
Полная версия:
Песни служителей Адхартаха: призыв
Пришла очередь выехать вперед королевскому герольду, который выкрикнул в ответ: “Король Франции Людовик с супругой Маргаритой Прованской и двором совершили трудный путь, чтобы навестить своего доброго вассала, доблестного графа Жана де Блуа де Шатильон и его благочестивую супругу”.
Герольды съехались, поклонились друг другу и уже вместе заиграли в свои трубы, украшенные тканями, с вышитыми гербами своих хозяев.
Под их звуки мы приблизились к королевскому кортежу.
Граф спешился, быстро подошел к поджидавшему его верхом королю и, преклонив колено, произнес ритуальную фразу о великой чести приветствовать своего сюзерена в графстве. Король без помощи слуг спрыгнул с коня, поднял графа и обнял. Не выпуская его из рук, Людовик подвел его к королеве, которая ждала на норовистой лошади гнедой масти. Жан де Блуа поклонился, и попросил позволить ему выбрать ее дамой его сердца, чтобы он мог беззаветно служить ей. Маргарита, будучи, без сомнения, мудрейшей женщиной Франции, с улыбкой ответила, что разрешает только на время турнира, а потом требует вернуть эту честь Алисе Бретонской. Графиня, которая стояла вместе с нами неподалеку, благодарно поклонилась, услышав доброту королевы.
– Ваше величество, позвольте и мне присоединиться к просьбе моего мужа служить вам и вступить в ваш не менее храбрый, но гораздо более утонченный и прекрасный отряд, чем воинство мужчин.
Королева рассмеялась.
– С радостью принимаю ваш оммаж, пока продлятся состязания! – И, посмотрев в нашу сторону, попросила: – А сейчас расскажите мне о ваших очаровательных спутницах.
Графиня представляла нас королеве, а та на удивление оказалась высоко осведомлена о каждой из нас. Она легко называла наши фамильные дома, знаменитых предков. Когда очередь дошла до меня, она заметно погрустнела.
– Ах, дорогая госпожа д’Эвилль, – обратилась она ко мне с искренним сочувствием, – Ваш муж погиб, защищая нашего брата, графа д’Артуа, Роберта Доброго. Две сотни отчаянных смельчаков ворвались в египетскую крепость Эль-Мансуру и почти все полегли. Из той отчаянной битвы вернулись в лагерь пять или шесть человек. Людовик рассказывал мне, что семь рыцарей вместе с Робертом укрылись в доме и защищались столь рьяно, что долгое время сотни врагов не могли победить этих великих людей, и только спустя целые сутки рассвирепевшие от унижения враги смогли растерзать на куски наших израненных воинов. Ужасная трагедия.
Королева обернулась, выискивая кого-то в толпе придворных.
– Нас сопровождает барон Филипп д’Аркур. Он единственный, кто уцелел в том бою из свиты короля. Я обязательно попрошу его рассказать всем нам историю о доблести наших героев. Кто знает, может, и вы узнаете какие-то новые подробности, – королева наклонилась ко мне и тихо сказала, – Я чувствую необходимость отблагодарить вас за мужа, которого король забрал на следующий день после свадьбы.
Я скромно поклонилась. Маргарита Прованская ласково погладила меня по щеке и двинулась дальше к почтительно поджидавшим ее придворным.
Тем временем слуги подкатили на телеге пару бочонков с вином, разбили шатер на лугу у реки и разложили легкие закуски. Оба отряда окончательно перемешались, и все со смехом и громкими разговорами устремились к прохладной реке передохнуть после долгой дороги и слегка перекусить.
Граф представлял королю своих вассалов и хвастливо рассказывал ему об их былых заслугах в предыдущих турнирах и сражениях. Так случилось, что я оказалась неподалеку и могла хорошо расслышать, о чем говорили король с графом де Блуа. Людовик подбадривал рыцарей, вспоминал тех, с кем довелось участвовать в крестовом походе и шутливо сетовал, что граф подготовился и собрал лучших воинов, чтобы не оставить и малейших шансов королевскому отряду.
– Да, тяжеловато нам придется, – притворно сокрушался король, затем хитро улыбаясь, добавил. – Правда, у меня все еще есть мой Филлип. Он стоит десятка, посмотрим, может и не осрамимся.
Дошла очередь приветствовать бургундцев, угрюмо державшихся особняком. Повелитель похлопал по плечу склонившего голову Жана Бургундского и пожелал ему удачи в турнире. Затем король обернулся и выкрикнул имя, заставившее меня вздрогнуть:
– Д’Аркур, где ты? Мы желаем тебя видеть, неужели ты спрятался от будущих противников?”
Из толпы придворных выступил высокий темноволосый мужчина около тридцати лет. В отличие от большинства дворян он был в боевом снаряжении, в длинной кольчуге и, несмотря на теплый день, даже в кольчужных чулках. Широкий кожаный ремень подпоясывал красно-желтую полосатую накидку-сюрко и удерживал богатые ножны с мечом, на который барон тут же воинственно положил левую руку, правой уперся в бок и, горделиво выставив одну ногу вперед, с вызовом стал бросать взгляды по сторонам, показывая готовность к немедленной схватке.
– Я здесь, ваше величество. Вы прекрасно знаете, что д’Аркуры не боятся никого. Я думаю, меня намеренно отвлекли отменным куском окорока и местным вином, которое, вынужден признать, очень неплохое.
Людовик самодовольно пихнул гостеприимного хозяина в бок.
– Поберегите моих воинов, граф. Люблю этого молодца, – затем король пошутил, – Ты слышишь, Филипп? Если бы ты был мой брат, я бы передал корону тебе и мог бы спокойно уйти на покой в монастырь.
Барон громко расхохотался, как будто ничего забавнее в жизни не слышал.
– Поверьте, ваше величество, мне тоже искренне жаль, что не могу называть вас братом. Но если уж не зовете братом, так не называйте и трусом.
– Ну, ладно, ладно, – примирительно сказал Людовик, – Вряд ли кто-то решит, что ты бежишь боя, если даже в поездку к друзьям ты одет, как на войну.
– Вам ли не знать, ваше величество, после последнего крестового похода: друзья так часто предают, что именно к ним и надо ехать во всеоружии.
– Но не в этот раз, барон, – нахмурился король. – Здесь мамлюков нет. У графа мы можем чувствовать себя в безопасности, потому отвлекись от мыслей о былых сражениях. Пойди-ка лучше вырази свое почтение королеве и ее дамам – они заметно скучают. Ты обязан доказать, что мои вассалы не только воины, но и куртуазные собеседники.
Филипп молча поклонился и удалился, а Людовик повернулся к хозяину земель.
– Не сердитесь, граф. Филипп тяжело переживает из-за нашего неудачного похода.
– Как и все мы, ваше величество.
– Вы правы, граф, но обещаю, мы еще отомстим, – монарх печально вздохнул и клятвенно осенил себя крестом. – А сейчас не пора ли нам вернуться к нашим поданным?
– Конечно, повелитель, – граф показал рукой в сторону шатров с едой, готовый следовать за королем.
Чета монархов много шутила и подзадоривала будущих соперников во время легкого пира на природе, и только с наступлением сумерек единая кавалькада в приподнятом от вина настроении направилась к крепости де Блуа.
Королевская семья с детьми, родственниками и несколькими приближенными дворянами остановилась в замке графа, остальные разъехались по своим шатрам в поле у ристалища.
Вечером пир продолжился в замке, в конце которого Маргарита Прованская подозвала Филиппа д’Аркура к нашему женскому кружку.
– Подойдите, барон д’Аркур, я хочу вас познакомить с одной очаровательной дамой.
Филипп покинул Людовика и приблизился к нам.
– Знакомьтесь – Мелани д’Эвилль. Я помню, как вы говорили, что сблизились в крестовом походе с ее супругом, Ришаром. Нас интересуют его последние мгновения в крепости Мансур, где он доблестно защищал нашего брата Роберта. Все мы с признательностью послушаем ваш рассказ об отчаянной вылазке в город неприятеля и вспомним наших храбрых героев, перед тем как разойтись спать.
Мне показалось, что барон поморщился при упоминании моего имени, но быстро овладел собой. Он внимательно посмотрел на меня и галантно поклонился, затем повернулся к королеве.
– Стоит ли, ваше величество, бередить старые воспоминания? Минуло много лет. Да мне и рассказать о виконте нечего. Да, мы участвовали в атаке вместе, но горячка боя вскорости разделила нас. Я чудом уцелел, тогда как почти все наши воины погибли.
Чувствуя какую-то загадку, я взмолилась.
– О, господин барон, прошу вас! Для меня малейшая деталь, любой человек, видевший моего мужа перед смертью, бесценны. Ведь мы почти не были с ним знакомы до брака. Поэтому я собираю по крупицам образ того, кому была наречена, но не успела узнать так, как он того заслуживал. Мне легче нести траур по человеку храброму, осознавая, что он отдал свою жизнь во славу Христову, защищая младшего брата короля Франции. Но скажите, правдивы ли разговоры о том, что смельчаков во главе с графом Робертом д’Артуа намеренно заманили в ловушку?
Глаза дам с неподдельном интересом посмотрели на барона. Всех заинтриговала история о тайне и, несмотря на свое нежелание продолжать разговор, Филипп д’Аркур был вынужден сухо ответить.
– Поговаривали, хотя я и отношу это к пустым слухам, что было получено ложное сообщение. Якобы перебежчики поклялись, что гарнизон Мансура присоединился к отступившим войскам арабов, и в городской крепости осталось не больше пятнадцати воинов. Несмотря на свой горячий нрав, граф не бросился опрометчиво в бой, а отправил на разведку некое доверенное лицо, хорошо знавшее план крепости и не раз бывавшее там ранее под видом торговца, чтобы проверить действительно ли крепость беззащитна. По возвращению лазутчик убедил Роберта д’Артуа, что полученные сведения верны, и с полусотней храбрецов граф без потерь сможет принести старшему брату крепость в подарок.
Королева Маргарита удивленно вскинула руками.
– Как? Вы не рассказывали этого раньше. А мы винили исключительно горячность и неосмотрительность Роберта. И кто же этот подлый предатель?
– Ваше величество, перед началом атаки брат короля сообщил всем участникам вылазки, что сведения о Мансуре верные, но сохранил имя своего лазутчика в секрете. Я полагаю, единственный, кто мог бы присутствовать на встрече с ним, кроме самого Роберта д’Артуа, был муж госпожи Мелани д’Эвилль. Ведь он исполнял роль помощника графа, был погружен во все его планы и не отлучался от него во время похода. К сожалению, этот храбрец обрел смерть плечом к плечу со своим господином и уже не сможет пролить свет на эту тайну, – д’Аркур прижал правую руку к груди и с явной внутренней борьбой, читавшейся на его бледном лице, высказал наболевшую мысль вслух. – Лично я думаю, что никаких сообщений не было. Граф самостоятельно решился на атаку города-крепости, чтобы порадовать короля неожиданным приобретением и забрать лавры победителя себе.
Королева задумчиво кивнула и попросила.
– Но все же, барон, расскажите, что же произошло в крепости?
Филипп развел руками и поклонился королеве.
– Если вы приказываете, ваше величество, – затем он поморщился, припоминая давние события, и начал свой рассказ. – Ночь была безлунная. Дневная жара спала, и освежающий ветерок приятно дул с речного канала, на противоположной стороне которого располагались основные силы египетских арабов, не подозревавших о нашем отчаянном плане. Как бы там не было, вначале удача нам сопутствовала: мы смогли перебраться через крепостные стены незамеченными и захватить главные ворота без сопротивления. Граф разделил нас на два отряда и приказал продвигаться вглубь города по параллельным улицам, ведущим к дворцу султана. Не успели мы пройти и двухсот шагов, как ворота за нами захлопнулись с металлическим звоном, а из маленьких улочек, как из десятка ручейков, нахлынуло целое воинство арабов. Они расползались по городским стенам, беря нас в кольцо, и осыпали кучей стрел.
– Граф д’Артуа с вашим супругом, – барон пристально взглянул на меня и продолжил, – а также еще с несколькими сторонниками попал в окружение и не имел никаких шансов спастись. Смельчаки ворвались в ближайший дом и там забаррикадировались. К большому несчастью, остальные наши воины не имели ни малейшей возможности прийти к ним на помощь. Даже сейчас у меня в голове продолжают отчетливо звучать яростные голоса горстки несчастных смельчаков из охраны брата короля, отчаянно отбивающихся от атак на их последнее убежище. Бой подхватил и унес нас в другую сторону. Мне больно это говорить, но наш отряд уже не сражался, а позорно пытался скрыться от гнавшихся за нами неверными. Враг оттеснял нас прочь, загоняя все дальше вглубь незнакомого города. Мы бежали, не разбирая дороги, по наитию сворачивали в узкие улочки, где арабам было сложнее расстреливать нас из луков. Отставшим и обессиленным от бешеного бега не оставалось иной возможности, кроме как остановиться и принять последний бой. Ценой собственных жизней они задерживали волну наших врагов, подарив несколько драгоценных мгновений остальным, чтобы мы смогли осмотреться и понять, куда двигаться дальше.
– Как же вам удалось вырваться из западни? – невольно вырвался вопрос из груди графини де Блуа.
– Я не перестаю задавать себе этот вопрос и поныне, сударыня. Пожалуй, простое везение. Нас осталось шестеро, когда мы уперлись в широкие ступени лестницы на городскую стену. Больше бежать было некуда. Я опустился на колени, чтобы попросить господа дать мне сил принять смерть достойно. Неверные выскочили на нашу улочку и кровожадно завопили, увидев нас. Это был конец. И тут меня осенило. Видимо, недалеко от того места была конюшня и повсюду вокруг были разбросаны тюки с соломой. Повинуясь наитию, я схватил два огромных тюка, взбежал с ними на стену и отчаянно прыгнул вниз. Я старался удерживать солому подо собой, чтобы приземлиться точно на нее. Это сработало —тюки смягчили удар. Хотя я долго потом кашлял кровью от удара при падении, но я остался жив. Завыв как дикий волк от смеси чувств: радости, ярости и злости, я погрозил кулаком врагам и поклялся мстить неверным покуда будут силы за моих погибших братьев во Христе.
Дамы вскрикнули от ужасной картины, у некоторых из них по-особенному заблестели глаза при взгляде на рассказчика. Как только он понял, что завладел их вниманием, самодовольная улыбка проскользнула и померкла на его лице. По крайней мере, на мгновение мне показалось, что я ее заметила. Филипп продолжил свой рассказ, подолгу останавливая свой взгляд на вздыхающих дамах.
– Все пятеро прыгнули вслед за мной, но лишь двое тамплиеров смогли встать на ноги – Хьюго де Немур по прозвищу Одноухий и Бернард де Соннак – племянник великого магистра ордена. У остальных были сломаны ноги, и их участь была не завидна: подоспевшие стражники закидали их камнями со стены. – рассказчик покачал головой. – Нельзя было терять ни минуты – до нашего лагеря было около полутора лье, а враги на стенах громко кричали друг другу и показывали в нашу сторону. Хромые, спотыкающиеся, но полные решимости выжить и рассказать королю историю христианской отваги, мы перебегали от одной груды валунов к другой, чтобы сбить с толку наблюдавших за нами стражей на стенах. Вблизи уже показались огни нашего лагеря, и мы поверили, что нам удалось спастись.
Барон замолчал и склонил голову. Пока он стоял в задумчивости, никто не посмел его поторопить. Все терпеливо ждали продолжения. Выдержав паузу, господин д’Аркур встрепенулся и извинился.
– Простите, воспоминания нахлынули на меня.
Все наперебой принялись уверять его в полной поддержке его чувств. Он благодарно поклонился и продолжил.
– Увы! Нашим наивным мечтам не суждено было сбыться. Позади нас послышался лошадиный топот и радостное улюлюканье арабских воинов разорвало ночную тишину. Преследователи были уже близко и настигали нас столь быстро, что нечего было и мечтать успеть добраться до своих. Я остановился, ибо бежать больше не было сил, выхватил меч и приготовился отдать свою жизнь подороже. Тамплиеры, которые были еще в худшем, нежели я, состоянии, встали рядом, готовые к бою, с мечами на перевес. Хьюго де Немур хрипло захохотал и выкрикнул, что он горд умереть рядом с нами. Мы согласно кивнули в ответ. Из темноты выскочила четверка всадников, которые оторвались от отставших двоих на несколько корпусов, и первыми напали на нас. Я извернулся, в последнее мгновение отпрянул в сторону от несшегося на меня всадника и рубанул наотмашь по крупу коня. Бедное животное захрипело и кувыркнулось вперед, подмяв под себя незадачливого араба. Краем глаза я заметил, что Хьюго сдернул своего противника с коня, ухватившись за вражеское копье, и быстрым взмахом меча прикончил поврежденного врага. К сожалению, последний наш товарищ был не столь удачлив. Бернард изловчился вогнать клинок в шею лошади одного из нападавших, но всадник уцелел и, спрыгнув, яростно напал на тамплиера сзади, тогда как другой араб ранил нашего спутника копьем. Бернард перерубил древко и завалился на одно колено, уже с большим трудом отмахиваясь от сыпящихся на него ударов со всех сторон. Мы бросились на помощь, но было уже поздно. Изогнутая сабля всадника сверкнула подобно молнии, и голова Бернарда де Соннак отлетела от тела. В диком порыве Хьюго метнул захваченное копье с такой силой и ненавистью, что оно просто разорвало кольчугу врага и почти целиком прошло насквозь, вытянув за собой плоть убийцы. Последний не успел даже осознать, что произошло и с удивленным лицом рухнул с коня на землю. Бернард был отомщен. Я тем временем обменялся несколькими ударами с последним из четырех нападавших, выбил из его рук изогнутый меч и следующим рубящим ударом расколол его голову надвое.
Филипп почтительно прервался, заметив, что к ним подошел Людовик и внимательно прислушивается к рассказу своего любимца. Король ободряюще взмахнул левой рукой, призывая барона продолжать, а в другую взял руку своей опечаленной супруги и нежно поцеловал.
– Ваше величество вряд ли услышит что-то новое. Я не раз рассказывал вам о событиях той ужасной ночи, которая стала первым камнем в череде несчастий, смертей, предательств и вашего заточения в плен.
– Продолжайте, барон, ничего позорного нет в памяти наших бед, ибо они дают нам силы для новых побед , – промолвил король.
– Ошеломленные неожиданным отпором, двое оставшихся арабов не решились приближаться и расстреливали нас из луков с некоторого расстояния. Тактика увенчалась успехом, я был легко ранен в руку, но вот у тамплиера стрела опасно торчала из правого плеча, и сюрко обагрилась кровью. Он перехватил меч из повисшей как плеть правой руки и выкрикивал ругательства, вызывая их на рукопашный бой. Я понимал, что время действует против нас. Хьюго быстро слабел и уже с трудом держался на ногах из-за потери крови. Моя рана, сколь несерьезной мне первоначально казалась, начала ныть и беспокоить меня легким онемением руки.
Осмотревшись в поисках укрытия, я заметил, что рядом с первым погибшим под тушей все еще дергающегося коня валяется полный набор вооружения арабского война: щит с копьем, лук и стрелы. Я резко метнулся к павшему врагу и чудом избежал очередной стрелы, которая просвистела ровно в том месте, где я находился мгновение назад. Окрикнув Хьюго, я швырнул к его ногам щит, чтобы он хотя бы как-то укрывался от стрел, сам же подхватил копье и рванными движениями, раскачиваясь из стороны в стороны, чтобы мешать лучникам хорошо прицелиться, бросился к нападавшим. Я вложил последние силы в бросок копья, не смог устоять и повалился вперед. Прекрасный арабский скакун встал на дыбы и спас своего господина от смерти, но от силы удара опрокинулся на спину, похоронив под своей тяжестью очередного нашего врага. Тут же острая боль прожгла мое бедро, видимо, стрела последнего врага нашла себе путь, в момент, когда моя кольчуга задралась при броске. Не в силах стоять, я рухнул на песок. Хьюго, закрываясь щитом и слегка пошатываясь, волок меч по земле в повисшей из-за раны правой руке. Шаг за шагом он медленно наступал на врага, выпускавшего в него одну стрелу за другой. Вдруг тамплиер заревел священные слова словно не человек, а дикий медведь, тяжело ступая на землю: Pater… noster… qui… es… in… caelis… sanctificetur… nomen… tuum… Adveniat… regnum… tuum. Первые лучи утреннего солнца выскочили из горизонта и легким багренным ореолом осветили могучего храмовника. Весь облик его, неустрашимость его, воля его, слились в непобедимого воина света, идущего на свою последнюю схватку со злом. Столь грозен был вид его, что одинокий наш противник дрогнул, выпустил последнюю стрелу и скрылся, оставляя за собой столб пыли. Хьюго остановился, взглянул на небо, вытер пот с лица и упал лицом в песок. Собравшись с силами, я подполз к нему, перевернул его, чтобы даже уже не услышать, а угадать последние слова. Et dimitte nobis debita nostra. На чужой земле, под звуки непонятной и враждебной природы, под пение неизвестных птиц, под трескотню и жужжание странных и загадочных насекомых, воин ордена храма, Хьюго де Немур, умер от ран и закончил свой крестовый поход. Мне же не оставалось ничего, как проститься с моими погибшими товарищами, перевязать кое-как свои раны и побрести в лагерь. Мой долг перед павшими толкал меня вперед и придавал мне сил. Нет, не ради собственного спасения, а для того, чтобы смерти всех участников этой вылазки не оказались напрасными, и соплеменники узнали правду о мужестве и стойкости отряда графа Роберта д’Артуа, младшего брата благочестивого короля Людовика Девятого.
Филипп замолчал, а король поднялся и произнес в общей тишине.
– Et dimitte nobis debita nostra. И прости нам долги наши. Да уж поистине, великие люди делают времена великими. Господа и дамы, я более не задерживаю вас. Пусть же ночь прогонит печаль из наших сердец, ведь завтра мы должны праздновать и веселиться на турнире. Спокойной ночи, а я хочу еще помолиться перед сном о памяти моих воинов.
Людовик взял под руку Маргариту и удалился. Оставшиеся проводили супругов почтительно склоненными головами.
Затем Филипп д’Аркур обратился ко мне, отчетливо проговаривая слова.
– Прошу простить меня, если я невольно расстроил вас своим рассказом. Повторюсь, я был мало знаком с вашим мужем, но знаю точно, что он был чрезмерно преданный долгу человек. Ведь вы настолько прекрасны, что покинуть вас после свадьбы я не сумел бы даже по прямому приказу короля.
Несмотря на его почтительный тон, я заметила нечто настораживающее в его взгляде. Он говорил, а сам пристально изучал меня, рассматривал так же как дети, которые восхищенно любуются жучками, прежде чем начать безжалостно отрывать им крылышки и ножки. Холодок невольного страха пробежался по моей спине.
Графиня де Блуа почувствовала мою обескураженность и обратилась к оставшимся дамам.
– Пожалуй, нам всем нужно поблагодарить барона за его рассказ. Однако время к молитве и ко сну. Всего доброго, дорогой барон, желаем Вам завтра удачи на турнире.
Все раскланялись и стали расходиться по своим местам ночлега.
История загадочной гостьи. Турнир
Спала я той ночью очень скверно. Один кошмар сменялся другим. Первым пришел во сне мой муж, бледный и окровавленный, он протягивал ко мне трясущиеся руки и молил меня о чем-то своим взглядом. Я коснулась его рукой, чтобы успокоить, но он рассыпался от моего прикосновения в серый прах. На его месте поднялся белый дым, из которого проступили очертания восточного города из желтого песчаника.
Караван верблюдов с поклажей медленно входил в высокие городские ворота. Не знаю почему, но мне казалось важным выяснить тех, кто его сопровождал. Я вглядывалась поочередно в лица погонщиков, торговцев, стражников, но не узнавала никого. Лишь один высокий человек, кутавшийся в темную накидку, прятал от меня свое лицо и отворачивался, как бы я не старалась его рассмотреть.
Внезапно налетел сильный смерч и развеял строения, людей, животных и поднял песчаную бурю, из которой навстречу мне тяжело вышел тамплиер. Яркий плащ, сотканный из капель крови, колыхался на ветру за его спиной. Опущенный длинный меч в его руке оставлял глубокую борозду на песке там, где он прошел. Вдруг буря, ветер, шум – все разом стихло. Воин вскинул неподъемный меч на головой и с громовым ревом: “sed libera nos a malo” разрубил меня пополам, после чего рассыпался песком. Предсмертным выдохом я закончила его молитву: “Amen” и вырвалась из цепей жуткого сна.
Утро было под стать моей ночи – серое и пасмурное. Хмурые тучи низко нависали над землей и напоминали бушующее море, высокими волнами неслись по небу, накатывая и сталкиваясь друг с другом. Крупные облака поглощали мелкие и сливались в гигантское бурлящее темное полотно, которое ждало своего мига, чтобы разверзнуться проливным дождем.
“Хотя палящее солнце и зной были бы изнурительнее для состязания” – размышляла я, поглядывая на небо, по пути к ристалищу.
Благородные дамы, а также дворяне из свиты короля, не участвующие в турнире, переговариваясь, неспешно занимали места на трибуне. По бокам от Людовика с супругой, сидевших на возвышении в центре, разместились на правах хозяев граф и графиня де Блуа. Последняя, следуя своему правилу не отпускать меня от себя надолго, настояла, чтобы я села рядом с ней, благодаря чему у меня был прекрасный обзор.