скачать книгу бесплатно
– Так вот, Гришка готов выставить, да боится начальство, т.е. тебя, Алексеевич.
– А я, что – милиционер? Если есть сивуха, пусть ставит. Я не буду, у меня утром совещание. Так что, тебе, Антонович, можно сказать, повезло. Давай, если хочешь, я машину поведу сам и развезу вас по домам. Пейте, правда ж праздник!
– О, Лексеич. Спасибо. Я с удовольствием под свежину выпью. А завтра пока вы на совещании, я мясо на рынок свожу в лабораторию. Так?
– Так, так! Договорились. Бумаги я оставлю в планшете. Разберешься. Не впервой. Ну, пошли за стол.
За столом охотники просидели почти до двух ночи, наткнувшись на «неиссякаемый источник» хлебосольного хозяина, которому, кстати, счастливые «проштрафившиеся» стрелки отрезали солидные части разделанной туши.
Закончив ночную трапезу, устало расселись в машине. Алексей развез всех по домам, машину оставил себе: оружие, документы, туши. Так что спать лег около четырех утра, в шесть уже принимал душ, брился, одевался в парадную форму. По пути в райисполком заехал в лесхоз, поговорили с директором, «согласовали» позиции и уже на директорской «Волге» поехали в исполком.
Совещание продлилось до обеда. Попало и охотоведу, и директору лесхоза. Заодно райинспекции по охране природы и заместителю председателя по сельскому хозяйству. Алексей уже привык «отгребать» на таких совещаниях, знал, что лучше промолчать и «принять к сведению». Начальство – оно и в Африке начальство. Председатель, «выпустив пар», в конце совещания все же несколько смягчился, приказав выделить некоторое количество топлива на охрану сельхозполей от потрав дикими копытными. Алексей недвусмысленно переглянулся с директором. Тот одобрительно кивнул, мол – молодец. Это он и о топливе, и о пламенной речи Алексея в оправдание диких животных и безалаберности и разгильдяйстве «разных там специалистов», которые не в состоянии оградить свои поля от потрав.
На стоянке у райисполкома Алексея уже ждал Антонович на вымытой, чистенькой машине. Хотя сам крепко спал, положив голову на руки, лежащие на руле. Алексей открыл дверь:
– Здоров, Антонович. Спишь?
– Нет. А что?
– А ничего. Молодец, новую машину, где взял?
– Какую?
– Ну, вот эту!
– Алексеевич, ты что, сам спишь? Это ж наш УАЗ.
– Да ну? А я и не узнал – такой чистенький, аккуратненький!
– Ну ты даешь, Лексеич! – водитель окончательно проснулся и заулыбался золотыми коронками, – я все сделал, как вчера обещал. Мясо проверил, штампы поставил. Две туши отдал, а что делать с третьей?
– Я сам заберу. Оплачу сегодня в кассу разрешение. Дома – хоть шаром покати, да и своим хочу что-нибудь подбросить. Поехали в контору, а потом подкинешь меня домой и свободен.
Заехав на работу, сдал деньги в кассу, сделал несколько звонков, но только к пяти вечера вышел из кабинета.
– Ну, что, Антонович! Поехали, наконец, подкинь меня до перекрестка, дальше я сам.
– Нееет, Алексеевич. Только до дома. Хватит.
– Ты это брось, за няньку что ли?
– Алексеевич. Я ж хочу, как проще. Довезу до калитки и передам курочке Рябе прямо… в… короче передам и все.
– Ты мясо в морозильную камеру занес? Не в службу, Антонович, отруби мне шею и переднюю прострелянную лопатку. Я заберу сейчас к себе. Завтра делаю себе отгул – буду что-нибудь вкусненькое готовить. Не приглашаю, ты знаешь: не люблю после гостей хату прибирать, посуду мыть. Сам из одной тарелки ем, и то не мою, только облизываю…
Антонович рассмеялся, пошел в гараж, где стоит большая морозильная камера, завернул кусок мяса в пленку и бросил на заднее сиденье. К машине подошел охотовед:
– Антонович, я передумал. Ты на машине? Ну и хорошо. Я поеду сам, может, завтра к вечеру куда проеду, но ты к вечеру тоже будь готов, что значит – знаешь! До завтра.
Он сел за руль, проверил по стрелке бензин. Один бак полный, другой наполовину – хватит.
Через полчаса он уже входил в «свой» гастроном. Девчата приветливо улыбнулись:
– Алексей. Алексей Алексеевич! Вам, как обычно?
– Да, девчата. Кроме пельменей.
Они уложили в пакет бутылку водки «Оригинальная», бутылку светлого пива «Охотничье», две пачки «Союз», два грейпфрута, батон, пачку чая с кардамоном, два мороженого «Пломбир». Алексей попросил пакет пшеничной муки, специи для мяса, уксус и, к удивлению их, бутылку дорогого красного вина.
– О, Алексеевич! Вы же вино не пьете, никак гостей ожидаете? – заведующая маазином вопросительно и кокетливо и, как показалось Алексею, слегка ревниво кивнула головой в сторону покупок. – А к этому вину мясо надо!
– Да вот есть и мясо, только угощать некого!
– Что ж Вы так, молодой, симпатичный, при звездочках и пригласить Вам некого? Может, не дай бог, здоровье?
– Ну, на здоровье не жалуюсь, да вот кому я нужен такой непутевый?
– Чего это непутевый? Еще как «путевый».
– Вы так думаете?
– Я в этом уверена, – Лена пошла в атаку, – за таким мужиком многие женщины согласились бы в любой путь!
– Да Вы что? – Алексей сделал изумленное лицо, – вот это новость. А Вы?
– Что, мы?
– Не мы, а Вы, Лена, согласились бы?
– На что?
– Ну, хоть бы не в любой путь, а для начала на прогулочку!
– А вы забыли, Алексеевич, что уже пообещали мне эту прогулку? На природу.
– Ни в коем случае. Не забыл. Так я сегодня предлагаю. Но, правда, не на природу, а ко мне в гости! Как, слабо?
– Чего-то слабо? Но я женщина порядочная. Разве ж я могу пойти в дом к женатому мужчине?
– Ну вот, а говорили «в любой путь». Так вот всегда. А где это вы видите женатого мужчину? – он деланно удивленно оглянулся, – не вижу!
– А колечко, Алексеевич, у Вас обручальное. И на правой руке.
– Колечко напоминает, что где-то у меня есть жена. Но где – я и сам уже забывать стал. А дома у меня – ну хоть как, а жены точно нет.
– Да, мы знаем. Не понравилось Вашей Татьяне у нас. Что тут – провинция. Правильно сделала, что уехала. Все-таки хоть и не столица, но область. И магазины, и театры, и зарплаты. Не то, что здесь. Женщина она у вас серьезная, красивая. Не боитесь, что может…
– Не боюсь! – перебил ее Алексей.
– А чего это?
– А потому, что я – колдун. Я ее заколдовал!
– Ой, а как это, вправду, что ли?
– Истинно говорю. И Вас, Лена, заколдовал!
– Ой, перестаньте, Вы что!
– Ведь правда, что мы сегодня поужинаем у меня дома? – теперь он пошел в атаку, видя, как закраснелась Лена под взглядами смолкнувших щебетух-коллег.
– Я, может, и соглашусь сама поужинать, только не надо колдовать, пожалуйста! – она жалобно скрестила руки на груди.
– Ну вот! Я пойду готовиться, в восемь Вы закрываетесь, я буду ждать здесь. Хорошо?
– Ой, я даже не знаю. Надо маме позвонить, чтоб за дочей присмотрела. Вы же меня домой потом подбросите?
– А как я подброшу? Мы же будем мясо жареное, дичь готовить. Ну, следовательно, придется выпить. Звоните домой, что задержитесь подольше. Если что, прогуляемся пешком, сейчас такая красота! А если что, у меня дом большой – места хватит.
– Можно подумать Вы меня собираетесь в отдельной комнате спать уложить?
– Нет, конечно, но нас внимательно подслушивают, поэтому я поехал. В восемь я жду! Хорошо? Здесь же?
– Только потому что Вы колдун, я согласна, – «горестно» вздохнув и надув красивые полные губки, Лена выдохнула, – до вечера!
Алексей загнал машину, занес в дом продукты, занялся приготовлением ужина. До восьми оставалось полтора часа…
* * *
Собрав к себе испуганных поросят, свиноматка, громко ухая и грозно треща сучьями и ветками, устремилась за стадом. Что такое выстрелы и запах пороха, она знала хорошо. Проверить, все ли поросята на месте, времени не было: нужно как можно быстрее уходить от опасного места. Остановившись на минуту, прислушалась. Погони нет, поросята жмутся под ноги. Испуганные, запыхавшиеся, они затихли, чутко поводя ушками, прислушиваясь к каждому шороху. Наконец свинья двинулась вперед; скоро к ним с разных сторон стали прибиваться другие дикие кабаны, разбежавшиеся по лесу после выстрелов. Матка обнаружила, что следом за ней собралось большое стадо из своих и чужих кабанов. Беспокойство за своих чад заставляло ее угрожающе рычать на приближающихся сородичей, но инстинкт хозяйки стада заставил ее вести всех к месту дневной лежки. По пути к выбранному ею месту дневки, она подвела стадо к лесному озеру, где кабаны вдоволь утолили жажду, и уже на рассвете она привела табун к моховому болоту. Здесь место безлюдное, тихое: высокий еловый лес с густым подростом на краю болота – надежное пристанище на день для всего стада. Свинья остановилась, громко ухнула. Поросята сразу забились под живот к матери, другие свиньи стали выбирать себе место для лежки. Кто-то сразу улегся в ароматный мох; кто-то разрыл мох до грязи и, с удовольствием похрюкивая, улегся прямо в грязь; кто-то отправился в болото поискать лягушек, птенцов, вырыть свежих вкусных корешков или просто для изучения местности.
Рассветный лес наполнен пением проснувшихся птиц. Дрозды, зарянки, зяблики, щеглы, синицы, поползни, малиновки – все они, приветствуя восходящее солнце, весело, звонко, задорно оглашали утренний лес на разные лады. Где-то на острове среди болота забормотал и стих тетерев. Комары, мошки, оводы роем нависли над каждым диким зверем. Отбиваясь от наседающего гнуса, огромный черный лось с мохнатыми еще рогами, выбрался из чащи, и, немного постояв, устремился вглубь болота, где ветерок хоть немного отгоняет мошкару и можно забиться где-нибудь в болотину, в грязь, прячась от вездесущих кровососов, уже изрядно изгрызших и искусавших уши, морду, глаза лося. Из-под ног лося с криком выскочил вальдшнеп, заставив того остановиться и недоуменно уставиться на хромающую и периодически бьющуюся дрожью и трепетанием крыльев птицу. Лось понял, что эта птаха, изображающая то раненую, то больную птицу, старается привлечь к себе внимание. Она, жертвуя собой, своей жизнью, старается убедить неожиданного гостя, что она – легкая добыча. И все это ради четырех большеголовых, большеглазых, длинноклювых и длинноногих вальдшнепят, затаившихся в траве на пути лося. Лось фыркнул, осторожно продолжил свой путь, не обращая внимания на поднявшую такой «гвалт» птицу. И вскоре большая, с виду, неуклюжая рогатая махина скрылась в болоте. Кукушка в очередной раз отметила свое пребывание в утреннем лесу несколькими глубокими, похожими вблизи на квохтанье «ку-ку», вызвав переполох среди мелких птиц, явно не одобряющих ее появление.
Но мир, спокойствие и безмятежность оказываются лишь красивой картинкой для случайного здесь зрителя… Болотный лунь все же успел высмотреть зазевавшегося на клюквенной кочке рябчика, промелькнул серой стрелой среди редких чахлых сосенок и закувыркался по кочкам с зажатой в острых крепких когтях птицей. Ежиха спешит к своей норке, где ее ждут голодные ежата и несет в зубах пойманную мышь. Почувствовав тепло, распрямилась гадюка, бесшумно и плавно заскользила по теплому лишайнику к малиннику, где встревоженно защебетали птахи, увидев наползающую беду для своих еще только оперившихся желторотых птенцов. Мощными челюстями прокусил насквозь короеда стремительный шершень и потащил в свое гнездо в дупле старой осины. Муравьи поймали пеструю гусеницу, облепили ее, извивающуюся и растопыривающую во все стороны свои щетинки, прогрызли ее нежную кожицу, сбрызнув образовавшиеся раны кислотой своих желез…
Волчица осторожно, под ветерок, ползком подкралась к стаду диких кабанов и затаилась. Вот – добыча, вот – охота, вот – пропитание для нее самой и ее вечно голодных щенков. Но это и опасность, это и борьба.
Цепким внимательным взглядом волчица выбирает жертву, и поединок уже неизбежен: чья-то смерть сохранит жизнь, но и чья-то жизнь породит смерть. А солнце поднимается все выше. Запахло прелостью болота, хвойной смолой, редкими цветами, грибами, багульником. Но волчица уже не обращает внимания на эти запахи. Он выбрала цель и сейчас видит, слышит, ощущает только свою жертву…
Еле уловимый запах, ненавистный, ни с чем несравнимый запах волка, почудился дремавшей свинье. Пристроившиеся у теплого, пахнущего молоком, травой, болотом, живота, полосатые поросята мирно спят, изредка вздрагивая во сне от жалящих острых укусов оводов или слепней. Свинья подняла длинную морду, потянула шумно воздух. Услышав ее громкий вздох, насторожились и другие дикие кабаны. И в следующее же мгновение острый дикий визг подсвинка прошлого года, расположившегося на лежку чуть в стороне от основного стада, заставил все стадо резко вскочить и броситься врассыпную по ельнику. Свинья вскочила, громко ухнув, бросилась в сторону визга, но, опомнившись, резко остановилась; поросята тут же сбились у нее под животом. Вокруг проносились дикие кабаны, не понимая, откуда грозит опасность. Несколько полосатых маленьких поросяток, потерявших в суматохе нерадивую мать, с испуга забились под защиту злобно ухающей свиньи. В другой ситуации она прогнала бы их и даже могла бы разорвать своими мощными челюстями. Закон выживания не позволяет выживать слабым, неорганизованным, беззащитным детенышам, оставленным родителями. Но этим поросятам повезло. Сильная, здоровая, опытная матка, ради сохранения к зиме сильного же стада, разрешила чужим детям спрятаться у нее под ногами. Визг поросенка перешел в хрип и вскоре вовсе затих. Свинья неторопливо увела поросят вглубь леса, замечая по пути, как за ней пристраиваются растерянные испуганные сородичи. Несколько раз, громко треща сучьями, грозно урча и хрюкая, к стаду приближался секач, собирая всех под опеку свиноматки. Наконец остановившись, сама свиноматка громко заурчала, засопела, грозно оглядываясь по сторонам. Свиньи, собравшись кругом, чутко водили ушами, прислушиваясь к звукам леса. Погони нет, а отсутствие одного из своих собратьев почувствовала лишь молоденькая свинка, его сестра по крови. Но и то, недолго выискивая его испуганными глазами среди сородичей… Отведя стадо подальше вглубь леса, матка, сделав полукруг под ветер, определила новую дневку. Чужие поросята, опасливо поглядывая на новую мамку, потянулись к соскам, толкаясь худенькими полосатыми боками с ее родными детями. Громко засопев ноздрями, матка аккуратно улеглась на бок, закрыла глаза. Молоко было, она это чувствовала по набухшим соскам, которые, жадно тыкаясь зубами и пятачками, быстро захватили поросята. Теперь пусть сами борются: выживает сильнейший…
* * *
В восемь вечера Алексей подошел к магазину. Непонятное, юношеское волнение закралось в сердце и сжимало его пульсирующей мягкой тревогой. «Да, блин, – думал он, – что-то волнуюсь, как мальчишка. Да еще эти цветы!» Он уже и не помнил, когда и где в последний раз и кому дарил цветы. А тут вдруг что-то нашло – нарезал на своей же клумбе цветов, которые, кстати, насадила его жена. В конце концов, не удержался и аккуратно опустил букет цветов на подоконник магазина – пусть лежат, может, кому и понравятся.
Заходить в магазин не стал, пройдясь по высокому крыльцу, остановился у дверей, развернулся и, потоптавшись, опять спустился по ступенькам…
Ему казалось, что каждый проходящий мимо покупатель и просто прохожий внимательно и придирчиво приглядывается к нему, оценивает его или попросту уже и обсуждает в уме его свидание с Леной. Наконец инкассаторы уехали, подозрительно, как ему вновь показалось, покосившись на него: в кроссовках, джинсах и свитере. А Лены все нет нет.
– Здрасьте, Алексеич! А Вы Лену ждете? А чего не заходите? А Вы давно здесь? – шустрая кассирша, кажется, Алла, остановилась на ступеньках и, улыбаясь и размахивая сумочкой, беззастенчиво разглядывает Алексея. – А мы только кассу сдали. Пока все проверим, закроем. Вы бы лучше зашли, чего тут топтаться.
– С чего это ты взяла, что я тут околачиваюсь. Мало ли у меня дел?
– Ой, ой. И нет мне никакого дела! Только Леночка наша, Валерьевна, весь вечер от зеркала не отходит. Такого с ней что-то мы раньше и не замечали.
– Ладно, ладно, я зайду тут купить что-нибудь, уговорила! Бежи домой!
– Как купить? Мы уже все закрыли. И кассы сдали. Так что, извините, Алексей Алексеевич, раньше надо было, а то приходят все после восьми, а на дверях вон написано…
Алексей не дослушал девушку. На крыльцо магазина вышли продавцы, среди них и Лена. Он быстро развернулся, отошел от крыльца, закурил, поглядывая, как они закрыли магазин, немного потоптавшись, и, попрощавшись, начали расходиться. Лена, улыбаясь, подошла к Леше:
– Я задержалась, извините. Пойдем?
– Ничего, ничего. Пойдем, конечно.
Он нерешительно сделал шаг к ней, готовясь подставить локоть, однако она не приняла его джентельменского жеста, пошла рядом.
– Я сама себя не узнаю, Алексей. Мне кажется, что во все окна смотрят только на нас. Зря, наверное, мы это затеяли?
Алексей все же обнял ее за талию:
– Лен! Мы идем ужинать ко мне. Кому какое дело? Мы имеем право жить так, как считаем нужным для себя. Может, кто-то и позавидует, но я уверен, по-хорошему. Так что мы уже и пришли, здесь никто не подсматривает.
– Не знаю, не знаю, мне как-то страшновато.
– Входи, – Алексей открыл металлическую калитку.
– Ой, кто это, – изумилась Лена, показывая на преградившую путь Рябу.
– Это мое хозяйство. Пошли, я потом тебе расскажу.
Они прошли к дому, Лена остановилась у клумбы:
– Какие красивые нарциссы. Это ваша жена все эти цветы рассадила? Я здесь давно не была. Раньше этой красоты здесь не было.
– Да, это она клумбы разбивала, – ответил Алексей, краснея, вспоминая свой букет, оставленный на подоконнике магазина. – Но мы же с тобой, Лена, вроде на «ты»?
– Да, да, конечно, Леша, – спохватилась она, неловко взяв его за руку. – Извини. Я не подумав, ляпнула. Ой, а вот и Ваша… то есть твоя машина стоит! Я ее уже издали научилась отличать вот по этой фаре. А что это? Зачем?
– А мне приятно, Лена, что ты мою машину узнаешь. Наверное, и что-то думаешь при этом. Скажи?
– Ну, я думаю, что… вот, мотается человек и днем, и ночью. Дерется с браконьерами. Могут убить, и никто знать не будет. А вот, думаю, поехал мимо магазина и не заехал. А что дома? Один! Кто кушать приготовит? Ну и разное такое, а что?
– А просто интересно. Что думают такие красивые женщины о таких бестолковых мужиках! А эта фара, чтоб ночью светить в разные стороны. Машина едет прямо, а мне нужно что-то увидеть сбоку, вот я и свечу этой фарой по сторонам.
– А я думала – чтобы ослепить всех, кто что-нибудь неправильно делает. Ночью.
– Ну, и это иногда приходится делать. Хм. Но сегодня – сто процентов, я думаю, она не пригодится!
