Песни служителей Адхартаха. Призыв

В мгновение ока я вцепилась в его шею и душила из последних сил до тех пор, пока не потеряла сознание от удара по голове.

В другой раз я сражалась с волками, а изуродованный Жиль Пойре, превратившийся в полуволка, вел стаю за собой.

Я звала смерть и молила ее прекратить мои страдания.

Но вот однажды после долгого ночного перехода у меня наступил редкий миг ясности сознания. Я заметила, что меня сторожит только один человек, все же остальные куда-то разбрелись.

Не знаю, что руководило мною – какое-то наитие. Прислонившись к дереву, я окликнула его и попросилась по нужде. Когда он наклонился, чтобы развязать путы на моих ногах, я резко дернула его за длинные волосы на себя и, отпрянув вбок, треснула его голову о ствол дерева за моей спиной.

Бандит со стоном упал у моих ног и замер. Конечно, мне повезло, что разбойники связали мои руки спереди.

Сейчас я понимаю, что, вероятно, мне надо было сразу поискать оружие, чтобы разрезать веревки, но тогда я совершенно не соображала. Мной руководило одно лишь желание: немедленно убраться подальше от того места.

Сперва я пыталась прыгать, затем оступилась и свалилась в овраг. Я ползла, толкала свое тело вперед и бесконечно повторяла себе единственную фразу, пока не потеряла сознание: “Выживи и пусти им всем кровь!”

Письмо сестры. Появление барона

В конце ее рассказа нас прервал слуга и доложил, что некий барон Филипп д’Аркур просит графа де ла Рош принять его.

Не могу описать, как мы были ошеломлены этим неожиданным появлением . Когда первый шок прошел, отец собрался с мыслями и попросил нас с Мелани покинуть зал, чтобы избежать встречи с незваным гостем.

– Но прошу, граф, будьте осторожны! – в крайнем волнении попросила Мелани.

– Не беспокойтесь, сударыня, воспользуемся подходящим способом пролить свет на эти события и посмотрим на этого господина вживую. Я не стану раскрывать ему, что посвящен в ваши злоключения. Да и будем честны, мы знаем наверняка, что люди барона участвовали в вашем удержании, но не он сам. Необходимо выслушать его историю.

С этими словами отец велел пригласить гостя, тогда как мы спешно удалились.

Дорогой брат, ты помнишь, что, если сесть у камина в соседней комнате, то можно разобрать, о чем говорят в зале. Я тысячу раз поблагодарила тебя за то, что ты в детстве расковырял трещину в стене, ведь мы с Мелани смогли поочередно еще и видеть часть зала.

Едва мы успели расположиться, как послышались мерные шаги, и глубокий мужской голос заставил Мелани вздрогнуть.

Я заглянула в наше тайное отверстие и отпрянула. Сомнений больше не было – перед отцом стоял рыцарь, который гнался за нами в лесу. Даже в родных стенах мне стало не по себе. У барона, на первый взгляд, была приятная внешность, а черная одежда, оттеняла его благородное лицо, но я поняла причину ужаса Мелани. Его манера держаться напомнила мне волка – сильного и беспощадного, готового уничтожить хищным броском любого врага.

– Я явился, благородный граф, засвидетельствовать вам и вашей уважаемой семье свое почтение. Барон Филипп д’Аркур, к вашим услугам.

Отец холодно поклонился в ответ.

– Я рад, барон. Я знавал вашего дядю Жана д’Аркура. Он был отважный воин. Я уверен, и племянника скоро назовут подобно старшему родичу “доблестным”.

Мне показалось, что барон пренебрежительно усмехнулся, но отец ничего не заметил.

– Проезжая вчера по лесной дороге, я увидел издалека, как вороной понес ездока. Мои люди узнали всадника – вашу дочь. Я бросился на помощь, но куда там… – барон сокрушенно развел руками. – Мой скромный конь был не в состоянии тягаться с быстроногим жеребцом, чтобы дать мне выполнить долг рыцаря и вызволить даму из беды. Беспокоясь о ее состоянии, и надеясь быть полезным, я явился в ваш замок.

Льстивые речи барона отец расценил как истинную тревогу. Барон тем временем продолжил:

– Я не ошибся, что леди Агнесса была не одна верхом?

– О, это запутанная история, – сухо ответил отец. – Моя дочь обнаружила связанную женщину в лесу, молящую о помощи. К сожалению, она еще слишком слаба, чтобы выяснить у нее, каким образом она там оказалась. Нам удалось выяснить, что она – Мелани из рода д’ Эвилль, вдова виконта д’Авен из младшей ветви графов де Блуа.

– Но вот что странно, – холодно сказал отец, – моя дочь уверяет, что негодяи, напавшие на несчастную, были одеты в цвета вашего дома. Я жду, чтобы вы как-то развеяли эти обвинения.

Услышав имя нашей гостьи, Филипп вздрогнул и за глубоким поклоном попытался спрятать свои чувства. Протянув руки к отцу, словно в мольбе, он сбивчиво заговорил дрожащим голосом:

– Господи… ну конечно, мне знакома эта прелестная дама! Из ее прекрасного образа я черпал силы во время рыцарского турнира в Блуа… Более того, я знал ее погибшего мужа! Я и не подозревал, что она в опасности. Какое счастье, что она спасена! Прошу вас… нет, молю, граф, дать мне возможность лично передать ей мое почтение, как только она окрепнет! Если я хотя бы чем-то могу помочь – располагайте мною в полной мере. Я не прощу себе никогда, если невольно мог стать причиной ее страданий!

Филипп был настолько убедителен в тревоге, что по лицу отца стало заметно, как слабеет его уверенность в преступности барона. Признаюсь, даже мне показались его переживания достаточно искренними.

– Что же касается разбойников в цветах моего дома, – приступил к своему объяснению гость, – нет ничего проще. Розыск этих негодяев и объясняет мое присутствие в лесу. Вы слышали, что я сравнительно недавно вступил в наследство?

Отец утвердительно кивнул.

—Так вот. Не успев приступить к управлению, я вынужден был присоединиться к рыцарскому турниру по воле Людовика. Вернувшись, я обнаружил, что дела в поместье крайне запущены. Часть людей разбежались, ведь дядя, которого вы соблаговолили упомянуть добрым словом, да упокоит Господь его великую душу, в последние годы жизни был слишком слаб, чтобы быть в состоянии твердой рукой наводить порядок.

Барон печально вздохнул, пытаясь показать, насколько тяжелы ему воспоминания об утрате родственника.

—Позавчера мои люди заметили нескольких предателей, забывших свои клятвы верности. Взяв с собой несколько надежных храбрецов, хотя с виду и отъявленных головорезов, но абсолютно набожных и чистых в своих побуждениях воинов, я отправился на поимку преступников задолго до рассвета. Несколько часов мы выискивали их стоянки вдоль дороги, прислушиваясь к звукам и высматривая следы. Вдруг какой-то разбойник, спрыгнул с дерева на коня позади меня и предательским ударом сбил шлем с моей головы. Я изловчился и сбросил душившего меня негодяя на землю. Мои подоспевшие воины связали его и прикончили еще пару его товарищей, прятавшихся в засаде.

Барон разгорячился настолько, что даже стал показывать, как разобрался с врагом.

– Раны мои, как вы можете убедиться, были всего лишь царапинами, – Филипп сдвинул ворот одежды и открыл отцу широкие синяки на своей шее.

Мелани тихо ойкнула и схватила мою руку.

– Так это был не мой бред. Значит, он действительно приходил, пока я была в плену. И это я пыталась задушить его!

Я сочувственно погладила несчастную женщину по руке, после чего приложила палец к своим губам, предупреждая, что нас могут услышать.

Отец кивнул, словно убедился в храбрости барона, а тот продолжил:

– Своих троих спутников я отправил напрямик через заросли, сам же поехал по дороге, которая сильно изгибалась и петляла в том месте. Я немного задержался, и мои воины первыми застали вашу дочь с, как я теперь понимаю, Мелани д’Эвилль.

Филипп нервно вышагивал в разные стороны как голодный зверь.

– Напрасно мы кричали ей вслед, уверяя, что не представляем никакой угрозы. Как я и сказал, ваши лошади слишком быстры для наших земель. Что я мог поделать?

Филипп закашлялся, а отец предложил ему вина. Барон поблагодарил, сделал добрый глоток и закончил свое объяснение.

– Убедившись, что всадницы в безопасности, я развернул коня и отправился к себе. Я твердо решил прибыть к вам на следующий день, дабы справиться о здоровье Агнессы де ла Рош и ее неведомой спутницы. И вот я перед вами, господин граф.

И тут произошло нечто странное. С последними словами барон сделал быстрый шаг к отцу, что-то ему молча показал и отступил на свое место. Я не смогла понять, что именно, потому что д’Аркур стоял к нам спиной.

Хозяин замка изменился в лице и уже другим тоном ответил своему гостю.

– Барон, ваши объяснения меняют картину произошедшего. Первое время я просто не мог поверить, что мой лес стал местом для бесчинств, к которым могут быть причастны представители благородных родов. Хорошо, что вы пролили свет на эту тайну.

– Более того, – нетерпеливо перебил отца Филипп, – я хочу вас попросить об одолжении в связи с этим.

Отец вопросительно посмотрел на него.

– Преступление произошло в ваших землях. Будет правильно, если вы присоединитесь ко мне, чтобы свершить правосудие.

Барон пояснил, заметив немой вопрос в глазах отца.

– Одного-то мы смогли взять живым. Конечно, он отпирается от участия в этом грязном деле, но все факты налицо. Прошу вас, граф, приезжайте завтра в мой замок.

Видя, что отец еще колеблется, барон с улыбкой сказал:

– Мои охотники поймали славного кабана, и после суда мы попируем, чтобы разрешить это недоразумение!

Отец улыбнулся в ответ и согласился.

– Теперь я покидаю ваш замок с огромным облегчением и жду вас непременно!

Отец проводил барона до дверей, и оба, раскланявшись, простились.

Мы выбежали к отцу, который задумчиво смотрел в окно, поглаживая свою бороду. Наши шаги заставили его обернуться.

– Полагаю, вы слышали разговор?

– Я думала, что ты не подозреваешь про этот секрет…

Он рассеянно улыбнулся.

– Плохим бы я был хозяином, если бы не знал про тайны замка, в котором я когда-то бегал мальчишкой. Однако не будем об этом, я принял решение и завтра съезжу к барону. Многое в его истории вызывает у меня сомнения, вот и попробую разобраться на месте.

Он быстро поклонился и собрался уходить.

– Отец, а что он показал тебе? – попыталась его задержать я.

Он отмахнулся:

– Пустое. Забудь! – и вышел вон, оставив нас в полном недоумении.

Весь следующий день мы нетерпеливо ждали возвращение отца, но он приехал, когда мы уже разбрелись по кроватям.

Мы встретились с отцом только в обед. Он сидел, державшись за голову, и показался мне уставшим: лицо осунулось, под глазами пролегли темные тени.

– Простите меня, но сегодня я не в силах долго беседовать. Скажу лишь, что мне не удалось выведать ничего нового. Разбойник, которого они поймали, мог только стонать от увечий. Единственно, что он успел сказать при мне: “Смилуйтесь!” – после чего забылся в беспамятстве. Ни холодная вода, ни удары розгами не привели его в чувство. Промучившись некоторое время, мы отправились по приглашению барона отобедать. Подавали славную кабанину с овощами, и вино у барона отменное.

Заметив разочарование в глазах Мелани, отец быстро добавил:

– Во время трапезы я, как бы ненароком, спросил Филиппа, дабы проследить за его чувствами: как же беглые люди могли забрести так далеко от его владений и схватить несчастную даму, и почему они потом возвращались к его землям обратно?

Мелани горько рассмеялась.

– И что же господин барон?

– Он резонно заметил, что не знает, где именно вы попали в плен к этим мерзавцам.

– Пытался ли он выведать еще какие-то подробности обо мне?

– О, да! Но не беспокойтесь, я рассказал, что вы в чрезвычайно плохом состоянии, чтобы разговаривать.

Граф прервался и пожаловался на духоту.

Слуги по моему приказу распахнули настежь двери, чтобы пустить свежий воздух со двора. Отец смочил лоб прохладной водой, и ему стало лучше.

– Больше мы эту тему не поднимали. Барон настойчиво предлагал мне остаться у него, но, знаете, я рад, что не воспользовался его гостеприимством: другой бы уже рассердился из-за подозрений, а он излишне спокоен.

Отец встал, чтобы с нами проститься, но не удержался на ногах и сел обратно на скамью.

– Меня немного мутит после вчерашней трапезы… Возможно, я переусердствовал с вином, – он слабо улыбнулся. – Пожалуй, я отдохну сегодня. А завтра подумаем, как нам действовать дальше. Агнесса, позови моего слугу – пусть проводит меня.

Я посмотрела ему вслед, и вдруг мне стало не по себе.

Ты знаешь, Амори, хотя отец был немолод, но походка его оставалось крепкой. Да, волосы его побелели, а лицо покрылось морщинами, но глаза так же ярко горели волей и рассудительностью, как и раньше. Он продолжал ездить верхом и упражнялся с мечом. Кроме того, он мог похвастаться завидным аппетитом. Он никогда не жаловался на здоровье.

Ни на следующий, ни через день отцу не стало лучше.

Наш капеллан, немного сведущий во врачевании, сообщил, что у больного жар, рвота и медвежья болезнь, но с божьей помощью все наладится, а до тех пор его лучше не беспокоить.

Видя мою разрастающуюся тревогу, Мелани не отходила от меня. Поверишь ли ты мне, Амори, но с ней действительно становилось легче, а ее слова удивительным образом внушали надежду.

Утром третьего дня после возвращения от д’Аркура отец вызвал нас на свою половину.

Мы вошли тихо, боясь потревожить больного. Он полулежал на кровати в темной комнате с закрытыми ставнями на окнах. Обложенный подушками, несмотря на растопленный камин в жаркий день, он сильно зяб и кутался в меховые покрывала.

Он заметно похудел за эти дни. Губы его приняли светло-синий оттенок, на лице и шее проступили пугающего вида темные пятна. Грудь часто вздымалась, а каждый вздох сопровождался тихим свистом. Его некогда сильные руки, легко подбрасывавшие меня чуть ли не до потолка, сейчас превратились в тонкие веточки и не могли обрести покоя, безостановочно трясясь и судорожно сжимая одеяло.

Некоторое время его взгляд был устремлен в пустоту. Наконец он очнулся от грез и попытался сделать рукой то ли приветственный, то ли успокаивающий жест, но та безвольно упала.

Не в силах сдерживать нахлынувшие чувства, я подбежала к кровати, упала рядом на колени и накрыла его ладони своими, чтобы помочь ему унять дрожь. Отец беспомощно улыбнулся и хотел было погладить мои волосы, но, поняв, что непроизвольной тряской еще больше напугает меня – отказался от своей идеи.

Нам не нужны были проявления любви, не требовались слова – достаточно было находиться рядом.

Я горько зарыдала, и даже наш гордый граф де ла Рош в тот миг душевного напряжения позволил себе скупые слезы.

Я жарко убеждала отца, что он скоро поправится, а Мелани отошла в сторону, чтобы переговорить с нашим капелланом. Затем она вернулась к нам.

Пристально оглядев больного с ног до головы, она мягко спросила:

– Я вижу ваши муки, сударь, но все же позвольте мне спросить вас. Что вызывает у вас наибольшую боль?

– Сибилла…

– Отец, это Мелани, помните? – быстро поправила я его, решив, что он бредит.

Он умолк на мгновение, поймал ее теплый взгляд, затем продолжил:

– Я постоянно ощущаю обжигающий жар внутри. Ни вино с медом, ни эль не могут его уменьшить и утолить мою жажду.

– Нет ли онемения в ногах?

– Уже прошло. Сейчас мне кажется, будто в них вонзают десятки иголок одновременно. А еще эти судороги: руки и ноги танцуют сами по себе, – он смущенно улыбнулся. – Словно невидимый великан трясет меня. Видно, пришел мой смертный час.

Мелани низко наклонилась и что-то прошептала, чтобы только он смог расслышать.

Схватив меня с неожиданной для ее изящной фигуры силой, она выволокла меня из комнаты вон, на прощание крикнув отцу:

– Мы еще навестим вас, граф, но немного позднее.

Я успела заметить удивление и (вот что странно) проблеск надежды на его лице.

Мелани бежала по замку так быстро, что я едва поспевала за ней. У своей комнаты она резко остановилась и огляделась по сторонам, нет ли кого, кто мог бы ее ненароком услышать.

– Милая моя, дорогая моя Агнесса, – обратилась она ко мне, крепко взяв меня за руки и неотрывно глядя мне в глаза, – я прошу вас стойко меня выслушать. Я уверена, что вашего отца отравили. Я уже видела схожие симптомы у своего дяди, когда тот умирал на руках моей семьи. Несчастный человек проходит три стадии с обманчивыми периодами улучшений: сперва боли в животе и рвота, затем нестерпимая жажда, пятна на теле, онемение и спустя неделю – бред, горячка, тело буквально синеет. Отравленный не может дышать и погибает в страшных судорогах. Если дать вовремя антидот из трав, то существует призрачный шанс на выздоровление. Если же нет – стоит готовиться к худшему.

Страх обрушился на меня ледяной волной: голова закружилась, а руки похолодели. С трудом я выдавила из себя вопрос:

– И что это за яд? Вы думаете, что барон отравил отца?

– Думаю, этот подлец намеренно заманил вашего отца в ловушку, чтобы оставить нас без его защиты. Что касается самого яда, я не знаю его точный состав. Мне известен лишь антидот, которым поделился Пьер де Лимож, известный профессор медицины из Монпелье, которого мой отец вызвал для спасения своего брата.

– Помог ли он вашему дядюшке? – с надеждой спросила я.

Мелани отрицательно помахала головой и сжала мою руку.

– Но мы должны попытаться! Я отправлюсь на поиски по округе, чтобы собрать нужные ингредиенты. Вы позволите мне взять лошадь из конюшни?

– Конечно! Дать вам стражников, вдруг люди д’Аркура следят за замком?

Женщина задумалась.

– Пожалуй, нет. Лучше распорядитесь, чтобы мне принесли одежду слуги-подростка моего роста. Так, я думаю, мы меньше привлечем внимания.

Грязная, растрепанная Мелани вернулась к вечеру. В ее глазах читались усталость и разочарование – поиски оказались тщетными.

Одежда на ней была изорвана, а красивые руки – сильно исцарапаны. Она объяснила, что продиралась сквозь колючие кусты крапивы, чтобы добраться до острых листьев падуба. Она пробродила по лесу еще несколько часов, но так и не смогла найти соцветия девясила и вербены и попросила дать ей проводника.

“Спрошу-ка на кухне. Интересно, где они собирают свои травы для приправ?” – подумала я.

Оказалось, что этим занимался сын старшей кухарки, Симон. Он хорошо знал места, где растут разные травы. Это был славный мальчуган, лет тринадцати, который усердно помогал матери и, по ее уверениям, скоро научился бы готовить не хуже нее. Несчастная женщина рано овдовела, и старший сын стал ей надежной опорой.

Если бы я только знала, какой ужас его ждет!

Письмо сестры. Пришла беда – отворяй ворота

Наш дом полюбили горькие вести.

В полдень следующего дня, когда Мелани с Симоном ушли на новые поиски, в замок прискакали два всадника от аббата Фризо и попросили о немедленной встрече с графом де ла Рош.

Я объяснила, что отец серьезно болен и готова выслушать их вместо него.

Они переглянулись и поведали мне ужасные новости.

Пропал ученик из монастырской школы. Монахи вместе с жителями из близлежащих селений обыскали все вокруг, но мальчика нигде не было. И вот, когда люди вовсе отчаялись – свершилось чудо.

Посланники зловещим прошептали, что уже через несколько часов в нашем лесу было найдено тело несчастного ребенка, зверски замученного для сатанинского ритуала. Сам святой Бенедикт привел приора монастыря с людьми к месту убийства.

Оба монаха, перекрестившись, огляделись, нет ли поблизости посторонних.

– Госпожа де ла Рош! Не случалось ли чего странного в округе за последние дни? Не замечали ли местные жители каких-либо проявлений зла или чужаков?

Я растерялась, не зная, стоило ли упоминать историю с Мелани, но рассудила, что она не имеет отношения к убийству и лучше умолчать об ее появлении.

Получив отрицательный ответ, оба кивнули, словно именно этого и ждали.

– Аббат велел предупредить вас, чтобы вы были осторожны. У него было тоже видение, и это только начало страшных бед, – монахи поклонились и умчались восвояси.

После их отъезда у меня никак не выходили из головы их зловещие слова. Пугающие события, словно ядовитые пауки, вылезали из всех щелей, опутывая плотной черной сетью мою некогда безмятежную жизнь.

Единственный человек, который всю мою жизнь был для меня надежной скалой и защищал от любых невзгод, теперь сам нуждался в моей помощи, а мне так нужен был его совет. Я отправилась к отцу, хотя ни за что не решилась бы рассказать об убитом мальчике в нашем лесу.

“Просто посижу с ним рядом”, – убедила я себя, смахнув набежавшую от обиды на судьбу слезу.

Не успела я присесть у изголовья кровати, как пришедший проведать больного капеллан нервно попросил меня не тревожить отца, который забылся редким сном. Я вспыхнула и выскочила вон.

Вдруг кто-то дернул меня за рукав. Я обернулась и увидела мать Симона, прячущуюся за колонной.

Эльза засмущалась и так быстро что-то принялась лепетать, что мне никак не удавалось ее понять.

Наконец мое терпение иссякло, я прикрикнула и велела ей замолчать. Кухарка так и замерла с открытым ртом.

– Что случилось? Говори медленнее, а то я не могу разобрать в твоей трескотне ни слова.

– Вашмилость, простите мою грубость: два дня уж как хочу вам рассказать да все смелости не могу набраться, – кухарка совершенно смутилась.

– Ну что рассказать? Не томи уже! – поторопила я ее.

– Что хотите делайте со мной, только вот как я седня услыхала от мажордома, что мальчонку тово ведьма в нашем лесу сгубила, сразу обмерла от догадки. Стою и думаю, ну как же так, о чем я раньше дура думала.

Я молча слушала, боясь нарушить ход ее мыслей. Постепенно она расхрабрилась и бойко принялась перечислять, загибая пальцы.

– Молоко не успевают от коровы с пару принесть, а оно такое кислое, что уже и на блины не годится. Это раз. Яичницу пожарить невозможно: то тухлое яйцо, то и вовсе с двумя желтками. Это два. Тесто киснет, но не поднимается, отродясь такого не было. Это три. Да и не только у меня все не клеится. Вон и он тоже жалуется, – она обернулась, выискивая кого-то. – Рене, где ты, остолоп? Ходь сюды.

Из темноты коридора, чрезмерно кланяясь, выскочил конюх.

– Ну, – Эльза требовательно дернула его за руку, – говори!

Тот освободил свою руку и пробормотал.

– А чего говорить-то? Давеча у сивой жеребенок о двух головах родился, мы сожгли его от греха подальше. Мерин батюшки вашего ослеп на левый глаз. Скотницы жалуются, что петухи кукарекают без отдыха – беду кличут.

– Во-во, вашмилость, – отпихнула его Эльза, – а как молва разнеслась седня, тут мне и ясно стало. В замке ведьма завелась.

– Ведьма? – эхом повторила я. – И кто же?

– Ну, сами подумайте, кто недавно у нас появился?

И тут меня озарило.

– Вы что, подозреваете Мелани д’Эвилль, виконтессу д’Авен в том, что у вас молоко скисает, и петухи глотку рвут? – раздраженно спросила я.

– Да, может, она и не намеренно это делает, просто коли проклята, так и тянется за ней все худое. Хотя вот на убийцу не похожа она, грустная какая-то. Но все же надо испытать.

– Испытать?

– Да, есть верное средство. Люди испокон веков говорили, что ежели убить змею, отрубить ей голову, а в пасть ей положить зубок чеснока и в землю закопать, а как тот прорастет, взять его побеги, добавить в варево и подать в…

– То как раз наступит уже осень, когда чеснок твой прорастет, – невольно улыбнулась я.

Кухарка не растерялась и предложила еще одну мысль. Я поразмыслила мгновение.