Хроники Третьей Мировой войны, которой не произошло

Выручил председатель секции.

– Мы понимаем ваши трудности, графики и формулы перевода не требуют, подписи на слайдах – по- английски. Пусть говорит до конца, а что мы не поймем – спросим, а вы на английский переведете. А то, что ответит, мы как-нибудь разберем!

Комичные моменты помогали забыть о проблемах, но потом опять два вопроса ложились бременем на душу – Нижнеокск и Микульский. Вернее, по срочности, Микульский и Нижнеокск. Валерий не привык перекладывать решение на кого бы то ни было, но решить проблему своими силами он не мог.

К счастью, на помощь пришел начальник. За банкетным столом, раньше было некогда.

– Как дела?

– Порадоваться нечему. Товарищ Михаил Ильич прет как танк, не слушая возражений. Да и черт бы с ним, если бы сама заявка не была такой дикой.

– Что ты имеешь в виду?

– Та теория, которую он хочет применить, не годится вообще. Во-первых, в нашем случае она опровергается за пять секунд, а его так называемый личный вклад – чушь собачья…. Ну это бы ладно, настоящая катастрофа в том, что даже невероятный положительный результат работы ни к чему ценному для аварийных процессов не приложить – эти методы заточены под совершенно специальные применения, где Микульский и специалист. Николай Николаевич, я понимаю, что есть случаи, когда надо помочь, но если читать не отвлекаясь, то видно, что это – жутчайший бред!!! Я, когда понял, что там написано, ржал минут десять. Другие тоже смеяться будут. И уже не над ним, если дать положительное заключение, – Рогатин пожал плечами.

Новость была плохой. Министр просил помочь, а тут....

– И что ты предлагаешь?

– Есть только один выход – кардинально переработать его материал, чтобы был хоть на что-то похож, как вариант это возможно....

Звонарев задумался. Такие штуки он не одобрял, это вообще было нечестно, но при крайней нужде.... А крайняя ли нужда?

– Давай не будем торопиться. Поговори с ним еще раз, попытайся донести эту точку зрения, но ведь нам спешить некуда! Михаил Ильич – автор, как подготовился, так и выйдет.

Шереметьево, через несколько дней

Группа одетых «по-иностранному» мужчин попивала пиво у барной стойки в ожидании рейса TWA на Нью-Йорк. Время поговорить было

– Ларри, ну и какие у тебя впечатления?

– Дик, я увидел все то же, что и ты. С русскими надо работать.

– И, по-твоему, у кого приоритет?

– Конечно, у Атомска. И «Сапфир», и серийный «Кедр». Все же это летные образцы.

– Ларри, но я слышу «но» в твоей интонации.

– Правильно.

– И почему?

– Все зависит от того, что мы хотим. Если научных достижений и мировых приоритетов – то, конечно, Атомск, с большим отрывом. А если реальных установок и реального опыта – то Москва-Ленинград. Хотя бы потому, что их изделия реально существуют, а весь запас Атомска израсходован. У них просто нечего взять. И смогут ли они сделать сколько-нибудь еще при их перестройке – сомневаюсь. Так что работаем с обоими, но наш выбор с их официальной точкой зрения не совпадает.

Дик Верба не узнавал собеседника. Академичный и неторопливый профессор Лоуренс Болдуин снял неизменный серый (или песочный– по времени года) костюм, развязал гастук-бабочку, надел синий блейзер, расстегнул ворот белоснежной сорочки и превратился в сгусток энергии – напористого Ларри из известной компьютерной игрушки. Энергия била ключом…

Нью-Йорк, в этот же день ранним утром

Алексей Колбасов запасся изрядной горстью квотеров и терпением – монеты текли в нутро таксофона прямо-таки ручейком.

Наконец-то абонент ответил.

– Алексей, думаю, ты делаешь ошибку. То, что ты не вернешься с делегацией, раньше было бы очень для меня неприятно, но в том бардаке, который сейчас воцарился, никто внимания не обратит. У тебя кампания, которой ты не руководишь, а ведь надо платить налоги, сдавать отчеты и прочее…

– Я созвонился с Михаилом, он обещал помочь.

– Ну это уже совсем зря! Пойми – он уже подросший акуленок бизнеса, палец в рот класть не стоит. Американский диплом – твой актив.

– Но, дед, здесь возможностей куда больше!

– Это ошибка. Может быть, слегка более предсказуемый, но ты будешь играть на чужом поле. Но дело твое. Есть тема – издать отцовские мемуары в Штатах. Я делаю копии магнитных лент, буду искать возможность переправить катушки, это сложно, но решаемо. Список я тебе отправил на факс, звони, ищи издателей. И все-таки ты делаешь ошибку…

Москва, в это же время

Михаил Ильич ждал лифта, который его вознесет на десятый этаж высокого здания на высоком берегу Москвы-реки. Дорога из Института Измерительных приборов была долгой, и у него было время подумать.

Сегодняшняя встреча его насторожила. Впервые за все время он почувствовал определенное беспокойство, хотя вроде бы и без причин. Рогатин со всем соглашался, но дальше дело не продвинулось. И вроде бы причины были самыми уважительными – кое-какие формулировки надо было переделать, допечатать необходимые бумаги – этот «кооператор» раздобыл подлинник инструкции Центра и абсолютно пунктуально ему следовал. Кроме того, выяснилось, что Михаилу Ильичу очень желательно было бы получить внутренний отзыв на заявку – из собственной организации, тогда утверждение на институтском Совете было бы простой формальностью.

Однако чуткий Микульский ощущал за всеми этими правильными словами какой-то подвох.

Внутренний отзыв организовать было можно. Но только в одном случае – если Председатель Совета Шереметев будет в командировке, отношения с начальством оставались из рук вон плохими. Может быть, собрать остальные бумаги и попробовать пройти Совет в ИИП?

Тем временем лифт пришел.

Михаил Ильич с удовлетворением отвлекся от грустных мыслей и переключился на более приятный предмет. Совсем скоро будет избран Верховный Совет РСФСР, кандидатуры по экспертному совету готовятся сейчас. И, похоже, сейчас он услышит радостную новость, иначе не было бы смысла назначать ему встречу.

Большой Кремлевский Дворец, двумя днями позже

Делегат съезда и депутат Маршал Вахромеев не вполне понимал утвержденную повестку дня. Что они, с ума посходили – государственный суверенитет РСФСР, новый союзный договор…. Что останется от СССР? Великая Россия, становой хребет страны уподобляется манерой поведения какой-то Эстонии?

Сергей Федорович видел – Ёшкин, конечно, выглядит очень хорошо, тем более, имея мощную поддержку прессы. Но и здравомыслящих людей хватает. Так что исход выборов представляется вовсе не очевидным…

Вильнюс, в это же самое время

Председатель Сейма Литвы профессор Витаутас Шлаус внимательно следил за трансляцией из Кремля.

Эйфория от провозглашения независимости прошла. Несносная Казимира Петрене призывала к затягиванию поясов, ее сводки о положении дел были удручающими. Продукты сельского хозяйства по мировым ценам никто не покупал, а нефть для переработки была не по карману литовским предприятиям. Ожидался визит Трепачева, надо было как-то договариваться.

И даже независимость никто не признавал. Шлаус ждал, что хоть кто-нибудь позвонит и поздравит –не тут-то было! Да, звонили, но из общественных организаций, фондов, радиостанций… Но никто из официальных лиц любого иностранного государства не отреагировал вообще никак.

Надежда была только на Ёшкина. Тот в качестве программы провозгласил «независимость России». Может быть, он сможет стать каким-то союзником?

Вашингтон, в это же время

– Без союзников, главным образом, экономических, так называемая независимая Литва очень скоро пропадет.

– Почему? – вскочил высокий рыжий парень с микрофоном, на котором было написано NBC

– Это же просто, – немолодой финансист со снисходительной миной обозрел зал, – просто рынок слишком узок. Невозможно быть независимым, имея всего три миллиона покупателей. Две маленькие прибалтийские страны здесь не помогут, они могут только удвоить рынок, а надо минимум в тридцать раз больше, это азы макроэкономики. Когда рынок велик, можно сосредоточиться на нишевых продуктах, а на малом рынке ты должен быть сильным везде. Советский Союз и был тем самым гигантским рынком, так что перспективы у Литвы туманны…

– Спасибо. Мы передавали пресс-конференцию Джорджа Штолца.

Москва, через два дня

Николай Иванович Рыжиков дал интервью телевидению.

Выступление произвело эффект разорвавшейся бомбы. Сим объявлялось, что отныне цены на товары должны формироваться по принципу равновесия спроса и предложения.

Для двухсот сорока миллионов жителей страны было понятно – цены должны взлететь до небес. И народ ринулся в магазины, за день полки были опустошены.

Валерий Рогатин не пытался пробиться сквозь озлобленные толпы. Для него предметом первейшей необходимости был бензин. Он собрал все емкости и этой же ночью заполнил их топливом, благо в гараже место для хранения было.

На следующий же день исчез и бензин. Автозаправки были закрыты.

Федорковский поставил всех на уши. Для будущего производства бытовой электроники надо было закупить радиокомпоненты. Все и сразу, в ближайшие дни цены возрастут в разы, и проект перестанет быть прибыльным.

Это очень сильно ударило по финансовым планам, даже пришлось влезть в долги, но договор на поставку надо было заключать срочно и сразу же платить аванс.

Кооператив успел до того момента, пока в продаже не стало ничего.

Кремлевский дворец съездов, через три дня

Теперь исход выборов был очевиден для всех, тем более для маршала. Сергей Федорович только недоумевал – как могло придти в голову опытному Председателю Совета Министров СССР Рыжикову огласить намерения правительства по кардинальному изменению принципов управления экономической системой страны прямо-таки накануне важнейших выборов? Это же явная подстава кандидата КПСС под удар!

И кандидат удара не выдержал.

Этим же вечером

Обещанное мероприятие – пир победителей – состоялось без отступления от первоначальных планов.

Гости Бориса Николаевича знакомились друг с другом. Для Федорковского было очень странно встретить здесь человека, который в свое время давал ему рекомендацию в райком ВЛКСМ.

Тот радушно-вежливо поздоровался с Михаилом, всем своим видом показывая, что он забыл этого молодого человека. Александр Иванович Дуров выглядил утомленным, случайно попавшим на праздник. И это действительно был праздник.

Все вспоминали блистательную речь Ёшкина. За десять минут он разгромил оппонента в пух и прах, голосование, правда, закончилось всего с пятью голосами перевеса. Но победителей не судят.

Сам победитель понимал, что преимущество надо подкреплять. Главным образом, командой, костяк которой и собрался здесь, в ресторане.

– Александр Иванович, я очень рад, что вы пришли. Сегодня наша команда победила. И я хотел бы, чтобы эта команда продолжала работать на благо России. Независимой и свободной. Мы знаем друг друга много лет, как вы посмотрите на то, чтобы перейти из горкома в аппарат Председателя Верховного Совета РСФСР? Допустим, на должность замруководителя – заведующего отделом по частному предпринимательству.

– А что надо делать?

–Мобилизовать частный бизнес на поддержку задач новой России.

– На вашу поддержку, Борис Николаевич, -подумал Александр. – Но и на мою тоже. Поэтому…

– Борис Николаевич, я, конечно, не против, только надо решить вопрос с горкомом (да и с Площадью Дзержинского, оттуда не уходят, Дуров это знал лучше других…).

Вашингтон, в это же самое время

Белый с голубым самолет Президента СССР остановился перед почетным караулом на военно-воздушной базе Эндрюс.

Весьма раздраженный Трепачев вышел из передней двери самолета; верная супруга держала его за правый локоть как бы успокаивала. А как было не раздражаться, если за спиной встречавшего его Государственного секретаря США стояла толпа с плакатами типа «УЙДИТЕ ИЗ ЛИТВЫ»… «ПЕРЕСТАНЬТЕ НАПАДАТЬ НА АРМЯН»…

И конвой мотоциклистов, и толпы на Вашингтонских улицах не могли изменить настроение. Мироощущение стало другим. Михаил Сергеевич впервые подумал о себе как о Генеральном секретаре, которого тоже могут снять….

Но так же не бывает! С кем угодно, только не с ним!

Надо улыбаться, тогда, глядишь, все опять будет хорошо.

Высокопоставленный дипломат и разведчик Георгий Аркадьевич Батов все чаще задумывался какие же силы движут миром? Приходил к выводу, что-Ёшкину будто какая-то бабка ворожит….

Принципиальное решение о необходимости всеобщей реформы цен было принято еще год назад. И при встречах с западными финансистами мы вроде как подтвердили – да, в стране избыток денег, надо менять и текущий уровень цен, и саму политику ценообразования. Черная кооперативная дыра – свободные цены на конечные продукты при твердых закупочных ценах – показала, что могут дать полумеры.

И вроде обо всем договорились. Подвердили на мальтийской встрече – американской финансовой помощи не будет без решения этого важнейшего вопроса.

Но то одно, то другое, то третье – повышать цены нельзя. То до Съезда с демократическими реформами, то при армяно-азербайджанском кризисе, то при забастовках шахтеров, то в ожидании выборов Президента СССР Трепачева… Но вот и проожидались.

Прямо до выборов в Верховный Совет РСФСР. Ковровую дорожку Ёшкину выстлали сами, поскольку объявить о реформе цен надо было до нынешнего визита Михаила Сергеевича в Штаты.

Краснопресненская набережная, середина июня

Эти две недели очень сильно повлияли на мироощущение избранного Председателя российского парламента, и то, что Ёшкин решил вопрос безотлагательно, было очень кстати и для Дурова и для самого Бориса Николаевича – иначе бы просто забыл.

Огромный кабинет с видом на Москву-реку и гостиницу «Украина», всеобщее почтение и заискивание обитателей Белого Дома чрезвычайно впечатлили Бориса Николаевича. Можно было тихо почивать на лаврах, потоптаться на поверженном Егоре Кузьмиче Лозгачеве, с удовольствием выслушивая сентенции типа «Над сплошной рваниной горя кто-то митинг собирает. Между бучей и Егором гордо реет Боря-вестник, черной мельнице подобный. То с моста в мешке бросаясь, то стрелой летая в Штаты, интервью дает и люди слышат голос важной птицы». Жизнь удалась.

Однако на предвыборных выступлениях было наобещано довольно много, надо что-то делать, иначе как выбрали, так и прогонят. А что делать?

Ёшкин, как и Трепачев, пришел во власть по партийной линии. Иначе говоря, был очень мало расположен к повседневной черной работе, навыков таковой просто не было. Зато было обостренное чувство единения с толпой, а собравшейся массе всегда нужен немедленный результат. Ждать никто не будет, тем более, что программой Ёшкина была самоидентификация России как союзной республики, иначе говоря, отъединение от СССР. Типа «Ёшкин-разрушитель», ну прямо-таки как Арнольд Шварценеггер с мечом на коне…

И повод представился. Первая сессия избранного Верховного Совета РСФСР.

12 июня – черный день в истории Российского Государства – принята Декларация о государственном суверенитете РСФСР. Введен приоритет российских законов над всесоюзным законодательством. Решающий шаг в разрушении всего созданного от Рюрика до Сталина был сделан.

Шлаус не верил в это до последней минуты прямой трансляции из Москвы. Он смог облегченно вздохнуть только после того, как собравшиеся в Кремле «народные представители» одобрили это сумасшествие подавляющим большинством голосов.

А всего через четыре дня цирк повторился. И теперь уже в Киеве – «матери городов Русских». Украина тоже стала «государственно независимой», и под ту же истерику прессы и аплодисменты людей, ошалевших от сознания собственной значимости.

Быково, вечером того же дня

Андрей Юрьевич Благоволин был в очередном отъезде, , группа контроля за уничтожением РСМД в Штатах систематически перемещалась на полшарика – от Техаса до Читинской области и обратно. Преподаватель академии генерал-лейтенант Юрий Андреевич Благоволин все чаще задумывался – не подать ли рапорт и не обосноваться ли здесь в Быково в компании внуков.. Внуки гоняли по поселку, он же принимал старого сослуживца.

– Что же получается? Теперь отдельные «суверенные» государства? – Валентин Иванович Вареннов поднял руки от возмущения.

– Ну это вряд ли… – Благоволин процитировал любимый фильм «Белое солнце пустыни» – Говорить можно что угодно. Но пока рубли печатаются в Госбанке СССР, войска подчиняются Министерству обороны СССР, а Коммунистическая партия Советского Союза контролирует ситуацию, Советский Союз жив. Невзирая на все декларации Петрене, Ёшкина и им подобным.

Москва, через неделю

Деклараций за месяц было много. Журналистская братия вовсю прославляла популярного «демократического лидера», его окружение, «молодых кооператоров»; на щит подняли некоего Германа Кайреса, предпринимателя, заплатившего партийные взносы с зарплаты в один миллион рублей (Рогатину было невдомек, что это – изобретение Федорковского, позволяющее легально обналичить деньги – раз выплатил взносы, значит все законно).

Изменившаяся тональность прессы, которая не только стала терпимо относиться к «новым богачам», но и исподволь начинавшая прославлять «деловую хватку» нарождавшегося класса капиталистов-эксплуататоров, раздражала многих. Кого-то по идейным соображениям, а кого-то из чистой зависти. Но среди сотен миллионов жителей Советского Союза были люди, на которых эта пропаганда действовала как красная тряпка на быка по совершенно личным причинам. К числу таковых принадлежал человек, привыкший выглядеть как оплот стабильности и процветания. Звали сего благообразного джентльмена Игорь Владимирович, а фамилия Красных была приросшим псевдонимом родителя – младшего отпрыска известнейшего деятеля большевизма. Этот деятель умудрился помереть в почете до процессов 37-38 годов, до этого успел пристроить всех своих детей на очень теплые места, привив всем привычку ни в коем случае не высовываться… Игорь Владимирович жил в высотке на площади Восстания (старшая ветвь ютилась в одном из корпусов жилого дома на Серафимовича 2, а средняя – на Котельнической набережной), медленно поднимался по служебной лестнице Идеологического отдела Центрального комитета, был долгое время правой рукой самого Михаила Андреевича, а сейчас его преемника, зачастую готовя материалы для шефа на Политбюро… У Игоря Владимировича было все, он всегда, сколько себя помнил, жил с внутренним сознанием собственной исключительности – его каста была реально неприкасаемой, именно его сословие прославляли радио и телевидение как лиц, олицетворяющих «ум, честь и совесть нашей эпохи», именно о них с придыханием писали центральные газеты как «о руководстве страны» или, на худой конец, как о «других официальных лицах». И теперь какие-то «кооператоры» и «предприниматели» тоже претендуют на место в официальном сознании?

Игорь Владимирович как мог восставал против подобных выступлений газет и телевидения, но единомышленники из Идеологического отдела поддерживали его весьма вяло, но сама по себе фамилия Красных была весьма известна среди руководства средств массовой информации и даже воспринималась как олицетворение цензуры и власти. Но этой самой власти становилось все меньше – нынешний Генсек поощрял демократию…., а недовольства у Игоря Владимировича – все больше.

Тем более, что Игорь Владимирович получил персональное задание – придумать обоснование необходимости создания какой-то Компартии Росийской Федерации… Что это? Значит, в Москве появится еще один Красных? А как же его исключительная позиция?

Да черт бы с ней, с позицией. Главное – не казаться, а быть. Мало кто догадывается, сколь много средств управления обстановкой сейчас сосредоточено в его руках. Подготовка решений партийных органов и партийная дисциплина делают чудеса. Реформы партии означают потенциальную угрозу лично для Игоря Владимировича: через него одного перешагнут.

А через коллектив – нет. Кто потеряет больше всех? Да те, кто пришел вместе с Трепачевскими соратниками после их возвышения.

Надо собрать совещание по идеологии и обязать прийти помощников вождей – членов Политбюро и Кандидатов в члены. С вождями ничего не будет при любом раскладе, а они, реальные формирователи политики – в наибольшей опасности.

Москва, июль

Но даже столь эфемерное и существующее только на бумаге образование как Коммунистическая Партия РСФСР было потенциально опасным для «народного лидера свободной России». С формальной точки зрения любое решение партийного съезда было обязательным для коммуниста Ёшкина.

И Борис Николаевич не стал дожидаться каких-то сюрпризов. Мало ли что может произойти!

Прямо-таки на открытии съезда он заявил о выходе из Коммунистической партии.

Председательствующий – Михаил Сергеевич Трепачев – был в шоке.

К несчастью, его внимание было поглощено более насущными вопросами, чем борьба с отщепенцем Ёшкиным (так казалось Генеральному секретарю ЦК КПСС, возможно, он был неправ…).

В стране не было ничего – ни золота, ни денег. Пять лет «перестройки» с точки зрения экономики были катастрофическими. Успеха на Западе не было тоже – обещанное торговое соглашение накрылось медным тазом, недавний визит в США был вообще провальным. Штаты – плавильный котел, доля этнических литовцев невелика, но какая разница – десять человек с десятью плакатами против или миллион с теми же десятью плакатами «за». Литовский вопрос – просто камень преткновения.

Завтра поездка в Литву. Разговор с людьми. Надо их убеждать, хотят выйти – пусть, но только по правилам, который назначим мы, а не какой-то сумасшедший Шлаус, который потребовал согласования визита с ним (ха!), Самим Самопровозглашенным Президентом по дипломатическим (ха-ха!!) каналам. Сдурел, что ли?

А в ближней перспективе – за месяц или два, обещают, будет доработан какой-то новый экономический план, ходили слухи о каких-то магических «пятистах днях», или о конкурентной Программе Рыжикова, но, по любому, эти пятьсот дней надо было прожить. Но как, если все развалено?

Одна надежда – на большую страну Германию, которая формально уже объединилась. Ожидалась высокопоставленная делегация, переговоры покажут.

Москва, вторая половина июля

Группа очень важных персон из ФРГ, прибывшая по приглашению Совета Министров СССР, была встречена в «Шереметьево-2» со всеми возможными почестями. Делегацию, вроде как бы и неофициальную, возглавлял Йорг Фюрстенберг, президент Торгово-промышленной палаты.

Князь Фюрстенберг воспринял обращение русских о помощи – дело неслыханное, русские о чем-то просят! Фюрстенберг еще при обсуждении планов войны в 38-м не одобрял нацистов – ну не может чемпион по борьбе победить слона, не понимал также Сталина – почему нельзя было договориться? Зачем воевать? Это же вопиющая глупость, все в проигрыше, а лягушатники и англичане торжествуют! Это нам надо???

Ведь был возможен другой вариант – сочетание двух факторов – передового немецкого технического гения и таланта русских инженеров и рабочих, при поддержке третьего – неисчерпаемых русских ресурсов. Тогда можно было бы диктовать условия всей Евразии, а дядя Сэм при такой ситуации вообще вечно сидел бы у себя на острове.

Но жизнь ведь не кончилась. Просят помощи – поможем, потом рассчитаемся….

С ним прилетели человек тридцать – кто из «герцогов», владеющих целыми промышленными империями, кто из независимых «баронов», почти монопольных хозяев узких рыночных ниш.

Среди последних наименее заметным был очень невысокий совершенно седой человек лет под семьдесят, держащий левую руку как-то неестественно – в стороне.

Сей господин был младшим в большой семье промышленников Каппов, звали его Маркус, и он владел заводом по производству изделий точной механики – “Kapp Feingeräte”.

Его история демонстрировала закон диалектики – любое свойство со временем неизбежно превращается в свою противоположность. Хилость – в силу, меланхолия – в твердость, поражение – в победу .

Маркус был младшим из четырех братьев, отец, вернувшийся с Великой войны 1914 -18 годов, изрядно подрастерял здоровье, и на младшего – Маркуса – его просто не хватило. Маркус родился маленьким и болезненным, во дворе его дразнили за худобу и слабость, в конце концов дразнилки ему надоели, и он решил продемонстрировать крутость.

Начитавшись книжек, он долго колдовал в подвале для хранения велосипедов, после чего вынес оттуда небольшую железную банку из-под консервов, наполненную каким-то вонючим студнеобразным зельем. Той же мелюзге во дворе он пообещал, что сейчас все будет круто и грохнет не по-детски.

Обещание он сдержал. Грохнуло, действительно, не по-детски. Его авторитет возрос до небес.

Но только во дворе, усыпанном битым стеклом и ошметками штукатурки со стен.