Триединый

– Надеюсь, ты понимаешь, что, если кто-то об этом узнает – тебе крышка?

Из-за стремительных и сумбурных событий у мальчика не было времени тщательно обдумать слова отца о крестьянах и сопоставить их со своей ситуацией. Но вернувшись с прогулки домой, он погрузился в безрадостные размышления. Они продлились всю бессонную ночь и на следующей встрече с друзьями аристократ не мог отделаться от гложущей внутренности тревоги. Одним ухом Вермандо отрешенно вслушался в болтовню товарищей.

– Вот, пополнил коллекцию, – с гордостью показал ему баночку с засушенной саранчой Феликс. – Краснокрылая, – похвастался он, продемонстрировав как ярко переливаются чешуйки на ее крыльях, пропуская через себя лучи солнца.

– А я недавно двух синекрылых поймал! – поделился Томас. – Чего притих, Стефан?

– Мне жаль эту саранчу, – с грустью посмотрев на мертвое насекомое признался блондин и тут же отвел взгляд.

– Пффф! Нашел кого жалеть, Дева Агнетта! – фыркнул Томас, закатив глаза. – Ты ведь в курсе, что эта зараза весь урожай уничтожает?! И твою ненаглядную капусту в том числе!

– Д-да, я понимаю, но… она ведь не виновата, что Бог ее такой создал… Она тоже живая и хочет есть…

– Какой ты сердобольный!

Аристократ не мог перестать размышлять о словах отца. Они что-то задели внутри него. Что-то теплое и живое, где-то глубоко внутри. Проникли под кораллы его ребер скользкой тревожной муреной.

– Ты чего это такой понурый, Вермандо? – пихнул его локтем Феликс.

– Сегодня подали не лобстеров, а крабов на завтрак? – усмехнулся Томас.

– Очень смешно! Я вообще этих ваших лобстеров в жизни не видел! Отец весьма аскетичен и не позволяет особых излишеств.

– Это и послужило причиной вашей скорби, мой лорд? – притворно ахнул Феликс. – Позвольте же нам с товарищами изловить для вас парочку другую устриц, дабы усладить ваш аристократический язык!

– Послушайте… – начал вскипать мальчик.

– Они просто дурачатся, – добродушно заверил Карл, сочувственно заглянув ему в глаза. – У тебя что-то стряслось?

– Это связано с т-твоим отцом?.. – вставил Стефан.

– Если честно, то да… У нас… состоялся серьезный разговор.

– И что же граф Морнэмир сказал тебе?

– Вы и сами знаете, – вздохнул наследник. – Что я – самый большой позор и самое ужасное разочарование для нашего славного рода. Потом он отвез меня в какую-то жуткую хижину и там рассказал историю о жестокости и несправедливости крестьян. Что они озлобленные и завидуют тем, кто умнее и богаче их. Вы не подумайте, я так не считаю! Просто…

– Просто он был очень убедителен? – хмыкнул Томас.

– Н-ну… в общем-то да. Он рассказал, как один мальчик отказался избивать камнями сына барона и за это остальные крестьянские дети поколотили его. А отец того мальчика издевался над его матерью и братьями, мучил и убивал их… На секунду мне даже показалось, будто он сам пережил это все и просто вспоминает о своем детстсве…

– Что ж, это по крайней мере объяснило бы почему он так взъелся на простых людей, – заметил Карл.

– В любом случае думаю он руководствовался правилом: клин клином вышибают, – рассудил Томас.

– Не слушай его, Вермандо! Домианос, хоть и твой отец – самый настоящий злодей и тиран! Его поступкам нет и не может быть оправдания! – горячо вспылил Феликс, остановившись и встряхнув друга за плечи. – Он на что угодно пойдет и выдумает любые истории, лишь бы убедить всех в своей правоте!

– Пожалуй, вы правы.

– Не кисни! Айда с нами в паб!

Вечером, возвратившись домой, аристократ проскользнул на кухню, желая чем-нибудь перекусить, так как опоздал на ужин. Крадучись словно вор, он бесшумно толкнул дверь и с радостным удивлением обнаружив, что она не заперта, прошел вглубь помещения, где догорал забытый на столе канделябр. Когда глаза мальчика привыкли к темноте, ему удалось разглядеть очертания котлов и тарелок. Вермандо приоткрыл один из баранчиков и в нос ударил еще теплый мясной аромат рагу. Недолго думая, он нащупал ложку и собирался зачерпнуть кусок картофеля, как вдруг ему на плечо опустилась чья-то рука. Вздрогнув, он со звоном выронил посуду на пол и отскочил в сторону. Перед ним стояла госпожа Аделаида.

– Матушка?! Вы меня напугали! Почему вы не спите?

– Я ждала тебя, сынок. Садись, я наложу тебе поесть.

Аристократ озадаченно нахмурился, совсем не ожидавший столь внезапного появления матери и молча уселся за стол.

– Как прошла прогулка?

– Мы с друзьями посидели в пабе, потом отправились ловить саранчу и жуков… Было весело! Карл случайно раздавил саженец капусты Стефана, так того инфаркт чуть было не стукнул! Он своей ненаглядной капусте едва искусственное дыхание не начал делать, – усмехнулся Вермандо, набивая рот хлебом, который женщина поставила на стол.

– Карл и Стефан? Это твои друзья?

– Да! А ешо Шомас и Феликш! Они клашшные!

– Я рада, что у тебя появились хорошие товарищи, Вермандо, – протянула миску с рагу сыну графиня.

Доев свою порцию, мальчик задумчиво обронил:

– Отец все равно не узнает присутствовал я на ужине или нет. Он никогда не ест вместе с нами.

– Он всю жизнь боялся отравления и даже сейчас перед каждым приемом пищи заставляет Оливера пробовать первым. Когда-то у него был профессиональный дегустатор, пока он не отравился хлебом со спорыньей и не умер… Несчастный Базиль… С той поры Домианос отказался от хлеба. А ведь он так любил тосты с маслом и джемом!..

– Он думает, что мы с вами подсыпем отраву в его чай, когда он отвернется?

– Он никому не доверяет, ты же знаешь. Предпочитает все делать в одиночестве, ему так комфортнее.

Вермандо хмыкнул.

Следующим утром.

Феликс пнул в аристократа причудливый шарообразный предмет.

– Правила простые! Делимся на две команды и пытаемся опередить противников, первыми допинав мяч до… хмм… – Он огляделся вокруг. – До деревенской церкви скажем!

– А что это?

– Это мяч, – с гордостью заявил крестьянин, самодовольно скрестив руки на груди. – Раздутый свиной мочевой пузырь, покрытый кусками коровьей кожи! Отец Томаса привез из Корвамдеймоса! Круто, да? Ни у кого в деревне такого нет!

– Твой отец – путешественник? – с восторженной завистью обратился к Томасу Вермандо.

– Лучше. Он джентри и занимается морской торговлей. Когда я вырасту, унаследую дело отца, а на заработанные деньги открою новое. Я хочу стать банкиром, – улыбнулся левым уголком рта парень.

– Томас у нас голубых кровей, – хмыкнул Феликс. – Ну по сравнению с нами, понятное дело. Ты у нас вообще – сын Единого и божий лев!

Вермандо недовольно поджал губы.

– А кто ваши отцы?

– Наши со Стефаном – фермеры и вилланы, – снова ответил за всех Феликс. – У Карла – рабочий класс, отец кузнецом в Лунденвике работает.

Повозившись с мячом, команда Томаса, Вермандо и Стефана смогла обыграть Карла и Феликса, являвшихся более крепкими, но менее поворотливыми и быстрыми, чем соперники. Вскоре пятеро друзей отправились в путь – исследовать местность.

– В этот раз предлагаю пойти на север! – отряхивая штаны от пыли, бросил Феликс.

– К границе? – округлил глаза Стефан.

– Верно! Спустимся к морю и искупаемся! Отец говорит, что жить подле воды и пренебрегать этим – великий грех и великая глупость!

– А еще можем порыбачить! – предложил аристократ.

– Рыбачить с утра надобно! Хотя можно и попытать счастья. Вот только у меня с собой сети нету. В другой раз!

– И лодку возьмем, – пробасил Карл.

Минув деревню Эль Каэрулем, компания побрела по диким бесхозным лугам и цветущим долинам, на которых паслись свободные кони. Повсюду слышались голоса чаек и шепот прибоя.

– Уже близко! – в радостном волнении обернулся к товарищам Стефан.

И вот они приблизились к крутому обрыву. Внизу шумело море, а солнце медленно тонуло в нем, окрашивая воду и облака своими потрохами.

– А мы не потонем? – сглотнул комок в горле Стефан.

– А вот и проверим! – с этими словами Феликс разбежался и толкнул незадачливого блондина с утеса.

Тот ушел с головой под воду, подняв в небо взрывы брызг. Все засмеялись. Прошло несколько секунд, но тот так и не показался на поверхности. Тогда Феликс молча стянул рубаху и кинулся вслед за Стефаном. За ним последовали Карл и Вермандо. Вскоре задыхающегося и плюющегося водой мальчика вытащили на сушу.

– Искусственное дыхание сделать или и так нормально? – заботливо осведомился Феликс с саркастичной усмешкой взирая на лежащего на песке товарища.

Тот отчаянно замотал головой.

– Шучу я, расслабься! Карл сделает!

Карл перевел хмурый взгляд со Стефана на Феликса.

– Я и без вас собирался, – склонившись над другом, проворчал он.

Стефан вскочил и бросился бежать вдоль берега, отчаянно вопя:

– Я в по-п-порядке! Я п-правда в порядкее! Нет, пожалуйста, Карл!

Усмехнувшись, Вермандо отряхнулся от песка и посмотрел на темнеющий горизонт. В небе маленьким белым пятном повисла чайка. Томас все это время молча наблюдал со стороны, облокотившись о песчаник. Внезапно внимание аристократа привлек тоненький скулеж и громкий противный хохот. Сорвавшись с места, он побежал в сторону звуков.

– Ты куда? – только и успел крикнуть ему вслед Феликс, но товарищ его уже не слышал и тогда парень вздохнул и бросился догонять его.

Обогнув угловатую скалу, Вермандо наткнулся на окруживших маленького щенка деревенских мальчишек. Животное запуталось в рыболовной сети и истекало кровью. Из-за раненой лапы щенок не мог подняться и только жалобно дергался и скулил, что вызывало приступы гомерического хохота у его мучителей.

– Возьми камень побольше, Роджер! Попробую попасть ему в голову!

– Лучше бить сразу в глаз! – крикнул аристократ, заставив трех хулиганов обернуться.

– Ты дума…

Живодер не успел договорить. Кулак Вермандо врезался ему в глаз, заставив того вскрикнуть от неожиданности и упасть на песок. Грубо оттолкнув застывшего в смятении Роджера, мальчик склонился над замеревшим и напряженно разглядывающим его щенком. Пока аристократ выпутывал его из сети, поднявшийся на ноги хулиган двинулся на него сзади, сжимая в руке булыжник. Ничего не замечающий Вермандо с трудом сдерживал слезы, дрожащими пальцами гладя израненное животное, так доверчиво трущееся о его руки.

– Ах ты крыса поганая! – выдохнул нагнавший друга Феликс, отправляя подлеца ударом в затылок в песок.

По обе стороны от него возникли Карл, Стефан и Томас. Живодеры предпочли сразу же броситься в бегство, оставив своего главаря покоиться на берегу без сознания.

– Вот уроды! – Сплюнул под ноги Карл. – Давайте утопим этого ублюдка!

– Я за, – мрачно отозвался Феликс.

– И я, – поддержал Вермандо, – однако сейчас у нас есть заботы поважнее, – торопливо добавил он, наблюдая, как те уже подхватили мальчишку за руки и за ноги и потащили к воде. Крестьяне разочарованно вздохнули, бесцеремонно уронив его на песок.

– Бедный… – сокрушенно покачал головой сердобольный Стефан, осторожно поглаживая голову щенка.

Тот тихо тявкнул и завилял хвостом.

– Я… в порядке… – приоткрыв один глаз, простонал живодер.

– Это ненадолго! – треснул его по голове Карл, отправив того обратно в мир грез.

– Пойдемте ко мне, моя матушка уже выходила одного котенка. Думаю, и тут поможет, – предложил Феликс.

– Уже дал ему имя? – поинтересовался Томас.

– Ричи, – решительно кивнул Вермандо. – Его зовут Ричи.

—–

Хлипкая дверь едва не слетела с петель, когда сапог солдата врезался в нее со всей силы. Сидящий за столом своей кухни мужчина вздрогнул и подавился ветчиной, зайдясь в судорожном кашле. Домианос решительно прошествовал к нему и схватив за волосы, откинул голову назад, ласково проговорив:

– Ну-ну, ты чего так разволновался, любезный? Боишься, что кусок твой отнимут? Или дело в том, что ты его украл, и теперь, страшась расплаты, решил поскорее запихнуть его в свою алчную пасть?

Двое вооруженных воинов встали в дверях, скрестив руки на груди.

– Кха-ха-ха!.. Что вы, г-господин… Я простой работяга, тружусь на по-производстве мебели… Я бы никогда не посмел…

– Поэтому ты так разволновался? Потому что застигли на месте преступления?

– Я… Я…

– Мне доложили, что во время распития алкоголя, ты вопил и призывал собутыльников к бунту в пабе. Так ли это, мой дорогой Энтони?

– Нет, ваше сиятельство, я бы никогда не-не осмелился… пойти против вас…

– Ах вот значит как. Значит ты в курсе, что к бунту призывали именно против меня.

– Нет, я… я не участвовал в этом… Клянусь Единым!

– Как смеешь ты, косноязычный грешник, упоминать своим грязным ртом имя его всуе?!

– Умоляю, господин! – бросился на колени рабочий, схватив подол мантии советника и поднеся его ко лбу. – Я не причастен! Я все расскажу, все! Только не трогайте меня, пожалуйста!

– С этого, – граф брезгливо вырвал из его рук одежду, – и следовало начинать.

—–

Вернувшись домой вместе с новым другом, Вермандо воровато огляделся по сторонам и прокрался в свою комнату. Поставив щенка на пол, он строго посмотрел на него и наказал:

– Теперь это твой новый дом! Но помимо нас с тобой, десятка слуг и моей матушки здесь обитает и отец. Так уж сложилось, что он здесь поселился. Поэтому веди себя прилично! Не тявкай на него, не кусайся, не шуми и не мусори! Иначе туго будет. Нам обоим, – мрачно напутствовал мальчик.

Ричи сел, завилял хвостом и высунул язык, глядя на нового хозяина. Аристократ вздохнул и потрепал его за ухом.

– Очень надеюсь, что ты меня понял, хоть очень в этом и сомневаюсь…

Щенок тявкнул и выбежал в коридор.

– Стой! Куда?! – шепотом крикнул Вермандо, бросаясь за ним вдогонку.

Однако новый жилец замка оказался куда проворнее и быстрее, чем мог предположить наследник. Он сбежал по лестнице, обогнул коридор и… заскочил в приоткрытый кабинет Домианоса. В этот момент сердце мальчика пропустило удар и он, затаив дыхание, сорвался с места вслед за бедовым зверьком. Ворвавшись к отцу, аристократ споткнулся на ковре и придерживаясь за стену, едва не упал, так и застыв на пороге. Перед ним открылась следующая картина: щенок что-то вынюхивал под столом прямо у ног графа, сосредоточенно склонившегося над бумагами. Подняв голову на вошедшего, мужчина недовольно бросил:

– Ты вошел без стука. Снова. Что в словах «не мешать мне работать» тебе непонятно?

– Я… эмм… Прошу прощения, отец… Просто я тут кое-что вспомнил иии… – Вермандо с тревогой наблюдал за тем, как Ричи обнюхивает штанину лорда и виляет хвостом.

 Заметив, как напряженно сын всматривается под его стол, советник нахмурился.

– Сегодня ты ведешь себя даже страннее, чем обычно.

Мальчик прыгнул к щенку, чем напугал отдернувшегося от него Домианоса и хотел схватить Ричи, однако тот увернулся и тявкнув, положил передние лапы на колено мужчины, вытянувшись всем телом. Граф стряхнул с себя животное и отойдя от стола на безопасное расстояние, кликнул стражу.

– Сейчас же вышвырнуть неопрятного зверя на улицу! Кто впустил сюда этого разносчика заразы?!

Подоспевший стражник тут же поклонился и подхватил щенка:

– Не имею понятия, как зверь проник в замок, господин! Я сейчас же выясню кто допустил эту оплошность и со всем разберусь!

– Идиот! Это и твоя обязанность – не впускать в мою крепость всяких бродяг! Если пес проник сюда незамеченным, то и вору ничего не помешает! Ты уволен!

– Отец! – схватив советника за рукав, воскликнул Вермандо.

– Не бойся, он тебя не укусит. Сейчас зверя выпустят в его естественную среду обитания. Позовите горничных! Пусть уберут этот ковер и отправят в прачечную! Не хватало еще чем-нибудь заразиться…

– Отец, это Ричи! Мой щенок! Пожалуйста, позвольте ему остаться! Он мой друг!

– Что? – повернулся к нему лорд Морнэмир. – Так это ты притащил его сюда?.. Если мне не изменяет память, Вермандо, я кажется, запретил тебе подобные выходки. Или ты захотел переехать вместе с новым другом в собачью конуру?

– Отец, прошу вас!.. Разве я часто у вас о чем-то прошу?! Пожалуйста, сделайте исключение, позвольте ему остаться!

– Исключено. Никакого зверинца в моем доме.

– Я сделаю все! Все, что прикажете! – сдерживая слезы, умоляюще пообещал наследник.

– Ээ… ваше сиятельство, так я уволен или все же нет?.. И куда в итоге девать щенка? – неловко кашлянул стражник.

– Вон, – процедил мужчина, указав на дверь и когда стражник понес животное к выходу, добавил: – Оставь.

Мальчик с надеждой поднял взгляд на отца.

– Так и быть, я позволю ему остаться в моей псарне. Возможно, это существо станет лучшим товарищем для тебя, нежели плебейский сброд. Но если пес осмелится зайти на мою территорию, посягнув тем самым на мое личное пространство… он поплатится за это своей жизнью.

– Отец, но ведь он слишком маленький для псарни! Ваши необузданные борзые растерзают его! Вы ведь выдрессировали их убивать каждого, кого к ним запускают! – в отчаянии возразил Вермандо.

– Необузданные? – эхом повторил граф бесцветным задумчивым голосом. – Убивать каждого, кого к ним запускают… это правильно. Ладно, пусть остается с тобой. Однако если запустит свою лапу в мой кабинет – ему несдобровать. И если попадется мне в коридоре тоже. Это мое последнее слово. Заткни ему пасть, чтобы не выл по ночам и гуляй с ним, чтобы не гадил где ни попадя.

Вернувшись в спальню, наследник уложил щенка на кровать и проворчал:

– Ей-богу, Ричи! Из всего замка в первый же день ты умудрился выбрать волчье логово!

Проснувшись посреди ночи от странного шума в коридоре, аристократ поежился от холода и закутался в одеяло. Стараясь не шуметь, мальчик осторожно крался вдоль стены по направлению к звукам. Хмурые и суровые лица его мертвых предков грозно взирали на него с портретов сверху вниз, надменно кривя губы. Шум становился все отчетливее, и вот Вермандо выглянул из-за угла и перед ним предстал высокий пугающий силуэт отца, прижимающий его мать к стене. В глазах женщины застыли слезы, и она шепотом упрашивала его перестать. Однако ее плач и мольбы казалось лишь сильнее раззадоривали Домианоса. Одной рукой он зажал ей рот, а второй схватил за горло.

– Что все это значит, женщина? Ты вздумала сопротивляться своему мужу?

– Нет, что вы, господин!.. – подрагивающим голосом выдавила она. – Просто я… сегодня я не готова…

– Что? – советник рассмеялся ровным глубоким смехом. – Я не ослышался? Помнится, ты сказала мне тоже самое в нашу первую ночь, дорогая. Однако, как тебе известно, я не привык отступать и всегда получаю желаемое. – С этими словами лорд нетерпеливо сорвал с жены накидку, оголив плечи и зону декольте, на что та сразу прикрылась руками и стыдливо опустила взгляд.

– Но господин, что, если Вермандо услышит?..

– Меня не волнует этот сопляк! Он и так достаточно крови мне попортил! Я не остановлюсь даже если в этот коридор войдет сам король.

Мужчина склонился ближе к ее шее, так, что по коже графини невольно побежали мурашки.

– Или… быть может вам хочется сменить антураж?.. Насколько я помню, вам пришлась по вкусу моя пыточная. – На лице Домианоса появилась усмешка.

Дальше мальчик ничего не видел. Он стремительно юркнул за угол и тяжело дыша, прислонился спиной к стене. Сердце бешено билось о ребра, а тихий плач его матери, прерывающийся хриплым, почти звериным рычанием отца, эхом отдавался в черепной коробке. Напуганный аристократ понесся обратно в спальню.

Аделаида превосходно помнила, как прошла их первая брачная ночь. Советник завязал девушке глаза шелковой тканью и любезно взял ее под руку. Не представляющая чего ожидать от новоиспеченного мужа графиня была облачена в тонкую ночную рубашку и чем ниже спускались они в подземелье замка, тем холоднее ей становилось.

– Куда мы спускаемся?

– В мой личный ад, Адель. Но тебе нечего бояться, ведь там я – единственный Бог, судья и Дьявол. – Голос углубился шелестящим эхом, застряв между плитами стен.

Он провел ее по сырому каменному коридору, где со всех сторон веяло сквозняком и где единственным источником тепла являлось его тело и жар его желтых, пылающих как факелы глаз. Дверь в пыточную захлопнулась. Он поднял руки аристократки в воздух и заключил ее запястья в кандалы, прикованные цепями к стене. Железо обняло кости тяжелым холодом. Лязгнув капканом, царапнуло кожу кровавой ржавчиной. Тело тут же покрылось мурашками, и девушка вздрогнула от неожиданности.

– Тшшш… Расслабьтесь.

– Домианос?.. Неужели вы хотите… сделать это здесь? Вот так? Или я успела в чем-то провиниться перед вами? – силясь придать подрагивающему голосу твердости, вопросила Аделаида. – Это противоречит наставлениям Церкви и…

Он приложил палец к губам графини и склонился к ее лицу. Девушку окутал сухой теплый запах мужа. Древесно-пряный и островатый. Терпкий, как и все его существо.

– Давайте придерживаться принципа уместности. Вести диалоги наверху, за полуденным чаем и заниматься пытками в моей пыточной. Не вынуждайте меня прибегать к более… – его взгляд невзначай скользнул по железному кляпу на лавке, – радикальным мерам.

Аристократка переключила внимание на помещение за его спиной: кресло допроса, целиком утыканное шипами, словно кожура каштана или драконья кожа; решетка пресса для черепа, предназначенная сдавливать голову до тех пор, пока зубы не раскрошатся, а мозг не вытечет из ушей, как раздавленная мякоть персика под колесом телеги; колыбель, дыба и железные клетки. А также колесо, которое мужчина окрестил Колесом Фортуны, особенно часто применяя его к еретикам и язычникам, верящим в перерождения. На деревянной высокой скамье черными пауками притаились всевозможные виды щипцов, ошейников с шипами, кляпы и крюки, именуемые «кошачьими когтями». Сердцебиение участилось и Аделаиде показалось, что в помещении резко стало чересчур мало воздуха. Потяжелевшие запястья запульсировали. Неужели ее муж оказался сумасшедшим садистом и сейчас будет пытать ее всеми этими орудиями?

– З-здесь так холодно…

Советник задумчиво провел кончиками пальцев по ее щеке, спустившись к шее. Рука замерла.

– Домианос?.. Что вы делаете?

Лорд Морнэмир обхватил ее горло и выдохнул в губы:

– Помогаю вам согреться.

Он разорвал ее панталоны из тончайшего хлопка и острые пальцы впились в бедра. Подняв графиню, мужчина припечатал ее к стене, не давая ни секунды перевести дыхание. Прикосновения к телу балансировали между болезненной похотью на грани исступления и вожделенным нетерпением. Она ощущала, как тяжелеют затекшие конечности, а твердый шершавый камень царапает кожу при каждом толчке о стену. Девушка была лишь инструментом в его руках. Веретеном, помогающим своять нить в мир временного облегчения от мирского. Но несмотря на боль и жаркий стыд, Аделаида чувствовала смущение, вызванное тем, что все внимание Домианоса сосредоточилось на ней – всецелое и поглощающее. Сейчас для него не существовало ничего, кроме нее одной. Кроме сконцентрированности на его движениях и на ее сладостных содроганиях. Наконец лорд освободил ее запястья от плена железной тяжести, и аристократка облегченно вздохнула.

Его руки, одним взмахом милующие и казнящие, вершащие людские судьбы. Его подавляющая и такая пленительная властность, которой она всегда покорялась добровольно. Каждый раз он давал ей этот выбор. Снова и снова. И каждый раз Аделаида выбирала подчиниться ему.

Девушка обняла его липкое горячее тело, цепляясь за шею как за последнюю опору на пути неистово бурлящего огненной кровью Флегетона, стремящегося унести ее на второй круг ада. В смертоносные объятия Миноса. Казалось, он упивался ее страхом и трепетом больше, нежели чем-либо другим. Стыд болезненным жжением, как от шлепка по щеке, растекался по телу.

– Посмотреть на вас, так вы смущены и стесняетесь. А ведь говорили, что в этом браке и речи не может идти о чувствах.

– Я имела в виду… любовь.

– Любовь? Что есть любовь? Противоположность ненависти? Если так, то первое – лишь скудная пустота в сравнении с полнотой второго.

– Вы ненавидите меня?

– Я пылаю заживо, Адель. Каждую секунду своего существования. Но с тобой… с тобой я избавлен от этих мучений. Ибо ты приняла этот огонь на себя, разделив мою боль. Я благодарен.

Голос лорда в определенные моменты менялся под давлением нарастающего возбуждения. Подрагивал как их тени, гладящие громадный силуэт Железной Девы. Преломлялся как пламя факелов на стенах. Она промолчала, но эти слова на долгие годы отпечатались где-то на подкорках сознания. Затекшие мышцы ныли. Зябкое нагнетающее давление мрачного помещения и его тело – единственный оплот тепла, к которому девушка невольно потянулась. Как тянется замерзающий ребенок к огню от упавшей молнии.

– А вы? Ненавидите?

Взгляд Аделаиды невольно окинул многочисленные ожоги и шрамы, узорами боли испещряющие спину и грудь мужа, которые она старательно пыталась игнорировать, чтобы не смущать его.