скачать книгу бесплатно
То был первый вечер фестиваля близ городка Индио, находящегося на самом стыке плодородной долины и высохшей пустыни, разделённых перевалом Сан-Бернардино.
Поп, рок, панк, метал, инди, хаус, амбиент и психоделическая британская электроника… Все те дни и ночи, что длилась феерия, я слушал всё, я упивался этим, впитывал в себя как губка музыку и потрясающую энергетическую отдачу, которую порождало такое скопище людей, увлечённо поглощённых одной целью. Уж молчу, что такой концентрации молодых и красивых людей я доселе не видел, хоть и жил в Калифорнии всю свою сознательную жизнь. Но для меня всё же на фесте главным было не количество смазливых девочек вокруг, а музыка.
И музыка звучала всюду – она находила нас, куда бы мы ни пошли. И она в самом прямом смысле пронизывала нас насквозь – саундсистемы были настолько мощными, что я при каждом ударе, при каждом аккорде чувствовал, как волны звука проходят сквозь меня так, что даже кости вибрируют. Боже, сколько же чёртовой музыки там было – никогда прежде не думал, что за пару дней можно переслушать такое количество исполнителей. Я стёр в кровь свои ступни, отмахивая мили от одной сцене к другой – и это не преувеличение, по прошествии фестиваля мне пришлось поменять в кедах стельки, они реально были пропитаны кровью.
Я был там, среди своих сверстников и сверстниц, прыгал с ними под бешеный ню-метал и с ними качал в такт руками под ревущий арена-рок, вместе с ними, чуть прикрыв глаза, двигался и забывался под ломаный бигбит…
Я знал, что я хочу получить от фестиваля. И это здорово помогло мне впоследствии, когда я выступал с Perfect Plan на любых площадках – я точно знал, что именно хотят услышать наши гости и как хотят, чтобы это было подано.
К слову, в те дни я последний раз по-настоящему оторвался как слушатель. Больше у меня такой привилегии не было долгие годы.
Прямо перед закрытием Лиам собирался устроить слушателям автограф-сессию и распродажу стаффа с символикой группы. Для нас он организовал шатёр со столом, по бокам от которого установили стенды для товаров. В преддверии события, я забрёл в выделенный студией автобус и застал менеджера там. Он распечатывал первую партию коробок и раздавал ценные указания своим мальчикам на побегушках.
– Что там? – загорелся я.
– Брелоки, – рассеяно ответил Лиам.
– Не против, если я стрельну один?
Я подошёл к ближайшей коробке, запустил туда руку и выудил круглый брелок диаметром в пару дюймов. В прозрачный пластик был вставлен цветной картон с нашей розой и названием.
Лиам, деловито проходивший мимо, не упустил случая и поддел:
– Вечно ты вытягиваешь какое-то дерьмо, Осси!
– С чего бы это? – не понял я.
Лиам остановился, высыпал на столик содержимое коробки и вроде как с облегчением выдохнул.
– Ну, слава яйцам, – сказал он. – Остальные нормальные. А это брак. Видишь? – он буквально ткнул меня носом.
– Большое дело, – отмахнулся я. На брелоке, который вытащил я, цветок был другого оттенка – розовый, не алый. – Ты видишь брак – нечто, выбивающееся из стройного ряда, а я вижу нечто уникальное.
– Осси, сказал бы проще! Нравятся дешёвые китайские подделки? – рассмеялся Лиам. – Забирай! – Он махнул рукой, показывая размах своей щедрой души, и посмотрел на часы. – Ровно в полдень, не забудь!
– Я буду там, не сомневайся, – козырнул я.
* * *
Всё завертелось.
Наш лейбл выкинул на прилавки перезаписанный и прилизанный демо-альбом, дополненный несколькими новыми треками. Название оставили то же, добавив подзаголовок «Double Tap». Как объяснил Лиам, это нужно было для разжигания дополнительного интереса слушателей. Кто из фанатов не отправился бы разыскивать первое издание? На то они и фанаты. Потому параллельно лейбл выпустил ограниченным тиражом ту самую, нашу гаражную запись, причём на кассетах с магнитной лентой. Раритет, господа, прощальный кивок из 90-х. Но что нужно было ещё для успешных продаж альбома, кроме манящих заголовков и агрессивной рекламы? Верно, наши живые выступления. К выходу альбома был приурочен наш тур по 30-ти городам западного побережья.
Уже тогда стали закладываться и наши образы для слушателей-зрителей. С годами они менялись: у кого-то сильно, у кого-то не очень. Каждый из нас прошёл свой путь.
Чэд неизменно появлялся на сцене и в музыкальных видео в бриджах цвета «хаки» и неистово долбил в барабаны, иногда подпевая на бэке. Он был суров и неразговорчив, его общение с фанами в основном сводилось к тому, что он щедро проставлялся в местных барах после концертов.
Ботаник Алекс был этаким аккуратным мальчулей – носил кэжуал[103 - Кэжуал – «повседневный стиль одежды с акцентом на удобство и практичность». Что это значит, я не понимаю. Если следовать этому описанию, то это в принципе любая одежда. По тексту подразумевалось сочетание джинс и всякой фигни вроде кардиганов и пиджаков.], можете себе представить?! Да, запросто мог выйти на сцену в каком-нибудь хенли или жакете, а где-то после второго альбома даже повадился примерять шляпы. Но ему сходило с рук, определённой частью аудитории он дико котировался.
Джефф больше прочих из нас напоминал панка. Поначалу. Ирокеза у него не было, но ему делали «ежа» в духе Green Bay. Чуть позже он поменял хаер и стал напоминать скорее эмо – длинная чёлка, чуть подведённые тушью глаза. Ещё несколько лет спустя он ударился в консерватизм – стал сильно смахивать на футболиста Бэкхема с его прилизанными зачёсами.
Дэвид одевался примерно как и я – как никак, одна кровь – спортивные футболки, джинсы, конверсы. Есть такой термин «girl next door». Так вот, мы были кем-то наподобие – такими парнями по соседству, что запросто ходили с вами когда-то в одну школу, катали на скейтах, шлялись по злачным местам и играли в уно-кард у задней двери. Уже после первого альбома Дэвид стал увлекаться набиванием тату – делал по одной после каждого концерта в каждом городе. В основном это были цветы. Так что к 30-ти каждый дюйм его рук пестрел, и он переключился на шею и спину.
Я первые годы иногда одевал на выступления свою старую бейсболку Yankees – поначалу смущённо прикрывал бритые виски, потом это стало чем-то вроде ритуала на удачу – я столько с этой вещицей пережил, а затем я какое-то время подражал в этом фронтмену Limp Bizkit – их «Creamer» так запал мне в душу (текст словно был прямо ко мне обращён), что я невольно копировал образ Фреда Дёрста. К середине нулевых мне это поднадоело, и я отложил видавшую виды Yankees на дальнюю полку.
Всё шло хорошо. Толпы наших ровесников с плакатами, с каждым выступлением всё больше, их число прирастало как лавина снега. Битком забитые залы и холлы развлекательных центров, а к концу тура – рукоплещущие стадионы мегаполисов Калифорнии. Заботливо заготовленный продюсерами мерч, разлетающийся как горячие пирожки. Письма с признаниями поклонниц. И поклонников – чего я только не перечитал, глаза на лоб лезли, а изредка и кровь стыла в жилах (но, нет, симпатягу Кевина Костнера телохранителем я не нанимал).
У меня голова шла кругом, я не верил тому, что творилось. Мы вдруг оказались в самом водовороте событий – то, что мы видели у других, происходило теперь с нами. Нас снимали для MTV, нас звали на местные радиостанции, в каждом городе мы послушно сидели на пресс-конференциях, устроенных Лиамом, и отвечали на вопросы журналистов: наши планы на грядущие записи, наш сценический образ, наша личная жизнь, наше отношение к своему успеху, наше отношение к чужому успеху, наше отношение к мировым проблемам…
Казалось бы, вся суета, вся круговерть, словом, всё это, должно было отвлечь меня и заставить забыть об Аманде. Но нет.
Я то и дело возвращался мыслями к ней. В студии. Дома. В парке. На набережной. В турах, в автобусе. Она и её образ накрепко засели в моих мыслях. Потребовался бы экзорцист со стажем, чтобы избавить меня от мучений, которые они мне доставляли. Но нет худа без добра – Аманда Дэйвис, девушка из Чино, стала моей лирической героиней.
И так уж в итоге вышло, что едва ли не все песни, написанные мною за годы карьеры рокера, были обращениями к ней или посвящениями ей же. Так. Или иначе. В той степени. Или иной. Но были. В них воплотилось всё – вся моя боль, все мои чаяния. Моя любовь. Аманда дала мне богатый материал и пищу для размышлений. Песен хватило аж на семь студийников – и это я говорю только о тех вещах, что в итоге попали в плейлисты, а сколько из них так и остались неизданными раритетами! Думаю, скажи я Мэнди, скольким я ей обязан, она бы немало удивилась.
И я надеялся, что, однажды, всё же скажу.
Но пока всё шло своим чередом, а я не мог заставить себя собраться с мыслями и отпустить. Поступить «правильно», как говорили мне многие. Да почитайте, что все. Нет, не мог. Я не мог иначе. И наш первый тур я заканчивал с тяжёлым сердцем.
* * *
– «…выхолощенный и до рези в глазах вылизанный материал, наполненный мягкими и бесхребетными текстами песен (чьи названия напоминают незадавшиеся ситкомы), сфокусированными на романтических переживаниях американской молодёжи…» Вот это вердикт, – Лиам отшвырнул глянцевый разворот Variety, журнал проскользил мимо нас через весь стол прямёхонько к Алексу. Тот склонился над статьёй.
– Да уж, этот сукин козёл Брауншвайгер не упустит случая опустить меня, – Лиам аж клацнул зубами от злости.
– «Стоит отметить, однако, подачу Perfect Plan – идеальное смешение энергии Sum 42 и мелодики blink-187 с примесью самих себя. Что же на самом деле являет собой очередная калифорнийская поп-панк группа – бабочку-подёнку или нечто большее, покажет лишь время», – прочитал Алекс конец статьи и засмеялся. – Вот ведь тупица, подёнки вообще ни разу не бабочки!
– Я так и не понял – мы дерьмо или нет? – спросил сбитый с толку Дэвид.
– И то и другое, братец, – ответил я за Лиама. – Этот Шварценфюгель юзает типичный «сэндвич» – вот это у вас неплохо, это – леденящий душу п##дец, а вот это – тоже ничего. Всем спасибо, все свободны. Это приём психологии, когда мягко намекают на недостатки, которые можно исправить присутствующими положительными моментами. Но сэндвич с дерьмом всё равно остаётся сэндвичем с дерьмом, верно?
– Молодец, Осси, – Лиам сплёл пальцы в «замок» и опёрся на него подбородком. – Чего бы тебе не написать подобные тексты к следующему релизу, вместо своих бесхребетных высеров о безответной любви?
– Что-то я тебя в толк не возьму, – развёл я руками. – То ты говоришь, что эти самые высеры хорошо продаются нашим типичным слушателям, что мы идеально попадаем в самый нерв целевой аудитории, играем так сказать на струнах их душ, теперь ты согласен с чуваком, которого сам же пару минут назад называл, я цитирую: «ни на что не годным х##сосом, способного лишь выд##чивать язвительные статейки». Если мы будем меняться в угоду критикам, они не преминут отыграться и на этом – глядите, мол, оба-на, а они идут у нас на поводу, меняют звук и лирику, давайте-ка обложим этих бесхребетных прогибающихся лузеров ещё разок, да побольше!
– А ещё вы помните, что должны оставаться узнаваемыми, но притом уникальными? – спросил Лиам и обвиняющим жестом ткнул в номер Variety. – Так вот, это тот самый случай. Вас не должны сравнивать ни с кем, даже с мэтрами сцены. Мы не изменим себе, если добавим что-то свежее. Кроме того, – добавил он, – по вашим стопам по вашу душу уже идут новые группы. Вы же не хотите быть оттеснёнными ими?
– От кормушки? – уточнил я.
– От всего, – мрачно протянул Лиам. – Не будете эволюционировать и предлагать слушателям что-то свежее – будете поглощены другими такими же, просто затеряетесь на фоне подражателей. Ваши слушатели – молодёжь. Они хотят узнаваемого звука, но вместе с тем не терпят застоя. Когда группа топчется из года в год на одном месте – это её убивает, она перестаёт быть интересной. Но, – он сделал паузу. – Верно и то, что убивает и резкая смена концепции.
– И важно правильно соблюсти баланс, – закончил я его мысль.
– Верно, – согласился Лиам. – Вам важно это прочувствовать, понять и сделать всё правильно.
Правильно. Что было правильно по мнению одного, могло быть в корне неверно для другого. И как тут приходить к компромиссу, не разругавшись и не развалив группу?
Лиам встал, пошарил на полке, достал диск в конверте, прошёл к пульту саундрежиссёра и приготовился пустить звук в эфир.
– Угадаете что это? – обернулся он к нам.
– Ты тайно записал каминг-аут[104 - Каминг-аут – признание человеком своей принадлежности к сексуальному или гендерному меньшинству.] Джеффа? – «озарило» меня.
Басист закатил глаза и пихнул меня.
– Я достал это через свои связи в головном лейбле Jeffen, – Лиам нажал «воспроизведение».
Это был поп-панк. Обычный такой, ничем не примечательный. Неплохой и драйвовый, но в то же время какой-то скучноватый. Мы слышали это много раз. Я вдруг подумал, что может быть и наш звук для фанатов примерно такой же – и только нам он кажется свежим и восхитительным. Ведь глаз (в нашем случае, скорее, ухо) неплохо так замыливается, когда изо дня в день слушаешь одни и те же песни собственного написания, гоняя их в студии по кругу, выискивая недостатки и соображая, как и что можно улучшить.
– New Found Gloryhole[105 - New Found Gloryhole – IRL New Found Glory, читайте предыдущее описание. Не мог не обстебать название.], – определил я. – Это их звук. Да и голос Пандика[106 - Джордан Пандик – фронтмен New Found Glory(hole).] я узнал.
– Это новый альбом New Found Gloryhole, – уточнил Лиам. – Не демки, не неизданные записи, а новый альбом.
Продюсер особенно сильно выделил это слово.
Новый.
– Если он новый, почему у меня настойчивое ощущение, что я уже слышал его раньше? – спросил Дэвид.
Лиам усмехнулся:
– Да потому что, они не меняются от альбома к альбому, они словно всё время поют одну и ту же песню – из трека в трек и из альбома в альбом. Как Nickelback[107 - Nickelback – канадская рок-группа, играет пост-гранж и хард-рок. К слову, несмотря на все мои насмешки над ними, я люблю этих ребят.] – у этих ребят 11 раз одна и та же композиция на каждый альбом, которые в свою очередь различаются лишь порядковыми номерами и годом выпуска.
– Это плохо? – уточнил Дэвид. – Я имею в виду, они не изменяют себе и своему звучанию, не поддаются на приходящие тренды. Вот Limp Bizkit[108 - Limp Bizkit – американская ню-метал группа. Фред Дёрст и Уэс Борланд – два главных действующих лица этого коллектива.] это нисколько не мешает собирать огромные толпы на свои концерты.
Лиам презрительно прыснул и покачал головой.
– Дёрст и Борланд почивают на славе первых альбомов и потихоньку деградируют. Вот увидишь – максимум, на который они сподвигнут свои заплывающие жирком туши, так это ещё один альбом, который ожидаемо получит холодный приём как у рядовых слушателей, так и у критиков. После чего они навечно уйдут в турне, в котором будут исполнять лишь старые хиты. И только до того момента, как будут развеяны иллюзии даже самого ярого фаната – самого-самого последнего фаната. И то, лишь потому, что тот состарится настолько, что не сможет приезжать на их концерты на своей коляске. Ну, или просто возьмётся за ум и вконец разочаруется в них.
«Последнее разочарование. Последнего бунтаря. Уже не юного», – подумал я вдруг и показал Дэвиду другую сторону медали:
– Говоришь, не изменяют своему звучанию? Или они застряли в своём развитии и просто не могут придумать чего-то нового, не способны удивить ни себя, ни слушателей. Плюс продают по многу раз один и тот же материал. По-моему, они просто удобно устроились.
– Но ведь это их право – почивать на лаврах. Они заслужили его. Пусть и однажды, – настаивал Дэвид.
– То есть, не нужно его завоёвывать снова и снова? Доказывать свою состоятельность? – я пожал плечами. Было странно поддерживать в споре Лиама, но я делал это. – Как по мне – это довольно отстойно. Я и сам когда-то мыслил так, но…
– И что изменило твоё мировоззрение?
– Я лакал кофе тут, на студии, вместе с вами, и вдруг подумал о боях за чемпионские пояса у боксёров, – ответил я.
– Мне нравится эта его черта – вдруг думать и так же внезапно делать, – сказал Лиам. Тоже вдруг. – Иногда это приводит к отличным результатам.
– Я тебе позже пришлю благодарственное письмо за признание моих заслуг, – кивнул я. – Так вот: я подумал: иногда перспективный новичок бросает вызов коронованному бойцу. И побеждает, если королю нечего противопоставить. Так гранж побил глэм. Причём, взлетевший и набравший обороты жанр настолько быстро и лихо попросил короля со сцены, что некоторые группы даже убрали в дальний ящик уже записанный материал – иначе, выпустив его, они потонули бы в ворохе оскорблений и насмешек. И самый яркий тому пример – плачущие голубыми слезами Blue Tears[109 - Blue Tears – глэм-метал группа, в тексте они довольно точно описаны.], они лишь пятнадцать лет спустя осмелились выпустить два готовых альбома, когда по глэму попёрла дикая ностальгия.
Лиам кивнул – уж кому, как не ему было знать всё это. Парни слушали, не прерывая меня.
– Но что если бы тогда – в начале 90-х – старый добрый метал предложил что-то настолько неслыханное, что гранж не смог бы его затмить – и свежий росток не пробил бы бетонную махину? И эпоха глэма продлилась ещё минимум на десятилетие? Что тогда? – задал я риторический вопрос, не особо ожидая ответа.
Но Алекс сделал вполне логичный вывод.
– Тогда у нас не было бы пост-гранжа. И Nickelback не пели бы одну и ту же песню по 11 раз за альбом.
* * *
– Десять миллионов копий, господа! – объявил Лиам.
У меня дыхание перехватило. Лиам довольно улыбался, наблюдая за нашей реакцией.
– Чёрт, надо было камеру приготовить, получились бы отличные кадры для документалки о вас, – заметил он скорее для себя.
– Десять? – дрожащим голосом переспросил я.
– Десять, – повторил Лиам.
– Да ну! – выдохнули мы.
– Ну да, – подтвердил Лиам. – Мультиплатиновый статус, куча зелени и армия фанатов. Поздравляю. У Green Bay даже после второго альбома всё не обстояло настолько хорошо.
– Но ведь и лейбл нехило потратился на всё это, верно? – спросил я.
Лиам отмахнулся от моей назойливости.
– Не стоит тебе в это вникать, Осси. Поверь, прибыль куда больше затрат.
– Жду от тебя подробного отчёта со всеми выкладками, – сухо сказал я. Лиам сделал вид, что не услышал меня.
– Вы проделали грандиозную работу, парни, правда. Лейбл закатит грандиозную вечеринку в вашу честь. Чёрт! – чуть задумчивый менеджер покачал головой. – Сказать по правде, я рассчитывал на миллион максимум, но… – он обвёл нас всех восхищённым взглядом. – Вы отлично поработали и заслужили небольшой отдых. Как насчёт недели перерыва?
У нас лица так и вытянулись.
– Недели? Я не ослышался? – я поднёс руку к уху. – Да что можно успеть за неделю?
– Оторваться на годы вперёд, – сказал Лиам. – Чтобы вы понимали, детишки, у подавляющего большинства людей память как у рыбок – сейчас вас знают, завтра будут смутно помнить, ещё через день забудут. Нельзя пропадать из виду, особенно после такого старта, – он поочерёдно посмотрел на каждого из нас своим пронизывающим хищным взглядом и продолжил опутывать нас сладкими коварными речами. – Нужно ковать железо, пока оно горячо. Новый альбом, новые синглы, клипы для музканалов, новые выступления, промо, интервью на радио. Столько дел, но какая будет отдача… Работы и правда предстоит непочатый край, просто умотаться, но что я вам рассказываю, вы же знали на что идёте, так? Ведь так?
Я и Дэвид переглянулись. В моём взгляде он однозначно читал: «А я тебе что говорил?»
– Предупреждаю сейчас – и на личную жизнь времени практически не будет. Если вы не готовы к такому графику, – Лиам усмехнулся и не стал заканчивать. Но всё было понятно: если нет – дверь там.
Повисло напряжённое молчание.
– Ну-ну, всё не так страшно, как может показаться! – Лиам натужно засмеялся. – Вы втянетесь. Теперь вот что. Насчёт вечеринки. У вас образ стрэйт-эдж, так не стоит его рушить для фанатов, но… Раз уж это сугубо закрытое мероприятие лейбла, почему бы не заказать шампанского с бенгальскими огнями? Чэд? – ударник вопросительно приподнял бровь. – Ты как? В завязке?
Тот кивнул. Кажется, он начал испытывать проблемы с выпивкой и всерьёз озадачился тем, как бросить надираться.
– Значит, никакого алкоголя, – огорошил я менеджера. – Ни для кого. Так?
Парни переглянулись, но поддерживать меня сломя голову не кинулись.
