скачать книгу бесплатно
Чёрт с ней, с машиной. Чёрт с ними, с лишними деньгами. Чёрт с…
Вздрогнув от внезапного осознания, Свят сглотнул и застыл. Глаза в зеркале заднего вида были похожи на куски жжёной резины; ссадина щедро кровоточила.
Минус машина. Минус финансовая свобода. Минус… Он превращался в…
– Ты превращаешься в «него», – трагическим шёпотом подтвердил Прокурор. – Да.
Отныне ты ничем не лучше Петренко.
Сердце охнуло и грубо затрепетало; теперь оно билось так, словно мечтало треснуть.
Рывком сняв машину с ручника, он выехал с парковочного места и стрелой покинул двор. Перепачканные кровью пальцы липли к рулю; глаза в зеркале теперь походили на выпученные обломки пустых гильз.
Не хотелось думать, что он был хорош только этими преимуществами.
Не хотелось в молебном полуприседе просить её отменить «день наедине с собой».
Но узнать это было нужно. Как можно раньше. Сегодня; сейчас!
Прямо сейчас!
* * *
Взглянув на рисунок, Вера задумчиво провела пальцем по контуру облака над фасадом костёла. Пожалуй, это облако стоило сделать более рыхлым.
Рыхлым и мокрым. Как будто на Площадь вот-вот хлынет дождь.
Подняв глаза к окну, она невольно залюбовалась каплями, что съезжали по стеклу.
Это было почти танцем. Предсмертным танго воды, бессильной перед гравитацией.
– Рисуй, не трать время, – настойчиво проговорила Верность Ему, обложившись секундомерами. – Раз уж ты отвоевала этот день, нужно набраться сил побыстрее.
Верность Себе спешить отказывалась: она вальяжно сидела в кресле, пила яблочный сок и рисовала костёл, подложив под лист толстый оксфордский словарь. Каждый её жест говорил: «Я буду в уединении столько, сколько потребуется».
– Мне не нравится, что это право нужно «отвоёвывать», – хмуро произнесла Интуиция.
– Рисуй быстрее! – взвизгнула Верность Ему. – Тебе ещё заказ по переводу делать!
– А ну замолчи, – холодно отчеканила Верность Себе, раздув ноздри. – Она ничего по работе делать не будет. Это день наедине с собой, а не день наедине с работой. Она и так только работает в то время, что ей удаётся выкроить для себя. Она переведёт это в среду или в четверг – у него дома. А он подождёт! Ничего с ним не случится!
Верность Ему свирепо зыркнула на коллегу, но столь же весомых слов в своём дидактическом арсенале не нашла. Такие дружные в феврале, с приходом марта Верность Себе и Верность Ему всё чаще бросали друг на друга враждебные взгляды.
Между ними бегали не просто тёмные кошки, а дьявольские отродья чернее тьмы.
Выдохнув, Вера прикрыла глаза, открыла их, поморгала и устало потёрла лоб, не выпуская карандаш; острый грифель царапнул по виску. Внутри словно перекатывался надутый пакет с кипятком, готовый лопнуть в любой момент.
Время «дня наедине» шло, а она ни капли не отдыхала!
Бессильно опустив руку, Вера попыталась впитать столько уединения, сколько сможет. Настя ещё вчера усвистала с ночёвкой к своей обожаемой Марине, а Лина уехала на выходные к бабушке. Почему она всегда ездила только «к бабушке»?
Подумать о ком-то, кроме Свята, было приятно; это придавало сил.
Сдвинув брови, Вера послюнявила карандаш и наметила у края рисунка жирный бок одутловатой тучи. Да, Лина никогда не сообщала, что едет «к родителям», к «маме».
Она всегда ездила «к бабушке». Почему? Что с её родителями?
Они жили в одной комнате почти три года, а она и не удосужилась об этом спросить.
Иногда этот вопрос казался слишком наглым, а иногда – ненужным.
В конце концов, какая разница, кто куда ездит, если они милосердно уезжают отсюда?
Больше, впрочем, наслаждаться уединением не получалось; внутри пышно цвёл стыд. Этот стыд так извёл, что хотелось плакать.
Но плакать тоже было стыдно.
Почему-то казалось, что Святу в любом случае куда хуже, чей ей.
…Когда Елисеенко согласился на её «день наедине с собой», он выглядел так жалобно и недовольно, словно соглашался на протез вместо руки; не меньше. Она всё ещё не сумела поговорить с ним о том, что ей нужно больше личного пространства. Когда он накануне восьмого марта заговорил о ревности к Петренко, эта тема сразу показалась ей более важной – а другого шанса так и не представилось.
Что, если он сегодня промолчал, но обиделся? Что, если я всерьёз его задела?
Что, если он будет мстить? Чем может обернуться его месть?
От этих вопросов в груди было холодно; холодно и устало. Она добилась своего; она с утра была одна в своей комнате; одна! Но напряжение не ушло. Оно превратилось в суетливую вину и мнительный страх.
Какого чёрта я не могу побыть одна без вины и страха?!
Верность Себе цокнула языком и показала Хозяйке большой палец.
Спокойно. Спокойно. Она перегибала палку.
Тебе достался охренительный парень. Неплохо бы беречь его чувства.
Верность Ему выразительно всхлипнула и утёрла крупную слезу.
– Ты действительно этого хочешь, милая? – с ласковой грустью проговорила Верность Себе. – Лихорадочно беречь его чувства, даже если это означает увечить свои?
Не может быть, нет. Не может быть, чтобы он ставил меня перед таким выбором.
– Послушай, – терпеливо обратилась к Хозяйке Интуиция. – Кого-то из вас непременно пришлось бы обидеть. Либо его – тем, что ты оказалась сегодня здесь, либо тебя – тем, что ты осталась бы там.
Откинув карандаш, Вера обхватила голову и шумно выдохнула через рот.
У тебя лучший парень на свете! Он идеал; поистине идеал!
Откуда столько грусти, тоски, злобы и усталости?!
Ты бесишься с жиру! Все были правы!
Все всегда были правы насчёт того, что она жестокая и бессердечная!
Надо ему позвонить. Просто так; услышать и позволить услышать себя.
Едва она додумала эту мысль, экран Самсунга загорелся бирюзовым; на нём блестело семь букв. «Sanctus». Верность Ему зарыдала в голос, улыбаясь до ушей.
Верность Себе массировала виски и неслышно считала до ста.
– Привет, – тихо произнесла Вера, откинув крышку телефона.
– Малыш, – хрипло проговорила трубка. – Я… помню, что сегодня ты хотела побыть одна, но… Можно, я за тобой заеду? Минут через десять. Получится? Пожалуйста.
Серьёзно? Мы договорились, что я приеду завтра после пар. Завтра!
Она только что хотела сама ему позвонить, но… Этот вопрос отобрал последние силы, которых она так и не накопила за бесполезное «наедине с собой».
Медленно поднявшись из-за стола, Вера шагнула к окну и проводила глазами несколько капель, что скатились к карнизу. Дождь бил по жестяному плацу с ритмом опытного диджея: мелодично и монотонно.
– Прямо сейчас? – упавшим голосом переспросила она. – Что-то случилось?..
– Нет, – слишком быстро произнёс он. – То есть да. Я хочу… поговорить с тобой.
Его голос звучал так, словно ему было кошмарно плохо.
– Уж наверное, снова хуже, чем ей! – язвительно выкрикнула Верность Себе.
– А если случилось что-то серьёзное? – прошептала Верность Ему, глядя на неё с трагическим укором. – А если она сейчас и правда нужна ему?
Он позвонил тому, кому безмерно доверяет. Ладно. Да.
Лучше пожертвовать уединением, чем после корить себя за неуступчивость.
Отогнав обречённую усталость, Вера негромко ответила:
– Конечно. Спущусь на крыльцо через пятнадцать минут.
Свят положил трубку, но она всё держала телефон, второй рукой неуклюже пытаясь расчесаться. Волосы не слушались: они пушились наэлектризованным чертополохом.
Словно ток, что с утра кроил сердце, теперь штопал и мозг.
* * *
«С кем ты подрался?»
Она спросила это трижды, но он ни разу не ответил – только бросил: «Потерпи».
…Сбоку от машины шумела Река, принимая в объятия потоки небесных слёз. Дождь не только не перестал, но и усилился. Казалось, скоро в Городе будет сумасшедший спрос на компактные каноэ, что умеют скользить по узким улочкам.
До набережной, не считая её вопросов, они доехали в гробовом молчании.
Свят угрюмо смотрел на оголтелые дворники, что смахивали воду со стекла, и не спешил объяснять форс-мажорное рандеву.
И это бы злило – если бы на злость были силы.
Впрочем, что-то в его лице отзывалось в груди осторожной лояльностью.
Хотелось вести себя бережно: казалось, ему действительно очень плохо.
– О чём ты хотел поговорить? – тихо спросила Вера.
Свят молчал, откинув затылок на сиденье; его пальцы нервно барабанили по рулю. Тишина нарушалась лишь громким стуком дождя по крыше Ауди.
И оттого казалась зловещей.
Вложив в этот жест всю смиренную нежность, что удалось наскрести по сусекам, Вера коснулась его ладони и накрыла её своей, будто говоря: «Я с тобой».
Верность Себе тоскливо смотрела на неоконченный рисунок костёла под тучами.
Свят прерывисто вздохнул; его пальцы обхватили её запястье и нащупали пульс.
– Я хотел поговорить о твоём… дне рождения, – наконец с усилием сказал он.
– О моём дне рождения? – с недоумением повторила Вера.
– Он наступит через неделю, а у меня… нет на него денег, – сдавленно проговорил парень. – На подарки, сюрпризы, какой-то классный сюжет дня и… прочее.
И из-за этого ты… вытащил меня из уединённой общажной конуры?
Он решил сказать это именно пятого апреля?
Сказать это апреля шестого уже было бы не судьба?
Стоп. Стоп. Ему наверняка дорогого стоило вот так напрямую это сказать.
– Я нисколько не… – обеими руками обхватив его ладонь, сбивчиво начала Вера. – В смысле, это не проблема. Ерунда. Правда.
– У меня теперь есть деньги только на… еду и учёбу, – испуганно добавил Елисеенко; казалось, он прокручивает слова через мясорубку – с таким трудом он их выдавливал. – То есть их нет, можно сказать. И ещё… Рома дал выбор. Машина или… квартира. Завтра нужно… отдать машину.
Так вот оно что. Он сделал что-то неугодное, и…
– Ты выбрал квартиру, – негромко сказала Вера, глядя на свои ногти.
– Конечно! – выпалил Свят; его щёки алели. – Даже подумать не могу о том, чтобы…
– Я понимаю, – медленно проговорила девушка, склонившись ближе – словно так он мог лучше впитать это понимание. – Помнишь, я говорила, что езжу в родной город так редко, как могу? Я тоже не выдерживаю долго быть с матерью в одной квартире. Мой дом здесь. Мне нечего там делать.
Приблизив ко рту её руку, он прижал губы к центру ладони – с горьким облегчением. С пронзительным доверием; с невыносимой тоской.
