Die Kante und das Kind

Ветер давно стих, но морозное дыхание всё ещё приятно циркулировало под курткой, которую Матис против воли, всё-таки, застегнул. Он не хотел утонуть в тепле, который выделял его организм чтобы не опьянеть окончательно… но ещё меньше, он хотел замёрзнуть. Если бы на улице было на восемь градусов теплее, можно было бы не беспокоиться. Можно было бы спокойно заснуть прямо здесь. Прямо рядом с этим незнакомцем, который так ни разу и не заговорил… В какие-то моменты, Матису начинало казаться, что он здесь один, а незнакомец – это галлюцинация, вызванная большим количеством спирта в организме и слабости этого самого организма перед этим самым спиртом и алкоголем в принципе.

– Что есть топологическая особенность пространства-времени, представляющая собой в каждый момент времени тоннель в пространстве? – спросил незнакомец.

Теперь, Матис дёрнулся всем своим естеством… и духом, и телом.

– …Чи-то?.. – промямлил он.

Незнакомец повернулся лицом к Матису и повторил вопрос слово в слово. Только тогда, Матис увидел, что незнакомец сидит перед ним в чёрной фетровой шляпе, сером пальто, бордовым кожаных перчатках, – которые, наверняка, изнутри покрыты мехом, – и обуви, чьё название Матис не знал.

«Типичная обувь, которую носят мужчины, разменявшие седьмой десяток… а этому мужчине явно было не меньше шестидесяти пяти…».

– М-м-м-м… – задумался он, смотря перед собой и изредка поглядывая на носы кроссовок. – кротовая нора?

Мужчина улыбнулся.

– А что есть деление ядра эукариотической клетки с уменьшением числа хромосом в два раза, происходящие в два этапа и, – незнакомец поднял указательный палец правой руки, – образующее гаметы, споры и другие зародышевые клетки?

– Мейоз. – уверенно ответил Матис.

Биология нравилась Матису гораздо больше астрофизики.

Мужчина буквально засиял. Его улыбка простёрлась от уха до уха, и он протянул руку Матису.

Немного помедлив и тем не менее, не до конца понимая свои действия, Матис пожал руку мужчине.

– Адольф. – представился мужчина.

Матис представился в ответ.

– Я счастлив иметь дело с умным человеком, Матис. – проговорил Адольф, уделяя внимание каждому слогу.

Тем же полушарием, что давало ответы на вопросы, Матис пытался догадаться, на каком акценте разговаривает Адольф. Он точно был не местным, маловероятно даже, что его акцент принадлежал к диалектам немецкого языка…

– Спасибо за комплимент. – сдерживая зевок и отрыжку одновременно, ответил Матис.

– Ну что вы. – Адольф хлопнул руками по своим коленям, – Если человек умный, это не дар, за который стоит сделать комплимент и тихо позавидовать, что тебя такое счастье обошло стороной… Ум человека, в первую очередь – это его жизнь. Находя выход из жизненных ситуаций, человек оттачивает свой ум, и в вашем случае, вы заслуживаете исключительно похвалы, но никак не комплимента…

Веки приподнялись. Матис почувствовал, как речь нового знакомого потихоньку отрезвляет его.

– …Забавно, что этот самый ум, при оттачивании доходит до инстинктивной и рефлекторной стадии, которой обладает, условно, дикий зверь… Вы не находите, Матис?

– По правде говоря, я сейчас не готов к рассуждениям.

Адольф ехидно улыбнулся.

– О да, это точно. Вам повезло, что сейчас ранее утро, да и зона не особо патрулируется. Хотя, казалось бы, ратуша… Но нет. Я чаще около школ и университета патрули вижу, нежели здесь. Это кое о чём говорит, не так ли?

– Вероятно… – потирая переносицу, ответил Матис.

Адольф кротко кивнул и осмотрелся… Посмотрев за спину, он вновь повернулся лицом к Матису и спросил:

– Вам нужна помощь?

Матис непроизвольно резко открыл глаза:

– Что? – трезвым тоном спросил он.

– Вам нужна помощь или вы в состоянии изменить своё положение?.. – повторил Адольф, слегка приподняв брови.

Адольф подсел чуть ближе. Матис хотел было отодвинуться, но поясница уже упиралась в ручку скамьи.

– Здесь вы не в безопасности, Матис. Я может и стар, но «преследование» от «по пути» могу отличить. – вполголоса, заговорил Адольф.

– Ты, мать твою… – попытался возразить Матис, но осёкся.

– На твоём месте, я бы молча слушал.

Матис выдохнул. Из-за высокой концентрации алкоголя в крови, он не до конца поддавался всему сказанному и в то же время, из-за того же алкоголя, Матис чувствовал странную панику. Она как будто ходила вокруг да около, но всё не вступала в свои полные права.

– Нам нужно идти. К углу сейчас подъедет такси, мы сядем в него и тогда любой ваш вопрос, перестанет быть таковым спустя пару секунд.

Матис пытался переварить сказанное, но специфическая манера речи Адольфа, точно ржавчина, мешала механизму понимания работать исправно, без запоров… Спустя, наверное, полминуты, Матис краем глаза заметил, что Адольф смотрит ему за спину. Не успев испугаться, он услышал:

– Подъём.

Испуг всё-таки произошёл, потому что у Адольфа резко поменялся тембр голоса. Он стал ниже. Гораздо ниже старческого тенора минуту-две назад.

Вполсилы следуя за стариком, Матис старался не оборачиваться. В любой момент, он ожидал толчка в спину и не хотел видеть лица толкающего…

– Прыгай. – скомандовал Адольф, открыв пассажирскую дверь такси.

Матис послушно, пусть и бессознательно, ввалился в салон. Он был готов дать голову на отсечение, что вот сейчас Адольф закроет дверь и на пассажирские места откроется стрельба…

Но всё обошлось. Человек, называющий себя Адольфом закрыл дверь и сказал:

– Двигай, Карстен.

– Есть, оберштабсфельдфебель. – отозвался водитель.

Матис почувствовал липкий холод в груди. Он начал испуганно бегать глазами по салону… и, только спустя почти пять минут, до него дошло, что он не в такси.

2

6:15AM

После того, как «65+» Адольф трансформировался в тридцати девятилетнюю Ивон Зеттерберг, Матис перестал следить за происходящим вокруг, не желая выдать жёлтое за чёрное, кофе за мартини и чернила за латвийский бальзам.

«Несколько человек обращались к ней, «Оберштабсфельдфебель».».

– Господин Дётцер, проходите. – сказала фрау Зеттерберг, приоткрыв дверь.

«…И на кой, такому высокому чину полиции, вылавливать в мороз, какого-то алкаша, пусть и с регалиями…».

Матис встал и, перебарывая себя, зашагал в сторону кабинета. Войдя, он без разрешения, сел на один из стульев.

– Манерам вас не учили, я смотрю. – безэмоционально сказала Ивон, подходя к концу стола.

Матис сидел в трёх стульях от противоположного конца. Он не был уверен, что подчинится, если Ивон скажет ему сесть ближе… Эта неуверенность окрыляла и, в то же время, вгоняла в тоску.

– Ваше счастье, что именно сейчас, манеры это не главное. – также безэмоционально вещала Ивон, усаживаясь на своё место, – Я задам вам несколько вопросов, а потом поведаю пару интересных фактов о вашей жизни, про которые вы ни сном, ни духом.

Матис усмехнулся.

– Я думал, полиция более строгая. – сказал он, улыбчиво подняв брови.

– Все думают о полиции разное. Кто-то думает так, как пишут в детективах, кто-то, увидев избиение нарушителя полицейским, загоняет всех сотрудников под образ карателя. Думают всякое, – Ивон подняла глаза на Матиса, – и в большинстве случаев, думают ошибочно.

Матис отметил про себя, что роль болтливого старика очень шла Ивон Зеттерберг, в отличии от личности эмоционально нищего сухаря.

– Тем не менее, – Ивон взяла тонкую тетрадь и ручку, – я здесь ради информации, а не разговоров не по теме.

– Разумеется, да-да. – кивая, хило согласился Матис.

Он едва сдерживался, чтобы не закурить.

– Рада вашему пониманию. Так как возражений я не услышала, я начну. Вы Матис Дётцер, профессор Розеделцкого университета, и вы преподаёте химию, биологию и… пробуете преподавать медицину?

Матис кивнул.

– Что ж, ожидаемо. – вздохнула Ивон, – Вы отец трёх детей: Дитфрид, Адалрик, Джорг. Никого не пропустила?

– Адалрик умер три месяца назад. – сказал Матис.

– Мне это известно. И всё-таки, он был вашим сыном?

– Да.

Ивон кивнула, что-то записывая. Матис, в последнюю очередь хотел, чтобы его расспрашивали о детях. Особенно об Адалрике.

«…Ещё хуже, если фрау Зеттерберг спросит о том, как Адалрик умер.».

– Вы женаты?

Матис тихо выдохнул и ответил:

– Нет и никогда не был.

– Ваши дети приёмные?

– Мои дети были рождены от проституток. – он уставшим взглядом посмотрел в лицо женщины, чеканя каждое слово, – Каждый, мой, сын, родился, от, проститутки, и, каждая, проститутка, родившая, мне, сына, сейчас, мертва.

Матис не заметил ни одного колебания на лице Ивон, несмотря на явную насмешку над просмотром его дела, днями раннее.

Ивон, с озадаченным лицом, слегка прикусила нижнюю губу и опять что-то занесла в свою тетрадь. Матис игнорировал её отыгрыш, зная, что «Адольф» способен почти на что угодно.

– Хо-о-орошо, с вопросами у меня всё. – Ивон закрыла и отодвинула тетрадь в сторону, – Теперь, мне нужно сказать вам несколько важных вещей.

– Насколько важных? – спросил Матис, чувствуя подступающее раздражение и почти полное исцеление от пьянства.

– Жизненно важных. – отрезала женщина.

– Ну… – тяжело вздыхая, Матис выдавил любезность, себе на губы, – В таком случае, я слушаю.

Выдержав паузу, Ивон сложила руки на столе и, сцепляя их в замок, начала:

– Мне было известно обо всём, о чём я вас спрашивала. Мне нужно было убедиться, что вы будете честны со мной и далее, и… я довольна вашими ответами.

Она тихо откашлялась, не размыкая губ.

– Что же на счёт информации. Мне известно, что ваш старший сын, Дитфрид, вращается в кругах неонацистских группировок, что последние два года проявляют широкую активность в северо-западной части города. Конкретно, «Девять кругов Кали Юги» что называется «приютили» Дитфрида Дётцера к себе, после испытательной вылазки… – её брови слегка приподнялись, – я вижу, у вас есть вопросы.

От услышанного, Матис побелел. Он окончательно протрезвел и проснулся. Ему хотелось перебить Ивон, чтобы переспросить, но во рту наступила смертельная засуха после фразы «…ваш старший сын, Дитфрид, вращается в кругах неонацистских группировок…». Об этом, Матис не мог и размышлять.

– Я вам не верю… – выдавил он из себя.

– Я вас понимаю. – слукавила Ивон, – Я предоставлю вам все доступные данные, если вы попросите…

– Пожалуйста!.. – надрывным тоном произнёс Матис.

– …после того, как я договорю. – закончила Ивон.

Матис закрыл глаза и зашевелил губами, пытаясь не обматерить сержанта-майора.

– Дитфрид в группировке на хорошем счету. Об этом нам известно с информации тамошней крысы. Со слов двух членов, Дитфрид выполняет задания лучше всех… с «особым аппетитом».

…Матис начал дрожать и бегать глазами по кабинету. Он сцепил руки на коленях, чтобы не затрястись вместе со стулом…

– Дитфрид подозревается в двадцати трёх убийствах. – продолжала Ивон, – Это всё, что нам известно, пока что.

Она встала и направилась к кулеру.

– И это всё, что я хотела вам сказать. – добавила она, набирая воды в стакан.

Матис глотал слёзы, – безуспешно, – и пытался не раскрошить зубы, сжимая челюсти. То, что сказала ему эта женщина, намертво пригвоздило его к чему-то шероховатому и ледяному.

– …Я вам верю. – выдавил из себя Матис, – У меня всего один вопрос…

Ивон развернулась, отпивая из стакана.

– Что могло произойти у ратуши?

Постучав мизинцем по стакану, Ивон вернулась к своему месту.

– За вами следили. – она поставила стакан рядом с тетрадью, а сама опёрлась руками о край стола, – Йохан Абель, который, как и ваш сын состоит в группировке «Девять кругов Кали Юги». Там он называет себя «Уэнделл». К слову, в их компании никто не говорит о себе дальше имени.

– И они тоже шифруются? – спросил Матис и тут же пожалел об этом, вспышкой ноющей боли в голове.

– Сложнее. Йохан Абель вообще не находится в одной плоскости с другими. У всех членов есть идея «очистить» северо-запад города, а Йохан Абель… нам даже не удалось узнать, как он попал туда.

– Я не понимаю… – растерялся Матис.

– Мы подозреваем, – начала Ивон, вздыхая, – что Йохан Абель чей-то информатор, но не знаем чей.

Уже почти не слушая, Матис коротко кивнул и спросил:

– А почему он хотел меня убить?

Ивон горько ухмыльнулась уголком рта.

– Ни я, ни остальное следствие не знает.

– …У-у-у вас есть фотография Йохана Абеля? – с ноткой предвкушения, спросил Матис.

– Этим материалом я не могу поделиться.

Матис откинулся на спинку стула и вздохнул.

«…Ты вывалила мне столько информации с протоколов, но тут дала заднюю… более чем ожидаемо, но попытаться, блять, стоило!..».

– В таком случае, я могу идти?.. – неуверенно спросил он.

– Да. – доброжелательно ответила Ивон.

Матис встал и направился к выходу.

Выйдя из здания «PVR», он больше всего хотел, чтобы Йохан «Уэнделл» Абель прирезал или застрелил его… или, пусть это сделает Дитфрид. Уж очень маловероятно, что его идея об «очистке» не соприкасалась с идеей о вендетте своему отцу… У него были все основания.

Матис шёл домой с мыслью, что под боком живёт человек с ножом и этим человеком, является его сын… От этих мыслей, он горько заплакал.

…Брат-близнец, изредка мелькая перед мысленным взором, то и дело показывал язык и всячески гримасничал, бесшумно шевеля губами. Матис игнорировал его, концентрируясь на асфальте под ногами и ртутно-свинцовом прессе со стороны туч.

3

27/12/2013

Дитфрид стал чувствовать себя гораздо лучше с того дня, когда впервые перешагнул порог этой квартиры. Регулярные чистки в гетто, бок о бок с единомышленниками и ночные посиделки с Бруно Оствальдом за бутылкой польской водки, привносили в серое полотно бытия новые оттенки. Оттенки крови врагов и слёз собственной радости.

Можно ли было мечтать о чём-то подобном, Дитфрид не знал. Да и, честно говоря, он об этом не задумывался. Он знал только одно, что после хорошего всегда идёт плохое… но думать о плохом ему хотелось меньше всего.

Квартира на Unterirdischstraße стала его вторым домом. А иногда, она становилась единственным местом, где он чувствовал себя в своей тарелке. Здесь, среди хрущёвок, окружённых в редких местах заасфальтированными тропинками, а где-то просто грунтовкой, была квартира. Квартира, где Дитфрида принимали как своего и относились с уважением. Здесь, Дитфрид чувствовал себя полноценным и это ощущение только укреплялось, когда ему удавалось, в суете просвещения и ритуальных жертвоприношений, пообщаться с другими участниками Девяти кругов Кали Юги.

Несмотря на свои первые мысли об Аджиде и Тджарке как о накачанных идиотах, чье мозги благополучно превратились в пластилин… со временем, Дитфрид изменил своё отношение к этим парням.

На это повлияло множество посиделок, когда Аджид начинал рассказывать о таких вещах, в которых Дитфрид абсолютно ничего не понимал. Восточный мистицизм и его влияние на самого Аджида, а также на философские концепции двадцатого века. Разговоры о японской религии и невероятное помешательство на Японии, периода второй мировой. Аджид был настоящим фанатиком философии, религии и… музыки.

Спустя два месяца работы напарниками, Дитфрид получил в подарок от Аджида два CD-диска. Это были «Semper Fidelis» от Nargaroth и «Zebra» от Yello. Музыкальный разброс крайне удивил Дитфрида, хотя он и сам был тем ещё меломаном…

В конце концов, после многих обсуждений, Дитфрид нашёл общий язык с Аджидом.

Фанату блэк-метала и электроники было 34 года. Короткие чёрные волосы и постоянно грязная голова, за которую он получал и получает возмущение от Тилло. Маленькие, светло-карие глаза и около 180-ти сантиметров роста. В плане комплекции, Аджид был обычным «домашним спортсменом», который занимался спортом только ради «разгона крови», как он сам говорил. Но это не помешало ему заиметь мощные бицепсы и ещё более мощные ноги, которыми, без преувеличения можно было ломать толстые стены из гипсокартона… Дитфрид знал об Аджиде практически всё, что ему хотелось узнать, кроме фамилии.

«Мы все из детских домов и каждый, кто здесь находится, рот ебал возможность вспомнить хоть что-то из того прошлого.» – сказал как-то Бруно на одной посиделке, когда Дитфрид был ещё «зелёным».

Спустя время, Дитфрид понял, что это была отговорка, не имеющая ничего общего с правдой… Но «копать» дальше, ему не хотелось…

Вместо этого, Дитфрид чётко отметил про себя каждого члена Девяти кругов Кали Юги. Не настолько чётко, чтобы манипулировать… так, для общего понимания.

Итак, Бруно Апсель Оствальд. Коренастый мужичок, сорока двух лет с бледно-зелёными глазами и средней длины пепельно-блондинистыми волосами. Округлое лицо с идеально прямым носом, который выглядел крайне неестественно на таком лице.

Со слов самого Бруно, его родители были боснийцами. Родословная матери состояла целиком и полностью из боснийцев, в то время как отец, – непонятно зачем, при переезде в Рим, взял себе немецкое имя, – имел в роду норвежцев и эстонцев.

Всё с его же слов, Бруно переехал в Германию в середине девяностых и начал самостоятельную жизнь в городе Киль.

Там Бруно не везло ни с чем. Ни с работой, ни с социальной адаптацией. Эти и другие обстоятельства, – какие конкретно, он не уточнял, – неоднократно провоцировали на размышления о возвращении в Рим или в ближайший к нему город… Однако, «очень удачно» он познакомился с Тилло, ныне водителем и членом группировки. Знакомство произошло во время Кильской недели14, на которой Тилло предложил Бруно, собрать имеющиеся средства в одну большую кучу и уехать в Розеделц.

Дальше Бруно не рассказывал, мол «неинтересно».

Точно также свой рассказ заканчивали остальные четверо. Для Дитфрида это не было чем-то странным, ведь сам Бруно объяснил, почему они говорят «не всё».

…и тем не менее, Дитфрид видел здесь другую причину: «Никто, ни разу не сказал о себе правду.».

Например, Аджид, самым молчаливый из всех, говорил, что попал в Розеделц из южных земель.

«Южных земель относительно какой? Земли Северный-Рейн Вестфалия или из южных земель Германии? То есть, он из Баварии? Или из Баден-Вюртемберга? Или он вообще имел ввиду Африку?..».

Дитфрид не знал и не пытался узнать. Было понятно, что за излишнее любопытство ему прилетит как минимум оплеуха и как максимум, с ним сделают тоже самое, что он сделал с Адалриком, после того, как впервые в жизни, нажал на пистолетный курок…

Тилло, Тджарк и Уэнделл по информативности ничем не отличались от Аджида. Тилло говорил, что первые десять лет своей жизни жил в Швейцарии, откуда с родителями переехал в Розеделц. Тджарк говорил, что его из детского дома забрала пара лесбиянок, когда ему исполнилось восемнадцать. Уэнделл вообще игнорировал вопросы Дитфрида, касаемо своего прошлого…

Пусть Дитфрид и чувствовал себя нужным здесь, его сильно удручали противоречия или полное молчание со стороны соратников.

«Какой смысл собирать группу людей и совершать, с точки зрения местного законодательства, особо тяжкие преступления, зная при этом, что тебе придётся ещё не один раз совершить это самое преступление с этими же самыми людьми? Одно дело – ограбление. Вы собираетесь, планируете, совершаете, расстаётесь. Либо добровольно и навсегда, либо ты убиваешь сообщников… но вы всё равно расстаётесь. Навсегда…».

Думать об этом, Дитфриду было тошно. Он изначально понимал, что не будет находиться здесь до конца своей жизни, – если под смертью подразумеваются «естественные причины», – но… не так же быстро!

…Он закусил нижнюю губу. Бетонный балкон, – разумеется незастеклённый, – был неплохой снайперской площадкой… Был бы. Но стрелять здесь можно было только из рогатки и только по крысам…

Размышлять, Дитфриду расхотелось…

«…С другой стороны, я ведь точно такой же. Я рассказывал о себе ровно столько, сколько могу, а это немного… Возможно остальные, видя это, дают мне информацию, пропорционально той, что от меня же и получили?..»

…но остановиться не получалось.

Дитфрид выдохнул…

«Надо сменить тему, а то я ёбнусь…».

…и ещё раз.

«…и, надо как-то закончить с «родным» домом.».

4

28/12/2013

7:33AM

…в доме было тихо. Почти неуютно… Дитфрид, мысленно уже видел, как оформит прощание с этим местом.

«Раз… и навсегда.».

Дитфрид приоделся на сегодняшнее прощание почти как солдат, явившийся проводить боевых товарищей в последний путь.

Солдат, с вольным нравом, всё же. На нём были чёрные берцы и такой же чёрный комбинезон, который ему выдали три месяца назад за «образцовую службу». Из оружия у него был охотничий нож и два пистолета модели Glock 24. Ну и конечно же, белые резиновые перчатки и кабельные стяжки.

Он тенью прошёл гостиную и начал медленно подниматься по лестнице на второй этаж. После всего, что было, ступать по лестнице было тошно. Масла в огонь подливала тишина… «Затишье перед похоронами…».

Дойдя до комнаты Джорга, Тень набрала в грудь воздуха. «Ну, начнём…».

Дитфрид слегка наклонил голову набок. Сначала он подумал, что ему показалось, но подойдя ближе, он убедился в обратном. Последний младший брат лежал, свернувшись калачиком, и тихо всхлипывал.

Не тратя время на выключатель, Дитфрид схватил Джорга под руку и сбросил с кровати.

Мальчик с глухим стуком приземлился на пол. Не успев возмутиться, он получил пинок под зад новеньким берцом.

– Дитфрид ты чт… – почти возмутился Джорг, но Дитфрид заткнул его ударом ноги по бедру.

Он присел, держа брата за загривок, стреляя словами, как из пулемёта:

– Веди себя тихо и будешь жить. У меня нет в планах убивать тебя, но ты можешь их изменить если не заткнёшь своё ебало. Всё понял?

Дитфрид злобно улыбнулся. Джорг, уже не в силах сжимать челюсти от боли, молча кивнул.

– Отлично. – понизил голос Дитфрид, – Давай, попёрли.

Через пять минут, Джорг сидел, примотанный скотчем к дивану. Для пущей уверенности, Дитфрид привязал его к правой стороне, что была рядом с кухней.

Он уже вынес под телевизор стул и устройство для пыток электрическим током. На кухне, тем временем, ожидали своего часа алюминиевые вёдра, до краёв наполненные кипятком и ледяной водой.

Устройство для пускания тока, Дитфрид купил у одного человека, по наводке Уэнделла, а вёдра, он нашёл в импровизированной кладовой, на земельном участке соседнего дома.

– Если ты солгал мне о времени, четверть страданий достанется тебе. – говорил Дитфрид, не сводя глаза с пацана… Снова улыбка хищника.

Джорг, понурив голову, тихо сопел, ни то шокированный, ни то обиженный… Даже когда входная дверь хлопнула, знаменуя о прибытии отца, Джорг и бровью не повёл…

…в отличии от старшего брата.

Дитфрид едва сдержал смешок. Улыбку он был сдержать не в силах, даже несмотря на то, что сегодняшнее прощание было худшим исходом того, что началось ровно год назад.

– Эй! – прикрикнул он.

Матис подпрыгнул на месте, выронив ключ.

«Дверь он уже закрыл. Великолепно!..».

…Дитфрид включил свет.

Матис посмотрел на сына так, словно перед ним стоял Иисус.

– Дитфрид… – смердящим от ужаса, полушёпотом, произнёс он.

«Вряд-ли он пил… видимо, шатается из-за страха.».

– Опять пил? – надзирательским тоном спросил Дитфрид.

– Что?! – недоумевая и возмущаясь, вскрикнул Матис, – Н-нет!.. Я просто гулял!

«Пил… но не как обычно.».

– Что-то ты запозднился с прогулками, – чеканил Дитфрид, приближаясь к отцу, – ведь, в это время, – он медленно кивнул в сторону часов, висящих над телевизором, – ты обычно вваливаешься домой вдрызг.

– Ты меня отчитывать вздумал? – уже более уверенно, возмутился Матис.

Дитфрид остановился.

«А вот за это, Poppy15-папочка, я сделаю на твоей груди розетку.».

– Давно пора, на самом деле… – спокойно, отвечал Дитфрид, – …а то ты совсем от рук отбился.

Лицо Матиса зардело.

Теперь, смешок вырвался наружу.

– Да как ты сме…

Матис приблизился к Дитфриду и уже замахнулся, но получил ответ раньше, чем успел задать вопрос… Дитфрид ожидал, что одного апперкота будет мало, но, ему сегодня, похоже, очень везёт…

От грохота и налившегося басом голоса старшего брата, Джорг выпал из дрёмы. Он посмотрел в сторону входной двери и заскулил… Ответом ему был очень убедительный рёв: