Триединый

– Я… сострадаю. Если такова ваша боль, которую вы вечно носите в своем сердце… я буду счастлива облегчить ее вам. Пусть даже таким способом.

Ее ответ привел советника в секундное замешательство. В глазах зажглось недоверие. Он посмотрел на нее так, будто пытался уловить в лице насмешку, иронию или ложь. Мгновение спустя растерянность превратилась в еще большую яростность напора, словно мужчина пытался забыться в этой агонии. Забыть о ее словах и этом жалостливом всепрощающем взгляде. Об этом кротком выражении лица, сравнимым лишь со статуей Девы Агнетты.

– Вы хотите, чтобы я остановился?

– Вы хотите остановиться?

– Я спросил: чего хотите вы.

– Я… не знаю.

– Вы не знаете. Это причина, по которой я ещё ни разу не спрашивал вашего мнения. Потому что вы не знаете. Разве я не помог вам тем самым? Определиться с вашими истинными желаниями. Желаниями, которые вы скрываете даже от самой себя.

– Все не так… О чем вы говорите?..

– Разве сгорая в порочном огне этой низлагающей страсти вы не возрождаетесь из него снова, уже новой личностью? Подобно фениксу, умирающему, чтобы переродиться?

Красные тени пылали на ее щеках – ожоги пожара пагубной страсти графа.

– Скажите мне. Скажите, что вы чувствуете, глядя на меня сейчас.

Аристократка робко оторвала взгляд от пола.

– Жар.

– Ещё?

– Дрожь и пульсацию. Боль.

– Что насчёт ваших внутренних ощущений?

– Чувствую себя… побежденной.

– Это тот ответ, который я рассчитывал услышать. Горе побежденным! Но в этом случае вы победоносный побежденный. Вы победили в себе стыд и страх, признавшись мне, а главное самой себе в том, что насколько бы морально выше и духовно чище вы себя надо мной не считали, удовольствия вы получаете не меньше. А может и больше меня.

Силы окончательно покинули девушку. Она обмякла, отдавшись воле течения. Она видела только одно: его глаза, ставшие ее очищающим костром инквизиции. Царапины рождали гедонистическую мучительно сладостную симфонию боли. Переплетались с пылающим клеймом укуса над грудью. Горьким запахом слез. Из полуанабиозного состояния ее вывел негромкий проникновенный шепот:

– Так сделайте это. Попросите меня ещё. Умоляйте о большем. Кричите. И тогда я подумаю над тем, чтобы перестать мучить вас и даровать милостивую смерть, которая обратит терзания вашего горящего тела в благостный пепел облегчения. Я видел в вашем взгляде не только страх, как вы то утверждаете. Я видел вожделенное предвкушение. И ваш голос… То, как вы произносите мое имя, а он слабо дрожит, словно умоляя меня продолжить… не прекращать… Таким же голосом вы обращались в церкви к Богу перед нашим венчанием. И ваш взгляд наполнялся тем же благоговейным трепетом ужаса, который вы испытывали, глядя на Его лик. Скажите, что я солгал. Назовите негодяем. Я готов подвергнуться распятию, если это ложь.

Она хотела сказать. Закричать. Обвинить во лжи, рассмеяться над ним, сбить спесь, обругать. Однако не смогла. Губы онемели. Его взгляд становился все требовательнее, давая ей последний шанс перед казнью. Перед окончательным, не подлежащим обжалованию приговором. Но уста смогли вымолвить только жалкое:

– Домианос… пожалуйста, поцелуйте меня.

Победная торжествующая усмешка, возникшая на лице советника, вызвала в ней не только жар стыда, который она ожидала, но и нечто более глубинное. Когда его губы впились в ее, Аделаида ощутила надрывный сдавленный трепет в груди, подобный сорвавшейся с утеса птице, совершающей свой первый полет. Готовой или разбиться насмерть или вкусить небо.

Пронзающий жар раскаленными волнами разлился глубоко внутри, наполнив тягучим теплом омыл ее внутренности. Теперь графиня горела не только снаружи, но и внутри. Не только в жжении оставленных мужем царапин, но и в самом сердце.

Домианос привык всегда получать то, что хотел.

Глава 4

Deus solus me iudicare potest12

– Собирайся. Ты едешь со мной, – коротко приказал сыну лорд, даже не глядя на него.

– Но куда? И зачем?

Однако советник не удостоил его ответом и тяжело вздохнув, мальчик поплелся собираться. Нацепив на себя ненавистную рубашку с пышными кружевными рюшами на рукавах, юный аристократ поправил расфуфыренный воротник, невыносимо давящий на горло. Шея нещадно чесалась, а каждое движение сковывало, ощущаясь неловким и потешным. Настроение у Вермандо было отвратительным, что усугубляла предстоящая поездка на карете, потом на корабле, а затем на лошади. Однако узнав, куда они едут, мальчик пришел в неописуемый восторг – отец взял его с собой в королевство вампиров! На борту корабля наследник представлял себя отважным пиратом, а когда они пересели на коней – воображал себя свободным рыцарем, пустившимся в очередное опасное приключение. Домианос же всю дорогу оставался мрачен, безмолвен и раздражителен. Не то, чтобы обыкновенно он таким не был – просто в этот раз все было еще хуже. По крайней мере так показалось мальчику.

Мужчина уже тысячу раз успел пожалеть о решении взять с собой сына. С одной стороны, Вермандо – его единственный наследник, продолжение славного рода Морнэмир и его преемник, который должен везде бывать с отцом и привыкать к светским приемам, но с другой стороны… Граф мельком взглянул на мальчика, уже успевшего извозиться в неизвестно откуда взявшейся грязи и играющего с найденной им на палубе пустой бутылкой. «Этот сопляк чего доброго осрамит меня перед Вигмором… Этого еще не хватало! Он совершенно не похож на аристократа. Играет, говорит и ведет себя, будто какая-то дремучая деревенщина. А ведь его воспитанием занимаются лучшие учителя Дэррханама!» – раздраженно подумал лорд, досадливо дернув щекой.

Его сиятельство Вигмор встретил их крайне радушно. В гостиную, представляющую собой обжитый музей, по его приказу подали отборное гранатовое вино и фрукты. Задрав голову вверх, Вермандо рассматривал картины и гобелены; колонны и мраморные статуи; расписные позолоченные потолки и лепнину. Вампир предпочитал не экономить на роскоши, ведь роскошь являлась искусством, а тот очень любил искусство и считал себя истинным ценителем и эстетом. Советник же или давно разучился выражать свое удивление чему бы то ни было, либо гостил здесь уже не впервые и чувствовал себя как дома.

– Ваше сиятельство, для меня огромная честь принимать вас у себя в замке! Вы даже привели с собой маленького слугу! Это так любезно с вашей стороны, наверняка он безмерно вам благодарен!.. Кстати говоря, а где ваш сын… Вермандо кажется? Он не смог приехать из-за плотного графика занятий?

Лицо Домианоса в этот момент напоминало застывшую посмертную маску, снятую с человека, одновременно испытавшего самый огромный стыд, оскорбление и злость одновременно. Наконец, граф вернул себе невозмутимость и угрюмо ответил:

– Увы. К сожалению, он не смог приехать. Возможно, в следующий раз.

– Да-да, вы знаете, я сразу догадался, что он ваш слуга по тому, с каким удивлением он рассматривает внутреннее убранство интерьера! Словно впервые видит подобное! – рассмеялся Вигмор, накручивая на палец черные усы.

– Отец, я могу взять эту грушу? – простодушно спросил догнавший их мальчик.

Мужчина резко перестал смеяться и удивленно перевел взгляд с мальчика на советника и обратно.

– Вы позволяете ему называть вас так? А, знаю! Вы, наверное, занимаетесь благотворительностью и усыновили этого бедного отщепенца из приюта! У вас огромное сердце и благородный дух, Домианос!

– О чем это он говорит? – нахмурился юный аристократ.

– Его сиятельство Вигмор ошибочно принял тебя за моего слугу, Вермандо, – холодно сообщил сыну лорд, переведя обжигающий взгляд на вампира.

Тот неловко улыбнулся.

– Прошу извинить мне мою глупость, ваше сиятельство и достопочтенный Вермандо. Разумеется, я сразу понял, что он – ваш сын! Вы ведь… ээ… очень похожи! Просто решил пошутить, дабы разрядить обстановку! – выдавил смешок Вигмор и быстро отпил вина, дабы скрыть смущение.

– Юмор – не ваша сильная сторона, Вигмор, – сухо констатировал мужчина.

– Увы, вы абсолютно правы! Я над этим работаю!

– Благодарим за гостеприимство, – кивнул советник, подхватив бокал, поданый ему на подносе слугой.

– Охо-хо! Будет вам! Как поживает его величество Иоан?

– Он пребывает в добром здравии, храни его Вседержатель.

– Рад слышать. А ваша супруга?

– И она тоже.

Внезапно двери открылись и к аристократам мелкими шажками засеменил слуга в белом высоком парике. Мальчик с удивлением рассматривал его необычный вид: от женоподобных туфлей на высоких каблуках до выбеленного пудрой лица.

– Ваше сиятельство! Я прибыл к вам столь внезапно по той причине, что обязан доложить срочные вести! По поводу вашего поместья в городе Домелиум в Дэррханаме! – выдохнул он, нервно затеребив воротник.

– А что с ним такое, Франкфур?

– Его подожгли!

Вампир поперхнулся вином и закашлялся.

– Что?!

– Подданные Дэррханама сочли наглостью, что бессмертный осмелился проживать в замке, на землях, некогда принадлежавших одному из их лордов! Я и сам в откровенном шоке!.. Там находилась ваша лучшая коллекция фарфора и эльфийских ковров!

 Мужчина вытер усы и не найдясь, что ответить, перевел взгляд на советника. Тот уже был готов:

– Какая неслыханная дерзость! Кто мог пойти на такое?! Я сейчас же займусь расследованием и накажу виновных!

– Да, ваше сиятельство! Вы уж накажите! – ударил кулаком по столу Вигмор. – Подумать только! И эти людишки… Кхм. Эти люди нас же считают дикарями и животными! Поджечь пристанище искусства! – он возмущенно потряс ладонью в воздухе. – А сколько там было ценных картин и полотен… – сокрушенно покачал головой вампир. – Подобное нарушение должно караться незамедлительно и сурово! И чем этим мятежникам не угодила моя коллекция фейского кружева?!

– По прибытию в Дэррханам я в первую очередь займусь этим вопросом. Можете не сомневаться, капитан королевской стражи будет жестоко наказан и уволен, как и остальные виновники этого инцидента.

– Можешь идти, Франкфур, – сползая по спинке кресла, махнул рукой граф и принялся массировать виски.

– Но ваше сиятельство! – взвизгнул слуга, топнув ногой. – Не просите меня покинуть вас в столь нелегкий момент вашего бытия!.. Я разочарован и оскорблен не меньше вашего! И я желаю удостовериться, что ваш досточтимый гость из Дэррханама непременно примет меры! – мизинцем почесав мушку над губой, заявил мужчина.

– Нет-нет, Франкфур… Спасибо тебе. Я ценю твою вовлеченность, однако сейчас мне необходимо все обдумать… Ну и обсудить пару вопросов с его сиятельством, разумеется. Ступай к себе.

– Только если вы настаиваете, ваше сиятельство! – вздохнул тот и поджав губы, покинул комнату под звонкий стук каблуков в повисшей тишине.

– Так что вы там хотели со мной обсудить?.. – растерянно взглянул на гостя Вигмор.

– Вермандо, – позвал Домианос, – иди, погуляй в саду.

Мальчик насупился и нехотя побрел к выходу. Он уже устал и хотел домой. Ему было скучно слушать их нудные разговоры, смотреть на их мрачные лица и лицемерные любезности. Лишь только дверь за юным аристократом захлопнулась, лорд Морнэмир произнес:

– Помнится, вы делали мне одно интересное предложение, граф Вигмор. Им можно убить сразу двух зайцев. Так сказать, и овцы целы, и волки сыты. Предложение ведь еще в силе?

Вампир понимающе улыбнулся.

– О да! Несомненно, оно в силе, ваше сиятельство! Рад слышать, что вы для него созрели!

—–

Лето. Оно наступило шумной сверкающей травой, звенящей волной прокатившейся по миру. Солнце раскаленными клыками впивалось в кожу, а морской бриз освежающей прохладой успокаивал огненные раны. Вермандо со скучающим видом сидел у окна, уронив голову в ладони. На столе перед ним покоилась стопка книг и чернила с пергаментом.

– Кааак же скууучно… – простонал аристократ, лениво переворачивая страницу.

Мальчик ненавидел учиться и часами сидеть взаперти над нудными учебниками было для него настоящей пыткой. Вот и сейчас, представив, как его друзья со смехом носятся по зеленым холмам и играют, пока он сидит взаперти, Вермандо со злостью захлопнул фолиант.

– Хватит с меня этого гранита науки! У меня от него уже зубы крошатся, – проворчал он, поднимаясь из-за стола и решительно направляясь к дверям.

Проходя по коридору мимо кабинета отца, наследник прислушался.

– Что? – угрожающе переспросил лорд Морнэмир, явно наступая на слугу. – Повтори, что ты сейчас сказал, Оливер?

– Я сказал, что те крестьяне на-написали вам обращение… в ко-ко-котором нижайше просят вас великодушно простить их… и войти в их положение… – заикаясь промямлил напуганный мужчина.

– Я это уже слышал, – вырвав из его рук письмо, язвительно улыбнулся Домианос и сам зачитал письмо: – Нам известно о последствиях сего преступления, что по законам Дэррханама карается смертью, однако совершили мы воровство вовсе не ради нарушения установленного порядка, а дабы не помереть с голоду. Мы глубоко раскаиваемся в содеянном и готовы отработать награбленное честным трудом на фермах. Потому, нижайше просим вас войти в наше положение и пощадить… поскольку в случае нашей смерти, семьи наши кормить будет некому. – Закончив читать, советник выдержал многозначительную паузу. – И у тебя хватает наглости, Оливер приносить это письмо в мой замок и отдавать лично мне в руки? Неужели, по-твоему, мне больше нечем заняться, как вести переписку с обездоленными судьбой крестьянами? Или, быть может я похож на сердобольную монахиню? Что ты прикажешь мне делать с этой информацией? Эти бандиты, вероятно взяли в плен писаря и под пытками вынудили его написать данную Филькину грамоту! Очередное доказательство их жестокости и очередное преступление в их копилку!

– Я…

– Если бы я хранил каждое подобное письмо, которые мне шлют пачками, то давно бы обогнал Артура Аудакса, коллекционировавшего письма от поклонниц! А теперь немедленно вон отсюда!

Слуга тут же выскочил за дверь и не заметив Вермандо, мгновенно ретировался на лестницу. Набрав в грудь побольше воздуха, мальчик постучался и услышав так хорошо знакомое ему раздраженное «да?!», медленно ступил внутрь.

Его отец, как и всегда сосредоточенно склонился над документами, даже не поднимая головы на вошедшего.

– Что тебе нужно, Вермандо?

Аристократ нашел глазами печать, которой граф обыкновенно скреплял приказы и оценив обстановку, осторожно приблизился к столу.

– Отец, сегодня чудесная погода, не правда ли?

– Угу, – равнодушно согласился лорд, не отрываясь от пергамента.

– Я закончил занятия… Могу ли я немного прогуляться в саду?

– Оливер за тобой присмотрит, – все также незаинтересованно махнул рукой Домианос, тем самым давая понять, что визит окончен.

Мальчик вздохнул и собрался уже уходить, как вдруг в дверь снова постучали и в кабинете возник запыхавшийся гонец. Поспешно откланявшись, он выпалил:

– Ваше сиятельство! Вам послание от его величества!

Советник поднялся и выхватив из рук мужчины письмо, разорвал конверт. Вермандо же, воспользовавшись ситуацией, незаметно стянул со стола печать и спрятав ее в карман, выбежал в коридор.

Собравшись вместе, друзья вышли на знакомую дорогу, ведущую вглубь Ваттенфтава. Когда они проходили мимо зеленой лужайки, аристократ заприметил четырех крестьянок, столпившихся вокруг большой бочки, наполненной водой. Одна из девушек, с заведенными за спину руками склонилась над ней очень низко, словно что-то рассматривала. Ее подруги, внимательно наблюдая за ней, подбадривали:

– Давай, Дорис! Почти!

– Еще немного!

– Подумай про Озара! Представь, как он обжимается с Адели!

Эти слова произвели на пухлую Дорис сильнейшее впечатление. И она, со всей старательностью, какую ей позволяла врожденная неуклюжесть, щелкнула зубами рядом с яблоком. Однако плоду снова удалось ускользнуть от нее, едва могучая грудь крестьянки задела бочку. В ярости она пнула кадку, расплескав воду, тут же брызнувшую на подолы стоявших рядом подруг. Те взвизгнули и отскочили.

– Что это они делают? – поинтересовался Вермандо.

– Яблоки называют именами своих возлюбленных и бросают в бочку с водой. Потом их надо попытаться выловить ртом, без помощи рук, – поведал Феликс.

– И если п-поймал с первого раза, з-значит будете вместе, – вставил Стефан.

– А если со второго – будут препятствия или шансы средние.

– Ну а с третьего не считается, – ухмыльнулся Томас.

– И вы тоже так делаете? – спросил мальчик, вызвав фырканье Томаса и смех Феликса. Стефан же смутился.

– Н-нет, мы пока что не пробовали… Это считается женским развлечением.

– Но хотелось бы? – уколол блондина Томас.

– Только если вместо яблок будет капуста, – ответил за товарища Феликс, бросая на Стефана шаловливый взгляд.

– Мы, Вермандо, предпочитаем более стоящие и подходящие для мужчин развлечения, – заявил Карл. – С одним из таких мы сегодня и тебя познакомим.

Друзья приблизились к окруженному ограждением круглому полю, отделенному от хижин дорогой. Вокруг столпился десяток крестьян с бутылками выпивки. Облокотившись о перегородку, они перекрикивали друг друга, махая руками.

– Делаем ставки, господа! Кто победит в этот раз: Уильям Маршал? Или может Дюгеклен?!

– Если выиграет Дюгеклен, клянусь своей коровой я съем носки Стива!

– Охох-хох! Готовься жевать и давиться! Я как раз не стирал их со дня вошествия на престол Иоана!

– Представляю вашему вниманию: Владимир Первый и Владимир Второй! Родные братья, а по совместительству тески и смертельные враги с самых яиц!

На арену поставили двух крупных петухов и стали сталкивать их друг с другом. Внимание аристократа привлек яркий блеск железных шпор на птичьих ногах. Одобрительно и нетерпеливо взревев, зрители принялись подначивать соперников, свистя и махая руками. Пестрый петух подпрыгнул, налетев на противника. Тот отскочил в сторону и тут же напал на него сам, выставив лапы вперед. Пух и перья брызнули во все стороны, окрасившись красным. Первая кровь окропила землю арены. Мужики ликовали. Кто торжествующе, кто разочарованно, но все в предвкушении.

– Вла-ди-мир! Вла-ди-мир! Давай же, надери ему зад!

– Владимир! Владимир! Вырви ему хвост!

– Выклюй ему глаза!

Пока сородичи были заняты дракой, петух Синь тем временем склевал все пшено из общей деревянной кормушки и как ни в чем не бывало беззаботно прогуливался по дороге. Вермандо перевел взгляд на нескладного горбатого серва в мятой рубахе. Кто-то связал ее рукава за спиной мужика и он, пошатываясь, врезался в прохожих, надрывно горлопаня невразумительный бред. Все над ним только посмеивались и грубо отталкивали от себя.

– Я хочу двадцать четыре сына! Я соберу из них свою армию, и они завоюют мне троо-оон! Ну что, бабы, есть желающие?! Эй, Есенья! Ирэн! Налетайте! – принялся трясти тощими бедрами крестьянин, покачиваясь взад-вперед на лаптях. – Настоящие мужики только в деревнях остались, ни то, что ваши холеные горожане! Совсем обабились в своих поместьях!

– Что это за идиот? – отшатнулся от него мальчик.

– Он называет себя Славяном. Не обращай внимание, местная достопримечательность, позорящаяся каждую минуту своего существования, – пояснил Феликс, наблюдая как с серва спустили штаны и закинули в загон к свиньям. Плюхнувшись в грязь, он на коленях пополз за упавшей в грязь шапкой.

– И ему за нее даже платят, – усмехнулся Томас. – И не всегда тумаками.

– На эти подачки и живет, – вздохнул Карл. – Все же шутовство это единственное, что умеет этот несчастный.

– Тупее нашего Славяна только боров Стармер из народной былины. По легенде фермер уехал в город и оставил его за главного, но так и не воротился домой. Повадились в деревню ходить волки и Стармер открыл им курятник, а потом провел и в загон к овцам. Он надеялся, что, если задобрит волков, те не тронут его. Но он конечно же ошибался и когда на ферме закончился весь скот, они разодрали его заживо и сожрали, – беззаботно продолжил Феликс.

– Его уже давно схватила луна, – скривился Томас, наблюдая как придавленный свиньей серв пытается выкарабкаться из загона, цепляясь за ограждение.

– Как это схватила луна? – не понял аристократ.

– Так называют безумцев.

Когда Вермандо вернулся в замок, в его ногу тут же врезался теплый мохнатый комок. Высунув язык, Ричи радостно вилял хвостом и вставал на задние лапы. Мальчик обрадовался другу не меньше и подняв его на руки, принялся трепать за ушами. Весь оставшийся день щенок таскался за хозяином по пятам, куда бы он не отправился. Решив спуститься в столовую, аристократ натолкнулся на Оливера, который кашлянул в кулак и торжественно объявил:

– Ваша милость! Его сиятельство приказывает вам незамедлительно явиться в его кабинет!

– Отец не может подождать? Я ужасно голоден и…

– Достопочтенный Вермандо! Это срочно! Никаких промедлений! – истерично взвизгнул слуга, а его ноздри нетерпеливо раздулись. – Он уже ожидает вас в кабинете!

Мальчик обреченно вздохнул и закатив глаза, нехотя поплелся к советнику. Тот застыл у окна, повернувшись спиной ко входу. Едва Вермандо ступил в помещение, Оливер тут же закрыл за ним дверь, сам оставшись снаружи, будто запустил подопечного в клетку голодного тигра.

– Отец?

– Вермандо, – элегантно развернувшись к нему, поднял брови мужчина. – Как понимать твое отсутствие на сегодняшнем занятии по теологии?

– Простите, я гулял и забыл сообщить Оливеру.

– Где ты гулял, Вермандо?

– Неподалеку от замка.

– А именно?

– Я был в деревне.

Домианос молча прожигал его взглядом. Наконец натянул улыбку.

– Я знаю. Также я знаю и то, что ты выкрал мою печать.

– Я не брал ее. Могу я вернуться к своим делам?

– Нет. Ты можешь собирать чемодан и готовиться к отъезду в Бэлльфлоршир.

– Что?! Но отец! Я не хочу! Мне нравится учиться дома!

– Потому что ты не учишься здесь. Решение уже принято, документы подготовлены и это не обсуждается. Увидимся через пару лет, когда тебе вправят мозги и научат хорошим манерам.

– Я никуда не поеду! – упрямо поджал губы мальчик, сжав кулаки. – Я не оставлю друзей, матушку и Ричи! Я сбегу! Все равно сбегу оттуда!

Граф резко шагнул к сыну, от чего тот внутренне содрогнулся, а щенок с громким тявканьем отважно вцепился в икру лорда. Советник дернул ногой и размахнувшись, запустил зверька в стену. Тот, тихо поскуливая, отполз в угол.

– Отец! – вскричал юноша, собираясь кинуться к питомцу, но железная рука Домианоса сдавила его плечо, заставив остаться на месте.

Мальчик нехотя оторвал взгляд от Ричи.

– Зря ты думаешь, что я жесток к тебе, Вермандо. Ведь я могу быть гораздо хуже. Ты знаешь, мой отец не был так терпелив и снисходителен по отношению ко мне, как терпелив и снисходителен к тебе я. За малейшую провинность он мог сломать пальцы, прижечь кочергой или хлестнуть плетью. К счастью, я был разумнее своих братьев… потому и выжил.

Аристократ робко поднял на него глаза, однако секундное откровение мужчины уже подошло к концу и дымка воспоминаний в его взгляде рассеялась, вернув тому прежний холод.

– И так, сын мой, спрошу еще раз: где моя печать?

– Я не брал ее, – упрямо мотнул головой мальчик.

– Ты взял ее и спрятал, чтобы я не смог подписать тот указ о казни. Не ври мне.

– Хорошо! Да, это я ее взял! – вскричал Вермандо. В глазах его горела жажда справедливости и решимость стоять на своем до конца, чего бы это не стоило. – Я взял ее, потому что никак иначе не мог защитить тех несчастных крестьян от непомерных налогов! Потому что никак иначе я не мог спасти невинных людей от казни, которую вы, отец, собирались одобрить и привести в исполнение! Потому что я не мог смотреть как страдают простые невинные люди!

Наследник зажмурился, ожидая пощечины, но той, к его бесконечному удивлению, не последовало. Открыв глаза, мальчик встретился взглядом с лордом. Тот оставался спокоен.

– А теперь отдай ее мне. Отдай мне печать, Вермандо.

– Не отдам! – горячо воскликнул аристократ. – Не отдам, пока вы не пообещаете мне, что не станете повышать налоги и что не казните тех несчастных! Вы ведь и сами прекрасно знаете, что воровали они и охотились в вашем лесу от голода и безысходности! Им тоже нужно чем-то кормить свои семьи!

– Хорошо, – легко согласился советник с тем же пугающе спокойным непроницаемым выражением лица, – обещаю.

– П-правда? Вот так просто? Вы обещаете?.. – с недоверием нахмурился мальчик.

– Да, вот так просто. А теперь отдай мне мою печать, Вермандо.

Домианос плавным жестом протянул к нему раскрытую ладонь. Тот еще мешкался.

– Хорошо, – нехотя сдался наследник. – Вот, – он вытащил из кармана брюк печать и протянул ее отцу.

Цепкие костлявые пальцы графа Морнэмира тут же схватили ее и спрятали в складках одежды.