Точки притяжения

Амина Маркова

Точки притяжения

Часть 1

Кира

Кира была единственным ребёнком в семье.

За детство и юность она выработала градации «единственности», сравнивая своё положение с семьями других детей: при отсутствии братьев и сестёр рассматривались кузены или подходящие по возрасту дяди или тёти или, наоборот, племянники; иногда в счёт шли выросшие по соседству друзья. Какие бы шкалы она ни изобретала, её баллы всегда попадали в тот конец шкалы, который олицетворял одиночество. Родители отца умерли рано; он тоже был единственным ребёнком, поэтому ни о каких кузенах с его стороны не могло быть и речи. У матери была бездетная сестра, а их родители – единственные бабушка и дедушка Киры – жили в небольшом посёлке в двух часах езды от их городка. Друзей, выросших по соседству, у неё не было. У неё даже не было домашних животных: её мать страдала аллергиями на шерсть, а отец – раздражительностью по отношению к тем, кто не понимал приказания убираться с глаз.

Её родители, вступив в брак, приобрели небольшой одноэтажный дом, который обеспечил им физическую тесноту существования, но не помог достижению духовной близости. Отец был тем никогда не улыбающимся мужчиной, кого было вероятнее застать за экстремальным занятием, чем выражающим кому-либо свои чувства; даже в ссорах с женой он придерживался сухого и рационального объяснения своей неудовлетворённости. Мать тоже была склонна сдерживать чувства, и с годами её лицо приобрело неизменный оттенок усталости. В отличие от мужа, который, как однажды печально обнаружила Кира, надеялся, вступая в брак, обзавестись сыном, она показывала дочери свою любовь; её любила и тётя – эмоциональная и полная сочувствия женщина, без поддержки которой её мать не продержалась бы так долго. Они были единственными отдушинами в жизни Киры – без них её лёгкий и восторженный характер непременно бы зачерствел.

Кира не могла постичь, каким образом её родители прожили вместе девятнадцать лет, даже если уделяла этим размышлениям отдельное время. В этом же возрасте она задумалась, почему сама никогда не вступала в отношения; каждый раз решая, что ей просто не попадалось удачного случая, она продолжала жить в пассивном ожидании и надежде на обстоятельства.

Кира спокойно относилась к своей внешности, не считая её ни уродливой, ни прекрасной. Лицо она определяла, как приемлемое, а фигуру – как подтянутую; её рост был выше среднего. Длинные волосы Киры имели насыщенный коричневый цвет и немного вились. Обычно она собирала их в объёмную шишку, из которой выбивалась пара лёгких прядей: они пересекали её щёки, обрамляя лицо.

Со своей лучшей подругой – Алисой – она познакомилась в средних классах школы. Алиса была сдержанной, немного угрюмой и необщительной и проводила свободное время за увлечением: играя в игры, обсуждая их онлайн и смотря, как в них играют другие. Она была приятно маленькой и тонкой, и её светлые волосы отдавали яркой солнечной желтизной, не сваливавшейся в белёсость и отстоявшей от оттенков мёда; она любила носить их в двух недлинных низких хвостиках, которые, сочетаясь с её большими глазами и чуть испуганным взглядом исподлобья, делали её похожей на настороженного зверька.

После окончания школы подруги взяли один год на передышку, чтобы определиться с желаниями и лучше распознать свои наклонности. По его прошествии они, к радости друг друга, выбрали один и тот же университет. Городок с университетом находился в часе езды от их родного городка, поэтому они заселились в общежитие, где стали жить вдвоём в одной из комнат первого этажа.

Когда Кире исполнилось двадцать лет, она обнаружила, помимо абсурдного ощущения непоправимой старости от приобретения двойки в начале возраста, что тактика ожидания не работала: она всё ещё ни разу не вступала в отношения. Настало время что-либо сделать, и она начала думать об улучшении своего внешнего вида. Стиль одежды её устраивал; она стала бы сопротивляться, если бы кто-либо попытался заставить её одеваться иначе. Для подчёркивания роста и фигуры она комбинировала обтягивающее с просторным: свободные джинсы с приталенной майкой или просторный джемпер с обтягивающими брюками. В своей одежде она чувствовала себя раскованно и свободно, и от мысли о будущем поступлении на работу и столкновении со страшным явлением дресс-кода ей становилось дурно. Рассмотрев себя в зеркало, она решила, что ей стоило поработать над внешним видом волос: её неопрятная шишка и лежавшие поперёк щёк пряди делали её образ неаккуратным и смазанным; ей нужна была чёткость линий. Она пошла в парикмахерскую и сделала классическое каре: не слишком короткое, но и не длинное. Парикмахер предлагал ей сместить пробор с центра на бок и, возможно, сделать чёлку, но она отказалась. Получив новую стрижку, она убрала часть волос за ухо и увидела, что одна из прядей продолжала спадать на лицо; этот локон, однако, броско заканчивался чуть ниже подбородка и теперь выглядел не небрежно, а стильно. Её слегка пышные волосы перестали смотреться длинной и путаной шевелюрой и наполнили новую форму выразительным объёмом.

Когда Кира пришла из парикмахерской, Алиса бросилась к ней и, держа её за плечи и отодвигая от себя, как газету, начала безостановочно расхваливать её новый образ.

– Ну вообще! Всё! – повторяла она, исчерпав запас членораздельных комплиментов.

– Что «всё»? – спрашивала Кира, пытаясь аккуратно снять её руки со своих плеч и удержать улыбку.

– Всё, все парни твои.

– Мне хотя бы одного…

***

Следующим шагом к попытке вступить в отношения должны были стать действия: нужно было хотя бы начать искать. Она была настолько готова принимать чувства и одаривать ими избранника, находилась в таком отчаянии от сочетания возраста с отсутствием опыта и так хотела узнать все стороны отношений, что решилась прибегнуть к сервисам знакомств, несмотря на то что раньше по своей подростковой наивности презрительно думала, что никогда ими не воспользуется.

До этого не дошло: начав ходить в новом образе в университет, Кира заметила, что один парень со старшего курса стал заинтересованно провожать её взглядом. Он делал это подчёркнуто, чтобы быть уверенным, что его намерения не ускользали от её внимания. Парень был привлекательным: уверенным в себе, высоким и осанистым; он подбирал свою одежду с не меньшей тщательностью, чем укладывал волосы по утрам.

Было одно «но»: она понятия не имела, что нужно было делать. Подойти к нему? Но что сказать? Дать понять, что она была не против, чтобы он к ней подошёл? Как? Думать ей пришлось недолго: он подошёл сам, и первыми словами, которые она от него услышала, были «девушка, а можно с вами познакомиться?», сказанные такой развязной интонацией, что она поморщилась и немного отпрянула. Знакомство тем не менее состоялось, и, сходив на пару свиданий, они начали встречаться.

Кира говорила себе, что любила его, хотя признавалась, что это ощущение отличалось от того, что обещал ей её заждавшийся потенциал; может быть, ей долгое время хотелось кого-нибудь любить, и она убедила себя, что её текущая симпатия и была любовью. Она не задерживалась на этих мыслях. Моментом, заставившим её ненадолго задуматься, стала прогулка с Алисой, во время которой та задала Кире вопрос:

– Как у тебя дела с парнем?

– Нормально, – спокойно ответила Кира, пожала плечами и подумала, что о своём возлюбленном обычно рассказывают не так.

В отношениях с ним она удовлетворила всё своё любопытство; более того, побывала в таких ситуациях, участницей которых она себя не представляла: ссорах со швырянием вещей или в перепалках в общественных местах, в которых поначалу она была слишком взвинченной, чтобы обращать внимание на других, а затем слишком пристыженной, чтобы смотреть по сторонам. Им удалось оставаться в отношениях чуть более года. Переломным моментом стала годовщина, в которую они поссорились, пытаясь вспомнить достоинства своего союза. Неизбежный разрыв оказался одновременно болезненным и освобождающим. Из отношений Кира вышла немного другим человеком: они научили её вести себя с бо́льшим достоинством и сглаживать своё поведение – раньше, стремясь компенсировать недостаток любви в семье и получить любовь всех окружающих, она в своей неуверенности улыбалась направо и налево, призывая любить её за позитивность. Теперь она стала более зрелой, выдержанной и искренней; теперь ей казалось, что она открыла свой настоящий характер.

***

Когда ей исполнился двадцать один год, из семьи пришла парализующая необратимостью новость: отец, как стало известно, был смертельно болен – по прогнозам врачей ему оставалось в лучшем случае пять лет. Её мать плакала, как никогда до этого. Кира и тётя обнимали её и слушали прерываемые судорожными всхлипываниями лепетания о том, что они только-только решили развестись, что она хотела продавать дом, что она очень устала и не знала, что думать и что делать. Проведя несколько часов в объятиях семьи, она вытерла слёзы и холодно заявила, что её муж был её мужем и отцом её дочери; она будет ухаживать за ним и доведёт его до достойного конца – в своём доме и в окружении семьи. Надежды Киры на переезд в большой город, который она планировала примерно через год, оказались надеждами; думая о благополучии матери, она окончила университет, нашла работу в родном городке и осталась жить дома.

***

Когда Кира выбирала себе профессию, она в первую очередь рассчитывала на спокойные рабочие будни, удалённые от внешних контактов и прямой работы с клиентами. Придя на работу в небольшую фирму, в которую ей удалось устроиться, она увидела, что профессия оправдала свои ожидания: она целыми днями сидела за компьютером, переговаривалась с коллегами и выполняла назначенные ей задания. Иногда процесс становился сложнее и запутаннее, но это было достоинством, а не недостатком.

Недостатки были в другом. Офис занимал несколько просторных помещений, в которые было втиснуто столько мебели, что за теснотой не сразу распознавался изначальный простор. Другим недостатком были коллеги.

Поступив на работу, Кира начала лелеять надежду на то, что среди коллег найдётся кто-нибудь, кого можно будет взрастить в любовный интерес: в её отделе работало несколько парней её возраста и чуть постарше. Более того, они флиртовали с ней, и Кира давала понять, что не находила общение неприятным. Ей было любопытно, куда двигался их флирт и было ли у них желание пойти дальше; если бы кто-либо из них предложил ей погулять после работы, она бы с удовольствием согласилась: прогулка помогла бы ей развеяться и узнать коллегу получше – вне удушающих офисных стен.

Но никто не шёл дальше. Парни, как показало время, оказались настолько чудны́ми, что не только не годились в потенциальные партнёры, но и, потушив её желание взять инициативу в свои руки, вынуждали её чуть ли не шарахаться от них в сторону. Они развлекались, проводя рабочие перерывы в балансировании между комплиментами и скабрёзностью – между дружеской вежливостью и игривым пренебрежением. Она была тренажёром для их неумелых умственных тренировок; они замечали её готовность к неформальному диалогу, пользовались этим, а потом бросали её так же внезапно, как могли бросить гантели, удовлетворившись мышечным утомлением. Кто-нибудь из них подходил к ней и, томно понизив голос, предлагал помощь в чём-нибудь, в чём она могла испытывать затруднения, но при реальной просьбе – подать ли бумаги с принтера или дотянуться до верхней полки шкафа – Кира встречала раздражённое «давай сама, а». Однажды один из них попросил у неё «женского совета» в выборе букета для девушки из соседнего отдела, у которой сегодня был день рождения; букет нужно было купить в перерыве на ланч, чтобы успеть поздравить именинницу во второй половине дня. Коллега жалостливо упрашивал её, упирая на свою вкусовую беспомощность, и голодная Кира пошла с ним в ближайший цветочный магазин и терпела его нерешительность в течение полутора часов. Вернувшись в офис, она получила выговор от начальницы за опоздание с ланча; обладатель со страданиями выбранного букета при входе в помещение юркнул в сторону, и его затянувшееся отсутствие никому не бросилось в глаза.

Вдобавок ко всем этим досаждающим эпизодам ей приходилось терпеть бессмысленный и давящий дресс-код. Узнав про него после собеседования, Кира вздохнула, пошла в торговый центр и накупила себе простых брюк, строгих блузок и разных балеток: чёрных, белых и бежевых.

Её место работы ей осточертело. Но её отец болел, мать была подавлена, а офис располагалась неподалёку от дома. Кире пришлось отдаться будням и проводить свободное время так, чтобы следующая неделя хотя бы немного отличалась от предыдущей. Она общалась с Алисой, иногда встречалась с бывшими одноклассниками, проводила отпуск в недалёких и недорогих поездках, навещала бабушку с дедушкой, гуляла с мамой и тётей и с ужасом обнаруживала, что время шло настолько быстро, насколько раньше нельзя было себе представить. В прошлом – во время учёбы в школе или университете – каждый последующий год не был похож на предыдущий. Тогда Кире казалось, что так будет всегда, но теперь недели, месяцы и годы слились в одно большое «недавно» с вспыхивающим жутким осознанием того, что это, вообще-то, было полтора или два года назад.

***

После начала болезни отца к ним в дом позвонил неизвестный мужчина. Мужчина, как выяснилось, был не таким уж и неизвестным: он сказал, что его зовут Марк и что он был старым, добрым и, если он возьмёт на себя смелость так выразиться, лучшим другом её отца. Отец ждал его визита; мужчины закрылись в комнате, а мать и дочь взялись обсуждать, помнили ли они рассказы отца про Марка. Кира помнила только редкие упоминания некоего давнего друга; её мама знала гораздо больше: в те времена, когда счастливые жених и невеста беззаботно делились друг с другом подноготными своих жизней, он не только рассказывал ей про друга, но даже познакомил её с ним. Марк женился примерно в то же время, что и друг; обретя свои семьи, мужчины неизбежно разошлись, сократив общение до редких встреч. Им не помогало и то, что они жили в разных городах: Марк был из того самого большого города, который все, кто жил не там, называли просто «город» – из того самого города, в который мечтала переехать Кира.

После того как Марк узнал о болезни друга, он стал приезжать к нему настолько часто, насколько ему позволяли семья, работа и расстояние; помогало, что у него был свой автомобиль.

На вид Марк был ровесником её отца. Его неохотно седеющие волосы были тёмно-рыжими, фигура – плотной, а лицо – таким открытым и добрым, что если бы его характер соответствовал лицу, то было бы непонятно, как он смог сойтись с её отцом и даже стать его лучшим другом. Узнать его поближе ей не удалось: он приезжал к ним, здоровался с ней и её матерью и тут же уходил к её отцу. Его приветствия были искренними и вежливыми – он сжимал ладонь каждой из них в своих двух руках и, чуть ли не кланяясь, извинялся за вторжение – и заставляли Киру думать, что он был именно таким, каким выглядел.

***

По прошествии нескольких лет после поступления на работу Кира могла бы сказать, что потеряла счёт времени, но это, увы, было не так: болезнь отца вынуждала считать годы, месяцы и дни, и поэтому она знала, что с её начала прошло уже почти три с половиной года. Отцу становилось хуже, и они с матерью наняли медсестру, а Марк стал приезжать всё чаще и гостить всё дольше.

В какой-то из этих дней Кира, сидевшая на кухне, услышала настойчивую телефонную вибрацию. Её телефон лежал рядом, телефон её мамы – на столешнице, а тот, который глухо жужжал и медленно полз к краю, оказался на столе. Кира подошла к нему и увидела, что на телефоне её отца отображался неизвестный номер.

– Ма-ам, у папы телефон звонит. Отнести?

Её мама выглянула из прохода.

– Слушай, мы же вроде на его номер курьера заказывали, – спокойно сказала она. – Ответь. Это он, скорее всего.

Кира подняла трубку:

– Алло.

– Эм… – протянул мужской голос: звонящий, судя по всему, не ожидал, что трубку всё-таки возьмут; он быстро оправился: – Здравствуйте, я ищу… – уверенно начал он, но после слова «ищу» почему-то замялся.

Другой голос, женский, чей источник был совсем близко к говорящему, зашипел: «Ты не представился!». Первый голос проговорил что-то в ответ и после невнятных перешёптываний, из которых можно было разобрать требовательное «имя скажи!», сказал:

– Марка.

– А. Да, он здесь, – ответила Кира: Марк приехал около двух часов назад и всё это время сидел в комнате её отца.

Голос из трубки прошептал соседке «он там»; послышался глухой звук, как будто бы от удара об стол, долгий громкий выдох и повелительное «скажи, пусть позвонит!», на что первый голос с вызовом сказал «тебе трубку дать?» и продолжил:

– Передайте ему, пожалуйста, что мы не можем ему дозвониться, и чтобы он перезвонил.

Женский голос нетерпеливо повторил «ты не представился!», с чем Кира согласилась: кому перезванивать-то?

– Хорошо, а кому?

– Эм… Это его сын.

– Хорошо, сейчас передам.

– Спасибо! – быстро сказал он и повесил трубку.

Кира пожала плечами. Она негромко постучалась в комнату отца, приоткрыла дверь и обратилась к Марку:

– Я прошу прощения, но, – она приподняла телефон, – вас искал сын. Говорит, до вас не дозвониться.

На лице Марка отразился ужас. Он хлопнул ладонью по карману брюк и, убедившись, что тот не был потерян, спешно вытащил его. Пролепетав «почему выключен?», он сказал Кире «спасибо», кинув на неё такой благодарный взгляд, как будто бы она спасла его от банкротства, бросил другу «извини, я на момент» и, внимательно глядя на экран включающегося телефона, вышел. Кира прикрыла дверь комнаты и, сразу же забыв про этот звонок, вернулась к неторопливому утру своего выходного дня.

***

Она готовилась к этому, но смерть её отца показала, что к такому удару невозможно было быть готовой. Она плакала и обнималась с мамой и тётей; они кому-то звонили, кого-то вызывали, опять плакали, пытались понять, что нужно было делать дальше, и обхватывали голову руками; только к позднему вечеру они, тяжело опустившись на диван, решили, что сделали всё, что в таких случаях полагалось делать.

Похороны были назначены на третий день, и только через два дня Кира и её мама, побелев, вспомнили, что не сообщили новость Марку. Мама нашла в телефоне мужа его номер, позвонила и рассказала ему о случившемся и о дате похорон.

После спутанных дней, полных соболезнований, вязкого тумана мыслей и бытовых неурядиц, тётя позвала их на семейный совет. Она высказала то, с чем Кире и её маме было неудобно согласиться, и потребовала с них план действий по кардинальному изменению своих жизней. Она напомнила племяннице о её намерении переехать в город, а сестре – о желании продать дом, с которым не было связано ничего чрезвычайно счастливого, а после смерти мужа и подавно. Кира и её мама нехотя сопротивлялись, говоря, что ещё было слишком рано и что такие крупные планы требовали не одного вечера обсуждений. Тётя была неумолима и слово за слово посадила им в головы ростки осознания необходимости и неизбежности больших изменений, которые нужно было начинать именно здесь и обязательно сейчас. Обсуждая планы будущей жизни, мама и тётя уделяли много внимания Кире – как самой молодой, ещё не жившей самостоятельно и, по их словам, засидевшейся с двумя тётушками в богом заброшенном месте.

***

Одним вечером, когда Кира и её мама ужинали у себя дома, у последней зазвонил телефон. Она протянула руку к столешнице и посмотрела на экран телефона. От удивления перестав жевать, она сказала с полунабитым ртом:

– О. Марк.

Сглотнув, она, говоря как можно быстрее, чтобы не упустить звонок, добавила:

– Подходил ко мне на похоронах, предлагал часть расходов возместить. Видела его там?

– Да. Больно было на него смотреть…

Мама взяла трубку:

– Алло. Да. Да.

Она помолчала и, прикрыв телефон рукой, прошептала «плачет».

– Да, – заговорила она в трубку. – А она здесь, кстати. Да. Я могу поставить на громкую связь. Ага, сейчас.

Она отняла телефон от уха, положила его между собой и дочерью и нажала на значок громкоговорителя.

– Это я, здравствуйте, – сказала Кира, удивлённая его желанием поговорить с ней.

– Кира? – робко спросил Марк. – Кира, здравствуй. Я… Я только что говорил твоей маме… В общем… Я соболезную вашей утрате и… Я не знаю, каково… – его голос сорвался, но он справился с собой. – У меня тоже есть семья и… – Он не смог сдержать плача и всхлипнул. – Я постоянно думаю про вас и очень хочу вас как-нибудь поддержать…

– Спасибо…

– Недавно я вспомнил, что твой папа рассказывал мне о твоём образовании и где ты сейчас работаешь. Я состою в руководстве одной компании, которая… В общем, мы сейчас расширяем штат и… Если ты пришлёшь нам резюме, то тебя точно возьмут, потому что у тебя есть опыт, и… – он говорил так неуверенно, что Кире стало его очень жаль: он хотел помочь, но, видимо, боялся показаться навязывающимся благодетелем. – Я не уверен, что могу предлагать такое: может, тебе нравится твоё место, и я…

Кира смотрела на маму озарёнными осознанием внезапной удачи глаза. Не опуская глаз, она, медленно подбирая слова, ответила:

– На самом деле мне очень нравится ваше предложение, потому что я как раз собиралась переезжать в ваш город.

Марк резко вдохнул и быстро заговорил:

– А, я рад! У нас очень хорошо. У нас просторный офис и… Да! Самое главное: иногородним на полгода, – он сделал ударение на этом слове, подчёркивая внушительную длительность периода, – дают квартиру, чтобы можно было накопить денег и, так сказать, твёрдо встать ногами на твёрдую… Ф-фух… И квартиры, по-моему, в пешей доступности.

Глаза Киры, пытающиеся передать маме обуревавшие её эмоции, раскрылись так широко, что оставалось только приоткрыть в изумлении рот. Не меняя ни позы, ни взгляда, она, оправляясь от услышанного, проговорила:

– Это так… здорово. Я обязательно пришлю резюме.

– Я сейчас же вышлю контакты! Я не сомневаюсь, что тебя возьмут. Возьми, пожалуйста, у мамы мой телефон и позвони мне, как тебе ответят.

– Хорошо. Спасибо вам… – она остановилась, не найдя слов для всего, что она сейчас чувствовала, – просто… огромное.

– Я теперь даже не знаю, кому приятнее, – коротко засмеялся он. – Я очень рад. Я сейчас всё пришлю. Ещё раз примите, пожалуйста, мои соболезнования. До свидания.

– До свидания!

***

Марк, как и обещал, прислал контакты через минуту после звонка. А Кира, как и обещала, обновила и отправила резюме, всё ещё сомневаясь в успехе предприятия. Предприятие прошло успешно: сначала ей пришло письменное подтверждение, затем поступил запрос на собеседование по телефону, а после его прохождения были высланы файлы с инструкциями по адаптации нового сотрудника. Её выход на работу был запланирован на понедельник, идущий после следующего; в выходные перед этим она должна была заехать на новую квартиру. Кира позвонила Марку и рассказала ему об успехе; он был очень рад и попросил её позвонить ему в первый рабочий день: он хотел встретиться с ней с глазу на глаз.

Снова был собран семейный совет: мама и тётя поздравляли Киру, хлопая её по плечу и беря с неё неоднократные обещания звонить им каждый день. Дом было решено продать вместе с мебелью: мама переезжала жить к сестре, выделившей целую комнату под вещи из продаваемого дома, которые они захотели бы оставить у себя. С собой Кира планировала взять один дорожный чемодан с самым необходимым; остальное мама должна была выслать ей междугородней доставкой.

Тётя настояла на том, чтобы они вдвоём с сестрой уехали в издавна планируемое и давно откладываемое длительное путешествие – после того как продадут дом, разберутся с мелкими проблемами и освоятся с новым бытом.

Кира уволилась с работы, взяв минимально позволенный в их фирме срок предварительного уведомления – два дня. После последнего рабочего дня она вышла из опостылевшего офиса, и у неё перехватило дыхание от внезапного освобождающего облегчения. В течение месяца после увольнения она просыпалась от мучительных снов, в которых узнавала, что ей никто не разрешал увольняться, что она не ходила на работу уже несколько недель и что ей нужно было собираться и идти туда, чтобы под ехидное хихиканье коллег и тяжёлый взгляд начальницы объяснять причину своих прогулов и получать публичный выговор; она возвращалась на рабочее место и находила там гору заданий, которые нужно было выполнить до конца дня.

***

В своём двадцатипятилетнем возрасте, наступившем всего пару дней назад, Кира вышла из поезда на главном вокзале города, катя за собой чемодан и счастливо щурясь на солнце.

Она доехала на такси до указанного адреса. Обнаружив с помощью водителя, что дом был расположен в свободном от автомобилей дворе, она вышла на тротуар и, сопровождаемая будоражащим и сулящим новизну обстановки звуком чемоданных колёс, пошла к одному из многоэтажных корпусов жилого комплекса; двор был просторен, обустроен и находился в небольшой низине по отношению к основной улице. Ключ от квартиры, как было указано в присланном ей файле с инструкцией для иногороднего сотрудника, находился в почтовом ящике, открывавшемся цифровым кодом. Квартира была на пятнадцатом этаже – на четырнадцать этажей выше, чем она жила всю жизнь.