Ангелов здесь больше нет…

Ирла отключилась.

6

Её звали. Он звал её. Она слышала тоскливый, знакомый вой, зовущий её в родные края. Маленькими, ловкими лапками она неслась туда, откуда доносился родной голос. Страх сковывал её, но вой придавал сил, толкал вперед. Она падала, царапая землю, поднималась, и снова бежала, ориентируясь на звук. Он был маяком в этом огромном, чужом мире.

А впереди, в тумане,

старик с белой бородой ждал у костра.

И впервые за всю жизнь Ирла поняла:

Она – не изгой. Она – Страж.

Визуализация героев первых глав книги:

Калио – Имбай

Сэйя

Еллы

Ирлай. Здесь ей четыре года

Айя

Глава 5 Скитания

… И вся жизнь моя -

дорога вперед. Не назад.

1

– Пошевеливайся, давай, – Кричал толстый косматый человек, стоя на палубе корабля. В правой руке он держал бич, и время от времени стегал им рабов. На палубу корабля поднималась цепочка людей, у всех были связаны руки.

– Та-ак, посмотрим… Кнут! – обратился он к одноглазому матросу. – Распредели их по клеткам. Мужчин и женщин отдельно.

– С девчонкой- то, что делать?

– Не знаю. Что хочешь. – Затем он обратился к горстке рабов, жавшихся друг к другу. – Теперь вы собственность корабля, за неповиновение, я буду сажать вас к моим маленьким друзьям, – он хохотнул. – Чтобы вы не были в неведении, я познакомлю вас с одним из них. Эй, юнга, неси из моей каюты ящик. – Мальчик со всех ног бросился выполнять приказ толстяка. Парнишка вернулся, неся на вытянутых перед собой руках большой ящик.

Толстяк открыл крышку и опустил руку внутрь.

– Иди сюда маленький. – Он вытащил руку, на его ладони сидел огромный лохматый чёрный паук.

2

Рабов пристегнули цепями в клетке таким образом, чтобы они могли только сидеть или лежать. Ирлу привязали верёвкой за шею как собачонку. Мужчин поместили в клетку находящуюся на корме, а женщин – в клетку на носу. Два раза в день их выводили на прогулку по палубе. Кормежка состояла из кружки воды и куска хлеба, да и то всего лишь раз в день.

Корабль плыл вот уже три цикла. Ирлай всё время хотела есть. Рабы не ели уже два дня. На еде экономили. Считая её лишним ртом и ненужным товаром, ей иногда не давали еды. С ней никто не делился своей пайкой, которая была итак слишком скудна, чтобы накормить одного человека, не говоря уж о двух. Юнге стало жаль её и мальчик, бросил ей кусок хлеба. Это не укрылось от зорких глаз толстяка.

– Эй, юнга, тебе не нужна твоя пайка?

– П-простите капитан, она поп-п-просила всего лишь кусок хлеба. – Мальчик опустил голову, ожидая расправы.

– Надо же, какой ты жалостливый! Я думаю, ты не обидишься, если я прикажу высечь тебя. – Парнишка побледнел, глаза его выражали ужас.

– За что? – Тихо прошептал он.

– Когда выбью всю дурь у тебя из головы, тогда я тебе отвечу…

– Не бейте его! Меня бейте! Это я виновата! – Закричала Ирла.

– Один, два. Какая разница. Кнут, высеки их обоих, а девчонку брось потом в трюм к моим милым друзьям, а то она слишком смелая.

– Слушаюсь капитан.

Ирлу секли, она не плакала и не скулила, как юнга. Она вообще не издала ни звука, даже когда кровь побежала по её спине тонкими липкими струйками, девочка лишь ещё крепче сжала зубы. Ей было всё равно, малышка не брыкалась, когда её опустили на веревке в один из отсеков трюма.

Когда закрыли люк, послышалось шебуршание. Ирлай постепенно привыкая к полумраку помещения, смогла различить множество пауков. Они были всюду: на полу, на стенах, на потолке. Белесая паутина рваными облаками серела на стенах. Медленно и уверенно пауки приближаясь к ней. Двух первых, прыгнувших, Ирла скинула с себя и раздавила. Ещё трёх постигла та же участь. Остальные остановились словно раздумывая. Он были сыты и поэтому, как еда, ребёнок не представлял для них интереса. Но любопытство присуще всему живому. Поэтому они все-таки прыгали на неё. Не кусали. От их колючей щетины жутко хотелось чесаться. Смирившись, девочка села на пол и закрыла глаза. На нос она натянула ворот своей рубашонки. "Какие они противные. – размышляла она. – и почему Боги создали их?" От прикосновения их лапок у неё чесалась кожа. Зуд был просто невыносим. Всё, что ей оставалось – сидеть и терпеть. Она сидела и терпела. Кожа прокрывалась красными пятнами. Девочка мысленно представила, что ее накрывает толстый прозрачный купол и противные гады не могут ее достать. Спустя миг пауки отползли от Ирлы на небольшое расстояние. И больше к ней не приближались. Бегали вокруг не замечая ее.

Её вытащили из трюма на закате.

Вопреки ожиданию капитана, из трюма не доносилось ни звука. Он решил, что пауки сожрали девчонку и приказал матросам убрать то что от нее осталось. К всеобщему удивлению девчонка была жива, разве что кожа имела красный оттенок.

Капитан растолкал матросов и подошёл к Ирле.

– Невероятно! Ни царапины! Ни укуса! Как тебе это удалось? Ну! Отвечай! – Он со всей силы тряхнул её. – Я спросил тебя!

Она не ответила, лишь только пристально посмотрела капитану в глаза. От чего у толстяка по спине пробежал озноб. На него смотрели жесткие, словно прошивающие насквозь, глаза взрослого человека, а не четырёх летнего ребёнка.

– Ты сколо умлёшь. – Спокойно проговорила Ирлай.

– Завтра мы приплывём в Тёмные Земли, продашь её в первом же порту! – Приказал он Кнуту.

3

– Сколько? – Спросил человек в старой поношенной одежде наёмника.

– Три. – Ответил одноглазый работорговец.

– А энтот? – Покупатель указал на рыжеволосого мальчика.

– Четыре.

– А энтот? – Старый наёмник кивнул в сторону тёмноволосого ребёнка.

– Две. – Невозмутимо ответил работорговец.

– Че так дёшево? Я чувствую подвох. Я беру за четыре.

– Твоё дело.

– А чё, так дорого просишь за мальчишку? – Спросил мужчина.

– Энто девка. Она будет тебе стирать и готовить, а подрастёт так и постель согреет. Ну, берёшь или нет?

– Возни много с ней. Сопля еще. Беру за три и порукам. Три шкурки соболя и я забираю девчонку.

– Идёт! Если будет взбрыкивать, всыпь палок.

– Это уж моё дело. – Старый наемник протянул одноглазому три шкурки. Кнут подтолкнул Ил-лу вперёд. Мужчина взял девочку за руку и зашагал прочь, расталкивая толпу.

– Тя как кличут? – Обратился он к ней.

– Иллай. – Ответила она.

– Забудь. С этого момента ты будешь ходить как мальчишка, одеваться как мальчишка, ясно, – скорее подтвердил, чем спросил он. – Ты должна мне стирать, готовить, чинить одежду и ходить за мной в кабак, когда я там напьюсь. Ясно! – Он рявкнул так, что Ирла чуть не подпрыгнула.

4

Лето 60 215-е от Закрытия Лунных троп

Один день сменял за собой другой! Время летело незаметно. Прошло четыре года с того момента, как Ирла жила в доме человека, купившего ее у работорговцев. На её детских плечах лежала вся работа по дому. Старик пил, как бездонная бочка и поэтому девочке приходилось идти за ним в ближайший кабак или бордель. На неё никто не обращал внимания. Не смотря на небольшой рост, она была крепким ребёнком, старый вояка об этом позаботился. Каждый день он заставлял её отжиматься, подтягиваться и заниматься прочими физическими упражнениями. Если у неё что-то не получалось, старик сёк Ирлу вожжами.

Весна постепенно набирала силу, но по ночам иногда было ещё очень холодно.

Ирлай дометала пол. В печи тихонько потрескивал огонь. В комнате вкусно пахло только что испечённым хлебом. Девочка сгребла мусор на дощечку и затем высыпала его в огонь. Вечерело.

– Уф! Всё. – Она поставила метлу в угол и, накинув куртку, вышла на улицу. Скатила с крыльца тележку и пошла катя ее перед собой.

Старик опять где-то нажрался и ей вновь придётся катить его на этой тележке. Ветер трепал её короткие рыжие волосы. Девочка улыбнулась, ей нравился ветер, она любила такую погоду. Ветер был мечтой – мечтой о свободе. Свернув в знакомый переулок, она остановилась у вывески « Жареный петух». Поставила тележку. Подошла к двери и толкнув ее ногой вошла вовнутрь. Зал как всегда был битком забит народом. Сюда каждый вечер приходили желающие поесть или напиться. Изрядно выпивший бард заплетающимся языком горланил песню:

Не говори мне, что стар стал лицом, это всё дело вина.

С ним дружба моя началась давно и будет длиться она.

Не говори, что мои глаза стали очень грустны.

Не бойся, ведь в этом нету, ни капли твоей вины…*

Пьяные голоса вторили ему. Ирла подошла к стойке за которой стоял трактирщик. Он наклонился к ней.

– Ищешь Анчи, парень? – Спросил он Ирлу.

– Угу. – Она кивнула в ответ.

– Старый хрыч давно здесь не появлялся. Загляни в «Драную Кошку» или «Обглоданную Лису».

Ирлай повернулась и направилась к выходу.

– Эй, парень! – Окликнул её трактирщик. – Заглянешь в « Кошку», передавай привет Большой Кисуле.

– Ладно. – Ответила девочка и вышла, захлопнув за собой дверь.

Выйдя из трактира, она направилась в кабак. Но в «Обглоданной Лисе» Анчи тоже не было, поэтому ей пришлось идти в квартал литейщиков, где располагалась «Драная Кошка». Постояв в нерешительности, девочка вошла в бордель. Ей на встречу вышла дородная женщина средних лет. Она шла покачивая при этом бёдрами, что при её комплекции выглядело довольно жутко. Большая Кисуля, а это была именно она, посмотрела на Ирлу.

– Что, парень, решил расстаться с невинностью? – Как всегда она задала этот вопрос Ирле, приподняв бровь и призывно вильнув задом.

– Уж не ты ли мне решила оказать эту честь? – Как всегда не осталась в долгу девочка.

Это была их своеобразная игра. В которой обе развлекались. Кисуля жалела маленького рыжего пацаненка и периодически подсовывала ему что-нибудь вкусненькое с кухни. Ирла была всеобщем любимцем бордельных девочек. Частенько, пока Анчи не было в городе, она днем засиживалась у них. Бордель открывался в вечернее время. В дневное – девочки были предоставлены сами себе. В "Драной Кошке" Ирла научилась читать, считать и разбираться в срамных болезнях, хоть и теоретически.

– За Анчи пришел? – Задала вопрос Кисуня.

– Ага. Привет тебе от хозяина «Жареного Петуха».

– Он наверху, мои девочки обслуживают его сейчас. Иди. Вторая дверь от окна.

– Скорее потрошат, как кура. – Хмыкнула Ирла себе под нос.

Она поднялась по ступенькам на второй этаж. Идя по коридору, она слышала, как из-за дверей раздавались стоны и крики. За одной из дверей слышалось жалобное блеянье овцы и шумное сопение какого-то мужика. Для девочки бывавшей здесь не впервые, вся эта возня не была тайной. Она прекрасно знала, что происходит за этими закрытыми дверьми. Ирлай сразу нашла нужную дверь и вошла в комнату без стука. Анчи находился в компании двух довольно ушлых девиц. Наемник довольно часто приводил девиц в их домик, и девочке приходилось следить, чтобы те ничего не стянули.

– И как, это вам удается? – Осклабившись, спросила Ирла. Девицы лежали бесстыдно раскинувшись на кровати.

– Подрастешь, узнаешь. – Буркнул Анчи. – Ну, чё надо? – Спросил он, натягивая штаны.

– Ты сказал, как стемнеет, чтобы я пришел за тобой. – Ответила ему Ирла.

Анчи шатаясь, вышел из комнаты, Ирлай последовала за ним. Они вышли на крыльцо борделя.

– А тележка тебе зачем? – Удивился Анчи.

– Везти тебя домой, если не сможешь идти.

Отойдя от борделя несколько шагов, Анчи согнулся пополам, и его вырвало себе на сапоги. Проблевавшись, он вытер рот тыльной стороной ладони. Наемник выпрямился и злобно посмотрел на Ирлу стоящую от него в двух шагах.

– Вот дерьмо, что за пойло было сегодня в «Кисуне»! Че, зенки вытаращила, выдра! Подожди, домой придём, я тебя так вздую, что целую луну на жопу не сядешь и… – зашипел Анчи. Но новый приступ рвоты не дал ему договорить.

– Еще поругайся, будешь сам в своей блевоте валяться. Я и пальцем не пошевелю. – Пробурчала себе под нос Ирла.

– Чиво, ты там бре-ед…– Анчи зашатался, потерял равновесие и упал лицом в собственную блевотину. – Тьфу, бэ-э, тьфу! Ну, чё пялишься, помоги, мне, ну! – Он протянул руку Ирле.

Девочка, вздохнув, подошла к нему, и помогла подняться на ноги. Практически весь путь домой она везла его на тележке. Часто останавливаясь, чтобы передохнуть.

Когда они добрались до дома, луна уже была высоко. Открыв дверь, Ирла затащила Анчи волоком. У неё не было сил положить его на кровать, и поэтому она оставила его лежать на полу. Сама же пошла, отмываться в сени. Когда Ирлай вернулась в комнату, её насторожило отсутствие обычного храпа Анчи. Девочка подошла к нему. Наемник не дышал, он был мёртв. Она ущипнула его за щеку, но он не реагировал. Девочка в оцепенении села на кровать. "Нужно сматываться! Сейчас же, а то обвинят меня, в том, что я помогла ему уйти к Богам! До рассвета ещё есть время, нужно собираться."

Она собрала вещи: старый латаный зипун, запасные штаны и рубаху. Хлеб сухари и козий сыр завернула в отдельный свёрток. На себя надела поношенную шапку и кофту наемника. Задув свечу, Ирлай вышла в темноту.

* Песня полностью творчество автора, совпадения случайны.

Глава 6 Таш

1

Лето 60 215-е от Закрытия Лунных троп

Факелы отбрасывали причудливые тени на стены кабинета. На небе давно взошли Ночные Стражи, освещая мир холодным, безжизненным светом – Южный – бледно-жёлтый, как лунный камень, Северный – кроваво-красный, как рубин в пламени.

Таш сидел за письменным столом, руки – в чернильных пятнах, глаза – красные от бессонницы. Справа и слева – стопки пергаментов: донесения, прошения, распоряжения. Он подписал приказ, поставил оттиск кольца, устало провёл ладонями по лицу.

Уже четыре полных цикла он – Имбай, с тех пор, как погиб Калио со всей семьёй.

В дверь постучали – три раза, чётко, как условлено.

– Есть новости? – спросил Таш, не поднимая глаз.

– Зови, – ответил голос из тени.

– Он здесь?

– Да.

Таш взглянул в окно— и погрузился в воспоминания, что ночами врывались в его сны, как нож в сердце…

2

Лето 60 2011-е от Закрытия Лунных троп.

1. Воспоминание: Балкон.

Хельна стояла на балконе внутреннего двора, руки сжаты на перилах из чёрного дуба, взгляд устремлен вдаль, к восточным холмам, откуда должен был вернуться Калио с семьей и слугами.

Рядом, в шёлковом платье, дрожащая от холода и тревоги, стояла Лагуз.

– Он же только на три дня уехал, – прошептала она, голос дрожал, как лист в бурю. – Калио… он никогда не задерживается. Ты же знаешь, Великая!

Хельна не ответила. Её пальцы побелели от холода, губы – сжаты в тонкую нить.

– Может, колесо сломалось? Или мост рухнул? – Лагуз сжала руку свекрови. – Они живы, Великая. Обязаны быть!

Железная Хельна наконец повернулась.

– Я чувствую беду, – сказала она, голос ее был твёрд, как сталь, но в глазах – трещина.

Лагуз опустила голову.

– Но… девочки… Яргу…

– Молчи, – резко сказала Хельна, но тут же смягчилась, провела ладонью по щеке невестки. – Прости. Я… тоже боюсь.

Впервые за всю свою жизнь Железная Хельна призналась в страхе.

– Я помню, как Калио привёз мне первую вишню, – тихо сказала Лагуз. – Я недавно родила Кылыша. Был дождь, он весь мокрый, а в руках – ветка с плодами. «Смотри, сестра! Лето пришло!»

Лагуз заплакала.

– Не плачь, – Хельна обняла её. – Пока есть надежда – мы не сдаёмся. На всё воля Великого Колеса! – Хельна вздохнула. – Может быть обойдётся! – Мать Имбая вздрогнула, ощутив холод. – У меня плохое предчувствие.

2. Воспоминание: Дворец Имбая.

– Неет! – Таш с криком проснулся. Его сердце то замедляло стук, то стучало с утроенной силой.

– Ты чего? – Испугано сквозь сон спросила Лагуз, спавшая рядом с мужем.

– Беда. – Мужчина сел на кровати. Опустил ноги на пол. Быстро надел штаны и сапоги.

– С кем? – задала вопрос женщина.

– Калио! – Он подошёл к лавке, взял рубаху, лежащую на ней, и, надев её, вышел.

Лагуз поднялась с кровати и, одевшись, поспешила за ушедшим мужчиной. Подойдя к балкону, выходящему во внутренний двор, женщина увидела мужа, стоявшего внизу в свете факелов и раздававшего приказы.

Сборы были быстрыми. Таш выехал только со своим отрядом воинов-ближников, насчитывающих двести человек.

Из своих комнат вышла Хельна. Она проснулась от шума. Служанка ей сообщила, что Воевода куда-то собирается со своими людьми. Женщина подошла к снохе, стоящей на балконе и с тревогой смотревшей на закрытые ворота, за которыми скрылся её муж со своими воинами.

– Война? – Решила уточнить у снохи она.

– Нет. Что-то с Калио. Я не поняла. Таш проснулся с криком, оделся и убежал. – Ответила ей женщина.

Хельна облокотилась о перила балкона.

– Если одному плохо, то второй всегда чувствует.

– Будем ждать.

Только ожидание трагедии.

Но в глубине души обе уже знали: надежды больше нет.

3. Воспоминание: Святилище.

Они опоздали.

В Святилище прибыли только на закате следующего дня. Издалека заметили птиц, кружащих над Священным местом.

Сотню Таш ещё на развилке отправил в обход святилища, к выходу с противоположной стороны – туда, где Калио и его семью должны были встретить его ближники и слуги.

Воевода отправил разведчиков вперёд, чтобы те выяснили причину птичьего хоровода в небе.

Разведчики вернулись, понурив головы. По их хмурым лицам Таш понял: они не успели.

Его ближники последовали за ним.Мужчина спрыгнул с коняи побежал туда, где должен был быть его брат.

Увидев место побоища, закалённые множеством битв мужчины ужаснулись.

– Осмотреть здесь всё! – приказал воевода. – Учура, позови! – обратился он к стоявшему рядом ближнику. Тот умчался выполнять приказ.

– Осмотреть всё! – приказал он. – Зовите Учура!

Прошептал слова на языке забытых.Ведун подошёл к телу Калио. Присел. Сгрёб землю.

– Тела Имбая, жены, старшей дочери, мальчика… – доложил ближник. – Младшей – нет.

с телами убитых ближников.Из горного прохода появилась вторая сотня – с телегами,

– Их отравили, – тихо сказал ближник. – Еда… Никто не выжил. Один слуга… найден со стрелой в груди.

Таш подошёл к Учуру.

– Тебе не понравится.

– И?

– Елген. Её люди. Она сама – здесь. Девочка жива. Увезли в рабство. И… – Ведун замялся. – Ирлай пробудилась. В ней – Кровь Стражей.

– Блядь! – вырвалось у Таша. – Ты уверен?

– Абсолютно. И… Ак Бери. Он вмешался. Елген не посмела тронуть девчонку.

– Белый Волк?

– Следы его – слабые, но есть. Теперь он ищет её.

– Столько времени прошло… а он всё ещё здесь… Дай Боги, чтобы нашёл. Необученный Страж – беда для мира. Заверните тела в ковры! – приказал Таш. – Юрту – не трогать!

Ангелов здесь больше нет…

4. Воспоминание: Возвращение.

Печальная процессия вошла в ворота замка правителя. Когда Таш и его несколько ближников закатывали телегу груженую телами Правящей семьи Хельна и Лагуз выбежали на встречу во двор. Увидев телегу обе остановились.

– Сын! – Хельна медленно подошла на негнущихся ногах к телу Калио. Она откинула край ковра. Увидев мертвое, уже начавшее меняться лицо сына, мать вцепилась зубами в свои кулак и заорала. К ней подбежали служанки. – Не.. надо! – медленно произнесла она. Затем обратилась к Ташу:

– Кто?

– Елген.

Таш подошел к плачущей матери. Обнял ее и тихо прошептал:

– Ирла жива. – Хельна замерла. На невысказанный вопрос матери он ответил. – В ней пробудилась Кровь Стражей!

– Значит это правда! – Она обернулась к служанкам. – Найдите Айю! – Приказала она. – У меня к ней вопросы! – Затем женщина вновь посмотрела на телегу с телами сына и его семьи. – Сыночек! Что же ты наделал! – Горько прошептала она. Вновь посмотрев на Таша, Железная Хельна расправив плечи и величественно выпрямившись, произнесла:

– Готовься принимать правление сын! Здравия Новому Имбаю! – Выкрикнула твердым голосом мать, только что потерявшая сына.

5. Воспоминание: Пощание.

Печальная процессия вступила в ворота города на второй день.

Небо – без единого облака, будто сам Светлое Око не ведает о беде. Солнце лило золотой свет на улицы, на сады, на крыши домов – но всё вокруг молчало.

Лавки были закрыты – ставни плотно задвинуты, на каждом окне – чёрные траурные ленты, привязанные к косякам узлом скорби – три витка, завязанных против солнца. Огни в домах зажгли, хотя день был в зените – дань скорби.

Даже пчёлы перестали жужжать – будто пчелиные матки почуяли смерть правителя и запретили ульям петь.

Впереди – Железная Хельна.

Она шла босиком, в простой белой рубахе из грубой ткани, волосы – заплетены в тугую косу, опущенную на грудь, а на голове – Венец Правителей, выкованный из чёрного железа и серебра предков, весом – будто все скалы мира легли на её плечи. Венец давил, рвал кожу, жёг лоб, но она не сгибалась.

За ней – шесть повозок, тянули их волы, чьи рога обмотаны чёрной тканью. На каждой – тело, завёрнутое в шерстяной ковёр, края подшиты золотой нитью – знак: "Это – наша кровь".

Первый – Калио, в рубахе с вышитым Древом Жизни, на груди – кинжал с рукоятью из чёрного дерева, наследие от отца в день присяги.

Вторая – Сэйя, в платье с бегущими барсами, в волосах – венок из жасмина, цветок её свадьбы.

Третья – Еллы, в свадебном поясе, что так и не пригодился, в руках – кукла из тряпок, сшила мать в детстве.

Четвёртый – малыш Яргу, в пелёнке из детской люльки, обёрнут в шапочку из собачьей шкуры, первый подарок сестры.

По бокам повозок – Таш и Лагуз, далее ближники в чёрных накидках, домочадцы с опущенными головами.

Центральная улица была заполнена народом.

Люди падали на колени, рыдали, бросали цветы под колёса, женщины – рвали на себе волосы, старики – целовали землю, дети – молчали, впервые видя смерть правителя.

Калио был не просто Имбаем.

Он был отцом для всех. При нём государство процветало:

– воинам – платили, даже если погибали в походе,

– в каждой области – построили лекарские, где бедный получал помощь бесплатно,

– для мальчиков – открыли школы, где учили не только счёту, но и правде,

– торговцам – снижали пошлины, ремесленникам – давали землю,

– а сиротам – давали фамилию и дом.

Он не кричал о справедливости – он строил её каждый день.

И теперь… Тело его везут в ковре, а по улицам – воют вдовы.

Когда процессия миновала Главную площадь, один старик вышел вперёд, положил на повозку, где лежал Калио, хлеб и соль – знак: "Ты кормил нас. Мы не забудем".

Женщина с ребёнком на руках вышла следом, положила на ковёр Сэйи – игрушечную куклу, – "Пусть не скучает За Гранью…"

Таш кивнул им – и в горле у него встал ком.

"Прости, брат… Я не смог защитить твою память…"

Внезапно раздалась песнь – тихая, как шёпот ветра:

"Гори, огонь в очаге,

Помни, земля под ногами,

Спи, воин, в вечном покое,

Твой долг – не забыт нами…"

Пели женщины из народа, голоса дрожали, слёзы – на щеках.

Даже Таш на миг закрыл глаза – вспомнил, как пел эту песню Калио у костра после очередной победы.

А теперь…

Победа – пепел.

Брат – тень.

А он – в одиночестве.

6. Воспоминание: Осада крепости.

Хельна вспомнила ту осень, когда Калио и Таш были ещё мальчишками, а её муж увёз их в крепость на южной границе, где климат был мягче, и жара не так донимала. Изгои напали ночью.

Четыреста воинов против девяноста.

Муж – в очередном походе, крепость в осаде.

Ближайшие поселения были выжжены до тла, жители убиты.

Кто успел, тот спасся в крепости.

Еды хватило на три дня. Потом – хлеб резали на крохи, мясо – варили до прозрачности.

Съели всех лошадей, собак и котов, а когда кончилось всё – стали жевать ремни и сухую кору.

На момент осады в крепости насчитывалось более двухсот человек.

Но вода была – два глубоких колодца во дворе, крепости.

Хельна приказала: еду – только детям.

Всем без исключения – от наследников до конюхов, от слуг до раненых.