Хроники Третьей Мировой войны, которой не произошло

А сейчас – немецкий контракт, где тоже трудности и тоже расходы (что было бы если бы не постановление Правительства о налоговых льготах, и если бы с Каппом не удалось договориться о допсоглашении – исполнителем стало новообразованное «малое предприятие»?). Слава Богу, и здесь получен первый результат. И первый платеж должен быть – нет,обязательно будет! – уже в этом месяце.

Михаил вышел из такси и увидел – у калитки в невысоком металлическом заборе, окружавшем неприметный двухэтажный дом, стоял человек среднего роста. Короткий плащ и клетчатая шляпа, наводили ассоциации с охотничьим немецким костюмом. В профиль человек ужасно напоминал то ли Почтальона Печкина из известного мультфильма, то ли карикатуру на лисицу – щеточка усов под хищно вытянутым носом. Человек явно не знал, что делать дальше, поскольку калитка не открывалась.

Михаил, проинструктированный заранее, нашел малозаметную кнопку звонка.

Человек в шляпе что-то сказал по-немецки. Федорковский ответил, что не понимает, и тот тут же перешел на английский.

– Доктор Людвиг Фукс, от господина Каппа.

Дверь в особнячок открылась. На пороге стоял Валерий Рогатин, который чему-то улыбался.

– Добро пожаловать, рад познакомиться.

Пожали руки.

– Прошу в переговорную.

– Ты чего хихикаешь? – прошептал Федорковский

– Ну погляди в профиль. Типичный Фукс. Приехал вынюхивать.

Для Рогатина это был единственный повод поулыбаться за последние полтора месяца. Работы было воистину выше головы, а жизнь явно катилась куда-то под откос.

Воодушевление от решения задачи довольно быстро прошло. От идеи до реализации путь оказался неожиданно куда более длинным, чем ожидалось, уловить источник ошибок удалось только сейчас. И это было самое время, поскольку быстродействие итоговой программы было, мягко выражаясь, неважнецким, да и трудно было ожидать чего-то иного для гидродинамики двухфазной смеси. По всему выходило, что результаты появтся к декабрю, и не ранее; контракт едва будет сделан к сроку – без запаса по времени. А вдруг чего случится, один из мэйнфреймов сломается?.

Дома Рогатина почти что и не видели. На этажах здания недоумевали

– Ты чего пашешь как папа Карло? Все равно все поровну получим!

И это было так. Ну почти что так. От двух миллионов долларов на его долю останутся слезы – дай Бог за новый автомобиль рассчитаться! Звонарев сдержал обещание – теперь можно было передвигаться по территории на колесах, это экономило время и повышало статус в глазах окружающих, но банкнот сей статус не добавлял. Местами Рогатину хотелось ответить в духе того, что дескать вы, спрашивающие, едите и пьете мой труд – нас пятеро заработали всем вам зарплату, пока вы, четыреста бездельников, полгода распивали чаи по комнатам! Но надо ли тратить свою нервную систему на метание бисера?

Во-вторых, с деньгами стало вообще явно хуже. Немецкий контракт отнимал ужасно много времени, исполнители были разбросаны по всему Союзу, время проходило в борьбе с необязательностью руководства предприятий и претензиями на очередное увеличение цен. Бег по замкнутому кругу не давал возможности прихватить какой-то другой заказик, приходилось уповать на то, что тот самый большой контракт с Каппом возместит расходы.

А как раз там все хромает на обе ноги. Едва-едва удалось посчитать все необходимое для Арнольда (слава Богу, что программу написал кто-то другой, хоть и не профессионал – код был неэкономным и считал медленно – но все же задача была решена к сроку). Другое дело, что пришлось на ходу воспринимать совершенно незнакомые вещи – правила внешнеторговых контрактов, секреты таможни и делопроизводства….

Да и к чему сейчас рубли, на которые ничего не купишь? Талоны, да и по талонам и карточкам дают такое ******, что и смотреть противно…. Вот если бы хоть часть получить в дойчмарках, вот тогда жизнь была бы совсем другой! Но фиг вам – валюту обязаны продавать по государственному курсу – 5% от рыночного, иначе за решетку….

Тем временем входная дверь открылась.

Вошел запыхавшийся и намокший под осенним дождем (но как всегда светящийся изнутри) улыбающийся Арнольд, быстро поздоровался, прошел к столу, на ходу скинув мокрый плащ, открыл портфель, достал из него пластмассовый очечник, расстелил ксерокопию какого-то чертежа, разложил листы бумаги.

Фукс буквально вцепился взглядом. Видно было, что предмет дискуссии ему хорошо знаком.

– Вот, господин Фукс, как нам видится решение вашей проблемы. В установке – Даришвили указывал карандашом на области чертежа – демонтируются эмиттеры, вместо них устанавливаются эти зеркала, а напряжение должно модулироваться в зависимости от геометрии обрабатываемых образцов следующим образом.

С этими словами Арнольд Галактионович пододвинул к немцу стопку листов с формулами, открыл очечник и извлек оттуда четыре ватных цилиндра, развернул упаковку. Внутри лежали напонятные фиолетовые предметы, больше всего напоминавшие обломки спички с приваренными к ним проволочками токовводов.

Фукс надел очки, съезжающие на длинный нос, и стал еще больше похож на матерого лисовина. Пролистал текст, посмотрел формулы, кивнул головой.

Аккуратно взял непонятный предмет. Выражение лица изменилось, теперь на нем проступило явное разочарование.

– Но, это же вполне известные вещи – еще в 70-х группа профессора Даришвили опубликовала интересные результаты и предложила принципиальные решения. Модулирование, конечно, решает проблему, но только при соответствующих параметрах источника. А то, что вы принесли – зеркала из гексаборида – подходят по физике, но технология не позволяет! Всем известно, что их невозможно сделать, они не стабильны и тут же осыплятся, если их только тронуть.

– Господин Фукс, я, наверное, мало читаю, поэтому эти штуки не осыпаются, – Арнольд улыбнулся.

Рогатин перевел очередную фразу Фуксу, пытаясь не рассмеяться.

– А если я сейчас эту линзу уроню? – хитро прищурившись, спросил Фукс, подняв непонятный предмет за ножку над стеклом стола .

– Пожалуйста, если осыпятся линзы – отвечаю я, а если отломается электрод – то уже вы!

Фукс задумался.

– Нет, пожалуй, не буду. Давайте испытаем, при положительных результатах фирма немедленно перечислит деньги, – с этими словами немец стал упаковывать образцы в очечник.

– Нет, – вмешался Федорковский, – так не пойдет. В контракте обусловлена другая процедура. Часть оплаты – по факту передачи, что мы сейчас и делаем, а другая часть – при положительном результате испытаний. Протокол выходного контроля на двух языках составлен, а вот и акт. Счет прикладываю, бумаги на таможню –тоже.

– Как знаете, – разочарованный Фукс читал текст, дошел до фамилии «сдающего» и недоуменно поднял глаза.

– Арнольд Даришвили? Это вы, господин профессор? Господин Капп меня не предупредил, может быть, я был несколько невежлив, но ведь действительно такая технология не существует в природе! Но теперь я уж не знаю, что думать… Как бы то ни было, для меня честь пожать вашу руку!

Фукс удалился

– Арнольд Галактионович – непредставившийся довольно молодой человек, просидевший все это время молча, впервые открыл рот, – а не получится так, что немцы своруют технологию, например, разрежут один из ваших образцов, посмотрят и повторят?

– Конечно, вы правы – Даришвили широко улыбнулся – я уверен, что они разрежут все четыре зеркала, потравят, рассмотрят под электронным микроскопом, но не увидят ничего, кроме монолитного слоя гексаборида. А вот как получить этот самый монолит, а не чешуйки…. честно говоря, просто строжайшее соблюдение весьма неочевидной технологии, чтобы ее создать, нам потребовалось пять лет непрерывной работы…. Они года за три смогут, наверное, повторить, но это же стоит таких денег, которых у Каппа отродясь не было. Так что будут покупать у нас, других вариантов я не вижу.

Вашингтон, в это же время

– На самом деле варианты есть, поскольку точка невозврата еще не пройдена, – Джордж Калт заканчивал свой доклад. – Несмотря на центробежные тенденции, в СССР до сих пор существует единая полиция, судебная и налоговая система, единая валюта и единое командование вооруженных сил. И даже постоянно усиливающееся недовольство всего народа может смениться подъемом при первом же явном улучшении дел. Кстати, ход с присуждением Трепачеву Нобелевской Премии был очень сильным, эта акция здорово разозлила массы.

– Джордж, вопрос можно? – немолодой седой человек поднял руку. – Насколько велика база для анализа?

– Год. В этой компании можно сказать – мы имеем все копии еженедельных сводок для Рыжикова.

– Твоя оценка положения?

– Сейчас у Советов полный кризис. Но спустя год так называемые «независимые» поймут, что поодиночке не выжить, и центростремительные тенденции возобладают. И доказательством тому – Литва, у которой реальная автономия и расчеты с которой производятся по мировым стандартам. Народ недоволен, цены растут, лично Петрене и ее правительство пинают на каждом углу. Оно, скорее всего, падет, а Парламент будет переизбран, со всеми вытекающими…..

– И в сухом остатке?

– Думаю, “back in the USSR”. Если не случится чего-то неординарного, меняющего судьбы страны….

– Предложения?

– Джентльмены, все, здесь собравшиеся – официальные лица, поэтому от объединенного Совета по национальной разведке никаких рекомендаций не будет. К тому же, мальтийские соглашения между СССР и США обязывают прекратить секретные операции и работать честно и открыто.

Однако, сугубо в частном порядке – в конце прошлого года события в Тимишоаре резко изменили настроение румынского народа, и сейчас мы имеем дружественное нам правительство.

– А чем Трепачев нам недружественен?, – голос принадлежал человеку в очках с ежиком седых волос, сохранивших остатки былой рыжины.

–Тем, что его скоро выгонят, и к власти придет кто-то совсем непредсказуемый.

– Правильно я понимаю, что лучше было бы сделать это под нашим контролем?

– Это был бы идеальный вариант, но как?

– Путем помощи дружественным нам силам в Советской России, естественно, неофициальным и неформальным образом.

В зале установилась тишина.

– Фрэнк, это что, вариант новой Португалии или Румынии? Опасно, ведь у них – ядерное оружие, – после долгой паузы произнес все тот же седой джентльмен.

– По правде говоря, еще год назад мне эта мысль и в голову не пришла бы. Но сейчас ситуация ухудшилась настолько, что подавляющему большинству людей все равно, что произойдет. Главное – чтобы не так, как сейчас. Понимаете, если грубо поделить все общество на две части – несколько тысяч тех, кто думает достаточно далеко и озабочен государственными интересами, и тех десятков миллионов простых людей, которые просто выполняют свою работу за зарплату, то плохо не только последнему большинству, но и первому меньшинству. Как бы вы, здесь собравшиеся, себя чувствовали, если бы наше правительство просто так, по решению Президента, отдало Западную Германию коммунистам? Трепачев Восточную Германию вообще стер с карты. А страны Центральной Европы, даже Куба? Это же позор! И мне не жалко Трепачева, его выгонят. Но процесс должен быть управляемым.

– Допустим, но что реально требуется для такой попытки?

– На самом деле только деньги. Даже не так много. Но мы все понимаем, что ни цента из бюджетных статей тратить невозможно. Правительство здесь никак, подчеркиваю, никак не участвует.

– Это как раз понятно. Но на такое дело деньги всегда найдутся, и даже без строгой отчетности. Если будет надежный исполнитель и надежный источник информации на той стороне.

– Исполнителя я найду. А надежный источник есть, он тем более ценен, что об этом не догадывается. Есть и другие – советские, которым в СССР ничего не светит.

Москва, ноябрь

«Другие» в это время решали свои частные задачи.

7 ноября на демонстрации, посвященной годовщине Великой Октябрьской социалистической революции, слесарь Шмонов стрелял в Михаила Сергеевича Трепачева, стоявшего на трибуне Мавзолея. Ничего другого он придумать не мог, с перестройкой он потерял все…

Герман Витольдович Кайрес мучительно вспоминал порядком подзабытый испанский – возможно, придется лететь на Кубу. Слава Богу, что не в Боливадор. Герман понимал, что Трепачев просто обманул Кубинское руководство, командировка ожидала быть непростой, и посылали туда вроде как проштрафившихся. Но и три Кубы лучше одного капиталистического Боливадора с проклятым Славой впридачу! Иллюзий у Германа не было.

Борис Георгиевич Осинский ехал в электричке. Он неожиданно стал обладателем довольно изрядной суммы в рублях. Однако «Фонд свободы и демократии» обещал куда больше. Но только в том случае, если его книга будет издана в Штатах, а он сам предварительно выступит в тех же Штатах с лекцией.

Но для этого надо было выехать в США, то есть получить вначале выездную визу. А как ее получишь, когда на тебе еще неснятая «форма»?

Александр Иванович Дуров в растерянности озирал «Постановление» о передаче природных ресурсов РСФСР в распоряжение Российского правительства. Он искренне недоумевал – кто же в Союзе допустит такое безобразие? На это надо было как-то реагировать, а что сделаешь? Ёшкин – истерик и самодур, если чего решил, то сделает (на цену наплевать), но что скажут люди с Площади Дзержинского?

Площадь Дзержинского, днями позже

В просторном кабинете на третьем этаже «Большого дома» на Площади Дзержинского трое мужчин слушали четвертого – щеголеватого и небольшого роста.

– Таким образом, дело идет к параличу государственного управления. Прежняя система – фактически Советская на базе аппарата КПСС – почти что разрушена. Новой не построено. Бюджет не выполняется, контролирующие органы бездействуют. О подробностях расскажет товарищ Павлищев.

Грузный мужчина с ежиком волос поднялся из-за стола.

– Финансы расстроены. Есть огромная проблема в денежном обращении. Восьмидесятые породили дополнительные центры эмиссии, например, в Среднеазиатских республиках. Рашидов фактически упросил тогдашнего Генерального секретаря разрешить собственную эмиссию денег в пределах республиканских квот. Где гарантия, что эти квоты соблюдаются нынешними «независимыми государствами»? А финансовое пространство у нас одно.

– Предложения? – голос принадлежал высокому латышу – министру Внутренних дел.

– Пока что мы контролируем ситуацию. Надо обратиться к армии. Армия, МВД, финансы – то, что сдерживает Союз от расползания, как обручи в кадке. Здоровые силы в партии тоже должны сказать свое слово, не так ли, Олег Дмитриевич?

Секретарь ЦК КПСС и Совета Обороны Пеликанов кивнул головой.

– Несомненно, сделаем. Предлагаю поговорить с маршалом Вахромеевым. Сергей Федорович – приличный человек и настоящий коммунист.

Между улицами Кубышева и Разина, в это же время

Один коммунист – ответственный работник Управления делами ЦК КПСС В.П.Спасский – был занят важным делом. Он считал деньги.

Осторожный и аккуратный, он не держал на рабочем месте более 100 тысяч. Основные деньги были запрятаны под крышей гаража (как теплоизоляция), на чердаке дачи рядом с трубой, в старом антикварном бюро его московской квартиры (как фундамент изящной мебелины).

Нынешний дефицит был золотым дном. Когда у всех дефицит, а у тебя – фонды на его распределение, можно считать, что у тебя машина для печатания денег. Пять лет подряд.

Автомобили. Купил, продал на черном рынке, на разницу купил золотые украшения, продал, купил пай в кооперативе, тут же внес всю стоимость, уступил грузинским деятелям – той же Лиане Татиашвили, Министру здравоохранения «независимой Грузии», конечно, за другую цену, вписался в очередь на списанные иномарки правительственных гаражей, получил, продал, вступил в дачное товарищество…. Свобода. Демократия. Никакого контроля. И наплевать, что у Коммунистической партии Советского Союза власти становится все меньше, главное, что у него, Виктора Спасского, власти внутри партии становится все больше.

Почти что можно быть спокойным. На старость хватит.

Не только на собственную, но и на старость внукам, сколько бы их не было.

Но так хорошо не бывает! – Виктор Петрович еще раз поглядел на написанную цифру и прикинул, сколько может весить такое количество сторублевок. Получалось много. Можно и не поднять одной рукой.

А вдруг узнают и отберут?

Спасский впервые всерьез забеспокоился – до сего момента он и не представлял себе, сколько может потерять. А сейчас представил и ужаснулся.

Надо срочно придумать, как застраховать накопленное (в правоохранительной системе употребили бы другое слово – наворованное).

При всех своих недостатках Виктор Спасский никогда не был глупцом. Еще три года назад все решалось аппаратом ЦК. А теперь партия ослабела, есть и Верховный Совет СССР и даже марионеточный российский парламент какие-то указы издает. Мало ли что там придет кому-то в голову?

Кто еще может знать?

Только коллеги с Площади Дзержинского.

Виктор Петрович полез в карман пиджака, где лежали несколько листков бумаги, с которыми он никогда не расставался. Это был его личный самый важный и совершенно секретный запас на все случаи жизни – телефоны людей, в которых он был более или менее уверен и с которыми можно было разговаривать довольно откровенно.

Институт, в это же время

– Спасибо, Орик, все отлично, действуйте я поговорю с Федорковским, уверен, что деньги в ближайшую неделю поступят на счет. – Рогатин нажал на кнопку и немедленно стал набирать еще один номер.

– Михаил, привет! Звонил Даришвили, сказал, что изделия переданы на выходной контроль. Можно звонить Каппу, закрывать этап. Остается поставка и наладка на месте.

– Отлично. Можно решить приятные вопросы. Как у нас с деньгами?

– С этим все хорошо. Поэтапных платежей хватает на расчеты с исполнителями, предлагаю перевести деньги уже сейчас, надо рассчитываться за материалы и за зарплату заводчанам, а за наладку Капп заплатит Арнольду в Дюссельдорфе в январе. Доля моя и кооператива пойдет с окончательного расчета.

Федорковского такой подход вполне устраивал.

– Согласен. Пиши бумагу в бухгалтерию, оплатим уже завтра. Давай завершай бумажную работу, дел еще полно. Пока.

Дел было действительно много, в основном, приятных. В похожей ситуации два года назад Рогатин прыгал бы от радости. Действительно, все обязательства, похоже, выполнялись в срок.

Нижнеокская станция. Розов и Параджанов (не без ругани, конечно) подписали акт сдачи-приемки, Рунов доволен, деньги перечислит, и в следующем году пусконаладка уж точно начнется. Ясное дело, с этим еще придется заниматься, затыкая дыры, но главная поставка состоялась. Мы молодцы.

Богатый контракт с Германией. Окончательный расчет и хороший заработок – будет, на что сделать подарки к Новому году.

И главное, чем стоило гордиться – работа, на которую он подписался в апреле, будет выполнена. Силой мысли и упорством слаженной команды, которую он сам собрал и которой дал свои пять копеек, выстраданные четырьмя месяцами непрерывной мозговой работы. Но и каков результат! Никто и предположить не мог ничего подобного! Интересно, что начальник скажет вечером?

Однако радости не было, одно беспокойство и стресс.

Вокруг творилось явно что-то не то. Человек привыкает ко всему – и к ночным очередям за бензином, и к талонам на продовольственную гуманитарную помощь, и к крикунам с телеэкранов, и даже к тому, что вчерашний противник – американцы и ФРГ – стали желанными заказчиками, платящими точно и в срок.

Однако почему вдруг газеты сменили тон? Откуда истерика? Какие-то «чрезвычайные полномочия» для Трепачева. Зачем? Что ему, мало?

Шараханья по Литве. Непонятно, делаем мы Игналину-2 или нет? Только начали и пришла команда бросить, причем с самого верха.

Подождем до вечера, – решил Рогатин – заодно у начальника спросим.

Кремль, в это же время

Премьер-Министр Рыжиков в Кремле принимал Министра Финансов.

Через неделю или более того предстоял отчет на Съезде народных депутатов, надо было сверить цифры.

И цифры эти были неутешительными, так, во всяком случае, следовало из отчета Министра.

Рыжикову и в голову не приходило, что знает он лишь малую часть правды. Собеседник был в курсе состояния здоровья Премьера и всего не говорил, но даже произнесенного было достаточно для того, чтобы Николай Иванович позеленел и откинулся в кресле.

Но довольно быстро пришел в себя.

– Врача не надо. Решаем, как договорились. Все три пункта программы огласим на Съезде Народных депутатов – через неделю. И, к тому же, никаких расчетов в кредит с «новыми независимыми». Особенно с Литвой.

Улица Писемского, примерно в это же время

Постоянный представитель Литовской республики в СССР (так он себя называл) тщетно пытался связаться с Министром финансов.

Бесполезно – тот был у Премьера.

Ответа ждала дама в Вильнюсе, она звонила каждые двадцать минут.

Казимира Петрене понимала, что надежды на положительный ответ мало, но кто знает? А если решение Минфина будет отрицательным, то есть кредита не дадут, то нельзя заплатить аванс за топливо для Игналины-2 – она помнила разговор с Беликовым и Звонаревым, план завода верстается сейчас, это проектные и строительные работы можно как-то двигать. А нет топлива в 92-м – нет электроэнергии, нечем рассчитываться с Западом, ведь деньги на «демократические преобразования» давали под залог будущих поставок электричества в Польшу и Германию. И что же? Все обещания о сладкой жизни окажутся блефом? Что будет с ее правительством и с нею самой? Опять в университет? Это после приемов на высочайшем уровне, встреч с Рюбе, Тэтчер, французским премьером? (Правда, дальше газетных статей и рукопожатий дело не пошло, новые друзья не дали ни копейки).

– С другой стороны, – неожиданная мысль пришла в голову, – она хоть может обратно в Университет или в газету, а Шлаусу-то вообще полная труба! Он-то на что надеется?

В промзоне около Ярославского вокзала, чуть позже

Член Экспертной группы Верховного Совета, Заслуженный изобретатель РСФСР (так Михаил Ильич теперь представлялся при начале беседы) очень надеялся на благополучный исход. Более того, он был в этом уверен – принимали его не где-то в кабинете, а в малом зале для совещаний.

Заместитель директора внимательно прочитал аннотацию проекта, рекомендательное письмо от Экспертного Совета ВС РСФСР (где говорилось о большом значении работы, народнохозяйственном эффекте и прочем), кивнул головой.

– Хорошо. Давайте начнем работать, ведущим специалистом является Подсохин Лев Николаевич, сейчас мы ему позвоним, он разберется.

Институт, вечером этого дня

Рогатин неконец-то отправил пачку факсов в бухгалтерию кооператива – деньги переведут завтра – и собирал в кучу разрозненные листы с цветными графиками. Он слегка волновался – то, что насчитали они с командой, совсем не походило на графики из классических трудов. Скорее наоборот.

Он сделал все, что мог. Пусть начальство и заказчики рассудят.

Так рассуждал Рогатин ранними сумерками ноябрьского вечера, входя в кабинет академика.

Николай Николаевич странно улыбался.

– Пришел?

– Да мы вроде как договаривались....

– Садись, рассказывай, – ухмылка блуждала на лице.

– Что-то не так?

– Давай, излагай, а потом я скажу.

Минут через тридцать Звонарев откинулся в кресле.

– Знаешь, все, что ты только что сказал, ни на что не похоже. Но, с другой стороны, твои доводы впечатляют!

– Да не мои, спасибо Михалычу и Жоре, иначе бы и я прошел мимо.

– Что же получается – соломинка ломает спину верблюду?

– Точно так. На это вообще никто не обращал внимания....

– Никак не ожидал....– Звонарев был явно растерян. – Погоди, все это слишком серьезно. Время есть?

– Да полно, рабочий день у нас ненормированный, так что.....

Звонарев снял трубку аппарата без наборного диска.

Судя по всему, на другом конце ответили.

– Анатолий Петрович, можем зайти?

Звонарев бросил телефонную трубку.

– Вперед.

Дверь огромного кабинета неторопливо открылась. Два кожаных дивана, стол «от горизонта до горизонта», портрет Курчатова на стене с автографом поперек. Стена увешана дипломами и аттестатами. Рогатин был здесь впервые за время работы ( – уже девятнадцать лет прошло.... – Неужели??)

Остроконечный лысый череп человека за столом был покрыт пятнами старческой «гречки», но глаза глядели молодо и остро.

– А, Рогатин-младший, привет, рад тебя видеть! Показывай, что принес....

Минут через десять произошло чудо, которое Рогатин никогда не забывал.

Лицо старого человека осветилось изнутри, он помолодел лет на тридцать, глаза сверкнули, палец нажал большую зеленую клавишу телефона.