Точки притяжения

Ещё никогда в жизни Кире настолько сильно не хотелось сплетничать. Она была готова звонить Тине и расспрашивать её обо всём увиденном и услышанном; она не стала этого делать: сейчас все разъезжались по домам – Тине наверняка было не до разговоров по телефону. Может быть, стоило попробовать поговорить с ней об этом завтра? Всё равно они пока что ходили обедать вдвоём. Кира уже почти что утвердила это намерение своим завтрашним планом, как вдруг испугалась того, что Тина могла знать больше, чем Кире хотелось бы слышать. Вдруг Таня действительно была бывшей девушкой Макса? В таком случае разговор мог перейти на него, и Тина могла рассказать о его текущей девушке, если такая всё же существовала. В её животе что-то отвратительно сжалось, заставив руки и ноги ослабнуть под весом этого неожиданно тяжёлого страха.

«Мне слишком сложно про это думать», – заключила Кира и, обойдя этот виток мыслей, вернулась к перебору и перетасовыванию в голове все фактов и предположений, которые можно были вывести из только что полученных данных. Её сознание было так приятно занято, что это помогло ей пережить сегодняшний вечер без мучительных всплесков удушающей влюблённости.

День 47, неделя 7, пятница

Сегодняшнее утро прошло на удивление спокойно: чувства начали приводить её нервы к износу, и её организм стал сопротивляться наваждению, насылая на сознание Киры приливы принудительного умиротворения.

В первой половине дня неожиданно зазвонил её телефон: обычно он никогда не звонил в рабочее время; на экране высвечивалось имя «Алиса». С беспокойством подумав о том, что Алиса хотела сообщить ей о чём-то чрезвычайно срочном, Кира взяла телефон, быстро ушла в лифт-холл и подняла трубку.

– Да, Алис, что случилось?

– Привет. А почему должно было что-то случиться?

– Ты не звонишь в это время, а если тебе что-то нужно, то пишешь.

– Ладно, мисс Марпл, вы правы. Это на самом деле так, ничего необычного. Просто узнала, что хочу приехать на выходные. Решила сообщить пораньше.

– «Узнала, что хочу приехать»? Это как вообще?

– Это значит, что мы наконец-то допереписывались до взаимного согласия. Слушай, мне очень неудобно перед тобой: я на тебя каждые выходные сваливаюсь.

– Вот это новости. Мне не неудобно, а тебе неудобно. Вообще пора уже отдать тебе запасной ключ: приезжай, когда хочешь, хоть в будни.

– Спасибо, Кира, ты такая добрая…

– Просто я люблю тебя. Так когда ты приедешь?

– Я тоже тебя люблю… Завтра утром. Может, я буду на диване спать? Не хочу тебя стеснять.

– Какой диван? Мы на кровати спим прекрасно.

– Ладно… Я всё равно чувствую, что в долгу перед тобой.

– Прекрати, а.

– Спасибо. Я напишу тебе ещё.

– Угу. До завтра тогда?

– Ага, пока.

Кира положила трубку и глубоко вздохнула. «Думает, что стесняет меня. Я и так тут почти ни с кем не общаюсь. Дурашка», – подумала она и сразу же услышала драгоценное «Привет».

– Привет!

Она повернулась к Максу с такой счастливой улыбкой, что не сразу сообразила, что он, наверное, никогда её такой не видел. Чтобы её восторженное перевозбуждение не выглядело отталкивающе, она тут же попыталась убавить её хотя бы вполовину. Он не улыбался.

– У тебя от моего вида улыбка потухла, – сказал он своей обычной интонацией.

«Которую хрен разберёшь», – иногда хотелось возмущаться ей. Сейчас, по крайней мере, не было понятно, какую интонацию он имел в виду: шутливую, огорчённую или укоризненную.

– Ты приписываешь себе слишком много: то я хочу убежать от тебя, то у меня от тебя улыбка тухнет.

– М. То есть я тут ни при чём?

Кира мысленно приложила руку к лицу: она хотела уверить его в том, что не относилась к нему так плохо, как он себе фантазировал, а в итоге почти напрямую сказала «мне на тебя плевать».

– В этих случаях точно ни при чём.

– Ты недавно сказала, что с удовольствием прогуляешься со мной.

– Помню, а что?

– Если ты сегодня сразу домой, то мне в ту же сторону.

– Встретимся у выхода?

– Угу, давай, – согласился Макс и тут же ушёл.

«Мне, вообще-то, туда же…» – разочарованно подумала Кира, проводив его взглядом: он ушёл в сторону офиса – туда, куда она сама собиралась сейчас возвращаться. Она подождала, пока он скроется из виду, и пошла следом. Что-то с ним сегодня было не так: он не был похож на обычного себя. Кажется, он выглядел расстроенным.

***

Они встретились не у выхода из здания, а на выходе из лифтов – случайно. До самого тротуара они шли молча.

Макс обернулся к ней и, показав на наушники на её шее, немного недоумённо спросил:

– Будешь что-то слушать?

Кира ещё никогда в жизни не чувствовала себя так глупо: она настолько привыкла вытаскивать наушники из рюкзака и надевать их себе на шею ещё до входа в лифт, что делала это, не задумываясь. «Как это, интересно, выглядит со стороны? Я решила погулять с тобой, но на случай, если мне станет чересчур скучно, у меня есть выход?» – удручённо подумала она.

– Нет. Я их на автомате надела, – она решила озвучить правду.

– М. А что бы слушала, если бы пошла одна?

– Queen.

– М.

«М?» – недоумённо повторила Кира в своей голове. Он определённо был в какой-то прострации. У него даже были немного опущены плечи; обычно же он ходил прямо, не горбясь.

– Ты разве не должен спросить «серьёзно»?

– А. Точно. Серьёзно?

– Нет… Ты чем-то расстроен, да? – спросила она, не удержавшись: из-за его очевидной рассеянности этот вопрос казался простительным.

– Нет. Я просто… – он взял небольшую паузу для раздумья, – не выспался.

«Невыспавшиеся люди выглядят не так, – захотелось ответить ей. – Они сонные, несвежие и давятся зевотой. Ты точно чем-то расстроен. К тому же я видела тебя невыспавшимся – в прошлую субботу; и ты не выглядел тогда так, как будто у тебя отобрали воздушные шарики». Она ничего не сказала вслух. Спустя несколько минут их молчание начало ей досаждать.

– Ты знаком с братом Амира?

Она всё-таки решилась поговорить об этом. Говорить, правда, придётся очень осторожно.

– Видел пару раз и всё. А что?

– Видела его вчера здесь: разговаривал с Амиром перед зданием. Я не знала точно, что это его брат, но они похожи.

– Такой с бородой?

– Ага.

– Скорее всего он, да.

– Амир про него нечасто рассказывает, да?

– Угу, – ответил Макс и, подумав, прибавил: – И правда нечасто.

– Они в плохих отношениях? – спросила Кира, несмотря на боязнь произвести впечатление сплетницы.

– Судя по всему.

– Из-за чего?

– Не знаю.

Кира мысленно глубоко вздохнула. Спросить у него про Таню она не решалась. Каким образом можно было узнать хоть что-либо про его личную жизнь? Голос Алисы в её голове произнёс: «Хочешь узнать, есть ли у него девушка? Это очень конкретный вопрос. Думай». Как можно было начать говорить про личную жизнь в рамках нейтрального диалога? Кира видела только один путь: рассказать про свою личную жизнь, тем самым приглашая его подхватить тему. Если бы она не была в нём заинтересована и ей требовалось бы узнать, была ли у него девушка, она бы тут же сочинила рассказ про своего несуществующего парня в надежде вывести его на откровенность относительно свой девушки, если такая всё-таки была. Сейчас этот вариант был невозможен: в его глазах она должна была оставаться свободной, чтобы ничего не мешало переходу их отношений через дружеские границы, если это всё-таки собиралось когда-нибудь случиться. Конечно, можно было начать сочинять историю про своего несуществующего бывшего парня, с которым она якобы рассталась незадолго до переезда и который, к примеру, продолжал ревновать её ко всем вокруг – эта подробность должна была связать её прошлую личную жизнь с текущим моментом и помогла бы побудить Макса к рассказу о своей текущей личной жизни. Наверное, это могло было бы сработать, если бы не три «но»: ревнивый бывший парень выглядел бы отпугивающе; Макс мог подхватить тему и пожаловаться на своих бывших девушек; подробное обсуждение личных жизней могло пошатнуть их текущий уровень отношений в сторону подвешенной неопределённости – мог заставить его подозревать, что она была к нему неравнодушна. По этой же причине она не могла напрямую спросить у него «у тебя есть кто?»: это было немыслимо – это бы с головой выдало её заинтересованность. Кажется, узнать о наличии у него девушки в рамках лёгкого дружеского диалога было невозможно.

Они уже подошли к месту развилки.

– До завтра, – напомнила Кира.

– Завтра? А, точно. В два, да? До завтра, – сказал он и ушёл, оставив её гадать о причинах его подавленного настроения.

«Может, он поссорился с девушкой?» – подумала она, но тут же в ужасе отогнала эту непрошенную мысль: она хоть и содержала в себе вероятную причину его плохого расположения духа, но была парализующе пугающей и нестерпимой.

Примерно за 4 месяца до дня 1, суббота

Сегодня вечером снег как будто спятил: казалось, что он усиливался с каждой минутой. Не мог же он постоянно усиливаться? Таня опаздывала на вечеринку в квартиру лучшей подруги; она должна была прийти на пару часов раньше, но её парень, с которым она навещала его друзей и который обещал подвезти её, постоянно откладывал выезд. Каждый раз, когда Таня думала или говорила вслух «мой парень», ей казалось, что она ему льстила: он выглядел не так уж и молодо. Она наконец-то вышла из его машины, атмосфера в которой была накалена настолько, что ей хотелось заткнуть уши, закрыть глаза и представить себя в другом месте; к тому же из-за погоды им пришлось ехать очень медленно: насмешливо тянущееся время только усиливало тяжёлое молчание. Пока она шла от автомобиля до подъезда, снег успел настолько сильно облепить её ноги и завалить её волосы, что для полного упадка настроения ей не хватало только того, чтобы кто-нибудь вылил на неё помои из окна второго этажа. Тане почти непреодолимо хотелось курить, но она больше не могла опаздывать ни на минуту: мысль о встрече с подругой была единственным, что удерживало её от срыва – по крайней мере, внутреннего. Дверь подъезда оказалась открытой. Написав подруге «я здесь», Таня стряхнула снег с безостановочно тающего пальто и встала у входной двери квартиры. Дверь открылась, и Соня выпрыгнула к ней так быстро, что Таня смогла увидеть только взмах её выдающихся коричнево-рыжих волос, прежде чем почувствовала крепкие объятия и услышала «наконец-то хоть кто-то мой!».

– Привет… – пробормотала Таня из глубины объятия. – Я тоже рада тебя видеть. Остальные гости не твои?

– Ага, – ответила Соня и, бросив на подругу тёплый взгляд, провела её в прихожую, закрыв за ними входную дверь.

В квартире было столько народу, что в нос тут же ударило недостатком кислорода.

– Мне лучше разуться, да? – Таня посмотрела на свои мокрые полусапожки. – И куда это? – она показала на отяжелевшее от влаги пальто, которое она только что сняла с плеч.

– Бросай сюда, – Соня небрежно взмахнула рукой в направлении диванчика, на котором громоздилась шаткая пирамида верхней одежды. – И, да, лучше разуться.

– Я потом найду его? – засомневалась Таня, положив пальто на плотную кучу влажных тканей.

– Оно сверху. В крайнем случае в четыре руки найдём, – заверила её Соня и, взяв подругу под руку, провела её в гостиную, где они смогли уютно устроиться в свободном месте у стены. – Выпить хочешь?

– Нет. Я бы покурила, но ничего, потерплю. А почему ты пригласила только меня?

– Своих приглашу в другой день – на чинное чаепитие. Не хочу пугать бабулю этим притоном.

– А коллеги? Мы же с кем-то из твоих на тот странный концерт ходили. Как её звали?

– Я не хотела приглашать никого, кроме тебя, – упрямо сказала Соня.

– Понятно. И как всё проходит?

– Чувствую себя, как трофей. Знакомит меня со всеми, с кем ещё не познакомил, – устало вздохнула Соня.

– Вы же столько лет вместе. Я думала, он перезнакомил тебя со всеми, с кем можно.

– Я тоже, – Соня многозначительно посмотрела на подругу. – Но, как видишь, нет. Рассказывать – да, он рассказал про меня всем, – она опять вздохнула. – Только и слышу: «О, он нам столько про тебя рассказывал», – прибавила она, покачав головой.

– У всех свои заносы.

– Хорошо, что он не общается с братом, да?

– Угу… А ты не говорила ему, что мы встречаемся?

– Ещё чего. Ещё причинно-следственные связи искать начнёт.

Когда Таня только начала встречаться со своим коллегой, она понятия не имела, что он был братом парня её лучшей подруги. Он входил в руководящий состав одного из направлений их компании, она работала в другом. Как только после начала их отношений она в первый раз зашла к нему в кабинет, то встала, как вкопанная: на его столе стояла фотография, на которой он, одной рукой махая фотографу, а другой прижимая к себе парня Сони, ухмылялся во весь рот, в то время как его брат, несмотря на неуверенную улыбку, выглядел испуганно и как будто весь сжался. Таня тогда подумала, что фотография с братом являлась отчаянным жестом: у других коллег, скорее всего, на столах стояли фотографии детей, а у него был только младший брат, с которым у него были такие напряжённые отношения, что они во всей красе подчёркивали всю демонстративность наличия этого фото на его столе. В этот же день она рассказала обо всём Соне, и они решили, что об этом совпадении лучше было никому не знать; к тому же Таня чувствовала, что её отношения не должны были продлиться долго. Тогда – когда она в первый раз зашла к нему в кабинет и обнаружила его семейное фото – в её голове пронеслась мимолётная мысль о том, что если бы кто-либо из её братьев пожелал бы сделать с ней совместное фото для демонстрации наличия семьи с крепкими родственными связями, она бы выколола ему глаза; не буквально, конечно: скорее всего, притворилась бы, что ищет что-то в сумке, а потом резко направила бы перцовый баллончик брату в лицо и с наслаждением нажала бы на кнопку; ей нужно было бы сказать какую-нибудь красивую фразу – что-то вроде «Почему бы вам не сфотографироваться друг с другом? Или что? Папка отказался? Фотографировать некому?»; в реальности ей бы пришлось убежать, опасаясь расправы, и потом жить в страхе, боясь того, что они её найдут; она быстро отогнала эту мысль прочь.

Подруги расслабленно молчали; каждая чувствовала умиротворение от того, что наконец-то могла отдохнуть в компании родственной души. Из томной прострации Таню вывел пронзительный женский голос, который очень громко что-то крикнул: это было где-то за дверью гостиной. Крик не продолжился. Пожав плечами, Таня стала не задумываясь обводить взглядом окружавших её людей. Её внимание привлёк только что зашедший в комнату светловолосый парень. Ей не удалось надолго задержать на нём взор – почти сразу же за ним в комнату вошла девушка с такой замечательной копной собранных в пышный хвост ярких волнистых волос, что взгляд Тани тут же приклеился к ним. Ей показалось, что она уже где-то их видела, но ощущение было настолько смутным, что, как это часто бывало в таких случаях, Таня решила, что они просто были на кого-то похожи.

– Это брат с сестрой? – Таня кивнула в их направлении.

– Угу.

– Вот это волосы… Кого-то природа награждает.

– В смысле «кого-то»? Тебя, что ли, нет? – скептически спросила Соня.

– На себя посмотри, – парировала Таня, и подруги тепло улыбнулись друг другу. – А кто они?

– Эти? – Соня дёрнула головой в направлении брата с сестрой.

– Ну да.

– Не помню… Амир знакомил сегодня, но хоть убей – не помню. Кто-то с его работы, кажется. Хотя… Я же видела их раньше, только по отдельности. Его – в универе иногда, а её – на последнем их корпоративе. Даже не знала, что они родственники.

– Как их зовут?

– Его я точно не помню, а её… Как же её зовут? Как же, как же, как же, имя такое подходящее… – начала приговаривать Соня, нетерпеливо перебирая пальцами в воздухе. – О! Майя.

– Почему подходящее?

– Как пчёлка. Волосы, как светлый мёд. О, они уходят.

Таня проводила светловолосого парня глазами; ей почему-то никак не удавалось отвести от него взгляд – то ли он оригинально выглядел, то ли она просто нашла его привлекательным. Она не успела толком разобраться в этом вопросе, так как он и его сестра быстро вышли из гостиной.

– А его как зовут?

– Говорю же, не помню. А что?

– Просто так, любопытно. Кто-то с работы Амира, говоришь?

– Вроде бы.

– Амир работает в хорошем месте. Я сейчас ищу работу…

– Что? – удивлённо перебила её Соня. – Опять ищешь новую работу?

– Да; эта меня в конец задолбала. Посматриваю на его компанию – хорошее место, судя по всему.

– Можешь начать нарабатывать контакты: здесь много его коллег, – стала потешаться Соня. – Видишь девушку? Вон, худая такая. Вон там, – Соня мотнула головой в противоположный угол.

– Которая выглядит так, будто хочет находиться где угодно, только не здесь?

– Ага. Это его начальница.

Таня кивнула, и они замолчали. Она посмотрела на подругу: ей действительно было очень приятно увидеться с ней – особенно после сегодняшнего дня, состоящего из череды мелких неприятных эпизодов. Они с Соней дружили с младших классов школы; у них даже имена рифмовались: ходили под руку парой – Таня и Соня. Соня была выше подруги – по крайней мере, когда они стояли босиком; Соня презирала каблуки. Тем, кто интересовался их ростом, они любили говорить, что разошлись в разные стороны от ста семидесяти – обе на два сантиметра. Сонины волосы были как с картинки: длинные, балансирующие между насыщенно светло-коричневым и бледно-рыжим цветами, вьющиеся у концов, они выглядели так, как будто Соня только что вышла из рекламы шампуня; Таня пробовала отращивать волосы до длинных: до какого-то предела они росли нормально, но потом превращались то ли в паклю, то ли в солому. Соня, в отличие от Тани, носила чёлку, которая мало того, что подчёркивала её милое округлое лицо с заострённым подбородком, так ещё и делала выразительный акцент на её больших, круглых и немного раскосых глазах.

– Как дела с парнем?

– Он перестал быть парнем лет пять назад. Плохо, – спокойно ответила Таня. – Расстанемся скоро.

– Даже так! – испуганно воскликнула Соня: её, как участницу длительных серьёзных отношений, пугали любые расставания. – Почему?

– Изменяет. Это не мои домыслы – это точно.

– Как ты стоически всё принимаешь… Устроишь сцену?

Таня презрительно фыркнула.

– Что за пошлость. Просто сообщу причину и уйду.

Соня восхищённо посмотрела на подругу.

– Ты уникум.

– Я просто не люблю пошлости. Знаешь такие ситуации, когда девушки узнаю́т, что парень изменяет им, и идут к так называемой сопернице со словами типа «убери от него руки», «отвали от моего парня» и так далее? Блевать хочется. Если он тебе изменяет – проблема в нём, а не в ней.

– Нет. Это непопулярное мнение.

– Почему? – Таня настолько не ожидала такого ответа, что удивленно обернулась к подруге; до этого они стояли, прислонившись спиной к стене и ленно рассматривая толпу вокруг.

– Это твоё мнение. Ты уверенная в себе – ты молодец. А так девушки в подавляющем большинстве не уверены в себе. Все многомилионные обороты денег построены на нашей неуверенности. Знаешь же? «Твои волосы могут быть ещё шелковистее, твоя фигура – ещё худее и спортивнее, лицо может стать ещё лучше из-за косметики или, не дай бог, операции, одежда может быть ещё стильнее, парфюм ещё приятнее»… Бесконечное приближение к недостижимому идеалу. Они даже залезают нам под одежду и твердят, что красивое бельё сделает нас привлекательнее. Если красивое бельё делает людей привлекательнее, почему мужчины его не носят?

– Я люблю красивое бельё.

– Это твоё личное предпочтение. Я покупаю японское. Однотонное, хэбэшное, – Соня сдвинула горловину кофты, чтобы показать лямку топика. – Рай. Я к тому, что они сталкивают нас в боях за совершенство. Мы всегда соперницы – в одежде, в любви, во всём. Только победит не сильнейшая, а красивейшая. И даже не красивейшая, а та, кто приложила больше всех усилий.

– Ну ты загнула монолог. Теория заговора какая-то.

– А что? Скажешь, не так? А для того, чтобы мы не собрались все вместе и не дали массовый отпор, нам пропагандируют, что мы не умеем дружить. Или что нас интересуют только семья, мужчины и дети, которые должны сгрудиться вокруг нас и отгородить от других женщин. Мир вообще боится, что женщины дадут отпор и поставят под вопрос всё, что им навязывают с детства. Поэтому если они собираются не в какие-нибудь там социально одобренные группы, вроде клубов по интересам, а для того, чтобы обсудить своё место и свои права, над ними принято насмехаться и показывать пальцем. Причины какие-нибудь уничижительные придумывать – мол, раз собрались, значит вам нет места в одобренной обществом картине, фрики значит какие-то. И… К чему я вела? А. И когда дело доходит до чего-то личного, до сердечных дел…

– «Сердечных дел», – перебила её Таня. – Говоришь, как моя бабушка.

– Или моя бабушка, – пожала плечами Соня. – Не цепляйся. Когда дело доходит до личного, мы, накушавшись всего этого, задыхаемся в ненависти к сопернице. Мы же так старались! Получается, она старалась лучше. Как это пережить? Никак. Или уничтожить её угрозами или чем-нибудь таким, или уничтожить себя – ненавистью и самоуничижением. Это борьба не на жизнь, а на смерть – нас всю жизнь тренируют для этого. Выживет только одна.

– Не понимаю. Всё равно. Ты бы так делала?

– Что именно? – спросила Соня и, не дождавшись ответа, продолжила: – Ты же помнишь, как я со своим первым закончила?

– Конечно.

– Я так ненавидела ту девушку, что мечтала убить её. Серьёзно, я думала, что готова на убийство. С предварительными пытками. Я не шучу: я мечтала о её пытках.

– Соня, хватит преувеличивать. Ты – последний человек на земле, который будет мечтать о пытках.

– Я тоже так думала. А оказалось, что ненависть может доводить людей до неожиданных крайностей. Это, кстати, и заставило тогда меня задуматься: я тоже была уверена, что я – последний человек на земле, который будет мечтать о пытках. Пыталась понять, что скрывалось под такой пугающей ненавистью… А что ты чувствуешь сейчас? Ты знаешь, с кем он тебе изменяет?

– Знаю. Я её не ненавижу. Она неплохо выглядит. Но, опять же, его измена – это не мои проблемы. И не её проблемы. Это его проблемы.

– Я думаю, всё было бы по-другому, если бы отношения были тебе дороги. Извини, но… было не так безболезненно.

– То есть то, что мне нужно это разъяснять, означает, что мне никогда не были дороги никакие отношения? – слегка взвинчено проговорила Таня: она разгорячилась от такого внезапного поворота разговора.

– Не обижайся, пожалуйста… – Соня посмотрела на подругу сожалеющими глазами, – но, да… я так думаю.

– Допустим, что так. Даже если это было бы не так, это всё равно были бы его проблемы.

– Знаешь, если отложить в сторону все мои рассуждения, то ревности, в общем-то, плевать, какого мы пола. Но ты оригинальная всё-таки… Тебя исключат из всемирного сообщества девушек.

– Да что не так-то?

– Тебе вменят, что ты сдалась без боя. Вот так просто – отдала сопернице на блюдечке.

– Я это вижу не так, – упрямо заявила Таня.

– Я знаю, – сказала Соня. – Ты уникальная, – прибавила она и поцеловала подругу в щёку.

День 48, неделя 7, суббота

Судя по прогнозу погоды, сегодняшняя температура должна была стать самой высокой за лето. Подбирая одежду, Кира думала о том, как были одеты Макс и Майя в их предыдущую встречу, и остановилась на бело-голубом сочетании – светло-голубые обтягивающие джинсовые шорты и просторная белая футболка, по центру груди которой было нарисовано тёмно-синее сердечко. Зачем она хотела одеться похоже – она не знала; ей просто было приятно ассоциировать себя с ними.

Алиса, отдохнув после поезда, который, по её словам, был райским оазисом по сравнению с удушливым уличным воздухом, вышла из дома раньше подруги. Наступило нужное время, и Кира, надев солнечные очки и наушники, отправилась в прибрежный парк.

Когда она подходила к фонтану, часы показывали без пяти два. Возле фонтана никого не было; не то чтобы не было именно Макса и Майи: возле фонтана вообще никого не было. Солнце стояло настолько высоко и палило настолько беспощадно, что струи фонтана, разбрызгивая солнечный свет, не помогали освежиться, а только усиливали уничтожающие тепловые волны, идущие от огибающего его асфальта. К тому же в фонтане был самый невыносимый для жары тип воды – тот, который был рядом, но тот, который нельзя было пить. Кто мог такое выдержать? Решив, что милосерднее для самой себя было уйти в тень, она свернула в сторону и, дойдя до газона, увидела под одним из деревьев две знакомые фигуры, сидевшие на траве в его тени: Майя сидела боком к ней, а её брата не было видно из-за ствола дерева, к которому он прислонялся – о его присутствии давала знать только его нога, вытянутая на траве чуть в сторону.