скачать книгу бесплатно
Казалось, щёлкни его кто в лоб пальцем – и он упадёт замертво.
Треклятый дождь всё барабанил по стеклу; всё крепчал, всё смелел, всё усиливался.
– НЕ СО МНОЙ ТЫ РАЗГОВАРИВАЕШЬ?! – заорал Роман, выйдя из себя. – А Я С ТОБОЙ! ТЕБЕ СООБЩИЛИ НАШЕ МНЕНИЕ ОБ ЭТОЙ ДЕВИЦЕ! ХОЧЕШЬ ИЛИ НЕТ, ТЕБЕ ПРИДЁТСЯ ЭТО МНЕНИЕ УЧИТЫВАТЬ, ЕСЛИ РАССЧИТЫВАЕШЬ ПАСТИСЬ У КОРМУШКИ!
Сука, сколько можно третировать одними и теми же аргументами?!
Мать так и не посмотрела в его сторону; и плач Внутреннего Ребёнка всё рос, грозя подпереть потолок чёрной ванной.
– А если не рассчитываю?! – желчно бросил Свят, исподлобья глядя в ненавистное скопированное лицо. – Если мне всё более пох…
Сделав несколько решительных шагов, Ирина Витальевна картинно всхлипнула и вышла, звонко хлопнув дверью.
– ЗА БАЗАРОМ СЛЕДИ! – крикнул Роман, толкнув сына в грудь. – ЭТО ТЕБЕ ТВОЯ ПРОВИНЦИАЛКА ПОДСКАЗАЛА МАТЕРИТЬСЯ ПРИ МАТЕРИ?!
Вскинув голову, Свят искривил губы – так, будто откуда-то понесло дерьмом.
Рома и Ира обожали; обожали игрища и театральные постановки.
Сам Роман жал на матерные клаксоны без предисловий и эпиграфов – но никогда не упускал случая размазать кого-то по рингу за «колхозные выходки». Сама Ирина презрительно фыркала при виде светских манипуляторш – но всегда была рада поиграть на толстострунных арфах картинных всхлипов.
– ПОСЛЕДНИЕ МОЗГИ УТОПИЛ У НЕЁ МЕЖДУ НОГ?!
– ДА ЗАТКНИСЬ ТЫ! – проревел Свят, размашисто ударив отца по голым плечам.
В голове загудело, точно кто-то пустил под откос товарный поезд.
Вся злость, что осела на шершавую штору в руке Внутреннего Ребёнка… Вся злость, что рвалась в бой с безликим «он»… Вся злость, что мечтала устроить любительнице «дней наедине с собой» содом и гоморру…
Вся эта злость вскипела и лопнула внутри, как газовый баллон, на котором для слабоумных пишут: «Не поджигать и не прокалывать».
Резко захватив руки сына, Роман выкрутил их и стиснул мёртвой хваткой.
Сегодня выпуклая шершавость шрамов на его руках показалась особенно мерзкой.
– ЗАКРОЙ РОТ, МУДАК СРАНЫЙ! – сдавленно повторил Свят. – НЕ НАДО ВСЁ МЕРИТЬ СВОИМИ ПОНЯТИЯМИ!
Для сорока с лишним лет отец был непомерно силён.
Или это просто ты до сих пор защищался и нападал вполсилы?
– Ну, сука… – пропыхтел Роман в пылу битвы. – Ты у меня своё получишь…
– МАТЬ – БАБА! РЕВНУЕТ И ЗАВИДУЕТ! – крикнул Свят, рывком выдернув из плена левую руку; запястья ныли. – А У ТЕБЯ, ДЕБИЛ, КАКИЕ ПРИЧИНЫ НЕНАВИДЕТЬ ЕЁ? ИЗ-ЗА ТОГО, ЧТО НА МЕНЯ СТАЛО НЕ НАДАВИТЬ?! УЖЕ НЕЛЬЗЯ НЕ ПРИЗНАТЬ, ЧТО ВСУХУЮ ПРОСРАЛ РОЛЬ ОТЦА?
– ЧТО ЭТО Я ПРОСРАЛ?! – заревел Рома, сверкнув чёрными глазами. – ГЛОТКУ ТВОЮ ВЫКОРМИЛ И ФАМИЛИЮ СВОЮ ДАЛ?! НАДО БЫЛО СДАТЬ В ДЕТДОМ, ЕЩЁ КОГДА ПСИХОЛОГ НАМЕКНУЛ, ЧТО ТЫ ТОГО! ЧЁРНОГО КВАДРАТА БОЯЛСЯ! СМОТРИ, КАК ЗАГОВОРИЛО МОЁ ЖЕ ГОВНО! Я ПРОСРАЛ ТО, ЧТО МАЛО БИЛ! Я СКАЗАЛ – И ТЫ ДОЛЖЕН ПРИСЛУШАТЬСЯ!
«Сдать в детдом… Что ты того… Мало бил…»
Его слова походили на зазубренные наконечники для стрел: они входили в тело легко, но без мучений их было не вынуть.
…Должен прислушаться.
Должен испуганно вздрогнуть и просесть под фамильной плитой.
Выбрать их, а не её. Их, а не себя.
Смелость утёрла слёзы и подняла голову.
И именно сейчас показалось: это её звёздный час.
– Да срал я на то, чтобы к тебе прислушиваться, – еле слышно прошипел Свят. – Срал я на твоё «не нравится»! И фамилию я твою, сука, ненавижу! И бабло мне твоё не всралось. Хватит! Буду таксовать по ночам! Не смей лезть в мою жизнь! Я не твой подсудимый! Не смей, сука, меня шантажировать!
Лицо Романа исказила гримаса изумлённого недоумения хриплого гнева. Сжав кулак, он растянул рот в улыбке, которая пугала уровнем своей учтивости.
– Ну дай мне по роже, давай! – вздёрнув подбородок, выпалил Свят; в грудь изнутри било какое-то пушечное ядро. – Что это изменит?! Что это меняло хоть раз?! Играл роль добродетели в судах, а дома избивал десятилетнего! ТЕБЕ БЫ СЛОВО НЕ ДАЛИ НИ РАЗУ, ЕСЛИ БЫ КТО-ТО ЗНАЛ МЕТОДЫ ТВОЕГО ГУМАННОГО СУДА!
Не верилось.
Не верилось, что кулак Романа ещё никуда не приземлился; что он слушает эту речь до конца, приторно вскинув густые брови.
Не верилось; и пушечное ядро дымилось и постанывало.
– «НЕ НРАВИТСЯ» ОНА ТЕБЕ?! – громыхнул Свят; казалось, этот крик вознёсся под крышу дома радиоактивным грибом. – ЛЮБИЛ ТАКУЮ, НО ЗАССАЛ?! НЕ ПОТЯНУЛ ТАКУЮ?!
…ХЛЯСЬ! Кулак зава кафедрой приземлился: аккурат в угол его глаза – выпуклой фамильной печаткой.
За годы она впитала, пожалуй, литр его крови.
Глаз запульсировал и утробно заныл; по щеке сверху вниз побежали волны боли.
Но внутри… Внутри цвела феерия.
Он сказал всё этому Гудвину в обосранных штанах – и пусть теперь сколько угодно включает грозный голос над пустым троном.
Впору было давать сдачи; превращать славный лик бывшего прокурора во вчерашний винегрет – но что-то грозное в груди связывало руки цепями.
Внутренний Ребёнок рыдал, забившись под стол Судьи. Прокурор стыдливо отводил глаза от своего прототипа.
– Всё сказал, тварь? – наконец прошипел Роман, тяжело дыша; на его выбритых щеках проступили багровые пятна. – Не понимаешь словами, будет по-другому.
Прошагав к столу, отец ударил по нему кулаком; стакан из-под козьего молока со звоном подпрыгнул.
Смахнув со скулы каплю крови, Свят медленно растёр её между пальцев.
Мысли походили на бюджетный салют в райцентре, но в одном были странно ясными.
Неужели попал с версией про «такую же»? Быть того не могло.
Обитатели Зала Суда понуро молчали; Внутренний Ребёнок глухо рыдал и звал папу.
Снова промокнув щёку, Свят уставился в окно, считая капли, что по нему сползали.
Две капли. Три. Четыре.
Отец молчал, хрипло дыша и изредка покашливая.
Шесть капель. Седьмая слилась с восьмой, и они догнали девятую.
«Хороших людей не бьют», – назидательно изрекал Роман, когда его сын хмуро разглядывал ссадины в зеркале ванной.
Пусть не хороший. Пусть хуже всех. Только бы отсюда.
На воздух; в дождь; под ураган; внутрь апрельского торнадо. Лишь бы снова поверить в существование невидимого в этой квартире тела.
Лишь бы слышать свои мысли и верить им.
Но отчего-то было важно не покидать комнату до оглашения приговора.
– Значит, так, – низким голосом проговорил отец. – Деньги теперь получаешь только на еду и нужды по учёбе. Не дай бог что-то ей купишь или займёшь у кого. Узнаю. Все прогулы будешь отрабатывать. Перед преподавателями приседать. Тебе остаётся или квартира, или машина. Выбираешь квартиру – завтра пригоняешь машину сюда. Выбираешь машину – переезжаешь в эту комнату. Коммунальные или бензин лимитирую. Будешь и дальше мразью, лишу вообще всего.
Чего и следовало… Следовало. Конечно.
Чем Рома всегда умел форсить, так это тугими пачками.
Сердце на миг упало, но тут же встрепенулось и заколотилось – так яростно, словно должно было доказать, что он пока не думает сдаваться.
Нет, ни за что. Только не жить здесь.
Эту комнату не спасёт ни один ностальгический плакат.
Разомкнув зубы, Свят едва слышно выдавил:
– Выбираю квартиру.
Услышал про «таксовать», сука гнойная.
– Завтра жду ключи от Ауди. Свободен, – железным басом бросил Рома.
Он мог забрать машину сразу и сегодня – но решил дать поездить; попрощаться.
Он всегда знал, как и кому сделать ещё больнее.
Одолев комнату в несколько кривых шагов, Свят выскочил в коридор. Весь апрельский дождь собрался под кадыком; казалось, миг – и он хлынет из-под ресниц.
Холёная гарпия сновала под дверью, заламывая руки; далеко она не ушла.
Она всегда любила не нырять в события, но непременно быть в курсе их.
– Святуш! – закричала Ирина; в её идеальных глазах горела неумелая эмпатия.
Ловко её обогнув, Свят подскочил к кроссовкам и сел на корточки; было тяжело дышать – так, будто на голову давила вода. Пальцы путались в шнурках, неуклюже дёргая текстильных червяков.
– Святуша! – повторила мать; подбежав к нему, она опустилась на колени. – Вам надо ещё поговорить… Он хочет как лучше, Святуш…
– ЛУЧШЕ ДЛЯ КОГО? – рявкнул он, сверкнув влажными глазами.
Мать неровно отшатнулась. Её губы задрожали, а пальцы потянулись к его ссадине.
Ира, брось. Ты никогда не умела делать что-то вовремя.
Оттолкнув её руку, он встал и с сухой бравадой подхватил с тумбочки ключи от машины. Вид гладкого пластика заплакал в груди острой горечью.
Эта машина давно стала его другом.
– ОСТАВЬ ЕГО В ПОКОЕ, ПУСТЬ ИДЁТ! – прорычал из комнаты Роман.
Прижав ладонь к глазу, Свят выскочил за дверь и понёсся вниз по ступенькам; сердце дрожало под кадыком.
– Пора переставать надеяться на него, – прошептал Адвокат, прижимая к себе притихшего Малыша. – Пора переставать надеяться, что он увидит в тебе не куклу.
Кем нужно быть, чтобы на тебя переставали надеяться твои дети?
Лестница закончилась быстрее, чем он хотел; тело выскочило под ливень, и по лицу монотонным строем потекли холодные капли.
Ветер был таким острым, что хотелось прикрыться щитом.
Вжав голову в плечи, Свят добежал до машины, юркнул внутрь, воткнул ключ в замок зажигания и вывернул на полную мощность верхний обогрев.
Лицо и тело дико замёрзли – будто он час стоял под ураганом.
Каждое движение в салоне было отработано до автоматизма; не верилось.
Не верилось, что скоро он будет купать талоны в компостерах.
Утроба Ауди пахла сырой мятой, чернилами принтера и грязью апреля.
Не сдержавшись, он саданул по рулю, вложив в удар всю злобную нежность, что чувствовал в адрес машины; часы на запястье глухо звякнули.
Швырнуть бы ему в рожу эти тикающие инициалы на серебре!
Но что бы это изменило? Обойдётся.
Он и так норовил забрать всё, что мне нравится; и так.
Теперь он был в безопасности – и сердце медленно восстанавливало ритм.
Ладно. Чёрт с ней, с машиной. Она не твоя. Легко досталась – легко исчезла.
