Точки притяжения

Перед ней лежал телефон. Иногда она схватывала его, нажимала кнопку вызова и, услышав автоматический женский голос, морщась клала его на место. Её папа уехал четыре часа назад и обещал позвонить через два часа после отъезда. Он так и не позвонил, а его номер был недоступен. Её сердце колотилось; последний раз, когда она так за кого-то беспокоилась, был примерно восемь лет назад, и тогда это был не отец, а…

Раздался звук шаркающих шагов. «Помяни чёрта», – подумала Майя: её брат устало брёл из своей комнаты, прикрывая рот тыльной стороной ладони и измученно зевая.

– Я думала, ты сегодня вообще не встанешь.

– И тебе привет.

– Чего вчера так поздно пришёл?

– А это твоё дело, да? – отмахнулся он сквозь непрекращающуюся зевоту.

– Я за папу беспокоюсь.

Звенящая тревога её голоса помогла ему проснуться.

– А что такое?

– Он четыре часа назад уехал к этому… как его, другу, который болеет. До него ехать часа два. Он обещал позвонить, как приедет, а я уже задолбалась слушать вот это! – она набрала номер, включила громкую связь, и вкрадчивый женский голос отчётливо произнёс: «Телефон абонента выключен или находится вне зоны действия сети».

– Может, к дяде заехал?

– Я звонила дяде, он ничего не знает.

Макс задумался.

– А он не оставлял номер друга? – спросил он.

Майя выпрямилась; она широко раскрыла от озарения глаза. Вскочив со стула, она подбежала к холодильнику, испещрённому магнитиками и записками. Её брат встал за ней и, протянув руку через её плечо, ткнул пальцем в бумажку, висевшую над её головой: там был написан чей-то номер телефона; рядом с ним было приписано имя.

– Это он? – спросил Макс.

– Да, по-моему…

– Позвоним? – предложил он, сорвав записку.

– Давай…

Они забрались на два высоких стула – их было всего два. Макс впечатал номер и стал звонить, прижав телефон к уху. Майя замерла от ожидания.

– Не отвечает, – констатировал Макс.

Внезапно женский голос ответил «Алло». В их выжидающей тишине это слово прозвенело так громко, что его было слышно даже Майе.

– Эм… – протянул Макс, потеряв от неожиданности речь; он быстро взял себя в руки. – Здравствуйте, я ищу… – начал он, но вдруг закрыл динамик рукой и бегло прошептал: – Блин, чуть не сказал «папу». Как сказать-то?

– Ты не представился! – прошипела Майя.

– Как мне его назвать? – нетерпеливо переспросил он.

– Чего? – поморщилась она.

– Кого я ищу?

– У тебя мозги вышибло? Имя скажи! – обеспокоенно воскликнула она, боясь, что если они промедлят, то человек на том конце провода устанет ждать и бросит трубку; она только сейчас увидела, что брат волновался не меньше неё.

– Марка, – сказал он в трубку; женский голос что-то ответил. – Он там, – с облегчением передал Макс сестре.

Майя, услышав заветное подтверждение, гулко упала лбом на столешницу и шумно выдохнула; резко выпрямившись, она возмущённо произнесла:

– Скажи, пусть позвонит!

– Тебе трубку дать? – парировал её брат. – Передайте ему, пожалуйста, что мы не можем ему дозвониться, и чтобы он перезвонил.

– Ты не представился!

– Эм… Это его сын, – назвался Макс телефону. – Спасибо! – торопливо бросил он и положил трубку. – Самый постыдный звонок в моей жизни… Хотел имя своё назвать. Мне правда мозги вышибло.

– Да ладно, я бы ещё хуже справилась… – примиряюще сказала Майя. – Советовать проще, чем делать. Он позвонит?

– Да.

Спустя минуту у Майи зазвонил телефон: на экране высветилась долгожданная надпись «Папа». Её лицо просияло.

– Я вообще-то мне просил позвонить.

– Я первая просила. Спасибо, – ответила Майя, чмокнула его в щёку и убежала в свою комнату.

День 43, неделя 7, понедельник

Кира без конца прокручивала в голове субботний вечер. Иногда минут по десять или пятнадцать она глядела в одну точку на экране монитора, подперев голову рукой, уйдя в свои мысли и ничего не делая. Ей приходилось принудительно сосредотачиваться на работе: подгонять себя и трясти головой, сбрасывая наваждение.

Вечером, идя по холлу первого этажа, она снова поймала себя на том, что витала в облаках и не смотрела под ноги. Сфокусировавшись, она заметила среди проходящих мимо людей хорошо знакомую стройную фигуру. Она ускорила шаг.

– Привет! – выдохнула Кира, догнав Макса и не сумев сдержать улыбку.

– Привет, – обрадовался он. – Хочешь узнать, куда я сегодня иду после работы?

– Тебя задел мой вопрос? – жалостливо вывела она. – Мы же играли.

– Не задел, конечно, – удивился он. – Это как бы шутка была.

– А, – хмыкнула она.

– Я домой сейчас. Сегодня своим ходом.

– Ясно. Я тоже домой.

Они вышли из здания и остановились. Им предстояло разойтись в разные стороны: остановка была с правой стороны от бизнес-центра, а тротуар, идущий к дому Киры – с левой. Никто из них не хотел уходить.

– Что будешь слушать? – Макс показал на наушники на её шее.

– Оперу.

– Какую?

– Кармен.

– Серьёзно?

– Нет.

Никто из них не хотел уходить.

– Я пойду тогда, – прервал паузу Макс.

– Угу, я тоже.

Они медленно и нехотя развернулись и разошлись.

Внезапно Киру осенило: она вспомнила утро одного из выходных дней осени прошлого года. Как причудливо работала память! С самого первого дня в этом городе ей казалось, что она уже слышала его голос; и когда она познакомилась с Майей, ей начало казаться, что её голос она тоже уже где-то слышала. Она вспомнила, где.

– Подожди!

Макс быстро развернулся; Кира возвращалась к нему. Она остановилась так близко, как они ещё ни разу не были. Шар в её груди протрещал разрядом, и она отступила на шаг назад.

– Это был ты.

– Где?..

– Ты звонил моему отцу, когда искал своего.

Недоумение Макса сменилась озарением.

– Блин, я забыл про тот звонок… Я ещё думал, почему женский голос ответил.

– Я тоже забыла, вспомнила только сейчас. Ты же был с Майей? Её было слышно.

– Да, мы вместе звонили.

Кире захотелось горячо обнять его, как потерянного, но вновь найденного родственника.

– Как интересно получилось… Ну, теперь я пойду.

– Угу, я тоже.

Они сделали по тягучему шагу назад и наконец-то разошлись.

Настало время серьёзных решений. Нужно было признаться себе со всём, в чём она почему-то не хотела признаваться. Она постоянно думала о нём. Она с нетерпением ждала их коротких встреч. Ей безмерно нравилось всё, что было с ним связано; мелочи казались особенно упоительными: как он склонял голову набок, когда она замолкала, но он ожидал продолжения; как менялась форма его глаз, когда он удивлялся; как милым становилось его лицо, когда он был растерян; каким движением он сдвигал рукава наверх, когда ему было жарко; или как он одной рукой поддерживал лямку рюкзака у плеча. Она разговаривала с ним с непривычной лёгкостью; исчезала любая напряжённость; казалось, что он не скажет ничего отталкивающего и не сделает ничего обескураживающего. Эта уверенность в нём была до абсурдности странной, потому что она его, строго говоря, не знала, но именно из-за этого их взаимная беззаботность создавала другое, ещё более странное чувство: какой-то фантастической общности, какой-то душевной связанности.

До этой минуты она с непонятным упрямством не замечала тёплого щемления в груди. Она не обращала внимания на странную эйфорию в животе, которая свободно плавала в нём, нежно и невесомо касаясь его стенок, словно крыльями летающих внутри…

…Так вот, что означала эта фраза. Она никогда не понимала избитого выражения про бабочек в животе.

Кира пришла домой, легла на диван, закрыла глаза и стала глубоко и размеренно дышать, наслаждаясь негой новой чувства. Вот, как это ощущалось на самом деле.

День 44, неделя 7, вторник

Всё утро Кира думала, как поступить с открытым вчера чувством.

– Я признаюсь ему – сразу, как увижу.

– Давай сначала обсудим это? – мысленно ответила она себе. – Ты взрослый человек. Тебе понравился другой взрослый человек и…

– Не «понравился», а…

– Оставь любовь школьникам. Представь двух других взрослых людей в такой же ситуации – уберём инфантильность за скобки. Что бы они делали? Что бы сделала другая девушка? Не ты.

– Наверное, просто дала понять, что заинтересована в отношениях.

– Как?

– Флирт. Прямой вопрос о личной жизни, может быть. Ну, да, а я хочу с ходу признаться в любви… Меня просто одолевает странное чувство, что… даже не знаю, как сформулировать… что я не вынесу, если прекращу с ним общаться. Что я не вынесу, если мне не удастся получить его. Оно как будто ставит мне условие – либо так, либо ужас. Я никогда такого не испытывала. Поэтому я хочу признаться сразу. Чтобы всё встало на свои места. Никаких недопониманий.

– Ты осознаешь, что это может прозвучать отталкивающе?

– Прекрасно. Я просто боюсь, что не смогу флиртовать с ним. Я буду выглядеть нелепо, а это будет ещё более отталкивающе.

– Что тебе в нём понравилось? Внешность?

– Не совсем… Если бы мне не понравился его характер, я бы не обратила на него внимания. Несмотря на внешность. Для меня внешность – это и образ, и мимика, и жесты, и голос, и манера говорить, и характер – всё вместе.

– Что тебе понравилось в его характере?

– Не то чтобы я хорошо его знала… Мы общаемся сколько? Если сложить все дни вместе? Четырнадцать дней? Пятнадцать? И диалоги у нас получаются детские. Не обсуждаем ничего серьёзного, так…

– Тебя это гложет?

– Да… У другой девушки разговоры выходили бы поинтереснее, чем у меня.

– Например? Про что бы она разговаривала бы на твоём месте? Политика? Литература? Искусство?

– Хотя бы увлечения и работа. Мы работаем в одном месте и ни разу не говорили о работе.

– Такое у тебя представление об интересном разговоре? О работе? К тому же вы обсуждали коллег.

– Поверхностно. И в паре слов.

– Так что тебе понравилось в его характере?

– Умение легко и ненатянуто поддерживать разговор. Выбор тем.

– Выбор тем? То, что у себя ты описала, как недостаток, у него превращается в достоинство? Он тоже не говорит ни о политике, ни о литературе, ни об искусстве.

– По крайней мере он не спрашивает о гипотетических сценариях развития мировой истории. Я хочу сказать, что он определённо знает границы: что говорить, а что – нет, где сделать паузу, а где – нет. И в целом у него какой-то невесомый образ. Никакого напряжения, ничего такого. Непосредственная мимика. Легко может смотреть в глаза.

– Ты, заметь, тоже умеешь легко смотреть в глаза. Поэтому то, что вы постоянно друг на друга смотрите, означает только то, что вы умеете легко смотреть людям в глаза.

– Если продолжить про достоинства, то у него классная семья.

– Мало кто может сказать «мне понравился парень, потому что у него классная семья».

– Знаешь, если сделать вывод из моего описания, оно получается не таким уж и большим… Я правда его плохо знаю. Этого, как видишь, достаточно.

– То есть ты собираешься признаваться? Сегодня?

– Да.

– У тебя не получится. Представь себе ситуацию в реальности. Представь ваше обычное «привет – привет». Сможешь перейти к нужной теме? Хватит смелости?

– Не хватит… – удручённо вздохнула она. – Я только что представила себе. Нет, не хватит. Просто мне иногда кажется, что я ему тоже небезразлична.

– А если нет?

От неожиданности этой мысли у Киры отнялись ноги и закружилась голова. Во время этой внутренней беседы она шла по тротуару к работе.

– Я даже не знаю, есть ли у него девушка. Но если она есть, он бы её упомянул? Хотя бы раз должен был упомянуть.

– С чего ты взяла?

– Амир постоянно рассказывает про свою.

– А если бы у тебя всё это время был парень, ты бы рассказывала про него?

– Не знаю…

– То, что Амир постоянно рассказывает про свою девушку, ни о чём не говорит. Люди разные. Вспомни последний диалог с Марком. В лифте.

Кира начала мотать память назад; невольно получился эффект старомодной перемотки – из тех времён, когда фильмы хранились на кассетах, просматривались через специальные проигрыватели и перематывались кнопками на пульте. На нужном месте она нажала на «play», и Марк, еле сдерживая смех, заговорил:

– Ещё удивительно так вышло, что Майя в меня, а Макс весь в маму. И не только внешне! Я ещё в молодости узнал, что у моей жены есть очень чёткие границы, что она хочет говорить, а что – нет; как скажет мне «я не буду про это рассказывать», ещё таким уверенным тоном, я аж робел перед ней. А этот весь в неё.

Кира нажала на «pause».

– «Этот весь в неё». У него тоже, получается, есть чёткие границы, что он будет рассказывать, а что – нет.

– Чёткие темы, скорее всего. Личная жизнь, возможно, одна из них. Помнишь, что он дальше скажет? Что он скрытный. Скрытный. Может, он по жизни скрытный. Он постоянно тебя спрашивает, почему вы говорите только про него. Он не привык, скорее всего, столько про себя рассказывать.

– Он может быть скрытным только с отцом.

– Отмотай до того момента, где ты подслушивала.

Кира нажала на «rew», и картинка понеслась назад. Найдя то место, где она пряталась за перегородкой, подслушивая чужой разговор, она нажала «play». Послышались два пронзительно знакомых голоса:

– Держи экран нормально! А, слушай. Точно. Так давай сходим. Это же недалеко отсюда? – это был Макс.

– Так да. Пошли завтра, – это была его сестра.

– Завтра я не могу.

– А куда ты завтра?

– А это твоё дело?

– Я подарю тебе футболку с такой надписью! – вскрикнула Майя, и Кира нажала на «pause».

– Почему Майя так взвинтилась? Как думаешь? – допрашивала она саму себя. – Потому что он не хочет говорить ей, куда идёт?

– Потому что он, судя по всему, часто не отвечает на такие вопросы. С чего ему тогда рассказывать тебе про свою девушку?

Киру затошнило; завтрак мерзко перевернулся в желудке.

– Мне правда иногда кажется, что он ко мне неравнодушен.

– Ему определённо нравится твоя компания, но это может простираться не так далеко, как тебе хочется. Это может быть только тем, чем кажется: ему нравится разговаривать с тобой – ни больше, ни меньше. Хочешь знать, что будет, если ты всё-таки признаешься ему? Всё уже никогда не будет, как раньше. Кстати, у вас же встреча в субботу?

– Точно! Точно, да. Я не могу ничего портить до этого. Я подумаю об этом на следующей неделе.

Кира зашла с палящего утреннего солнца в затенённый холл рабочего здания.

***

День был насыщенно солнечным и очень жарким. Из окна прохладного офиса яркий свет воспринимался иначе, чем с улицы: в него хотелось выбежать; или, впрыгнув, окунуться, как в воду. Кира запланировала десятиминутную солнечную ванну на крыше; дождавшись перерыва, она по привычке пошла к торговому автомату. Поборовшись с тугой дверцей его нижнего отсека, Кира достала оттуда бутылку сока и увидела, что среди ожидающих лифта людей стоял Марк и ждал, когда она его заметит. Поймав её взгляд, он, пропустив подошедший лифт, подошёл к ней.

– Привет, Кира! Как вы погуляли в парке в субботу? – широко улыбнулся он.

«А дети вам не рассказывали?»

С другой стороны, они могли и не пересекаться в выходные: может, все разъезжались по своим делам. Почему тогда он не спросил об этом у сына по дороге на работу?

«Потому что он спал всю дорогу после того, как наверняка гулял до позднего вечера».

Удивившись непонятно откуда взявшейся кислой нетерпимости, Кира успокоила себя, посмотрев на вопрос Марка под другим углом: если он и расспрашивал своих детей, он всё равно мог желать обсудить это с ней.

– Отлично, – ответила она. – Договорились погулять ещё в эту субботу.

Изумление на лице Марка показало, что с детьми он эту тему не обсуждал. Многословно выразив удовлетворение и радость от её хороших с ними отношений, он заскочил в уходящий вниз лифт.

Кира зашла в лифт, идущий наверх. На крыше оказалось не так много народу, сколько обычно бывало в тёплые дни: жаркие дни отличались от тёплых. Сев за один из множества свободных столиков, Кира открыла сок и приготовилась надевать наушники, как услышала стук неторопливо приближающихся каблуков.

«Отвали, пожалуйста».

Она поглядела на подошедшую Таню и обронила «привет». Таня, как обычно, выглядела сногсшибательно: её гладкая и блестящая на солнце однотонная майка отменно сочеталась с укороченными и зауженными книзу брюками по фасону и по цвету; обе вещи были нежных светлых пастельных цветов, и их композиция держалась на тёмной оси основания, состоящей из идеально сидящих на ногах чёрных лодочек, зацепленных за майку солнечных очков и высокого хвоста её гладких чёрных волос. Её неторопливая и холодная грация напоминала пантеру. От неё несло табаком.

– Могу? – Таня указала на стул напротив; Кира коротко кивнула, подавив желание ответить «нет». – Как дела?

Кира пожала плечами и показала на бутылку сока, имея в виду свой предыдущий ответ на такой же вопрос в их прошлую встречу.

– Как твои дела? – поинтересовалась Кира, убавив язвительность.

– Отлично, – сказала Таня и выждала паузу. – У тебя есть парень?

«Конечно, о чём нам ещё с тобой разговаривать? О шахматах?»

– Нет. А у тебя?

– Есть.

– Кто-то отсюда? С офиса? – спросила Кира, внезапно испугавшись услышать «да».

– Нет. Есть кто-нибудь на примете?

– Есть, – Кира внимательно глядела на Таню, чтобы считать её реакцию на этот ответ; лицо той было непроницаемо. – Повар с кафе на пятнадцатом. Так готовит, что жалко упускать, – с серьёзным лицом проговорила она. Танина улыбка без слов сказала ироничное «прелестно».

«Во что ты играешь?..»

При мысли об игре в вопросы и ответы ей живо представилась Майя; на секунду ей даже почудилось, будто она вот-вот подскочит к столу, шлёпнется на стянутый с соседнего стола стул, облокотится двумя руками о стол и с задорным блеском в глазах произнесёт: «Хотите играть? Я с вами. О, и бутылка есть»; затем ловким движением подвинет бутылку к Кире и заявит: «Начнём с тебя».

– Я тебя видела в субботу, – Таня не изменила ровности своих интонаций.

– В парке? Я тоже тебя видела.

– М. Ты была с… – она специально не закончила предложение, взглядом и бровями сделав интригующий акцент на пропущенной концовке.

– Максом и его сестрой, да.

– Давно её знаешь?

– Не так уж.

– Кто вас познакомил?

– Сама представилась.

– Хорошо знаешь их отца?

– Немного.

– Давно?

– Несколько лет.

– Знаешь их маму?

– Нет.

Таня, не меняя выражения лица, закончила скоростной допрос, продолжая буравить Киру острым взглядом.

– Мне пора идти, – Кира взяла недопитую бутылку сока и встала.

Таня ничего не сказала; Кира ушла. Может, она была его бывшей девушкой?

***

После работы на Киру навалилась непривычная давящая усталость, будто она весь день испытывала непрерывный и изматывающий стресс. Достав наушники и надев их на шею, она побрела из офиса к лифтам, рассеянно смотря в пол. Утомленно зайдя в лифт, Кира услышала Марка: он стоял перед ней и оживлённо разговаривал с коллегой.

– Привет.

Кира вздрогнула от неожиданности. Она стояла бок о бок с Максом.

– Привет. Я тебя не заметила.

Вчерашнее признание своих чувств обернулось одним недостатком: она больше не подавляла их, и среди них нашлось кое-что неприятное – изнывание.

– Меня легко не заметить, – ответил он своим привычным тоном.

– Волосы у тебя особенно неприметные.

Его волосы имели идеальную длину: они не были короткими, а длинными были настолько, чтобы кратко, но красноречиво рассказать о своей волнистой структуре и объёмном цвете, не превращаясь в большую копну; они спадали на лоб, но не доставали до глаз; они спадали на уши, но не скрывали их; они были той длины, при которой их природная пышность приобретала чёткую форму, не начиная беспорядочно торчать в стороны. Макс, скорее всего, прекрасно осознавал, как он выглядит; знал, что ему шло, а что – нет. Если его мама действительно была парикмахером, а не просто владела бизнесом, ему было несложно поддерживать длину волос в состоянии постоянного совершенства.

– Что будешь слушать?

– Rolling Stones.

– Серьёзно?

– Нет.

– Твой этаж, кстати.

– Уже первый? – удивилась Кира; люди начали исходить к дверям; Марк с коллегой, не прерывая разговора, отошли в угол. – А ты куда? В ад? – недоумённо выдала она; Макс чуть не засмеялся.

– На парковку. Хочешь с нами? Подвезём, если по дороге.

– Нет, спасибо, – Кира торопливо вышла из лифта и повернулась к Максу, чтобы бросить на него весёлый взгляд.

Двери закрылись. Заметив вышедшего из соседнего лифта Амира, Кира быстро подошла к нему:

– Тут есть подземная парковка?

– Конечно. Почему, думаешь, у здания нет машин?

– Никогда не думала об этом…

– Кстати, я видел тебя в субботу.

«Кто не видел меня в субботу?»

– М. Я тебя не видела. Такое ощущение, что там были все… – вздохнула она. – О, Тина. Давай спросим.

Амира не понял, что она хотела спросить у Тины. Они только что вышли из здания.

– Тина!

– О. Чего ты? – остановилась та.

– Ты была в субботу в восемь вечера в парке?

– Там что, убили кого-то? – отпрянула Тина. – Нет. У меня алиби.

От скопившегося за день напряжения Кира беззвучно рассмеялась, уперев руки в бёдра и опустив голову.

– Я могу идти? – опасливо спросила Тина.

– Конечно. До завтра.

– Пуаро, – сказала та, отвесив Кире лёгкий поклон. – Гастингс, – отвесив такой же поклон растерянному Амиру, Тина ушла.

День 45, неделя 7, среда

Изнывание мучило её. Когда она была занята чем-то, требующим сил и внимания, сердце расслаблялось, давая знать о новом состоянии фоновыми всполохами счастья. Когда она оставалась наедине с собой, сердце принималось метаться. Каждую минуту свободного времени она представляла, как и какими словами она признается Максу в чувствах. Вчера, когда она легла в кровать, чтобы уснуть, мысли настолько мешали её покою, что она схватила телефон, чтобы позвонить ему и всё рассказать. Но у неё не было его номера.

Проснувшись, она с первой секунды пробуждения была выброшена в новый темп мыслей. Она снова схватила телефон и снова вспомнила, что у неё не было его номера. Пора было что-то делать: жизнь потеряла приятное умиротворение. Помогло глубокое и вдумчивое дыхание. Тем не менее, если бы какая-нибудь высшая сила приблизилась к ней и предложила по щелчку пальцев освободить её от этих переживаний, она бы отказалась: это было то, ради чего стоило жить.

***

На перерыве она и Тина отправились в маленькое уличное кафе в сквере у работы. Другие две девушки, которые обычно составляли им компанию и которых Тина называла девочками или подружками, ушли в отпуск, как и треть их отдела. День был, как и все дни сейчас, летним, жарким и невыносимо солнечным.

– Ты как-то говорила, что у тебя есть сестра, – вспомнила Кира, когда они закончили есть.

– Да, младшенькая.

– У тебя только одна сестра?

– Да, нас двое. А у тебя никого нет?

– Нет, никого. Какая у вас разница?

– Восемь с половиной лет.

– Ого. И как вы? Дружите?

Она любила задавать подобные вопросы тем, кто не был единственным ребёнком в семье: каждый раз она проверяла на прочность сопровождавшее всю её жизнь желание расти не одной, сопоставляя то, чего ей не хватало в детстве, с реальным опытом других людей.

– Ну можно и так сказать. Она у меня милашка. Когда в настроении. Упрямая, но милашка.

Они встали из-за стола и побрели к выходу из парка, свернув незадолго до него, чтобы уйти на один или два прогулочных круга.

– Ты так ровно ходишь, – заметила Кира. – В смысле, что ты на таких высоких каблуках и всё равно очень ровно ходишь.

– Я знаю, – уверенно ответила Тина. – Я практиковалась.

– Практиковалась?

– Да. Знаешь, есть люди, которые ходят вприпрыжку? – Тина изобразила пружинящую походку. – Я в детстве когда увидела это безобразие, так испугалась, что могу быть такой же, что стала практиковаться перед зеркалом. Потом чуть подросла и на каблуках тоже тренировалась.

– Сразу получилось?

– Нет, практика нужна была. У меня в итоге хорошо получалось. Иногда слишком хорошо, – деловито сказала Тина.

– «Слишком хорошо» – это как?

– Я тебе пример приведу. Я, когда училась в школе, попросила родителей купить мне зимнее пальто в пол – почему-то хотелось именно в пол: блажь накрыла. Я его надевала и с таким каменным лицом, – Тина изобразила бесстрастное выражение, – выплывала на улицу. Представляешь? Зимний призрак. Ног не видно, макушка плывёт по прямой линии. Корабль просто. Летучий голландец. Как-то, помню, плыву, а мимо проходит женщина с маленькой дочкой, и та показывает на меня и кричит: «Мама, смотри! Девочка парит!». Красиво, конечно, но, по-моему, девочка была не «парит», а «ледокол».