Песни служителей Адхартаха. Призыв

Прозвучал сигнал участникам сходиться.

Де Комменж держал дистанцию, но горбун резко атаковал через боль диагональным замахом снизу вверх – целясь в низ живота.

Молодой оруженосец парировал и тут же скользнул вбок, стараясь держаться у раненой руки горбуна.

Но Гийом разгадал его план. Он крутнулся волчком через здоровое плечо и нанес еще один удар мечом плашмя по голове.

Повторно оглушенный Де Комменж упал и, захлебываясь в собственной рвоте, с трудом сорвал с головы помятый шлем.

Зрители облегченно выдохнули: Жив! Еще одну смерть они бы не вынесли.

Только городской палач, стоял в стороне и расстроенно покачал головой, чувствуя некую незавершенность.

Гийом прошел мимо противника в сторону трибун. Там он снял свой шлем-черепник и замер, глядя в пустоту в молчаливом ожидании.

Возникла неловкая пауза, которую наконец прервал смех короля:

– Клянусь честью, есть что-то в этом малом! Я полагаю, он требует посвящения в рыцари, не так ли, мой друг?

Горбун молча кивнул, отстегнул свой пояс с ножнами и отбросил от себя.

– Ну что же, – король хлопнул себя по коленям и поднялся, – ты славно сражался, а барон д’Аркур ручается за твое благородное происхождение.

Филипп утвердительно кивнул.

– В таком случае, господа, исполним наше слово, – холодно сказал Люсовик и повернулся ко мне: – И вас, моя дорогая королева турнира, прошу к нам присоединиться.

Он взял меня за руку и, не дожидаясь остальных, чинным шагом направился к горбуну.

Распорядитель турнира и барон заняли места по обеим сторонам от короля, а я отступила за его спину. По приказу короля Филипп надел на победителя пояс с мечом. После чего Людовик жестом велел Гийому опуститься на колени и ударил его по лицу.

– Пусть это будет последний удар, который ты стерпишь смиренно.

Горбун не шелохнулся.

Людовик повернулся, взял из рук герольда меч и коснулся правого плеча горбуна, а затем – левого.

– Нарекаю тебя рыцарем Гийомом Меуллентом, и да обратишь ты отныне силу своего меча на дело помощи несчастным и сиротам, на служение дамам и твоему сюзерену, на защиту церкви Христовой. Встань, рыцарь.

Глаза горбуна вспыхнули. Никакой желания помогать сиротам я в них не увидела. Только насмешку и самодовольство.

Король вернул меч герольду со словами:

– С этим покончено, начинайте следующие состязания.

В конце церемониала я украдкой посмотрела на Филиппа д’Аркура. Барон, словно происходящее не касалось его вовсе, безразлично разглядывал облака.

Горбун поднялся, и его страшное лицо озарила торжествующая ухмылка.

Филипп подошел к нему и что-то тихо прошептал. Я стояла достаточно близко и смогла разобрать несколько слов: “Исполнено… три года”.

Могла ли я предположить в ту минуту, что стану пленницей этих людей?

Людовик увлек меня обратно, рассказывая по пути забавную историю о том, как ему пришлось посвящать рыцаря Жана де Буйона дважды: сначала тот прокутил все свое имущество и право называться рыцарем, но в крестовом походе отличился, спасая брата короля, чем вернул себе уважение и рыцарский титул.

Я слушала короля, как вдруг глаза поймали белый платок на земле и в голове зазвенел плач несчастного близнеца по брату.

История загадочной гостьи. Убийство и плен

Турнир потряс меня.

Непостижимой представлялась мне мысль о пути к рыцарству через убийства.

Наивная! Сколько разочарований в благородстве меня ждало впереди!

Я вымолила разрешение на отъезд и ранним утром в сопровождении своей свиты и моего родственника Обера д'Эвилль отправилась в сторону Шартра, где неподалеку от границы Нормандии и Блуа находились мои владения.

Я не подозревала, что барон д'Аркур, сославшись на недомогание после падения с лошади, покинул Блуа прошлым вечером.

В первый же вечер мы добрались до Шатодена, где для ночлега разыскали постоялый двор на улице святого Любена. Хозяин – маленький, толстый мужчина – сразу предупредил нас, что у него остались две господских комнаты для меня и Обера на втором этаже, а также одна маленькая на первом этаже за кухней для слуг. Всем остальным нашим людям придется переночевать на сеновале при конюшне.

На наш вопрос, кто же занял все остальные комнаты – он пожал плечами и ответил:

– Люди барона д’Аркура. Правда, – добавил хозяин, – самого барона среди них нет.

Мы вздрогнули при упоминании этого имени.

Весь день Обер только и сетовал на судьбу, уверяя, что “был в одном миге от победы над Филиппом, и только проклятое невезение помешало одержать верх”.

По нашей просьбе хозяин пообещал прислать слугу с едой, чтобы мы не спускались в общий зал. Пока ужин готовился, Обер отлучился проследить за размещением наших людей.

По возвращению он выглядел бледнее обычного. Он шепотом сообщил мне, что в общем зале устроили пирушку воины во главе с тем “самым ужасным горбуном”. И действительно до нас доносились их бесшабашные выкрики и хохот.

Комната Обера располагалась рядом с моей, и я слышала, как он зашел к себе после нашего ужина и лег.

Сон некоторое время бежал от меня. Было душно, и я распахнула окно, чтобы впустить свежий воздух.

Когда я уже почти провалилась в глубокий сон, раздался непродолжительный шум борьбы, звуки падающих предметов где-то неподалеку и чьи-то то ли стоны, то ли всхлипывания.

Проклиная горбуна и его людей за то, что мешают мне спать, я укрылась с головой и, перевернувшись на другой бок, заставила себя заснуть.

Если бы я только поняла тогда, что в действительности происходило!

Поутру мы мило болтали с моей служанкой, когда рядом с нашей комнатой возникла некая суета, сопровождаемая топотом ног и громкими разговорами.

– Посмотри, что там, – отправила я девушку выяснить причину переполоха.

Она вернулась с начальником моей стражи. Старый воин, понуро склонив голову, топтался за ее спиной и смущенно покашливал, не добавляя ясности.

– Да говорите, в чем дело, что случилось? – потребовала я, заражаясь их волнением.

Они переглянулись, и старый воин растерянно пожевал губами, собираясь с мыслями:

– Не знаю даже, как и сказать… Хм… шевалье д’Эвилль погиб, моя госпожа.

– Как погиб?!

Я отпихнула их и бросилась в его комнату.

Поперек кровати, свесив ноги на пол, лежал Обер.

Говорят, что покойники часто выглядят так, будто только заснули. Несчастный юноша выглядел иначе.

Смешанная гримаса ярости и боли искажала его посеревшее, заострившееся лицо. Одной рукой он сжимал рукоятку кинжала, торчавшего в его груди, а другой – валявшийся на кровати небольшой походный мешок.

Мне сделалось дурно, и я присела у окна.

Тощий городской стражник угодливо поклонился и бросил на меня то, что он полагал сочувственным взглядом после того, как хозяин меня представил.

Я кивнула, и они продолжили прерванный разговор:

– Ну, значит, просил энтот господин разбудить его пораньше, куда-то он еще с вечера торопился. Я отправил сынишку своего Жака постучать ему. Тот скоро вернулся и сказал, что господин не отвечает. Тогда я его наставляю: “Ну, приоткрой дверь, дурень, и подойди поближе, потряси его за плечо.” Я же помню, как в молодости все горазды спать. Папаша мой постоянно не мог до меня докричаться, только отцовские удары ореховыми прутьями помогали взбодриться.

Хозяин улыбнулся своим воспоминаниям, затем опомнился, вздохнул и грустным голосом продолжил.

– Ну вот, значит, а сорванец мне отвечает, мол, не так он глуп, как батюшка (я – то бишь) о нем думает. Он уже пробовал зайти, вот только дверь-то заперта на засов изнутри.

Главный стражник многозначительно посмотрел на стоявшего в углу щуплого мальчонку, который беспрестанно кивал в подтверждение отцовским словам.

– Тут уже я заподозрил неладное, поднялся и прихватил своего старшего сынка Жерома.

Все повернули головы в сторону огромного детины, на которого пальцем указывал рассказчик.

– Стучали, мы стучали – все без толку. Что делать? Велел я старшему выбить дверь, а тут такое… – хозяин неопределенно развел руками. – Мебель разбросана. На кровати мертвый молодой господин. Ну, позвали стражников для порядка. Однако странно это все, как же убийца скрылся из закрытой комнаты?

– Может, он сам … того? – озарил комнату гениальной догадкой главный стражник.

– А мебель зачем повалил? Да и как это – сам? Кинжал что ли себе в грудь? А потом гореть в аду? – неодобрительно покачал головой дотошный хозяин. – Да и не похож он был вчера вечером, когда прибыл с этой благородной дамой, на самоубийцу…

Все присутствующие уставились на меня.

– Нет, нет, – пролепетала я, находясь в большом ужасе от подобных подозрений, – мы спокойно поужинали и утром собирались отправиться…

Тут я встрепенулась.

– Знаете, я припоминаю, что ночью слышала шум, но не придала должного внимания, решив, что это пируют…

– Точно! – вскрикнул хозяин и стукнул себя по лбу. – Ведь бедняга ходил на конюшню, а на обратном пути гуляки в общем зале отпустили на его счет пару шуток. Юноша вспылил, но их главный остудил пыл остальных и процедил несколько слов извинений, списав их грубость на чрезмерное количество выпитого вина.

Хозяин почесал подбородок и неуверенно добавил:

– В тот момент мне показалось, что ссора улажена.

Стражник пригладил усы и нехотя спросил:

– А гуляки эти еще здесь?

Хозяин замотал головой.

– Нет, уехали. Но никто из них сюда не поднимался, – и он пояснил: – Я до утра им прислуживал. А затем горбун махнул рукой, они и убрались вслед за ним.

Я грустно посмотрела на несчастного юношу и покачала головой.

– Шевалье ничего мне не сказал об этом происшествии.

Все помолчали.

Наконец стражник рукавом вытер нос и, старательно избегая встречаться со мной взглядом, просящим голосом прогнусавил.

– Госпожа, забрали бы вы родича вашего по-тихому… Пока шатоденский судья всех свидетелей опросит да отпустит. Не меньше недели прождете здесь.

В тот миг мне показалось, что хозяин со стражником заговорщически переглянулись. Хозяин подумал для вида и согласился.

– И верно, госпожа, так оно проще будет. Поезжайте, а я уже судье – все как на духу!

– Да-да, – перебил его с готовностью стражник, – найдем убийцу! Не сомневайтесь.

Я догадалась, что хозяин успел сговориться со стражником и хочет поскорее избавиться от мертвеца, чтобы слухи не успели расползтись по округе.

“Один черт, – думала я, – ничего они здесь не выяснят, зачем мне здесь оставаться? Пусть сами разбираются. А мертвому уже все равно”.

Я взяла с собой троих воинов и служанку, а остальным поручила отправиться с телом Обера в его имение.

Хотя я была мало знакома с погибшим, мне было искренне жаль его. Как я не ломала голову, собираясь в путь, но все же не могла понять, почему его убили?

Слишком молод. Нет врагов. Деньги нетронуты.

К сожалению, его смерть не была последней в тот день – ведь беда по одиночке не ходит.

Мы ехали до полудня по шартрской дороге, а затем свернули на лесную тропу в сторону моих земель.

Мои воины упрашивали меня переночевать в Шартре, но я торопилась вернуться к себе, чтобы в родных стенах забыть все эти ужасные события.

Сейчас я думаю, что невидимая сила толкала меня навстречу злой судьбе.

Плавно спустились сумерки в лесную чащу.

Вдруг серые тени мелькнули по обеим сторонам дороги. Раздался короткий лай, переходящий в леденящий вой.

– Волки, волки! – закричали мои воины.

Лошади захрипели и, чувствуя опасность, бросились вперед по дороге. Часть стаи, уже не таясь, выскочила из леса позади нас, другая – продолжала бежать вровень с лошадьми, показываясь и снова исчезая в темных зарослях.

– Скорее, госпожа! Во весь опор!

Два крупных волка выпрыгнули из чащи. Один вцепился в заднюю ногу коня передо мной, а второй сбил с него всадника, к которому с ликующим рыком устремились несколько волков.

Потеряв своего наездника, раненое животное сделало несколько шагов, но другой волк вонзился клыками в переднюю ногу и повалил обреченное существо на землю.

Я чудом смогла обогнуть упавшее передо мной животное.

К несчастью, моей служанке повезло меньше: с отчаянным криком она покатилась кубарем вслед за своей лошадью, зацепившейся за бьющегося в смертельной судороге коня.

Услышав ее душераздирающий вопль, предводитель моих воинов, Жиль Пойре, резко развернулся на полном скаку и направил жеребца к стоявшей на четвереньках девушке.

Воин яростно подцепил копьем одного из волков по пути и закинул его, визжащего и изворачивающегося, в чащу к хищным собратьям.

Надежда блеснула в глазах девушки. Прихрамывая от боли, она бросилась к спасителю, протягивая свои руки. Еще миг, и она оказалась бы в седле…

Громадный волк, судя по его размерам, вожак стаи запрыгнул на спину коня Жиля и вцепился в незащищенное бедро наездника.

Конь, почуяв хищника, встал на дыбы и опрокинул человека и зверя, а сам, брыкаясь и подпрыгивая, умчался в лесную чащу.

Оба противника, похожие как отражение боевого духа, стояли друг против друга в лунном свете.

Седой воин с мечом и кинжалом в руках, прошедший через десятки сражений, со страшным косым рубцом через все лицо и его последний противник: щерящийся матерый вожак с несколькими шрамами на морде, в смертельных схватках отстоявший свое право вести за собой стаю.

Волк зарычал и прыгнул. Подмяв под себя человека, он залязгал клыками по кольчуге, подбираясь к горлу, и начал безжалостно рвать его.

Его звериное сердце пело: Кусай! Грызи! Пей сладкую кро…

Вдруг… оно оборвалось на пике. Вожак тихо заскулил, дернулся и затих на враге.

Окровавленный воин собрался с последними силами, скинул с себя все еще пахнущую лесом, погоней и силой жизни мохнатую тушу и выдернул свой кинжал из зверя.

Жиль попытался приподняться, но жизнь вместе с кровью из рванных ран утекла из него. И он застыл, в последний раз пронзив бесконечным взглядом звездное небо, не обращая внимания на других подкрадывающихся хищников.

Прощальный вой разнесся по лесу. Волки оплакали своего предводителя и потрусили к добыче вслед за новым вожаком. Лес не прощает долгих проводов.

Лишь я и еще один мой воин смогли спастись.

Пара лошадей с моими вещами и походной поклажей чудом уцелела и бежала, тяжело хрипя, позади нас.

Я истово молила Бога принять души погибших, чувствуя собственную вину. Если бы я только прислушалась к советам своих людей – все были бы живы!

Вдруг конь мой заржал и стал оседать на землю. В темноте я не сразу заметила арбалетный болт, торчащий в шее жеребца.

Я соскочила на землю и перекатилась в заросли папоротника, чтобы скрыться с дороги от нападавших. Осторожно выглянув, я заметила несколько человек, добивавших моего последнего защитника.

Их командир, рыцарь Гийом Меуллент, горбун из дома д’Аркур, сунул свой окровавленный меч в ножны, выпрямился (если можно было о нем так сказать) и громко приказал:

– Ищите беглянку, она где-то рядом.

В полнейшем ужасе я бросилась прочь, но чьи-то руки грубо схватили меня и повалили на землю.

Пять дней, вернее, ночей (мои похитители передвигались только в темноте), везли меня в неизвестном направлении, связанной и перекинутой через седло лошади.

Я пыталась пугать их карами небесными, предлагала выкуп, взывала к милосердию и рыцарским добродетелям, но все было бесполезно: похитители не обращали на меня никакого внимания. Только мерзкий горбун кидал мне кусок хлеба или мех с вином.

Из обрывков их разговоров я поняла, что меня по приказу Филиппа д’Аркура везли в его поместье. Незавидной представлялась мне моя участь: молодая вдова без близких родственников сгинет в чужом замке, и никто не бросится на мои поиски. Все спишут на хищных зверей в лесу, после обнаружения остатков моих несчастных спутников.

Из-за веревок все мое тело, руки и ноги ужасно болели. А еще меня бесконечно рвало от тряски и от езды вниз головой, пока не сошло какое-то полузабытье.

Я перестала понимать: где я, и что со мной происходит. Реальный мир слился с бредовыми видениями.

Я снова принимала венок на турнире и разговаривала с давно усопшим отцом.

Однажды даже приходил мой враг. Филипп д’Аркур склонился надо мной и рассматривал с жуткой улыбкой на лице.

В мгновение ока я вцепилась в его шею и душила из последних сил до тех пор, пока не потеряла сознание от удара по голове.

В другой раз я сражалась с волками, а изуродованный Жиль Пойре, превратившийся в полуволка, вел стаю за собой.

Я звала смерть и молила ее прекратить мои страдания.

Но вот однажды после долгого ночного перехода у меня наступил редкий миг ясности сознания. Я заметила, что меня сторожит только один человек, все же остальные куда-то разбрелись.

Не знаю, что руководило мною – какое-то наитие. Прислонившись к дереву, я окликнула его и попросилась по нужде. Когда он наклонился, чтобы развязать путы на моих ногах, я резко дернула его за длинные волосы на себя и, отпрянув вбок, треснула его голову о ствол дерева за моей спиной.

Бандит со стоном упал у моих ног и замер. Конечно, мне повезло, что разбойники связали мои руки спереди.

Сейчас я понимаю, что, вероятно, мне надо было сразу поискать оружие, чтобы разрезать веревки, но тогда я совершенно не соображала. Мной руководило одно лишь желание: немедленно убраться подальше от того места.

Сперва я пыталась прыгать, затем оступилась и свалилась в овраг. Я ползла, толкала свое тело вперед и бесконечно повторяла себе единственную фразу, пока не потеряла сознание: “Выживи и пусти им всем кровь!”

Письмо сестры. Появление барона

В конце ее рассказа нас прервал слуга и доложил, что некий барон Филипп д’Аркур просит графа де ла Рош принять его.

Не могу описать, как мы были ошеломлены этим неожиданным появлением . Когда первый шок прошел, отец собрался с мыслями и попросил нас с Мелани покинуть зал, чтобы избежать встречи с незваным гостем.

– Но прошу, граф, будьте осторожны! – в крайнем волнении попросила Мелани.

– Не беспокойтесь, сударыня, воспользуемся подходящим способом пролить свет на эти события и посмотрим на этого господина вживую. Я не стану раскрывать ему, что посвящен в ваши злоключения. Да и будем честны, мы знаем наверняка, что люди барона участвовали в вашем удержании, но не он сам. Необходимо выслушать его историю.

С этими словами отец велел пригласить гостя, тогда как мы спешно удалились.

Дорогой брат, ты помнишь, что, если сесть у камина в соседней комнате, то можно разобрать, о чем говорят в зале. Я тысячу раз поблагодарила тебя за то, что ты в детстве расковырял трещину в стене, ведь мы с Мелани смогли поочередно еще и видеть часть зала.

Едва мы успели расположиться, как послышались мерные шаги, и глубокий мужской голос заставил Мелани вздрогнуть.

Я заглянула в наше тайное отверстие и отпрянула. Сомнений больше не было – перед отцом стоял рыцарь, который гнался за нами в лесу. Даже в родных стенах мне стало не по себе. У барона, на первый взгляд, была приятная внешность, а черная одежда, оттеняла его благородное лицо, но я поняла причину ужаса Мелани. Его манера держаться напомнила мне волка – сильного и беспощадного, готового уничтожить хищным броском любого врага.

– Я явился, благородный граф, засвидетельствовать вам и вашей уважаемой семье свое почтение. Барон Филипп д’Аркур, к вашим услугам.

Отец холодно поклонился в ответ.

– Я рад, барон. Я знавал вашего дядю Жана д’Аркура. Он был отважный воин. Я уверен, и племянника скоро назовут подобно старшему родичу “доблестным”.

Мне показалось, что барон пренебрежительно усмехнулся, но отец ничего не заметил.

– Проезжая вчера по лесной дороге, я увидел издалека, как вороной понес ездока. Мои люди узнали всадника – вашу дочь. Я бросился на помощь, но куда там… – барон сокрушенно развел руками. – Мой скромный конь был не в состоянии тягаться с быстроногим жеребцом, чтобы дать мне выполнить долг рыцаря и вызволить даму из беды. Беспокоясь о ее состоянии, и надеясь быть полезным, я явился в ваш замок.

Льстивые речи барона отец расценил как истинную тревогу. Барон тем временем продолжил:

– Я не ошибся, что леди Агнесса была не одна верхом?

– О, это запутанная история, – сухо ответил отец. – Моя дочь обнаружила связанную женщину в лесу, молящую о помощи. К сожалению, она еще слишком слаба, чтобы выяснить у нее, каким образом она там оказалась. Нам удалось выяснить, что она – Мелани из рода д’ Эвилль, вдова виконта д’Авен из младшей ветви графов де Блуа.

– Но вот что странно, – холодно сказал отец, – моя дочь уверяет, что негодяи, напавшие на несчастную, были одеты в цвета вашего дома. Я жду, чтобы вы как-то развеяли эти обвинения.

Услышав имя нашей гостьи, Филипп вздрогнул и за глубоким поклоном попытался спрятать свои чувства. Протянув руки к отцу, словно в мольбе, он сбивчиво заговорил дрожащим голосом:

– Господи… ну конечно, мне знакома эта прелестная дама! Из ее прекрасного образа я черпал силы во время рыцарского турнира в Блуа… Более того, я знал ее погибшего мужа! Я и не подозревал, что она в опасности. Какое счастье, что она спасена! Прошу вас… нет, молю, граф, дать мне возможность лично передать ей мое почтение, как только она окрепнет! Если я хотя бы чем-то могу помочь – располагайте мною в полной мере. Я не прощу себе никогда, если невольно мог стать причиной ее страданий!

Филипп был настолько убедителен в тревоге, что по лицу отца стало заметно, как слабеет его уверенность в преступности барона. Признаюсь, даже мне показались его переживания достаточно искренними.

– Что же касается разбойников в цветах моего дома, – приступил к своему объяснению гость, – нет ничего проще. Розыск этих негодяев и объясняет мое присутствие в лесу. Вы слышали, что я сравнительно недавно вступил в наследство?

Отец утвердительно кивнул.

—Так вот. Не успев приступить к управлению, я вынужден был присоединиться к рыцарскому турниру по воле Людовика. Вернувшись, я обнаружил, что дела в поместье крайне запущены. Часть людей разбежались, ведь дядя, которого вы соблаговолили упомянуть добрым словом, да упокоит Господь его великую душу, в последние годы жизни был слишком слаб, чтобы быть в состоянии твердой рукой наводить порядок.

Барон печально вздохнул, пытаясь показать, насколько тяжелы ему воспоминания об утрате родственника.

—Позавчера мои люди заметили нескольких предателей, забывших свои клятвы верности. Взяв с собой несколько надежных храбрецов, хотя с виду и отъявленных головорезов, но абсолютно набожных и чистых в своих побуждениях воинов, я отправился на поимку преступников задолго до рассвета. Несколько часов мы выискивали их стоянки вдоль дороги, прислушиваясь к звукам и высматривая следы. Вдруг какой-то разбойник, спрыгнул с дерева на коня позади меня и предательским ударом сбил шлем с моей головы. Я изловчился и сбросил душившего меня негодяя на землю. Мои подоспевшие воины связали его и прикончили еще пару его товарищей, прятавшихся в засаде.

Барон разгорячился настолько, что даже стал показывать, как разобрался с врагом.

– Раны мои, как вы можете убедиться, были всего лишь царапинами, – Филипп сдвинул ворот одежды и открыл отцу широкие синяки на своей шее.

Мелани тихо ойкнула и схватила мою руку.

– Так это был не мой бред. Значит, он действительно приходил, пока я была в плену. И это я пыталась задушить его!

Я сочувственно погладила несчастную женщину по руке, после чего приложила палец к своим губам, предупреждая, что нас могут услышать.

Отец кивнул, словно убедился в храбрости барона, а тот продолжил:

– Своих троих спутников я отправил напрямик через заросли, сам же поехал по дороге, которая сильно изгибалась и петляла в том месте. Я немного задержался, и мои воины первыми застали вашу дочь с, как я теперь понимаю, Мелани д’Эвилль.

Филипп нервно вышагивал в разные стороны как голодный зверь.

– Напрасно мы кричали ей вслед, уверяя, что не представляем никакой угрозы. Как я и сказал, ваши лошади слишком быстры для наших земель. Что я мог поделать?

Филипп закашлялся, а отец предложил ему вина. Барон поблагодарил, сделал добрый глоток и закончил свое объяснение.

– Убедившись, что всадницы в безопасности, я развернул коня и отправился к себе. Я твердо решил прибыть к вам на следующий день, дабы справиться о здоровье Агнессы де ла Рош и ее неведомой спутницы. И вот я перед вами, господин граф.