скачать книгу бесплатно
За завтраком, вместе, взгляд толком не поднимался. Потому что получилось только загнать всё вглубь. Ну, ниже рёбер всё зудело. И не только потому, что заживало и росло.
Ну, так-то чай с бутерами прошёл молча. Но дожёвывая бутер, он сказал:
«Есть несколько… знаешь слово фактор?»
Метнула на него взгляд. Злобно-обиженный, что он издевается. Он смотрел выжидательно, ровно. Только гудел нацеленностью на работу.
Кивнула. Он помедлил, вздохнул. Сказал ровно, в стол:
«Отходя в бок от основной темы разговора, хочу понадеяться на твоё доверие, а заодно пояснить ход мыслей.
Я очень хорошо умею догадываться. Я – не вижу наверняка, как Ангел. Но очень хорошо умею догадываться»
Хмыкнула. Подумала очень громко злобненько, что под грядущую игру в откровенность не хватает сигарет, может с лампами в лицо. Промаячила:
«Он – уровня 8-0, ты – 3-5?»
Он впетрил в меня взгляд. Помедлила, повернулась встретить. Еле удержала. Потому что смотрел – как серьёзный, уставший мужик на тупого подростка, который на гормонах гонит какую-то типа взрослую чушь. Ну, там, матерится, будучи девственником, например.
Смотрели пяток секунд. Я – уронила взгляд. Прошептала смущённо «извини».
Он вздохнул, и сказал, очень мимолётно и поверхностно думая, как капельки по броне прокатил:
«Виденье у Ангела не восьмидесятое. Немного пониже. А я – на другой ветке навыков, способной выдавать похожий результат».
Помолчал. Я – тоже, ощущая некое… что у меня в памяти оно – куда-то прячется.
Хмыкнула. Посмотрела ему в глаза с желанием курить.
Он – в глаза ответил:
«Вот сейчас я смутно догадываюсь, что тебе нервно от этой беседы и ты хочешь, чтобы я помог тебе её облегчить. А добавляя анализа, предполагаю, что этот взгляд гласит «давай закурим». Потому что вряд ли – «давай накатим по стопочке коньяка», или «давай отложим на потом» или «давай позовём наблюдателя-судью, который будет пояснять». Но при анализе приходится перебирать все варианты».
Я – уронила взгляд со стыдом. Ну и злобой, что меня ткнули носом…
Он вздохнул и сказал:
«Когда ничего не происходит, и мы – плотно в беседе, всё нормально. Мозги всё равно не особо заняты. Но я не уверен, есть ли у тебя привычка разделять мирную, можно сказать, штабную работу и поведение в бою, где надо сообщать сразу быстро наверняка.
Почитав… историю твоего деда, я догадываюсь, что, возможно, у вас есть набор распальцовок для охоты. И может быть, для дома в случае опасности типа соседи пришли бить всей деревней, или КГБ решило сделать план по шпионам. И наверное, у тебя есть привычка этими распальцовками пользоваться. Но ты знаешь, что я её не знаю. И когда хочешь что-нибудь сказать, просто кидаешь мысль с жестами. Иногда получается правильно. Но – иногда.
Поэтому – огромная просьба: я, пока ты на лечении, стараюсь держать в тепле, уюте и сытой. И на невнятные нарушения перечисленного откликаюсь как можно вдумчивей. Но я не читаю твои мысли полностью. Только ловлю то, что чётко и ясно.
В конкретном примере.
Хочу курить – это выданное тобой ощущение неудобняка.
Попробуй, пожалуйста, зайти в самоощущение княгини. И выдать где-то между просьбой и командой «дай закурить».
Я – повисела. Укладывая все взвихрившееся от его речи эмоции и мысли… ну, только вот это «в тепле, уюте и сытой» чего стоило… где-то в организме родилось, но заблудилось ответное радостное повизгивание.
И любопытство от «почитал историю деда»… ну, потребовалось пара секунд сообразить, что, наверное, оно где-то есть в архивах НКВД. И, наверно, у него есть допуск почитать. Ну, или позвонить туда, где архивы лежат и попросить копию. И ещё пара секунд – проглотить вопрос, а что он там вычитал.
Так что за выполнение… его команды, я взялась секунд через десять, в легком бешенстве и раздрае.
Посмотрела на него со всем этим и мысленно рявкнула «дай курить».
Сразу поняла, что рявкнула – зря. Ощутила себя…
Извиняюсь за пошлую странную аналогию.
Первый раз я стреляла, из трёхлинейки, в двенадцать. Когда была на пару ладоней ниже винтовки и весила килограмм около двадцати пяти. То есть в перерасчёте, это как среднему мужчине, которое пять пуд сажени, – из трэша… трёх шестёрок, без дульного тормоза.
Для заграничных слушателей: полагаю, про три русских калибра, вертелка, валялка и трэш, квортеринч 6,5, фо-лин 10,0 и три шестёрки, триплсикс 15,12 вы в курсе.
Соотношение 15,12 к 7,65 и восемьдесят кило к двадцать пять… короче, я приуменьшаю, что как эталону из трэша.
Ну, тогда дед смастерил подушку бронебойщика. И велел напрячь всё тело. И выложил правильно. Ну и всем телом и снесло отдачей.
Так вот. От мысленного рявка на кухне ощущения были… ну, как будто бабахнула, уложившись, чтобы между ног было дерево.
Ну, можно сказать, выкинула импульс из горловой чакры, а отдача прокатилась и бахнула по нижней. А оттуда срикошетила в мозг.
Так что – рявкнула, и – окаменела, стиснув зубы, чтоб не застонать.
Он подумал-посмотрел. Молча выставил пепельницу с сигаретами.
Взял себе, посидел-подождал, пока я зашевелюсь.
Вязко, натужно потянулась к пачке. Взяла.
Дал огоньку. Метнула на него стыдливый взгляд – понял ли.
Увидев спокойное лицо, поняла, что – всё понял, но делает вид, что нет, чтобы мне можно было сохранить лицо.
Мрачно пыхнула дымком.
Он – сказал:
«Сквозит у тебя какая-то неуверенность в том, что тебя воспримут. И сообщения кидаешь со всей дури. Попробуй принять вот какую точку… бытия и зрения окрест:
Всё вокруг – твоя свита. Они постоянно держат на тебе чуть-чуть внимания, чтобы поймать и исполнить. Вот, как я, например, в роли твоего лечащего доктора и хозяйки квартиры, занимаемой дорогим гостем».
Ну, вы поняли, откуда задумка песни «Подкроватия».
А тогда мне – поплохело. Мелькнуло, не успев толком сформулироваться, безумие… ощущение полной безнаказанности за любую херь, которую по любому намёку кидаются выполнять окружающие. И огромный ком этой хери – тоже мелькнул на доли секунды. Где на поверхности мелькнула вишенкой на торте картинка, что хозяйка гостиницы – вылизывает после туалета.
А потом оно всё сразу сменилось ощущением полной пустоты и нежелания жить. В смысле – общаться и кого-либо видеть.
Я потупила пару секунд. Потом через силу медленно – затянулась, выдохнула струю дыма и прошептала:
«Не могу».
Он удивился:
«Ну – как это? Зверушек в лесу – можешь, а человечков в городе – нет?»
Мелькнуло то самое, с волками. Потом – как в деревне собаки подходили пообщаться. А в лесу иногда – лисы, рыси, которых чуяла метров за двести.
Потом жахнуло яростью, что он копается у меня в памяти, как у себя. Безумной яростью.
Которая подбросила на ноги и очень тихо, холодно, отмороженно отчеканила:
«Пшёл вон из моих мозгов»
И повела тело на выход.
В дверях кухни в спину влетело:
«Ну вот, а говоришь – не могу… ЗАМРИ!»
Замри – это когда я от «говоришь не могу» – встала в дверях и мелькнуло, как дед на рукопашке состояние боя вытаскивал.
А потом было начала понимать, что эта скотина со мной делает, и из ярости я почти вывалилась. Но не успела вывалиться от «замри».
Он сказал:
«Не вываливайся из этого состояния»
Повернулась. Подмаршировала к столу. Прорычала тихо, в пространство над столом, чтобы не сдерживаться:
«А потрошить человечков, как зверушек – тоже можно?»
Он хмыкнул, сказал… почтительно, как мажодорм:
«Ваше высочество, запасы дикого скота в наших темницах исчерпались. Но если изволите, в несколько часов могу наловить на улице. Будут ли пожелания по возрасту, полу, виду?»
Меня накрыло пониманием, что он не совсем шутит. То есть я – могу. Попросить… повелеть наловить мне пяток юношей и сделать с ними всё. А он потом утилизирует остатки.
Если бы не опыт… добычи мяса в лесах – я бы блеванула прямо на стол. А так мне просто было жутко. От ощущения, что я – на ребре. На режущей кромке меча. И я или приму эту игру… эту роль в игре в жизнь. Или мне останется бытие той, которую ловят.
И я – не знала, куда идти. Потому что смерть была и там и там. Только в одном случае…
Что-то… наверное, изъятая из глубин, тщательно скрываемая, чтобы не сломали, гордость, сказала… приказала мной:
«Сегодня мы заняты. Однако, потрудитесь восполнить запасы».
Он – встал, и склонился в поклоне.
Кивнула.
И вот с этим кивком всё это стало мной.
До меня дошли прочитанные речи Ангела. До меня дошло, что… мерзких человечков, которых не много, но от которых мне было очень хреново на улицах и в транспорте, на самом деле можно ловить и потрошить. Мне. Потому что я – в Империи. И – княгиня.
И я могу не делать это сама. Потому что у меня может быть свита. Которая сделает это за меня и для меня. И которая, как наши собаки, будет грустить, если хозяева ничего не приказывают.
А потом мелькнуло ощущение, как я – в деревне, чую всех собак и они меня. И – мгновение, когда они собираются взорваться лаем на пришлую… волчицу. И я успеваю стать человеком и спокойно сказать: молчать, вы меня устраиваете там, с кем вы есть, не буду я вас в лес сманивать.
И от этого ощущения жахнуло ощущением, что мне не надо никого сманивать в свою свиту. У меня в свите, там, где мне нужно, и так вся Империя. А я – могу быть у неё. У них всех. На своём месте, с которого никто не будет выгонять, если моё.
Не выдержала. Из тела – выдернуло стержень, и я сложилась на пол. На колени сгорбившись.
Он – сел рядом. Плюхнулся на попу, скрестив ноги. И задал вопрос. Который до сознания просачивался медленно:
«У тебя дома есть земляничное варенье?»
Вытащило удивлением. И раздражением.
Сказала, холодно:
«Зачем спрашиваешь, если знаешь?»
Он, спокойно, но как-то без шутки, но весело:
«Я не знаю. Я – догадываюсь. А много или всего пара банок?»
Я, ну или тогда ещё пока не совсем я, почти не задумываясь, естественно, ответила:
«Во всей деревне, полагаю, наберётся не менее пары десятков вёдер. Я не считаю, кто сколько набрал и наварил»
Он хмыкнул, сказал:
«Очень хорошо. До идеально – смысл второй фразы вполне передан «полагаю» и обобщением «пары десятков»».
Я – замерла от мысли, что, наверное, мне можно… просто не общаться с теми, с кем приходиться общаться не так, как я хочу. Можно не ломать себя, не паясничать так, как заходит в них.
А потом – пронзило ощущением, осознанием, что с ним мне… я с ним просто общаюсь. Что это – третий человек в мире, с которым я за последние три года общаюсь голосом. Причём второго я убила.
Окатило, пропитало… разными эмоциями.
Почти сразу – с собачьей тоской и грустью, что кто – я, и кто – он. Ну, точней, какая – я, и какой – он.
А он сказал, снова – как каплями дождя по броне:
«С-с-сегодня…»
У меня вообще, цепануло, что как-то затянуто вот это «с». Но – не обратила. Услышала только:
