скачать книгу бесплатно
За это интерьвью меня карать будут, если чё, вот на основании этого самого договора.
Тагдам у меня мелькнула мысль, что когатаны было мало. Вот мне ещё инструмент самоубийства.
Короче, я подписала. Он подписал. Сложил свой экземпляр в ящик. Достал из ящика пустую пластиковую папочку с гермозамком. Положил мне.
И пошёл к плите варить омлет по-королевски. То есть достал из духовки кастрюлю с замоченными хлопьями и поставил на плиту.
А потом сходил за моей сумкой с документами, про которую я как раз задумалась, где она.
В очередной раз прихлопнуло ужасом, что я – как на ладони. И – стыдом. В первую очередь – за занюх.
А он, как не замечая, повернулся от плиты и задумчиво спросил:
«Ты читать любишь?»
Вот тут мне в первый раз захотелось яростно наорать, что хватит надо мной издеваться, будто сам не знаешь, демон сраный.
Наружу вырвалось только чуть-чуть пыхтения и дрожи мышц. Ну и кивнула сильно резче, чем надо было.
Он сходил к столу, вернулся со стопкой распечаток, протянул снизу стопки два экземпляра договора. На сдельную работу пруфридером оплатой сдельно с актами сданных работ.
Оставил читать. Пошёл мешать кашу.
За спиной хлопнул холодильник, булькнуло молоко, потом постучал нож об доску. А я сидела и тупила, пытаясь понять – как это? Дают почитать книжку и платят за отзыв, особенно – за отметку в рукописи фраз и абзацев, которые не понравились, с описанием, почему. И приветствуется отлов ошибок, но их не должно быть после корректора.
Яйца хрустнули, взвыл миксер.
Я покосилась посмотреть, что это. Залипла, глядя как он пританцовывает у плиты. Мелькнула… очень быстрая составная мысль, что он – в таком же, как я. Только в чёрном, а не белом, которое – траурное, о чём он наверняка знает. И что вместе у плиты танцуя мы бы смотрелись…
Резко отвернулась, запихивая вглубь эмоции и мысли.
Подумала, и без жестов кинула ему в спину «извини». За то, что не сдержалась такое подумать. Он – сбросил с миксера лопатки в раковину. Убрал миксер в шкаф. И присел за стол. С лёгким удивлением, что – не подписано.
Я покосилась на толстую стопку распечаток, которая очень манила. И ткнула пальцем в «оплата по акту».
Он вздохнул, маякнул, что в стопке – десять книг. И надо определить, что печатать, а что – нет. И нужно двадцать пруфридеров собрать мнения. Желательно, обоснованные. То есть дочитать – целиком.
Потом шагнул к компьютеру, разбудил его. Нашёл файл.
Когда загрохотал принтер – я вздрогнула. Матричный, игольчатый принтер. Очень быстрый и шумный.
С замиранием смотрела, как из принтера выползает печатный лист.
Ну, я на тот момент читала про компьютеры. И читала про книгопечатанье. А про принтеры – нет. Так что это была грёбаная магия, что – с экрана на бумажку.
Он положил мне пару магических бумажек с инструкцией по расчёту работ пруфридеров. Изучила. Охренела. Напугалась, что это – разводка. Очень захотелось… в очередной раз, сбежать от демона, который – заманивает. Непонятно куда.
Ну, потому что на глазок плюс-накось лапоть получалось, что за эти десять книг я как раз тот стольник и получу. Если считать с коэффициентом сложности. На который он уже намекнул этим «печатать или нет».
И очень захотелось пообщаться с остальными девятнадцатью коллегами. Просто – очень. Убедиться, что они – есть.
Но потупила в понимании, что у меня неделя постельного режима. Пообещала себе, что пообщаюсь после и, если что, страшно отомщу. Подписала. Вопросительно положила руку на верхнюю распечатку.
Он сходил к рабочему столу. Принёс, дал мне ручку. Ныне – широко известный титановый кулон. А тогда я пялилась на это… сине-радужное, невесомое, с выкрутом стержня, на шейной цепочке с удобным карабином. С легкой инкрустацией золотом и мелкими изумрудиками для ухватистости.
Подумала. Решила, что – рабочее оборудование, и – можно. Одела цепочку. Взялась за книжку…
Мысль, что кефир провалился и надо что-то ещё, пришла одновременно с пиалой омлета. Ну, или каши с сыром, маслами, и полусырыми яйцами. Короче, рецепт вы все знаете.
А я с первой ложки – поняла, что готовить он умеет. То есть это – моя каша. Сваренная мне. То есть уже как бы часть меня, и организм уже хочет её переварить и восполнить нехватку себя.
Само собой, очень быстро захотелось добавки. Только не через два часа, как обычно. А через час. Это про то, как у меня разогнался обмен. С микрофлоры.
А я – читала и писала.
И мне было, блин, хорошо. Даже не настораживало, что я – почти отдыхаю. А мне за это – платят.
Про книжку ничего не скажу. Чтобы точно не узнали, какая. Пять в печать не пошли. Хотя я забраковала только три, а три поставила под вопрос. Но это так, в общем.
Он, как и я, сидел и работал. Читал-клацал. Выходил-приходил. Я – тоже выходила-приходила, машинально, не вываливаясь из книжки.
И я даже робко позволила себе чувство, что «мы – работаем». Не вместе, но в одной комнате. И чай пьём из одного чайника.
В общем, омлет – доелся. Вся кастрюлька. Шесть пиалок. Как бы, шесть суточных порций. И меня тянуло в сон, и мозг туманило. Но – книжка. И чувство, что мы – работаем.
Выбило, когда захотелось покакать. Ну… короче, детали – потом.
Но мне захотелось покакать и я начала мечтать, чтобы он вышел из квартиры. На всякий случай, если я буду орать. Нелогично, но детали – ниже.
Короче, работать было уже неудобно. Я меня уже подбешивало, что он – делает вид, что не слышит громкую мысль. Просьбу свалить.
Только минут через пять он встал, вышел. Вернулся с полотенцем и свежим бельём.
Маякнул, что не надо дольше 10 минут в ванной. Потом неувернно невнятно маякнул, что идёт купить еды и разного и – мне вопрос.
Изобразила, что думаю пару секунд. Маякнула, что не надо.
Он – вышел.
Я – покакала. С ором, как и предполагала. Потом метнулась в ванну. Очень быстро ополоснулась. И сбежала в кровать. Плющась от стыда, что он – наверняка в курсе. Но делает вид, что не знает, позволяя сохранить лицо.
Пришла мысль, что наверное, надо уже принять каких-нибудь лекарств. Закрыла её в клетку, что если надо – он даст.
И перед самым засыпом внезапно поняла, что за всё это время так ни разу не взглянула на его лицо. Не говоря уже о глазах.
Проспала – много. Два раза не совсем просыпаясь, сходила пописать.
Как проснулась – поняла, что чувствую себя нормально. Ну, почки – всё ещё ныли. Лёгкие всё ещё чесались. Но ушло чувство забитости всего организма тухлыми соплями. И главное – мозг встал на ноги с колен. И побежал потихоньку, сравнительно с ползаньем на коленках.
И я призадумалась, что мне – дальше. В первую очередь – что будет, если я, после того, как уйду от него, попробую зайти в издательство сама, раз уж у меня уже есть договор на работу пруфридером. Предполагалось, что – ничего. Ибо вряд ли у них много работы. И эту мне он наверняка подсунул по блату.
Но, наверное, последние пару книжек надо оставить на потом. Чтобы занести их в издательство напрямую и хотя бы обозначиться, что я есть. Ну – а вдруг? Хотя, конечно, вряд ли, ибо кому я там, по большому счёту.
Хоть, блин, вообще не ходи. Чтобы за спиной не шептались, а что я ему сделала, что он мне эту работу подкинул.
Мелькнула, спросонья, картинка девятнадцати моделей из журналов. И двадцатой – меня в задрипаном из деревни. А он идёт вдоль строя, останавливается, тыкает в меня. И остальные девятнадцать пялятся в непонятках. То есть, на меня-то – с презрением. А вот на него – в непонятках.
Потом мелькнуло, как они идут переодеваться в задрипаное. Но тут я себя одёрнула. Вскочила и начала зарядку.
Вспоминая, как это оно – вообще, шевелиться. И выясняя, что стало с мышцами за этот месяц.
Мышцам было хреново. Осилила тридцать отжиманий и рухнула. Хотя по весне падала на второй сотне.
Да, это – само собой, на кулаках, а не на ладошках. Дедова мудрость гласила, что после отжимания, пальцы должны оставаться чистыми. А на пальцах следует отжиматься на чистой поверхности типа камня. И то не на всех, чтобы было, чем серу из ушей в нос замазать.
Весной я стояла полминутки на двух… то есть на четырёх. И уже начинала осознавать, что, возможно смогу, как дед – на одном.
Короче, я поняла, что вообще не в форме.
После зарядки постояла в коридоре, послушала клацанье на кухне. Сходила в туалет, со всей дури сцепив зубы. В душ.
Переоделась в свежее. Чуточку уже удивившись, а откуда оно и как. Потому что тратилось оно вы поняли как, а стиральной машинки в квартире не было.
Ну, я перед занюхом тогда быстро пробежалась, сунув в нос в другую комнату и чулан с водогревом и прочим. В шкаф, во всю стену, в его комнате не полезла, само собой. И по ящикам не рылась. Но – стиралку не нашла.
Короче, пошла я завтракать.
Причём, внезапно – обломалась. Мерещилось, что – омлет. А оказалось – горка нарезки сыра с колбасой и хлеб. Не понимала, как это так. Пока не попробовала хлеб. Свежий. Белый. С душой. Хотя – не им печёный.
Мелькнуло любопытство узнать, а как печёт он. Выкинула.
Налепила себе бутербродов, налила чаю. Подумала, сделала кружку и ему.
Поставила – почуяла его мысленный кивок. Подбесило и напугало чутка, что – такой же, зеркальный, как я кидала вчера, когда он мне кружки ставил. Ну, напоминалочка прилетела, что я – в демоническом зеркальном лабиринте.
Задавила ярость и страх. Села есть. И дальше – книжку, чтобы не думалось. Книжку дальше – потому что, дожёвывая последний бутер, поняла, что в издательство – не сунусь. А телефона в квартире – нет, и как сдавать последние книжки, если не заносить в эту квартиру – непонятно.
От мысли про звонки внезапно, наконец, дошло… что я пятый, наверное, день, как пропала. И тётка, наверное, уже в истерике. Потому что я всегда приходила ночевать домой.
Я задавила импульс бежать что-то делать. И заставила себя думать – что.
Потом встала, подошла к его столу. Дождалась внимания. То есть он – повернулся ко мне. И мне стало неудобно. Потому что лицо было почти там, куда я обычно опускала взгляд.
Я неуютно отвела взгляд вбок. И задрала совсем неуютно вверх. Сдерживаясь, чтобы не отвернуться вообще.
И промаячила, что мне надо позвонить и пошли выйдем.
Он выдал речь. Уверенным скучающим профессиональным голосом.
«Анна Сергеевна, здравствуйте. Подскажите, Ирина Александровна у вас проживает в настоящее время?… Нет ничего особенного не случилось, не волнуйтесь. Она в реанимации с воспалением лёгких… Нет, посещения пока закрыты и передачки тоже бесполезны, потому что я строго ограничил диету и микробиолоический режим… Простите, Анна Сергеевна, как думаете, откуда я узнал Ваш телефон? Из базы КГБ? Так что подождите, пожалуйста, ещё шесть дней. Возможно, мы её выпишем долечиваться на дом. До свидания».
Я – зависла. Представляя, каково тётке. Двоюродной сестре матери. Которая, в целом, меня заселила черезнихочу. И очень тяжело посмотрела, молча, прочитав по весне мой план за лето найти работу и съехать на съёмную. Последний месяц, как брательники вернулись из лагерей, я спала на матрасе в углу тёткиной комнаты. С головой под одеялом и лицом в стенку. И меня коробило от её взглядов, что лето – вот, всё. А я – всё ещё тут.
Это – ещё пояснение, почему я пошла было под грузовик.
Короче, поняв, что я – вишу, а он – ждёт, тратя на меня время, я просто кивнула и вернулась к книжке. Отложив на потом вопрос, что мне сделать тётке. У которой муж – сидит десятку за убийство в драке, а на шее – два пацана.
Забегая… отбегая в сторону, тётке там было не до меня, потому что через день после звонка про меня, муж – вернулся. Не знаю, но вы догадались, как. И нам дальше всегда было как-то не друг до друга. Один звонок обменяться, что всё хорошо и бодро. И – пауза в пять лет. Только письма с фотками ещё двух сестрёнок от неё и всеобщее эфирное и новостное от меня. Кроме письма с благодарностью и объяснением перед премьерой «Без места играть», которое – про голод и матрасик в углу. Потому что предстояло честно рассказать, откуда у меня столько тоски и голода по своему месту в жизни.
Ладно. В тогду на ту кухню.
К обеду… борщом и мясом с картохой, к которому я нарубила салат и попробовала что такое перец…
Так.
Когда мне захотелось поесть, я – достала, поставила греться. И начала рубить салат. Почти порезалась, когда накрыло непониманием, сколько порций салата делать.
Дед – объяснял, что есть ритуал совместной еды. Но я вроде как ела без расписания.
И не понятно было… точней, было понятно, что не надо его отвлекать вопросом, сделать ли ему салат. Но было не понятно, будет ли он его. И если будет – не из желания ли не выказывать презрение моей хоть какой готовке. Ну и протренькнуло ужасом, что он – вообще не тронет салат. Вот на этом ужасе я и почти порезалась. Только рефлекторно успев убрать руку от ножа, спасибо деду за рефлексы.
Короче, через полминуты раздумий, я всё же – решилась. Нарубила побольше.
Перед тем, как наливать борщ, посверлила его спину минутку. Он – не отвлёкся от работы.
Так что налила себе. И начала есть с книжкой. А он через пару минут – ударил.
Ну, то есть встал, накидал себе салату, кинул кусок мяса и ушёл к экрану. Оставив салата мне. То есть отзеркалив мой план оставить ему доедать.
И всё это – не глядя на меня.
То есть – не вылезая, мысленно, из работы. Так же, как я.
Меня в очередной раз передёрнуло паникой от осознания зеркального лабиринта. Взяла себя в руки. Продолжила есть.
Две тарелки борща. И, всё-таки, салат с куском мяса и картохи. Хотя уже не очень лезло.
За чаем добила книгу. Встала, положила ему в лоток для бумаг.
Взяла следующую. Они так и лежали на углу длинного стола. На том углу, который ближе к компьютеру. А я сидела ближе к холодильнику. Проведя, мысленно, где-то посредине стола границу между кабинетом и кухней.
Через полчаса взревел принтер. А потом он положил передо мной подписанный акт выполненных работ и двенадцать рублей.
Подвзбесило. Ну, что он не пытается скрывать, что вот это всё – мне по блату.
Очень хотелось швырнуть дюжину рублей обратно. Ну, или хотя бы положить ему на стол с запиской «в счёт долга».
Сдержалась.
