Хроники Третьей Мировой войны, которой не произошло

Михаил набрал номер

Отозвался женский голос

– «Фонд содействия соотечественникам». Чем могу помочь? – Федорковский так не мог привыкнуть к этому ответу вместо стандартного лая «ДА!» в трубке.

– Можно поговорить с Иваном Артемовичем?

– Как вас представить? Михаил Борисович, одну минутку..

– Иван Артемович? Это Федорковский беспокоит. Понимаю, что нехорошо звонить через голову, но это очень важный кадровый вопрос, который хорошо бы решить.

– Это по поводу заместителя? – старый волк был хитер и осторожен

– Точно.

Барвиха, через две недели

Алексей Викентьевич Колбасов проснулся когда только начало светать. Его разбудило пение скворца и аромат земли, отогревающейся под ласковым апрельским солнцем. Он по привычке прислушался к своим ощущениям , поглядел в зеркало на морщинистое лицо, обросшее щетиной – не произошло ли за ночь очередного шага вниз, к тому неизбежному, которое ждет каждого и чего перестаешь страшиться с годами….

Вроде бы нет.

– И опять – о, опять! – все певуче, цветочно и птично…. Даже в старой душе, даже в ней расцветает весна! – вспомнились стихи из томика Северянина, изданного в буржуазной Эстонии и купленного в букинистическом магазине в Праге.

А расцветает ли?

Сегодня – выходной, но с утра первый визит – вот-вот заедет Иван Дуров по дороге на работу из Назарьева. И явно не с хорошими вестями.

И добивали именно моменты дурных известий, касающиеся семьи, а вовсе не годы – еще вполне можно было жить и работать. Колбасова всегда подгонял долг, с упорством и настойчивостью он трудился всю жизнь, вначале – чтобы процветала партия, потом – партия и он, потом – он и его семья, а теперь? Ему ведь уже ничего и не нужно, а семья – что с ней стало? Валерий в полной прострации и хандре, он просто вызывает постоянную тревогу. Внук – вроде как будущее – вообще оторви да брось, остается внучка, более никого.

И сейчас придется разговаривать о внуке – занятой Иван не будет тратить свое время и болтать о делах вообще.

Зазвонил телефон внутренней связи.

– К вам товарищ Дуров.

Ну вот и началось. Алексей Викентьевич из окна увидел черную «Волгу» с красными «иностранными торговыми» номерами, въезжавшую в открывающиеся ворота. Можно обсудить все за завтраком.

Горничная несколько раз приоткрывала дверь столовой, наконец, увидев знак хозяина, убрала со стола тарелки и приборы, принесла кофе с наколотыми кусочками сахара в вазочке. Мужчины, судя по всему, заканчивали разговор.

– Иван, договорились? Встречаемся здесь же, вечером. И подпишем все бумаги. – Хозяин был мрачнее тучи.

– Конечно, – собеседник тоже не прыгал от радости, но облегчение читалось в его облике. – Проводим внеочередное заседание Совета директоров прямо у тебя в рабочем кабинете, оформляем создание дочерней компании с Алексеем Валерьевичем Колбасовым в 50% доле и во главе, оставляем за ним совещательный голос в Совете директоров ИНТЕП, а из замгенерального увольняем. Пусть работает сам. И вопрос о долях в уставном капитале – отдельное решение о наследовании. В принципе Димитрис все подготовил, почитаем и подпишем. Так?

Ивану Артемовичу Дурову предстояло решить трудную задачу – как собрать в одном месте пятерых, у кого, наверняка, были планы на субботний день. Но вопрос надо было решать – Алексей всем надоел, а Колбасов-старший справедливо ставил вопрос о гарантиях семье вообще – будь то Алексей-младший или кто еще. Это было удобно и для самого Ивана Артемовича – все же годы идут, заодно можно подстраховаться от возможных катаклизмов.

Надо было эвонить прямо сейчас, из автомобиля – вдруг молодой Михаил куда-то усвистит, надо доставать его в постели. Федорковский будет недоволен, но потерпит, в конце-то концов, он больше всего выигрывает от решения вопроса о своем заместителе.

Институт Измерительных приборов, апрель

Первый заместитель директора ИИП Валерий Алексеевич Колбасов, человек немолодой и нездоровый, брел на работу. Настроение было подавленным

Он вспоминал события двухлетней давности. 27 апреля 1986 года в этот самый час он вылетал из «Внуково-3» в Борисполь, где предстояло разбираться в страшной катастрофе на Припятской АЭС. Он был в гуще событий, чувствовал свою повседневную необходимость и значимость.

А сейчас – ничего. Только «перестройка в полный рост» – товаров нет, дефицит, управление теряется. Он написал письмо в ЦК – без ответа. Обратился к Трепачеву – тот же результат, получил только вежливую отписку, дескать, Генеральный секретарь благодарит за ценные предложения, которые будут учтены при разработке партийных документов. Чего ждать? Цены вот-вот взлетят до небес, наука вообще никому не нужна, только молодые шустрые ребята – купи-продай. Кстати, его сын – среди этих шустрых, и у него большие проблемы.

Валерий Алексеевич переживал вчерашний конфликт с отцом.

– Валерий, ты понимаешь, что мой внук начинает превращаться в изгоя? Его отовсюду выгоняют – и из финского предприятия, поскольку стал невыездным, и из комсомольского кооператива, а это ведь вовсе не кооператив какой-то, – далее последовало подробное описания, что именно профукал сыночек. – Ничего другого не оставалось, как отделить его с собственным делом, тот возрадовался. –

Валерий Алексеевичу стало очень не по себе – сынок провалит все. Воспитал, блин! Сердись на себя.

И печальный юбилей – два года.

Валерий Алексеевич открыл дверь кабинета.

Ни одного письма, ничего вообще. И даже для новой тематики – анализа аварий – нашли другого человека.

Что делать дальше?

А может быть, ничего не стоит делать?

Валерий Алексеевич закрыл дверь на ключ, задернул шторы в кабинете. Правый крюк, на котором висел карниз, казался очень крепким, он почернел от времени.

Валерий Алексеевич присел за стол – в последний раз, промелькнуло в голове – написал несколько строк. Подставил стул к окну, вынул поясной ремень, продел конец в пряжку, встал на подоконник, дырочку зацепил за крюк – как раз хватило. Дернул за конец – держится крепко. Ошибки не будет.

Валерий Алексеевич шагнул с подоконника. Вопрос решился.

Тюра-Там, в это же время 

Вопрос решился и здесь. Успешно.

– У комиссии замечаний нет. Акт о приемке-сдаче восемнадцатой версии комплекса автоматического управления рекомендуем утвердить.

Генерал, располагавшийся во главе стола, вздохнул, пробежался по тексту, еще раз вздохнул. Вытащил ручку-ракету ЗУР 17Д из письменного прибора в виде пусковой установки С-75, подумал, подписал бумагу в правом верхнем углу.

– А предписание? – Владимир Владимирович был внимателен.

– Ах, да, предписание, совсем забыл – генерал умело изобразил сконфуженность собственным склерозом – конечно!

Рука поставила хвостатую закорючку.

Розов не обманывался на этот счет – конечно, генералу было удобно иметь его при себе здесь, на полигоне. Но сколько можно! И так уже больше месяца здесь, дома соскучились и дела в конторе никто не отменял. Теперь он появится здесь только в конце лета, во время приемо-сдаточных испытаний комплекса в целом.

Великое дело сделано. Несомненно, это был самый большой программно-аппаратный продукт их фирмы, даже системы боевого дежурства были несравнимо меньше. И это все работало! Корабль маневрировал, выбирал посадочную полосу, садился. Человеку оставалось только задать режим.

Ленинский проспект, май

– Так что, человек только задает режим?

– Нет, конечно, он может и реально управлять кораблем – как пилот, есть и ручка, и педали, и РУД – как у любого самолета. Только это в нормальном режиме заблокировано, инициируется только по специальной команде.

– Так что это значит – в принципе, управляющая система имеет приоритет над человеком? – Николай Николаевич Звонарев был как всегда очень внимателен и цепок. Идея собеседника была понятной и самому Звонареву. Но именно сейчас она была высказана вслух. Прозвучала странно и дико.

– Нет, Николай Николаевич – не сама электронная начинка, а ученые, инженеры и разработчики, которые все посчитали и продумали – вмешался невысокий лысоватый энергичный человек. Он представился как Розов.

Дело происходило на собрании секции Академии Наук, собрание началось с того, что все встали и помолчали, вспоминая Валерия Алексеевича Колбасова, ушедшего из жизни в день второй годовщины катастрофы на АЭС. Основной темой было сообщение об опыте проектирования невиданной сложности системы управления ракетой и орбитальным кораблем, запуск которого ожидался очень скоро.

Николай Николаевич уже устал от вопросов о причинах смерти академика Колбасова, незадолго до кончины надиктовавшего несколько часов воспоминаний о Припятской катастрофе. На АЭС работали только два блока, третий – рядом не работал тоже четвертый был закрыт саркофагом. Дефицит энергии был заметным.

И в Европейской части – тоже.

Звонарев начал жизнь в атомной науке с должности старшего лаборанта, реакторы и общество вокруг них представлял себе не понаслышке, нравы сменного персонала – тоже, поэтому, узнавая об очередной аварии, он не удивлялся, что тот самый персонал в конечном итоге оказывлся источником всех бед.

И вот сейчас – человек и автоматика. Встает больной вопрос, кто самее. Привычный в авиации, да и везде, подход – человек, конечно! – абсолютно противоречит услышанному минуту назад. Как только этот уверенный в себе Владимир Владимирович Розов выскажет эту крамольную мысль на публике, то ему несдобровать – забьют. Еще и потому, что если есть человек – есть и ответственный, кого можно лишить премии, снять с работы, посадить за решетку. А если приоритет у машины, то ведь непонятно, что делать, случись чего….

Человеко-машинная дилемма не может быть решена иначе как силовым выбором парадигмы. В обеих случаях найдутся правые и виноватые. Прямо-таки гордиев узел, который невозможно развязать.

Но Александр Македонский и не развязывал его. Он его разрубил.

Ага. Есть мысль! – Звонарев оживился. -

– Здесь тоже надо рубить. Устранив человека. И источник всех злодейств – пультовую – не делать вообще, а если делать, то что-то типа телевизора с одной кнопкой и одной ручкой-потенциометром. Кнопка нужна, чтобы включить или выключить – запустить или остановить реактор, ручка – увеличить и уменьшить мощность. Все.

И, кстати, о Владимире Владимировиче – есть еще один ВВ, в его собственном отделе, с опытом работы над подобной штукой, где люди только мешают – он вспомнил события восьмилетней давности, непривычно пустой пульт – на квадратном метре серого пластика был замок со вставленным внутрь ключом, двусторонний тумблер «Увеличение/ уменьшение мощности». Это серое поле оживлялось только двумя большими красными кнопками сброса аварийной защиты. Все.

Вот и хорошо. Пусть эти два экстремиста сольются в экстазе. Объект управления понятен – станция на основе конструктивных решений, принятых в атомных кораблях, та самая, которую начали строить и забросили, на 70% готовая. Идея немного нарушает сложившуюся кооперацию, но это неважно. И Отдел будет работать. И момент удобный – все лидеры здесь, на собрании. -

Звонарев поднял большой палец.

– Это свежая мысль. Есть и еще одна, в развитие вашего доклада. Давайте поговорим после Собрания, может быть, и вам будет интересно.

Институт, в это же время

Валерий чуть опоздал на научно-технический совет, собравшийся против обыкновения в субботу.

– Я собрал вас с тем, – начал Звонарев, – чтобы сделать три важных сообщения. Срочность связана с визитом американского президента в Москву, который возгласит несколько инициатив. Одна из них касается нас.

Суть в следующем. Американцы образуют за свой счет Американо-советский научный и технологический центр, финансирующий разработки продукции гражданского назначения учеными, занятыми в оборонных проектах. Поскольку это мы и есть, то Министерство просит нас подготовить два-три предложения через неделю, пусть даже вчерне. Они должны быть оглашены на пресс-конференции по итогам визита.

– Но Николай Николаевич, это нереально – сделать что-то существенное за столь короткий срок – народ зашумел.

– Конечно, но вы понимаете, что это делается, в основном, для показухи. Но таково решение высшего руководства. Поэтому прошу соответствовать, да и подумайте по делу – вдруг что-то получится?

Вторая инициатива, которая будет провозглашена – безвозмездная передача методического аппарата для исследования тяжелых аварий. Это программный комплекс, разрабатывавшийся в Штатах, Англии и ФРГ годами. Разговоры об этом шли давно, покойному Валерию Алексеевичу предлагали возглавить специальный институт для этой цели, не получилось, а институт остался. Но мы имеем право всем пользоваться.

Третье, пожалуй, самое главное. Министерство приняло решение о начале проектирования станции нового типа и повышенной безопасности. Финансирование начнется в будущем году. Не знаю, какое, но планы должны быть готовы к осени, деньги даются под работы.

– А главный конструктор? – голос послышался сразу же

– Нижнеокск.

В зале наступило молчание.

Ситуация была необычной. Традиционным Главным конструктором станций был Подольск (Валерий тут же вспомнил давным-давно увиденный им чертеж «аппарата В3М» на Нововоронежской АЭС с подписью в графе «исполнитель» – Рогатина А.П.), а тут проект будут выполнять заклятые друзья-волжане?

Звонарев продолжил

– Именно поэтому научное руководство возложено на наше Отделение, иначе традиционная кооперация будет под угрозой, а им еще и работать, так что отдел Мерлина будет головным по руководству в целом.

Это как раз было вполне логичным – другое Отделение было постоянным кооперантом Подольского КБ, вносить смуту в сложившийся коллектив было нецелесообразно

– И еще пара слов на эту же тему. Вы знаете, что сейчас ведется активная работа по орбитальному кораблю. Мы встретились с разработчиками комплекса автоматического управления для этой штуки, и, в принципе, они готовы взять на себя роль головных проектировщиков управляющих систем новой станции. При этом мы намерены реализовать философию полностью автоматического управления – аналогично тому, как это делается для беспилотных космических аппаратов. Вы знаете, что у нас есть опыт подобной работы, Валерий Владимирович – отвечаешь за эту часть, активная деятельность начнется с феврала-марта 89 года.

И последнее. Как вы знаете, Центральным комитетом и Советом Министров принято решение о ряде конверсионных проектов оружейных технологий для совместного выполнения с американцами. Один из них – демонстрационный спутник с использованием систем типа «Амур» и «Сапфир» в качестве бортового источника электроэнергии. Дело далекого будущего, сейчас речь идет об участии нескольких специалистов с докладами на ежегодной конференции в Штатах. Доклады пишутся, я вас буду информировать об организации и продвижении этих работ.

Колсвил, графство Монтгомери, штат Мэриленд 

Дик Верба никогда не предполагал, что организация участия советских специалистов в конференции, скажем так, весьма ограниченного доступа, встретит столько препятствий. Чиновники Министерств энергетики и обороны устраивали откровенный саботаж. Дело усугублялось взаимным непониманием – у американцев и русских была даже разная терминология. И идея совместного проекта умирала на глазах. Люди из Альбукерка делали все от них зависящее, но без постоянного давления здесь, в Вашингтоне, дело не двигалось с места. Дик устал корректировать очередную заявку, отклоненную по формальным признакам, например, текст не вполне соответствовал summary, приходилось ожидать, пока статьи или сопроводительные документы в бумажном виде слетают за океан и вернутся обратно со всеми надлежащими подписями и печатями.

У Дика в голове застрял образ динозавра, вязнувшего в асфальтовом болоте – Фред Брукс в свое время здорово придумал. Действительно, вытаскиваешь одну лапу, вязнут две!

Выхода не было видно до тех пор, пока не вмешалась Наталья. Она зорко следила за передвижениями начинавшего бегать сына, это было главным, но мужа оставлять без внимания тоже не стоило.

Улучив момент за ланчем, выслушала рассказ о хождении по мукам и мгновенно предложила выход с чисто женской изобретательностью.

– Дик, проблема в непонимании вас и русских и взаимном незнании местных правил и обычаев. Так?

– Так.

– Вторая проблема – русские участники являются не очень желательными гостями на этой закрытой конференции, так думают наши чиновники и тянут кота за хвост. Они вынуждают заниматься бесконечной перепиской и надеются, что время пройдет и проблема разрешится сама собой

– Точно.

– Русские участники, скорее всего, не получат американской визы без приглашения этих чиновников, так что решить вопросы на месте с их участием не получится.

– Правильно. К чему ты клонишь?

– К тому, что надо вызвать того, кто не входит в этот список нежелательных участников, но в курсе всего, и с этим человеком за неделю оформить все бумаги. Тогда чиновникам деваться будет некуда. И времени займет куда меньше.

А для того, чтобы директор страшного департамента страшно секретной организации не был замешан в общении с бывшим противником, у тебя есть жена. Я могу приглашать в гости кого угодно. Надо только, чтобы руские подобрали подходящего человека. Кто там руководитель делегации – профессор Звонарев? И телефон у него указан? Время – Наталья посмотрела на часы – восемь вечера по Москве, самое подходящее.-

Она защелкала кнопками телефонного аппарата.

– Добый день, меня зовут Наталья Верба, я звоню из Вашингтона. Могу ли я переговорить с профессором Звонаревым?

Тремя часами позже Звонарев, предвкушая реакцию и заранее улыбаясь, набрал номер старого товарища

– Коля, у тебя Соня в Штатах была?

– Нет, НН, ты что сам не знаешь? ну и шуточки у тебя!

– Значит, будет.

– Брось, время уже позднее, не до шуток. Дел много.

– Да я и не шучу. Знаешь, кто мне сейчас звонил? Наталья Верба.

– Это какая верба? – собеседник вдруг замолк и послед долгой паузы продолжил -

– Уж не хочешь ли ты сказать, что жена или сестра Ричарда Вербы, директора департамента СОИ?

– Точно, жена, этническая русская. Так вот что она предлагает – Звонарев в двух словах изложил долгий разговор. – И все зайцы убиваются одним выстрелом. Сейчас Иван кивает на Петра – американцы не могут двинуться дальше, пока бумаги не согласованы, а Петр на Ивана – мы не можем делать наши выездные документы, пока текстов нет. Чиновникам обеих стран очень не хочется, чтобы встреча состоялась, я их понимаю – строго говоря, это категорически противоречит и американским и нашим правилам, изменится обстановка – они будут стрелочниками, ответственными, кто разрешил общения персоналиям с «формой». А тут едет Соня – никаких секретов, чистая биография – по частному приглашению соотечественницы из Америки. Попробуй, придерись! Там за неделю все дорабатывает, подписывает, заодно и контактами обрастет среди таких же девочек из местных Первых отделов и разрешающих инстанций – Наталья обещала помочь. Я позвонил в Международный отдел Министерства, Михаил Никитич, конечно, ворчит, но вопрос будет решен. Так что готовьтесь!

Кремлевский Дворец Съездов, июнь

Леонид Васильевич Смирницкий готовился к голосованию. – К одниму из последних в жизни, – промелькнуло в голове. – Надоело. За место не держусь, особенно при этом трепаче. Отвечать не придется.

Накануне партийной конференции состоялся Пленум ЦК. Опять Трепачев, опять слова и опять одни и те же. Но смысл был простым – большая часть старого состава ЦК должна подать в отставку. Так сказать, освободить дорогу молодым.

Ну и черт с ними. Эти так называемые «молодые» под рукововодством ставропольского механизатора ведут страну к пропасти. Неужели он не понимает, что здесь и сейчас освобождается от людей, по крайней мере, знающих правила игры, хотя бы на переходный период перестройки политической системы – всенародных тайных выборов? От одной политической системы до другой пройдет много времени, за которое можно натворить черт знает что! Чего стоит только последний взрыв в Арзамасе – погиб 91 человек, из них 12 детей, ранено более 700 человек, школы и детские сады сметены с лица земли и никто не за что не ответил. Такая власть пусть катится к дьяволу!

Леонид Васильевич оторвался от своих мыслей – вокруг него нарастал шум толпы. Почему?

По проходу прямо к трибуне, держа в вытянутой вверх руке мандат участника конференции, шел Борис Николаевич Ёшкин.

Сергей Федорович Вахромеев недоумевал – откуда всплыл этот политической покойник? И зачем он говорит эту муть?

– Товарищи делегаты! И в выступлениях на конференции, и в моем выступлении полностью нашли отражение вопросы, высказанные мной на октябрьском (1987 г.) Пленуме ЦК КПСС. Я остро переживаю случившееся и прошу конференцию отменить решение Пленума по этому вопросу. Если сочтете возможным отменить, тем самым реабилитируете меня в глазах коммунистов. И это не только личное, это будет в духе перестройки, это будет демократично и, как мне кажется, поможет ей, добавив уверенности людям.

– О чем это? Что за реабилитация? – Маршал, военный человек, привык ценить время, он только что прилетел из Афганистана и должен был убыть туда после окончания Пленума. А тут приходится наблюдать завязавшуюся свару. Он не любил Егора Кузьмича, но мысленно поддержал его (сию историческую фразу он вспонинал потом несколько лет подряд):

– Борис, ты не прав!

Рижское взморье Июль

– Борис Николаевич, вы были правы. Неправ Лозгачев! – С этими словами человек в клетчатой рубашке поставил кружку на стол.

Пиво в доме отдыха ЦК КПСС было отменным, но собеседнику было не до пенного alu. Он внимательно слушал, даже шапка седых волос потеряла свой безукоризненный вид и стала похожей на неряшливую серую копну, которую разрыхляли короткие сильные пальцы – всего три.

– Вы стали оппозиционной силой, в партии был один лидер, а появился и второй – вы. Поймите, вам нельзя останавливаться, народ смотрит на вас – очки собеседника поблескивали, он воистину бы водушевлен.

– Михаил Никифорович, но это же просто демагогия! Нельзя же все время говорить одно и то же, критиковать, ничего не предлагая взамен! Да и кто это будет терпеть!

– Вот в этом и есть общее заблуждение! – Журналист с удовольствием затянулся сигаретой, Ёшкин поморщился, помахал рукой перед носом, отгоняя дым, собеседник ничего не заметил, поскольку нащупал главное – сюжет, и что происходило вокруг, теперь его более не интересовало.

– Вы можете говорить что хотите и критиковать кого угодно, кроме социализма, политики Генерального секретаря, перестройки, демократии и гласности. А Трепачев вам ничего не сделает – он же сам провозгласил демократию, гласности и свободу мнений. Главное – не уходить со сцены. Толпе нужен зримый лидер, и чем хуже будут дела вокруг, тем выше ваши шансы, поскольку вы говорите публично то, о чем думают все, вы олицетворяете их надежды на лучшую жизнь. Люди уже вас выбрали, их ожиданий обманывать нельзя, так что вам придется идти дорогой оппозиции. Мы, журналисты, вас поддержим, не волнуйтесь.

Но при одном необходимом условии, заранее прошу прощения за некий цинизм.

Борис Николаевич, нам надо, чтобы нас читали и смотрели. Нужна интрига, сюжет, интересный и драматический. Извините за прямоту, но союзник Трепачева Ёшкин не создает сюжета, который должен развиваться. Вот противник – да! Тут противостояние, борьба, характеры, и мы, журналисты, тут как тут, чтобы эту борьбу описывать.

Все равно дело сделано, обратного хода нет. Вас уже воспринимают как оппонента, а не союзника Трепачева. Теперь для вас важно просто быть на виду и говорить, в вас верят как в батюшку в церкви – он поможет, утешит и так далее….

Крестцы Новгородской области, примерно в это же время

Священнослужитель Александр Хаимович Муринштерн, которого местные прихожане почтительно называли «отец Александр», был очень занят – он вез на себе не только общину, но и стройку. Как можно что-то строить в условиях, когда в магазинах нет вообще ничего, он не представлял себе, однако храм в Крестцах восстанавливался. И это были результаты бескорыстного служения в чистом виде. Невзирая на перестройку и гласность.

Сам о.Александр (в миру Шурик Мурик) не испытывал житейских трудностей – прихожане не только заботились о своей бессмертной душе, но и о пище телесной молодого симпатичного батюшки и его благочинной. Напрасно Шурик говорил, что он не рукоположен и не может быть рукоположен в сан, поскольку был разведен. Это было бесполезно – люди видели его служение и видели в нем пастыря духовного. А патологическая щепетильность о. Александра были известны даже в Новгородском обкоме КПСС, где исподтишка наблюдали борьбу ученого человека за свои внутренние идеалы– история А.Х. Муринштерна не была тайной для компетентных органов – и потихоньку завидовали. Вокруг перестройка, дефицит, отсутствие всего, а ему хоть бы что – официально рукоположенный батюшка только приезжает на час в день, а этот малый организовал народ, в городке порядок, люди спокойные, к храму тянутся (конечно, в кабинет политпросвещения было бы лучше), но не бунтуют, как по стране. Завидовали и потихоньку помогали – когда КАМАЗом бетона, когда пиломатериалами, а то и отрядом местных хулиганов, арестованных на пятнадцать суток – пусть день-другой послужат для благоустройства территории .