Хроники Третьей Мировой войны, которой не произошло

Маркус же остался без левого глаза, а нервы на левой руке были посечены так, что с тех пор рука уже никогда не работала как следует.

Чтобы занять место в жизни, малорослому инвалиду приходилось работать больше других в разы, совершенствоваться как в изучении наук, так и в постижении людей. Это была суровая школа жизни, та самая, что как «тяжкий млат, дробя стекло, кует булат». Булат и выковала. Но Каппу это дорого далось – стилем жизни стала привычка к постоянной умственной деятельности, размышлению, анализу, проигрыванию вариантов … Он помнил абсолютно все, практически не умел расслабляться, разве что в компании старых товарищей за кеглями.

Капповские Feingeräte были одними из мировых лидеров, это было трудно, но Капп старался. Всегда. Не мог он решиться только на одно – представить жене Гизеле внебрачного сына Конрада. Он его выписал из ГДР, и на его фирме Конрад Куфаль делал прекрасную карьеру, унаследовав от матери рост и красоту, а от отца – упорство и светлый ум. Конечно, на заводе все видели сходство между малым и старым, но предпочитали не соваться не в свое дело.

Собственно говоря, главным побудительным мотивом поездки была просьба того же Конрада. Тот всерьез занялся новым для компании процессом – финишной обработкой некоторых очень востребованных штук с помощью электронного луча. Результаты обещали многое, но был один крупный недостаток – нестабильность. Это была проблема, и как выяснилось, пока что в Европе нерешенная. Конрад откуда-то узнал – русские активно работают с электронными пучками. Если удастся нарыть что-то существенное, то надоедливые лягушатники с другого берега Рейна будут иметь весьма бледный вид.

Советскую делегацию, встречавшую на аэродроме, возглавлял Заместитель Председателя Совета Министров, Маркус Капп обрадовался, увидев стоящего прямо за ним широкоплечего мужчину импозантной внешности, они встречались много раз.

– О, херр Гор’кофф, очень рад видеть вас! Надо поздравить с новым назначением?

– Спасибо, действительно можно – с вежливой улыбкой отозвался наш старый знакомец Евгений – я сейчас заместитель председателя бюро Совета Министров по машиностроению… До скорого, увидимся завтра…

Капп машинально здоровался с членами советской делегации, как вдруг – совершенно неожиданно – один их них, крепкий мужчина лет сорока с ежиком начинающих седеть волос показался смутно знакомым. Когда тот проговорил

– Герасин, -

Капп еще более уверился – этот голос он уже как минимум один раз слышал… Где?

Начальник отдела Герасин был «смотрящим» от Лубянки. Такие переговоры были вроде ему и не по чину, но с самого верха потребовали предоставить все лучшее, приходилось подчиняться.

Владимир уже забыл давние переживания в Дюссельдорфе, подобные истории повторялись почти каждый год, но почувствовав внимание Каппа, тут же вспомнил – декабрь, «Астрон», бумаги от Тиме….

На следующий день было пленарное заседание. Длинный стол, педантичное следование протоколу, представление участников – Герасин наперед ознакомился с кратким резюме каждого участника, подивился молодости единственного представителя «новых предпринимателей СССР», приглашенных по желанию немецкой стороны, таковым был выбран с настоятельной подачи Ёшкина Михаил Федорковский, наконец «кофе-пауза».

И как только Герасин отвлекся, раздался чей-то голос,.

– Могу ли я попросить чашку?

– Да, пожалуйста – автоматически ответил Герасин на том же языке.

Это была ловушка Каппа. Тому очень хотелось, опираясь на свою постоянно тренируемую память, проверить свои предположения – почему же внешность кажется знакомой?

Он узнал этот голос, узнал и саксонский акцент, тут же сложил два и два, получил четыре и неожиданно для себя успокоился.

События более чем десятилетней давности не переставали угнетать его. Как же так получилось – он, Маркус Капп, Самый Великий и Самый Ужасный, был вынужден уступить давлению какого-то шантажиста из ГДР? Это было унижение.

Но сейчас это чувство одномоментно улетучилось.

Никакого унижения. Обычная спецоперация. Один какой-то капп против целого КГБ СССР. Такому противнику проиграть и не стыдно.

Однако сейчас положение изменилось.

– Jeden Tag ist nicht Sonntag! Для КГБ, как и для всей страны, не лучшие времена, – про себя констатировал старый Маркус.

Выбрав момент, Капп задал вопрос Горькову на правах знакомого – может быть, он что-то слышал о технологии электронной обработки материалов?

Всей без исключения делегации были даны строжайшие инструкции – помогать всем, чем можно, слишком многое зависело от этих тридцати немцев.

Но Евгений ничего об этом предмете не знал. Каппа, впрочем, это и не удивило.

Вечером, как водится, состоялся торжественный ужин в честь высоких гостей.

Герасин был уверен – что-то сейчас произойдет. Капп каким-то образом его вычислил. И действительно, Владимир провел многие часы в кегельбане на площади Брема, изучая привычки Каппа, может быть, и тот изучал посетителей любимого заведения?

И тем не менее вопрос

– А вы давно перестали работать на Südkreuz Mechaniken? -

поверг его в шок.

Собеседник спокойно продолжал

– Можете не отвечать. Я понимаю, служба есть служба, вы, судя по всему, офицер и обязаны выполнять приказ. Но лично я считаю себя в долгу, а долги надо отдавать.

Герасин оторопел.

– Не волнуйтесь, Родину предавать вам не придется, наоборот. Вы, как я понимаю – человек, знающий то, что не знают другие. Поэтому к вам вопрос. Проблемы технологии обработки – не сварки! – электронным пучком. Очень прошу помочь, за хорошее вознаграждение всем заинтересованным сторонам…

Герасин вышел в вестибюль, покрутил диск, услышал ответ

– Рогатин.

– Hallo Musikant, hier ist Gera.

На том конце трубки чувствовалось замешательство.

Спустя секунд десять обрадованный голос заорал:

– Гера! Как ты?

– Nicht zu schlecht. Musikant, мне опять нужна твоя помощь.

Новая пауза.

– Что-то случилось?

– Да. Очень срочно нужен человек, способный проконсультировать по обработке материалов электронным пучком. Здесь немецкая делегация, приказано помогать чем только можно.

В трубке молчание.

Потом облегченный вздох.

– Гера, но все очень просто! Есть же Арнольд Галактионович Даришвили – помнишь, мы встречались в санатории Минобороны в Сухуми? Доктор, лауреат, в пятерке мировых гуру и просто хороший человек! Вопрос в том, как его форма соотносится с иностранцами?

– Спасибо, МузЫка, ты уже здорово помог, а насчет формы – наше начальство решит как-нибудь, поскольку Запредсовмина, тьфу, черт, вице-премьер тоже здесь… Но уж где мёд, там и ложка. Может быть, ты позвонишь ему, введешь в курс просьбы, а потом и наши переговорщики будут говорить предметно, вот телефон, запиши – меня позовут, позвони при любом исходе…..

– Ладно, считай, что уже сделано, если удастся дозвониться ….

Рогатин спустился на один этаж, попросил разрешения, набрал номер. К счастью, абонент был на месте. Он привык засиживаться допоздна.

– Валера, я не возражаю, мне интересно и коллектив можно собрать, но сам понимаешь – командировка, наши трудности с билетами, расходы и прочее, да и форма! Важно – наше предприятие не может работать с иностранцами, так что если решишь – пожалуйста, я готов, присылай телеграмму.

В это самое время Заместитель Председателя Совета Министров СССР, извинившись, снял трубку «Искры» в соседнем помещении.

– Владимир Александрович, я, как и вы, не в восторге от этой идеи. Разрешать контакты с иностранцами ученому с таким уровнем доступа на самом деле рискованно. Но ситуация требует. От этой делегации зависит, без преувеличения, не только размер процентов по кредиту, но и сам вопрос получения этого кредита, считайте, что Арнольд Галактионович Даришвили – одно из обеспечений. Немногих, скажу я вам, переговоры идут трудно.

Хорошо, я телеграфирую наше решение в Сухуми.

Некоторое время спустя на четвертом этаже здания на западе Москвы раздался звонок.

– Рогатин.

– Валера, – раздался голос сильным акцентом от волнения, – это Орик. Представляешь, пришла телеграмма – от Заместителя Предсовмина с разрешением на поездку в Москву и переговоры. Но у нас нет денег, и непонятно, когда они будут. Так что я на связи.

Что ж, эффект ожидаемый. Рогатин подвинул к себе телефон.

– Вова, как я понимаю, ты на переговорах. У фирмы Арнольда финансовые трудности, хотя главный вопрос решен, разрешение получено. Но у меня идея. Я тут в кооперативе подрабатываю, так наш председатель – Михаил Федорковский – некоторое время назад с таинственным видом сообщал о каких-то немцах, которые должны приехать. Нет ли его среди вас? Если есть, то позови его к телефону. Он малый с закидонами, но не жлоб, при его заинтересованности дорогу и гостиницу оплатит. Если он там, то проблему мы решим к общей выгоде….

На следующий день

Маркус Капп был немало удивлен, когда за обедом к нему подошел Герасин в сопровождении симпатичного молодого человека.

– Господин доктор Капп, вот молодой предприниматель господин Федорковский, он хочет сделать вам предложение.

– У нас частная компания, и мы не имеем ограничений по работе с заграницей. Господин Герасин сообщил о вашей просьбе, и мы нашли людей, которые могут помочь. Господин Капп, я готов организовать первую встречу, обсуждение, предварительно финансировать, но при вашем слове – если вы договоритесь, то сделать работу через наше предприятие – холдинг ИНТЕП или какую-то дочернюю структуру. – Английский этого господина был вполне сносным.

– А если не договоримся?

– Значит, это мой риск. Ну как, по рукам?

Ленинград, в это же время

Алексей Николаевич Лунев собирал документы, ему предстояла в общем-то рядовая командировка в Москву. Надо было решить свои вопросы – Лунев должен был за два дня выступить в двух организациях для получения отзыва на докторскую, поговорить с редактором и забрать гранки из «Атомной энергии»; и в качестве финальной части – поговорить со Звонаревым в ИИП по важному вопросу – предполагаемой контрактной поставке в Штаты некоторых отчетов и изделий. Этот контракт был в зависшем состоянии уже полгода.

1990: Потери и приобретения

Институт, в это же время

Рогатин созерцал ненавистную рожу Микульского. Вчерашний разговор с Герасиным позволял предположить, что для кооператива откроются какие-то новые возможности, а фамилия Даришвили невольно наводила на мысли, что и для него самого возникнет какая-то новая работа. Новая работа – новые деньги (в этом, как выяснится через полгода, он ошибается), и еще большая занятость (здесь – полная правда). Тем более, надо было рассчитаться со старыми долгами, с теми, с которыми было возможно. «Подплавляющийся реактор бочкой» пока что никуда не продвинулся. Но с Микульским можно было решить дело. И вчерашний (как и позавчерашний) вечер был посвящен именно проблеме Михаила Ильича, поэтому собеседник вызывал еще большее, чем обычно, раздражение. Он опять принес переработанную заявку, она была аккуратно перепечатана, возможные участники сведены в красивые таблицы…. Список регалий руководителя работ занимал полстраницы, величия хоть отбавляй. Но по сути – та же **па, только в профиль. Дальше любезничать нельзя, надо решать.

Рогатин отложил бумаги в сторону.

– Михаил Ильич, все, что вы принесли, внушает большое уважение к вашему упорству и целеустремленности. Однако с вашим подходом к формулировке проблемы согласиться невозможно.

– Почему?

– Потому что она неверна по определению, причем так, что это заметно невооруженным глазом.

Микульский нахмурился, но Рогатин не дал ему высказаться.

– И для того, чтобы вам помочь, я написал свою формулировку темы – вот эти две страницы и дискета с текстом. От вашего варианта мой отличается тем, что формально он безупречен, несколько вечеров я его вылизывал, держа классиков под руками. Выражения – совершенно нейтральные и правильные, крамолы найти невозможно. Под такую штуку можно подогнать что угодно, пусть даже ваши передаточные функции, если вы уж так не можете без них. В конце-то концов, главное – получить финансирование, а отчет будет потом, и отчитываться будет руководитель работ, то есть вы лично. В итоге – будем считать, что ваших теоретических работ я не видел, текст вставляете вот этот – Валерий пододвинул собеседнику пару листов, – и я представляю весь пакет на нашем Совете. Скорее всего, в таком виде он будет одобрен.

Микульский подавил раздражение и начал читать. Глаза его расширялись от удивления. Он возмущенно бросил листы бумаги на стол.

– Но позвольте, здесь ведь ничего не осталось ни от теоретического обоснования, ни от методики! А где же новизна, которую я и предлагаю в качестве основного научного достижения?

– Помилуй Бог, Михаил Ильич! Ваша так называемая теоретическая часть – не более чем красивая бредография. Применить ее ни к чему нельзя, да вы этого никогда и не делали, это очевидно! Попробуйте в качестве самостоятельного упражнения взять хоть один из ваших красивых интегралов, получите просто комплексные числа…, которые ничего не значат вообще! Откройте Дёча – я лично его предпочитаю Диткину и Прудникову, а лучше Бохнера!! Но и это не все. Забудем об М-преобразовании, и сделаем все чисто, – Валерий достал толстенную сброшюрованную распечатку, исписанную с обратной стороны, – вот решение очень простенькой задачи, для вас отрыл из закромов, сотая часть того, что требуется по вашей заявке, но по классической совершенно правильной и применимой методике, той самой, с которой вы сдирали ваш труд, без ума поменяв верхние пределы интегрирования! Вот этот полином в метр длиной – решение в изображениях. Вовсе не оригинал! И что с ним делать, если даже при переписывании ошибешься? Попробуйте обратить, шею свернете, семь лет назад мы бились над этим, потом бросили это занятие! А настоящая задача на порядки сложнее.

В общем, делайте выводы. Ваш вариант Заявки я представлять на Совет не буду, поскольку эта бумажка ни в какие ворота не лезет, а на возможные вопросы отвечать придется мне, и сказать я смогу только то, что вы только что слышали.

А мое предложение кажется вполне разумным. Текст – такой, что ни один эксперт не придерется, о нашей дискуссии никто не узнает, вы пройдете важную инстанцию и вперед – на НТС Министерства…

Микульский вскочил с места. Лицо его было белым от возмущения (он вскипел, услышав слова «сдирали без ума», а «бумажка» было последней каплей) – такое неуважение!!.

– Я вижу, что здесь понимания я не найду. Что ж, придется поискать более квалифицированных специалистов, которые разбираются в проблеме.

– Очень хорошо. Я отмечу вам пропуск и могу только пожелать успеха.

Дверь за Микульским закрылась. Валерий с облегчением подумал, что навсегда (ошибался). И в это время зазвонил телефон.

– Валера, слушай, – голос Федорковского звенел от радости, – мы тут заключили предварительный контракт с немецкой фирмой, исполнителем будет «Арбат Плюс» – тот самый, который сейчас делает пульты, ты будешь координировать проект от нас, тем более что в теме и знаешь язык. Так что организовывай встречу господина Каппа с каким-то профессором Даришвили и вперед! А я побежал, мне сегодня ехать на производство, наконец-то пришли комплектующие, можно начинать работать!

Самолюбие Михаила Ильича получило чувствительный удар. Но только на несколько минут – Микульский был абсолютно уверен в ценности своих теоретических достижений. Что возьмешь с какого-то кооператора!

Очевидно, невежа. Что ж, других найдем.

Он приободрился, тем более, что ему предстояло сейчас куда более приятное занятие – первое заседание Экспертной группы Верховного Совета РСФСР. С красивым удостоверением многие вопросы будут решаться проще.

С этими мыслями дорога до институтской проходной показалась значительно короче.

На противоположном конце этой дороги в это самое время начальник критстенда Котовский держал в руках три заявления на форменных бланках. Он никак не мог поверить, что все происходит взаправду. Уходили трое самых перспективных и надежных сотрудников, не совсем молодежь, но и не ветераны, тот самый средний научный состав, на котором все и держится.... Вячеслав Георгиевич не мог не подписать заявления, и мотивы были понятны – безденежье; но и представить себе, как будет работать, не мог тоже. Эксперименты должны проводиться полной сменой, иначе никак. А теперь образовывалась дыра, для заделки которой надо было экстренно что-то придумывать.

Котовский поставил визы в положенном месте. Люди получат трудовые книжки и уже завтра не выйдут на работу. Два месяца назад они предупредили о своем намерении.

Но в экспериментальном зале продолжались измерения, прекратить которые было нельзя еще два дня – иначе график отбрасывался бы на несколько месяцев назад. Надо просить кого-то из постоянных смен, или просить прикомандировать на пару дней бывших специалистов, сегодня же принять у них экзамен, а завтра – в утреннюю смену…

Один из потенциальных кандидатов – Рогатин, много лет назад начавший свою карьеру в качестве инженера-оператора именно на этой сборке, в это время уже сидел за столом Николая Николаевича Звонарева и ожидал, пока начальник кончит телефонные переговоры. Пару минут назад он изложил ситуацию с Каппом и Даришвили. Срочный вопрос – где и как принимать Каппа, вход которому на территорию был категорически запрещен – Рогатин решить не мог, требовалась помощь. К счастью, Звонареву уже позвонили сверху и попросили содействия, академик и содействовал. В свою очередь кооператив будет оплачивать все расходы. Наличными.

– Хорошо, Валера,– Звонарев повесил телефонную трубку – считай, что это мое личное задание, дело и вправду важное. Оставляй кого-то вместо себя, и следующие два дня проведешь вот по этому адресу – он нацарапал несколько слов на листке бумаги. – Смету за аренду они предоставят, так что не теряй времени, пройди в малый конференц-зал, садись на «Искру» и организовывай все как положено.

Валерий исчез по указанному адресу.

А в это время раздался еще один звонок по внутренней связи.

– Привет, Вячеслав Георгиевич!

…

– Понимаю, и мое решение ты знаешь. Я позвоню, тебе отдадут всех, которых ты выберешь.

Для Котовского решение не было неожиданностью. В конце-то концов, в здании постоянно работает смена, сейчас испытаний нет, только работы по технологическим системам. Инженер-оператор не занят (собственно, это он и держал в уме, подписывая увольнительные). Поработает по специальности.

Вашингтон, в конце июля

Терри, одна из скромных сотрудниц аппарата сенатского комитета по вооружениям, открыла лоток входящей почты. Первое, что она увидела – аккуратно упакованный в полиэтиленовый конвертик проект контракта с русскими, к верхнему углу которого было приколот зеленый квадратик и лист с напечатанным текстом.

Она очень удивилась. Буквально вчера Бушман провозгласил на весь мир, что Соединенные Штаты никогда не признавали советской аннексии Литвы. «Однако, – добавил он, – существуют определенные жизненные реальности, и литовцы прекрасно о них знают, и им следует договариваться – что они и делают – с советскими официальными лицами, чтобы примирить разногласия».

Вот, оказывается, что за реальности!

– Софи ждет этого уже полгода, – подумала она. – Надо будет вечерком позвонить….

Москва, через день

Конечно, Терри позвонила только на следующий вечер.

Но сообщение было настолько важным, что Софья Чижова уже ранним утром передала его Звонареву.

Вячеслав Георгиевич Котовский в это самое время собирался на работу, он привык приходить минут за пятнадцать до восьми. Это утро было похожим на все предыдущие – после «пунктирного» сна и ночных невеселых мыслей он заставил себя подняться, вытесняя привычную хандру и безнадежность мыслями о новом дне, новых делах – это помогало хоть как-то отвлечься, а потом все входило в нормальное рабочее русло.

Но сегодня было по-другому. Чем ближе была проходная Института, тем сильнее наваливалась тоска – непонятная, иррациональная и какая-то иная, нездешняя и необычная, как камень на сердце, взявшийся неизвестно откуда и нести который просто не было сил.

Ленинград, утро

Для Владимира Павловича Никитского ранний звонок из Москвы на домашний телефон был приятным сюрпризом, ленинградский начальник уже и не надеялся, что этот момент когда-нибудь наступит. Недолгая дорога с Большой Пороховской до конторы всегда была временем раздумий, и уже переходя порог своего кабинета Владимир Павлович вдруг вспомнил – несколько важных вещей в контракте были только очерчены. И если понадобится срочно переходить к делу, то кое-каких данных не хватает. Их можно было получить только в Москве, на объекте.

К счастью, в Москве сейчас был Лунев. Ему не составит труда организовать выполнение пары пустяковых замеров.

Владимир Павлович снял трубку «Искры».

Институт Измерительных приборов, полдень

Двенадцать часов дня были обычным обеденным временем на объекте – работа начиналась рано, многие жили рядом с Институтом и приходили на службу без завтрака.

Вячеслав Георгиевич не был исключением. Еще раз проверив, как идут дела на сборке, он переоделся и отправился в столовую. Тоска вроде как отпустила, настроение улучшилось, когда по дороге он встретил спешащего Лунева. Тот улыбнулся своей трогательной застенчивой улыбкой, пожелал приятного аппетита и удалился к входной двери в здание.

Алексей Николаевич Лунев действительно торопился. Разговор со Звонаревым затянулся. Ночной «Стрелой» он должен был уехать в Ленинград, на этот день было запланирована еще пара обязательных встреч. Но надо выполнить вклинившуюся в график просьбу (считай, приказ) Никитского, слава Богу, что времени на это потребуется немного. Всего-то делов –поручить кому-нибудь из механиков спуститься на люльке внутрь вакуумной камеры и сделать четыре замера. Лунев точно знал, что именно надо делать, и мог четко все объяснить.

Он переоделся, прошел на первый этаж и по отсутствию людей понял – обед.

Приехали.

Народ вернется через полчаса – час.

Либо срывается важная встреча, либо не выполняется приказ прямого начальника.

Куда не кинь, все клин.

И тут блеснул луч надежды – по этажу шел Ренат Иванов, начальник механической службы, отличный парень. Он поможет!

– Ренат Равилевич, привет!

– Привет, Алексей Николаевич! Какими судьбами?

– Никитский срочно поручил сделать замеры ххххххххххх. Поможешь?

– Да не вопрос, только все ушли на обед.

– Ренат, извини, спешу. Ну как-нибудь? Делов-то, спуститься в вакуумную камеру, и точно замерить посадочные размеры – всего четыре. Пять минут. Опаздываю!

– Алексей Николаич, все так, но работать можно только по сменному плану. А я вообще не в смене, так что иди к Петрову .

– Так где я его найду? И я очень спешу! Еще две встречи, а вечером «Стрелой» в Питер. Придумай что-нибудь! На объекте ведь работ нет!

И это было так. Начальник смены Петров, зная, что в Главном зале работы не ведутся уже две недели, закрыл дверь на ключ и снял питание с входного шифрозамка. Правда, и отключил одновременно индикацию доступа. Сейчас Петров, переодетый в чистое, спокойно попивал чай у себя в комнате, поскольку начальник, уезжая в отпуск, поручил ему свои функции.

Инженер-оператор Сидоров, которому и надлежало осуществлять контроль за происходящим на стендовом комплексе, был отдан Котовскому для участия в его экспериментах. Чего контролировать, если на стендовой части не ведется сколь-нибудь опасных работ уже месяц, даже дозиметриста сняли? Изделия в камере нет, сама камера, как положено, заполнена инертным газом и закрыта крышкой….

Иванов искренне хотел помочь хорошему человеку Алексею.

– Ладно. Ключ от зала у меня есть (конечно, это было нарушением всяческих инструкций, но сильно облегчало работу), сейчас возьмем кого-нибудь, чтобы зацепил крюками крышку, а потом спустимся вниз. Раздвижная линейка и штангель есть? Отлично, ты и замеришь, я буду управлять люлькой. Макэлрой, – Ренат Иванов подошел к одному из микрофонов, обязательных в каждом помещении, включая коридоры– если ты на объекте, подойди в Главный зал!

Человек, которого ои имел в виду, сейчас находился в смене, но в другой, которая производила измерения на критической сборке, а помещения разных стендов были отсечены друг от друга. Общение осуществлялось только по громкой связи, из-за чего Иванов и надеялся быть услышанным.

Молодой инженер, фамилию которого никто не помнил, поскольку все звали Макэлрой из-за портретного сходства со знаменитым теннисистом, в мгновение ока оказался внизу.

– Пожалуйста, отодвинь крышку, а мы спустимся.

– Да не вопрос.

«Крышка» – толстенная плита из стали и свинца- отъехала вбок.