Точки притяжения

– Попугай? – переспросила Кира.

– Да, у него попугай есть. Девочка.

– Осмысленно так в экран смотрела, – подхватил Макс. – Мы думали ошибки вычитывала.

– Точно! – рассмеялась Майя.

Кира очень живо представила себе эту картину: вечер; темнота, сквозь которую прорезается свет монитора, прямо перед ним на удобном компьютерном кресле сидит, уверенно откинувшись на спинку, этот самый друг и, зажав сигарету в зубах (почему-то он представлялся ей именно таким), печатает то, что, постоянно прерывая смехом, комментариями и тычками пальцем в монитор, диктуют ему брат с сестрой, сидящие по бокам от него. И попугай, да.

– И вы ходили по пляжу и врали всем, кто готов был вас слушать?

– Типа того, – не смутившись, ответила Майя. – Скучно было.

«Поэтому родители каждый год вывозят вас из страны?» – захотелось спросить Кире. Они, оказывается, были не такими милыми и безобидными, какими казались ей ранее. Правда, на её отношение к ним это никак не повлияло – лишь добавило немного остроты.

– То есть вы хотите сходить на пляж? – спросила она, подытожив.

– Да, можно. О! Там же это… – вспомнила Майя, схватила свой телефон и начала что-то искать. – Точно. Там на следующих выходных открывается выставка песчаных скульптур. Сходим?

– В следующую субботу? – уточнила Кира.

– Да. Я свободна.

– И я. Днём.

– И я… – ответила Кира. – Где встретимся тогда? И во сколько?

– Давайте у фонтана, он же там один. Можно в двенадцать, – предложила Майя.

– В двенадцать? – недовольно переспросил её брат. – Зачем так рано?

– А ты опять в следующую пятницу поздно вернёшься?

– А ты? – вызывающе бросил он.

– Час тебя устроит?

– Два меня устроит.

– Два тебя устроит? – спросила Майя у Киры.

– Два меня устроит.

Она вспомнила, как когда-то пыталась представить себе, о чём Макс мог разговаривать с отцом по дороге на работу и обратно; судя по всему, он просто спал.

У неё зазвонил телефон: на экране было написано «Алиса». «Вот это тайминг», – подумала Кира и взяла трубку.

– Да? Угу. Да, давай там. Выдвигаюсь, – сказала она и положила трубку. – Как мы вовремя договорились: мне уже пора идти, – добавила она, встав с места. – Пока.

– Пока, – хором ответили они.

Когда Кира отошла от них, ей стало интересно, говорили ли они сейчас про неё, и если говорили, то что.

***

Кира и Алиса ехали домой в почти пустом транспорте. Они молчали, как и молчали почти весь путь от ворот парка к остановке – каждая думала о своём.

– Как погуляли? – нарушила тишину Кира.

– Нормально. Разговаривали много, – ответила Алиса и, подумав, прибавила: – Он хотел меня поцеловать.

Кира ничего не сказала; отсутствие комментария или наводящего вопроса предлагало Алисе выбор – продолжать говорить или остановиться здесь и больше ничего не рассказывать.

– Мне кажется, его начинает донимать моя постоянная неготовность, – вздохнула Алиса. – В следующий раз подумаю, – добавила она, снова вздохнув. – Про увлечения рассказывал.

– И чем он увлекается?

– Ну, говорил, что среди прочего…

– Среди прочего? – перебила её Кира. – У него много увлечений?

– Нет, это его формулировка. Он сказал, что «среди прочего» любит смотреть на птиц.

– Смотреть на птиц? Это как? В интернете?

– Вживую. Через бинокль. У этого даже какое-то название есть. Я не запомнила.

– Оригинально. И где он на них смотрит? В парке?

– Среди прочего, – усмехнулась Алиса. – А как ты время провела?

– Нормально. Хорошо. Слушай, – Кира резко переменила тему, – я обычная, да?

– Нашла обычную. Что за вопросы?

– В смысле во мне нет ничего примечательного, да? Алекс вон на птиц смотрит, ты в игры играешь, а я ничего такого не делаю. И выгляжу как-то… без изюминки.

– У тебя что, упадок настроения? Что случилось-то?

– Да просто так…

– А я «просто так» всегда тебе завидовала. По-хорошему. Ты уверенная и выглядишь классно. Эта майка, кстати, вообще шикарно смотрится.

– Спасибо… Ты тоже классно выглядишь. Только я редко чувствую себя уверенной… Я правда кажусь уверенной?

– Уж гораздо увереннее меня. А про увлечения я тебе вот что скажу: я вчера весь вечер играла в симулятор козла. Хорошее достижение, да? – скептически спросила Алиса.

– Симулятор козла? – позабавилась Кира.

– Да, симулятор козла. Весело, не отнять. Сейчас каких только симуляторов нет, даже симулятор куска хлеба. Что всё-таки с тобой? У тебя всё хорошо?

– Да, хорошо. Правда, – ответила Кира, и они переключились на темы, не затрагивавшие сегодняшний вечер.

Перебивка

Ассистентка. Мотор!

Ведущая. Здравствуйте. Назовите ваше имя, пожалуйста.

Макс. Макс.

Ведущая. Это ваше полное имя?

Макс. У меня постоянно это спрашивают. Третий по популярности вопрос.

Ведущая. Какие первый два?

Макс. Родной ли мне отец и крашу ли я волосы.

Ведущая. Так это ваше полное имя?

Макс. Да.

Ведущая. Расскажите про вашу семью.

Макс. Отличная семья.

Ведущая. Из кого она состоит?

Макс. Родители и сестра.

Ведущая. Расскажите про ваши отношения с каждым. Начнём с мамы.

Макс. Хм. Иногда она понимает меня лучше, чем папа с сестрой.

Ведущая. Например? По каким вопросам?

Макс. Личное пространство.

Ведущая. Какие у вас отношения с отцом?

Макс. Хорошие.

Ведущая. Без подробностей?

Макс. Он очень добрый. Понимающий. Терпеливый. Отзывчивый. С ним сложно быть не в хороших отношениях. (улыбается)

Ведущая. Расскажите про ваши отношения с сестрой.

Макс. Хм-м. Как лучше сказать?.. (думает) Если бы отношения между детьми были шкалой, где здесь (показывает у груди) – вражда, а здесь (показывает над головой) – полное согласие, то… да, где-то здесь (снова показывает над головой). Со стороны может показаться, что это не так, но это так. Мы хорошо понимаем друг друга.

Ведущая. Вы сказали, что у вас хорошие отношения со всей семьёй. Вы говорите им, что любите их?

Макс. Почти никогда. (улыбается) Зато я всегда отвечаю.

Примерно за полгода до дня 1, воскресенье

Майя сидела на высоком стуле, опершись локтями на столешницу, находившуюся в той части их квартиры, которая представляла собой кухню. Квартира была устроена таким образом, что та её область, которая не являлась ни санузлом, ни отдельными комнатами (одна – её, другая – брата, третья – родительская), была одним большим жилым помещением. Если бы кто-то в первый раз зашёл в их квартиру, то сначала оказался бы в прихожей, огороженной только с боков: слева через приоткрытую дверцу зияла темнота большого гардеробного шкафа, справа была стена, заполненная крючками и перекладинами с повешенными на них разнообразными вещами, которые, помимо шапок, шарфов и солнечных очков, включали в себя пару сетчатых мешков для продуктов, несколько разнокалиберных зеркал и небольшую чёрную доску, на которой Майя любила рисовать или писать что-нибудь неожиданное. Прихожая беспрепятственно вливалась в проход, отделявший пристенный кухонный гарнитур слева (он стоял в углублении в форме вытянутой буквы «п») от гостиной справа. Сама же гостиная отделялась от прохода этой самой высокой столешницей, за которой, спиной к кухне, сидела Майя, обхватив голову руками. Перед ней лежал телефон, который она периодически схватывала, нажимала кнопку вызова и, услышав автоматический женский голос, тут же, морщась, клала его на место. Её папа уехал четыре часа назад и обещал позвонить спустя два часа после отъезда. Он так и не позвонил, а его номер был недоступен. Её сердце колотилось; она вспомнила, что последний раз, когда она настолько сильно за кого-то беспокоилась, был примерно восемь лет назад, и тогда это был не отец, а… Ход её мыслей был прерван звуком шаркающих шагов. «Помяни чёрта», – подумала Майя и посмотрела налево: её брат устало брёл из своей комнаты, прикрывая рот тыльной стороной ладони и измученно зевая.

– Я думала, ты сегодня вообще не встанешь.

– И тебе привет.

– Чего вчера так поздно пришёл?

– А это твоё дело, да? – отмахнулся он сквозь никак не прекращающуюся зевоту.

– Я за папу беспокоюсь.

Нота звенящей тревоги в её голосе помогла ему проснуться окончательно.

– А что такое?

– Он четыре часа назад уехал к этому… как его, другу, который болеет. До него ехать часа два. Он обещал позвонить, как приедет, а я уже задолбалась слушать вот это! – она набрала номер, включила громкую связь, и вкрадчивый женский голос отчётливо произнёс: «Телефон абонента выключен или находится вне зоны действия сети».

– Может, к дяде заехал?

– Я звонила дяде, он ничего не знает.

Макс задумался.

– А он не оставлял номер друга? – через пару секунд спросил он.

Майя выпрямилась; она широко раскрыла глаза от озарения. Вскочив со стула, она подбежала к холодильнику, испещрённому всевозможными магнитиками и записками. Её брат встал за ней и, протянув руку через её плечо, ткнул пальцем в бумажку, висевшую над её головой: на бумажке был написан чей-то номер телефона; рядом с ним более мелкими буквами было приписано имя.

– Это он? – спросил Макс.

– Да, по-моему…

– Позвоним? – предложил он, сорвав записку.

– Давай…

Они забрались на два высоких стула (их было всего два). Макс достал телефон, впечатал номер и стал звонить, прижав телефон к уху. Спустя какое-то время он повернулся к сестре:

– Не отвечает.

Ровно в этот момент женский голос внезапно ответил «Алло»: в их выжидающей тишине это слово прозвучало так громко, что его было слышно даже Майе.

– Эм… – протянул Макс, от неожиданности потеряв речь; он быстро взял себя в руки. – Здравствуйте, я ищу… – начал он, но тут же закрыл динамик рукой и бегло прошептал: – Блин, чуть не сказал «папу». Как сказать-то?

– Ты не представился! – прошипела Майя.

– Как мне его назвать? – нетерпеливо переспросил её брат.

– Чего? – поморщилась она.

– Кого я ищу?

– У тебя мозги вышибло? Имя скажи! – обеспокоенно воскликнула она, боясь, что если они промедлят, то человек на том конце провода устанет ждать и бросит трубку; она только сейчас заметила, что брат волновался не меньше неё.

– Марка, – сказал он в трубку; женский голос что-то ответил. – Он там, – с облегчением озвучил ей Макс.

Майя, услышав заветное подтверждение, гулко упала лбом на столешницу и шумно выдохнула; резко выпрямившись, она возмущённо произнесла:

– Скажи, пусть позвонит!

– Тебе трубку дать? – парировал её брат и продолжил: – Передайте ему, пожалуйста, что мы не можем ему дозвониться, и чтобы он перезвонил.

– Ты не представился! – снова прошипела Майя, на этот раз гораздо нетерпеливее.

– Эм… Это его сын, – назвался Макс телефону. – Спасибо! – торопливо бросил он и тут же положил трубку. – Самый постыдный звонок в моей жизни, – удручённо выдохнул он. – Хотел имя своё назвать. Мне правда мозги вышибло.

– Да ладно, я бы ещё хуже справилась… – примиряюще сказала Майя. – Советовать проще, чем делать. Он позвонит?

– Да.

Спустя примерно одну минуту у Майи зазвонил телефон, на экране которого высветилась долгожданная надпись «Папа». Её лицо просияло.

– Я вообще-то мне просил позвонить, – возмущённо заметил Макс.

– Я первая просила. Спасибо, – ответила Майя, чмокнула его в щёку и убежала в свою комнату.

День 43, неделя 7, понедельник

Весь сегодняшний день Кира прокручивала в голове субботний вечер; иногда она ловила себя на том, что минут пятнадцать или двадцать смотрела в одну точку на экране монитора, подперев голову рукой, уйдя в свои мысли и ничего не делая. В течение всего рабочего дня ей приходилось заставлять себя концентрироваться – подгонять себя и трясти головой, пытаясь сбросить наваждение. Выйдя в конце дня из лифта, она, идя по холлу первого этажа, снова поймала себя на том, что витала в облаках и не смотрела, куда идёт. Сфокусировавшись, она заметила среди проходящих мимо людей очень хорошо знакомую стройную фигуру, увенчанную небольшой, но примечательной копной пшеничных волос контрастных оттенков. Она ускорила шаг.

– Привет! – выдохнула она, догнав Макса и не сумев сдержать улыбку.

– Привет. Хочешь узнать, куда я сегодня иду после работы?

Улыбка Киры потухла так же быстро, как и зажглась.

– Тебя задел мой вопрос, да? Мы же играли, – жалостливо вывела она.

– Не задел, конечно, – удивился он. – Шучу просто.

– А. Я, видимо, очень волновалась за этот вопрос, – хмыкнула она.

– Я домой сейчас. Сегодня своим ходом.

– Ясно. Я тоже домой.

Они остановились на том месте перед зданием, от которого им предстояло разойтись в разные стороны: остановка общественного транспорта была с правой стороны от бизнес-центра, а тротуар, который вёл к дому Киры – с левой. Они стояли лицом друг другу и не разворачивались; было очевидно, что никто из них не хотел уходить.

– Что будешь слушать? – Макс показал на наушники на её шее.

– Оперу.

– Какую?

– Кармен.

– Серьёзно?

– Нет.

Они стояли, молча смотря друг на друга.

– Я пойду тогда, – прервал тишину Макс.

– Угу, я тоже.

Они медленно развернулись и разошлись. Внезапно Киру осенило: она вспомнила утро одного из выходных дней поздней осени прошлого года; она удивилась тому, как причудливо работала её память: всё это время, с самого первого дня в этом городе, ей казалось, что она уже слышала его голос; и когда она познакомилась с Майей, ей начало казаться, что её голос она тоже уже где-то слышала. И только сейчас она наконец-то вспомнила, где.

– Подожди! – воскликнула она.

Макс остановился и быстро развернулся, чтобы увидеть, как Кира идёт к нему твёрдым шагом. Она остановилась так близко, как, кажется, они ещё никогда до этого не стояли. Она не рассчитывала остановиться настолько близко; её пронзил неожиданный внутренний разряд, и она отступила на шаг назад.

– Это был ты, – уверенно заявила она.

– Где?..

– Ты звонил моему отцу, когда искал своего.

Пару мгновений Макс недоумённо смотрел на неё. Потом его лицо озарилось осознанием.

– Я забыл про тот звонок… Я ещё думал, почему женский голос ответил.

– Я тоже забыла, вспомнила только сейчас. Ты же был с Майей? Её было слышно.

– Да, мы вместе звонили.

Кире вдруг захотелось обнять его, как какого-то потерянного, но вновь найденного родственника.

– Как интересно жизнь складывается. Ну, теперь я пойду, – сказала она, побоявшись того, что могла не удержаться и на самом деле предложить ему объятия.

– Угу, я тоже.

Никто из них не развернулся. Кира, приложив такие усилия, какие, как она думала, не требовались при обычном прощании, сделала два медленных шага назад. Макс тоже сделал шаг назад; до последнего момента смотря друг другу в глаза, они наконец-то разошлись.

Это открытие сдвинуло с её души какую-то тяжёлую крышку. «Хватит, – подумала Кира. – Хватит убегать от себя. Хватит врать себе. Хватит наслаждаться чувством, не признавая его названия». Она решила серьёзно поговорить с собой и признать всё, в чём до этой минуты ей было либо стыдно, либо страшно признаться. О чём она думала вчера? О нём; весь день; даже когда разговаривала с мамой или с Алисой. Что она ощущала, когда видела его? Тёплое щемящее чувство, которое начиналось в груди, опускалось в живот и, определив себе некое пустое пространство, свободно плавало внутри, периодически касаясь стенок живота и запуская этими прикосновениями потоки лёгкой эйфории, расходящиеся во всех направлениях. Эти прикосновения казались такими нежными и невесомыми, что их можно было сравнить с крыльями летающих внутри бабоче…

– Вот, что означает эта фраза, – сказала Кира вслух.

Она никогда не понимала этого избитого книжного выражения. «Бабочки в животе». Раньше она, как ни старалась, никак не могла представить бабочек в своём в животе. Вот, как это ощущалось на самом деле.

Каждый раз, когда она начинала с ним разговаривать, она чувствовала такую непривычную лёгкость, какой не было ни в одном другом ежедневном общении; исчезала любая напряжённость; казалось, что он не скажет ничего отталкивающе непривычного и не сделает ничего обескураживающе неожиданного – это чувство спокойствия было до абсурдности странным, потому что она его, строго говоря, почти не знала. И именно из-за того, что она его почти не знала, другое чувство – какой-то фантастической общности, какой-то душевной связанности – казалось ей ещё более странным. Ей безмерно нравилось всё, что было с ним связано; мелочи же казались особенно упоительными – как он склонял голову набок, когда она замолкала, но он ожидал продолжения; как разительно изменялась форма его глаз, когда он удивлялся; как мило менялось выражение его лица, когда он был растерян; каким движением он сдвигал рукава наверх, когда ему было жарко; или как он одной рукой поддерживал лямку рюкзака у плеча. «Интересно, – подумала Кира, – наркотическое опьянение ощущается так же? От него тоже хочется лечь, закрыть глаза и медленно и глубоко дышать? От него тоже хочется без сожаления тратить часы на то, чтобы не двигаться и наслаждаться сквозящей через весь организм негой?».

Когда она пришла домой, то легла на диван и провела так всё время до самого сна. Вот, как это ощущалось на самом деле.

День 44, неделя 7, вторник

Всё сегодняшнее утро Кира пыталась договориться с собой по поводу того, что она хотела делать с открытым вчера чувством всепоглощающей влюблённости. Процесс переговоров шёл сложно, но стороны в итоге пришли к соглашению.

– Я признаюсь ему – сразу, как увижу его.

– Давай сначала поговорим об этом, ладно? – ответила более рациональная, сухая и выдержанная половина её сознания, которую она вызывала на серьёзный разговор в те моменты, когда ей нужно было с чем-то хорошо разобраться.

– О чём именно?

– Ты взрослый человек. Тебе понравился другой взрослый человек…

– Не «понравился», – перебила она себя, – а…

– Не важно, – снова перебила она себя. – Так это происходит во взрослом мире. Оставь любовь школьникам. Представь двух других взрослых людей в такой же ситуации – уберём пока твою инфантильную натуру за скобки. Что бы один из них сделал в такой ситуации? Что бы другая гипотетическая девушка твоего возраста сделала в такой ситуации?

– Я начинаю понимать… Она бы просто дала понять, что заинтересована в отношениях.

– Вот именно. Как?

– Флирт. Прямой вопрос о личной жизни, может быть.

– А ты что пытаешься сделать?

– Признаться в любви… С ходу. Я могу оправдать себя.

– И как?

– Меня одолевает странное чувство, что… Даже не знаю, как сформулировать. Что я не вынесу, если прекращу с ним общаться, или как-то так. Что я не вынесу, если мне в итоге не удастся получить его. Оно тяжёлое. Оно как будто ставит мне условие: либо так, либо экзистенциальный ужас. Я никогда ничего подобного не испытывала.

– И?

– Поэтому я хочу признаться сразу. Чтобы всё встало на свои места. Никаких недопониманий.

– Не очень логичное решение. Ты осознаешь, что это может прозвучать отталкивающе?

– Прекрасно. Я просто боюсь, что не смогу флиртовать с ним. Учитывая мою взволнованность, я буду выглядеть нелепо и неуклюже, а это будет ещё более отталкивающе.

– Хорошо. Это твой выбор. Делай, как знаешь. Пойдём дальше. Давай теперь разложим твою влюблённость по полкам. Убери лирику и сухо расскажи, что тебе в нём понравилось. Помимо очевидного.

– Что, по-твоему, очевидно?

– Внешность, конечно. Хватит врать себе.

– Я не скажу, что она не важна. Важна, но частично.

– Частично – это как?

– Если бы у него был другой характер – какой-нибудь гораздо менее привлекательный – я бы не обратила на него внимания. Несмотря на внешность.

– Ты уверена?

– Уверена. Для меня внешность – это и внешний образ, и мимика, и жесты, и голос, и манера говорить, и характер.

– Перейдём тогда на характер. Опиши, что тебе понравилось.

– Не то чтобы я хорошо его знала… Мы общаемся сколько? Если сложить все дни вместе? Четырнадцать дней? Пятнадцать? И диалоги у нас получаются какие-то детские. Не обсуждаем ничего серьёзного… Так…

– Я смотрю, тебя это гложет.

– Да… Как ты сказала? «Другая гипотетическая девушка твоего возраста в такой ситуации»? Мне кажется, у любого другого человека разговоры бы выходили поинтереснее, чем у меня.

– Например? Про что бы другой человек разговаривал бы на твоём месте? Политика? Литература? Искусство?

– Хотя бы увлечения и работа… Мы работаем в одном месте и ни разу не говорили о работе.

– Такое у тебя представление об интересном разговоре? О работе? К тому же вы обсуждали коллег.

– Поверхностно… И в паре слов.

– Самобичевание тебе сейчас не поможет. Ответь на мой вопрос. Что именно тебе в нём понравилось?

– Попробую… Умение легко и ненатянуто поддерживать разговор. Выбор тем и…

– Выбор тем? То, что у себя ты описала, как недостаток, у него превращается в достоинство?

– Получается… – вздохнула Кира. – По крайней мере он не спрашивает о гипотетических сценариях развития мировой истории.

– Ещё раз спрошу: то, что ты не переходишь на так называемые серьёзные темы – это твой недостаток, а в его случае – достоинство?

– Выходит, так… Я хочу сказать, что он определённо знает границы. Что говорить, а что – нет, где сделать паузу, а где – нет. И в целом у него какой-то невесомый образ. Никакого напряжения в манерах, ничего такого. Такая непосредственная мимика. И он так легко может смотреть прямо в глаза.

– Ты, заметь, тоже умеешь легко смотреть прямо в глаза. Поэтому то, что вы постоянно друг на друга пялитесь, означает только то, что вы умеете легко смотреть людям в глаза.

– Получается… А если продолжить про достоинства, то… Семья у него классная.

– Ты оригинальная, – добродушно обратилась она к самой себе. – Мало кто может сказать «мне понравился парень, потому что у него классная семья».

– Знаешь, если сделать вывод из моего описания, оно получается не таким уж и многословным… Я правда его плохо знаю. Этого, как видишь, достаточно.

– То есть ты собираешься признаваться? Сегодня?

– Да.

– У тебя не получится. Представь себе ситуацию в реальности. Представь ваше обычное «привет – привет». Сможешь перейти к нужной теме? Хватит смелости?

– Не хватит… – удручённо вздохнула она. – Я только что представила себе… Не хватит. Если я открою рот, то оглохну от собственного сердцебиения.

– Почему тогда ты изначально решила, что признаешься сегодня?

– Наверное, меня окрылила вероятность успеха. Мне иногда кажется, что я ему тоже небезразлична.

– А что ты думаешь о вероятности неуспеха?

От неожиданности этой мысли у Киры отнялись ноги и закружилась голова; она даже остановилась: во время этой внутренней беседы она шла по тротуару по направлению к рабочему зданию. Мысль о неуспехе оказалась настолько невыносимой, что она тут же сменила тему:

– Я даже не знаю, есть ли у него девушка.

– Ты правда не знаешь.

– Но ведь если она есть, он бы про неё упомянул? Хотя бы раз должен был упомянуть.

– С чего ты взяла?

– Амир постоянно рассказывает про свою.

– А если бы у тебя всё это время был парень, ты бы рассказывала про него?

– Не знаю…

– Подойдём к вопросу с другой стороны: ты говоришь, что Амир постоянно рассказывает про свою девушку. Это ни о чём не говорит. Люди разные. Вспомни последний диалог с Марком. В лифте.

Кира начала в свой голове мотать время назад; невольно получился эффект старомодной перемотки – из тех времён, когда фильмы хранились на кассетах, просматривались через специальные проигрыватели и перематывались кнопками на пульте. На нужном месте она нажала на «play», и Марк, еле сдерживая смех, заговорил:

– Но он не Майя, да? Ты его видела. И слышала. И на мать похож – будь здоров. Я ещё в молодости узнал, что у моей жены есть очень чёткие границы, что она хочет говорить, а что – не хочет. Как скажет мне «я не буду про это рассказывать», ещё таким спокойным и уверенным тоном, я аж робел перед ней. А этот весь в неё.