Дейдана, Престила и Шегера оставаясь незамеченной? Раньше он видел диких найдов лишь в виде изделий, а эта еще и говорила человечьим языком и выглядела совсем… по человечьи.

И почему так болит рука? Лукас так и не нашел у себя новых ран или дротика у найда. Куда она спрятала оружие, которым хотела убить короля? Образ трехцветных волос всплыл перед глазами – огненные, чёрные, серебряные. И это лицо… Слишком знакомое. Как тень из прошлого, что он запер в самом темном закоулке памяти.

Пульсация в руке усилилась, и Лукас сжал кулак, пока боль не перекрыла все мысли.

Духи урожая, должно быть, благоволили Гримфу – король жив, народ пьян, а преступница в подземелье. Он медленно направился к казарме, где уже слышался лязг доспехов и ругань новобранцев.

– Лукас! – Олен возник в проеме и перегородил ему путь, прислонившись к дверному косяку. Он жевал виноградную веточку, – слышал, ты поймал найдского выродка. Не умотался?

– Как видишь.

– А я уж надеялся сегодня хоть кто-то надерет тебе задницу, – шутливо произнес Олен.

– Извини, что разочаровал. Тебе то даже выродка не досталось, – так же шутливо парировал Лукас.

– На удивление, праздник прошел спокойно. Даже подозрительно.

– Мне тоже так показалось, – кивнул Лукас, отодвигая Олена и проходя внутрь, – но хоть в чем-то нам же должно повезти.

В казарме пахло потом и металлом. Он скинул плащ, бросил его на груду доспехов и направился в уборную к умывальнику. Холодная вода обожгла рану, но Лукас не дрогнул. В зеркале над раковиной отразилось его лицо – измождённое, исхудавшее, с темными синяками, залегшими под глазами.

Он так устал. Ему нужен отдых. Но сможет ли он уснуть без сновидений?

– Видел ее, – Олен возник на пороге, – там полгарнизона сбежалось поглазеть на диковинного зверя. На чем она попалась? Хотела кого-то загрызть?

– Воровство, – Лукас умолчал, что поймал ее у забора королевского дворца. С этим лучше разбираться начальству.

– Зачем зверю деньги? И одежда? Странные существа. Я приказал ее не кормить. Векс говорит, какой-то торгаш, хочет купить ее для своего зоопарка, а я подумал – так зачем тратиться на кормежку.

– Да пусть хоть на шкуру пустят. Плевать, – бросил Лукас, вытирая руки, но в глубине души шевельнулось неприятное чувство.

Олен кивнул, но не ушёл. Его взгляд скользнул к вздувшейся ране.

– Это она тебя так? – спросил он, и в его голосе прозвучало нечто, чего Лукас не слышал раньше. Тревога.

– Не твоя забота.

– Как грубо, – наигранно надулся тот, – я думал мы друзья.

– Думай, что хочешь. Спокойной ночи, – произнес Лукас выталкивая Олена из уборной и закрывая дверь перед его носом.

Когда дверь захлопнулась, Лукас взглянул на свою руку. Багровое пятно теперь напоминало отпечаток ладони на глине, со всеми впадинками и выпуклостями. Он с силой надавил на него – боль пронзила до кости, но за ней проступил… образ. Девушка с трёхцветными волосами, стоящая в конце темного коридора, в окружении тьмы… а в руках расписная чаша, пылающая зеленым огнем.

– Нет, – прошептал он, отшатнувшись от зеркала, – это невозможно.

Тревогой сковало горло. Он понял кого напоминало ее лицо. Статуя.

Весь путь до комендатуры Лукаса не отпускало гнетущее чувство. В последний раз он его испытывал перед смертью отца, когда внутренний голос предостерегал от будущей беды. И сейчас снова оно. Словно вот-вот должно случится событие, которое принесет много боли и слез.

Он нашел лейтенанта в кабинете. Лайонелли сидел за дубовым столом, заваленным картами и донесениями. Свет масляной лампы дрожал на его морщинистом лице, подчеркивая тени под глазами, словно трещины на старом мече. Лукас, стоя по стойке смирно, выдавливал из себя слова.

– Во время праздника из происшествий: две драки на Каленом переулке и возле храма, а также попытка убийства из-за карточного проигрыша. Все дела разрешены по месту происшествия полюбовно. Так же случилась кража кошелька у дамы Фогель.

– Найд?

– Я не уверен…

– Что значит "не уверен"?

– Я поймал ее, когда она хотела перебраться через забор в королевский дворец. Зачем вору понадобилось пробираться во дворец полный охраны и готовой встретить теней? Думаю, вор кто-то другой. Цель найда была – убийство короля.

– Хочешь сказать – она тень?

– Похоже на то. Но странно другое – при ней я не обнаружил никакого оружия, но она меня чем-то… ранила. Чем она собиралась убить…

– Было бы желание, а убить можно и голыми руками, – перебил его лейтенант. Его лицо казалось мрачнее тучи, – как тебе удалось поймать это животное в одиночку? Слышал они больно изворотливые.

– Она была ранена. Я видел кровь.

– Тебе несказанно повезло, – Лайонелли хмыкнул, крутя в пальцах перо с обломанным кончиком, – и сколько стражников сейчас в охране?

– Двенадцать.

– Не маловато? В тюрьме содержатся двое опаснейших преступников, под сотню разбойников и насильников, а сегодня еще прибавился чудовище, – голос лейтенанта звучал как скрип ржавых петель. Лукас стиснул зубы – он знал, что это не вопрос, а укор.

– Гектор и Венс на входе, остальные на глубине. Я думаю, более чем достаточно. Из подземелий никому не удавалось сбежать без карты. А карт охранники не носят. Так что – тюрьма под замком.

– Твоя уверенность меня удивляет, Райли, – задумчиво произнес он, постукивая пером по столу, но потом выпрямился и вперил в него острый взгляд, – ладно. Доверяю твоему мнению. Сегодня служба прошла достаточно спокойно.

– Да, – согласился Лукас, – я ожидал худшего.

– Как и все мы.

***

Утреннее солнце, пробивавшееся сквозь щели ставней золотыми стрелами, разорвало объятия тяжёлого сна. Лукас вырвался из глубин видений, где мелькали трёхцветные космы найда, хриплый смех Авгера и лицо Гектора, искажённое яростью. Крики, острые как клинки, вонзились в тишину. Казарма, пропитанная строгостью, теперь разразилась хаосом. Каменные стены, испещрённые гербами знатных родов, отражали гул безумия, словно разворошённый улей, где вместо пчёл кипели голоса солдат.

Дверь с грохотом распахнулась и Олен ворвался внутрь. Плащ его развевался, как крылья испуганной вороны. Схватив Лукаса за рукав, он выдохнул:

– Сбежали! Все… Из подземелья…

Сердце Лукаса сжалось. Гектор.

– А стража? – прошептал он, но ответ уже висел в воздухе, горький, как дым от сгоревших надежд.

– Слава духам, живы.

Лукас бросился в подземелья, где сырость липла к коже, а воздух был густ от запаха крови и ржавого железа. В полумраке, среди обломков стола и стульев сидел Гектор, а напарник без сознания валялся рядом. Лицо Гека, залитое багровыми потёками, напоминало маску древнего демона. Карты, разбросанные вокруг, захрустели под сапогами Лукаса.

– Гек… – голос замер, запутавшись в колючей паутине страха.

– Не надо, – прохрипел брат, не поднимая взгляда, – они ушли к воротам. Эта тварь с ним заодно!

Последнее слово вырвалось, как проклятие.

– Тварь?

– Найд, которую ты привел вечером. Она заодно с магом. Я…

Лукас шагнул вперёд, но Гектор, опираясь на меч с выщербленным лезвием, поднялся. Кровь сочилась из раны на плече, окрашивая рубаху в багрянец.

– Большинство беглецов прячутся в городе, но эти… – Гектор закашлялся, Маг… Он увёл её к восточному тракту.

– Ты говорил с ними?! И с найдом? – Лукас схватил брата за плечо, но тот оттолкнул его, глаза метнули искры ярости.

– В своем уме? Я не беседую с животными! – Гектор выпрямился, тень от факела плясала на стенах.

Лязг меча о камень разрезал тишину.

– Нельзя медлить. Они могут спрятаться в лесу. Найды это умеют.

Гектор двинулся вперёд, хромая, но не сгибаясь. Лукас последовал за ним.

Город раненым зверем корчился в агонии. Узкие улочки, вымощенные камнем, скользили под ногами, пропитанные дождём. Над крышами, остроконечными, как клыки дракона, клубился дым – где-то горели лавки, захваченные преступниками. Толпы метались меж домов, их крики сливались в один протяжный вой. Лукас и Гектор пробивались сквозь хаос, как два клинка, рассекающие шторм. Ветер рвал плащи, а в воздухе витал запах страха – горький, как полынь.

У восточных ворот, где некогда возвышались башни с гербами королевства, теперь царила тишина могилы. Дождь превратил мостовые в кровавые ручьи. Багряные потоки струились меж трещин, словно жилы разорванного исполина. Повсюду лежали тела стражников. Один, с вырванными глазами, намертво вцепился в обломок копья; другой, распоротый от горла до паха, застыл с беззвучным криком на устах. Кишки змеились меж камней.

– Нет! Авгер! – рёв Гектора заглушил даже вой ветра. Он носился меж трупов, опрокидывая щиты, швыряя обломки доспехов. Пальцы его дрожали, а в глазах плясало безумие, – только не это! Только бы ты был жив!

Лукас, шагнув к нему, замер: у подножия ворот, в луже, почерневшей от крови, он разглядел то, что осталось от Авгера. Он его сразу узнал… по амулету на груди – круглому, серебряному солнцу, переплетенному с месяцем. Гектор тоже его заметил и замер. По лицу Гектора прокатилась тень боли и гнева.

Тело Авгера было изуродовано: челюсть вывернута, кожа лица содрана до кости вместе с мясом, а на груди зияла гигантская рана, через которую проступали белоснежные ребра.

– Гек… мне жаль… – начал Лукас, но кулак брата врезался ему в челюсть с такой силой, что мир на миг погрузился во тьму и тот грохнулся на колени.

– Жаль?! – Гектор завыл, как зверь в капкане, по щекам текли слезы, – ты ведь этого хотел, ублюдок? Да? Ты всегда ненавидел его! – в глазах Гектора вдруг зажегся огонь безумия и каждое слово било острее меча, – так вот каков был твой план! Это ведь ты привёл то чудовище в тюрьму! Ты хотел, чтобы она и меня убила?

Лукас, вытирая кровь с губ, попытался встать, но Гектор пнул со всей мочи того в живот и Лукас застонал, распластавшись по мостовой.

– Ты просто хочешь так думать, – прохрипел он, – ищешь виноватого среди тех, кто под рукой, потому что настоящий убийца уже далеко.

– Ты и есть убийца! Ненавижу-ненавижу тебя! Лучше бы на его месте был ты! Почему ты не сдох вместо него? А?

Голос Гектора дрожал от бессилья и горя. Лукас пронаблюдал как Гектор приблизился к тому, кто некогда был его лучшим другом и упал на колени. Хаос города разорвал надрывный плач.

В горле Лукаса разрастался ком. Да, он ненавидел Авгера, но он никогда не желал ему такой мучительной смерти. Никто такого не заслуживает.

– Клянусь… я найду вас, – голос Гектора вибрировал от едва сдерживаемой ярости, граничившей с безумием, – найду и разорву на части вот этими руками! – глаза Гектора вспыхнули, как угли в пепле, – и вы будете умирать очень медленно.

Они поднялись на ноги одновременно. Лукас приблизился к брату. Глаза того потухли от горя.

– Что ты задумал?

– Я их найду и убью. В особенности эту… какая же тварь, – шипел Гек.

– Ты хочешь ехать один? Это не по уставу! Нужно разрешение капитана и собрать поисковый отряд… нужно подготовится…

– К Анфи твой устав! – заорал он, – когда убивали моего друга, они делали это безо всяких уставов! Я не собираюсь ждать пока этот старикан очнется от пьяного угара и даст разрешение!

Гектор метался перед Лукасом. Его доспехи звенели, а глаза пылали адским пламенем.

– Не позволю ехать одному, – твердо заявил Лукас, перегораживая брату путь.

Удар пришёл неожиданно. Кулак Гектора врезался в солнечное сплетение Лукаса, выбивая воздух из лёгких. Второй удар – в висок. Мир поплыл, закружился воронкой боли. Лукас рухнул на мокрые камни, пытаясь ухватиться за щель между плитами, но пальцы скользили по крови и грязи.

– Мне не нужно ничье разрешение, тем более твое, – прохрипел Гектор.

Перед тем как потерять сознание, Лукас увидел сапог брата над своей головой.

***

Сознание вернулось к Лукасу волной боли, острой, как зуб голодного волка. Он лежал на мокрых от крови камнях, лицом к небу, где клубились тучи. Над ним нависла фигура в плаще, чьи края трепал ветер, словно пытаясь унести за горизонт. Солнце слепило глаза, в горле драло от сухости и боли. Капитан Векстер, в плаще цвета ржавого железа, стоял над ним, скрестив руки. Полноватый, здоровый, как бык мужчина, был его начальником и учителем. Его лицо, изборождённое морщинами и усталостью, не выражало ни жалости, ни удивления. Ветер яростно трепетал его серебряную гриву, которую он забыл завязать в узел.

– Вставай и не позорь стражу, Райли. Или ты решил утонуть в луже, как щенок?

Лукас, стиснув зубы, поднялся. Каждый мускул горел, но в груди тлела искра ярости.

Вокруг царила мерзостная симфония: скрежет телег, гружённых телами, приглушённые молитвы ритуальных служителей в чёрных рясах, хриплые команды следователей, копошившихся среди останков. Воздух был густ от смрада – смеси крови, пота и дождя. Лукас повернул голову и увидел, как двое мужчин в кожаных фартуках поднимали на носилках то, что осталось от Авгера. Тело, покрытое рваными ранами, напоминало изодранный флаг. Пальцы его недруга крепко сжимали рукоять кинжала. Он сопротивлялся перед смертью, понял Лукас, проглотив горький ком.

– Гек… – выдохнул он, – он сказал, что найд была с магом заодно и они хотели уйти через ворота к восточному тракту.

– Вот значит, как, – Векстер усмехнулся, будто услышал старую злую шутку, – сколько ты отправил охраны в тюрьму?

– Капитан…

– Я спрашиваю сколько!? – в голосе капитана заслышался металл.