Хроники Третьей Мировой войны, которой не произошло

За последний год его позиции председателя Сенатского комитета ухудшались – постепенно, незначительно, но неуклонно. Политика Трепачева, пропагандируемая газетчиками, неизбежно приводила к урезанию расходов на военнно-промышленный комплекс. Дорогие коллеги-сенаторы пользовались любой возможностью ухватить кусочек от бюджета, причем мотивация была железной – Советский Союз больше не представляет опасности, зачем тратить деньги на ненужные вещи? Его избиратели из штата Нью-Мексико были недовольны, Общество тоже недоумевало, но сделать ничего было нельзя.

И тут случилось чудо. Невысокий полный человек – русский профессор, который просил называть его просто Юджин, с хитрыми карими глазами и безукоризненным английским сделал весьма ценное предложение за неофициальным ужином в узком кругу – в ходе визита русского лидера в Штаты продекларировать новое мышление и новые отношения со Штатами в виде совместного проекта в оборонной сфере.

Это был самцй ценный подарок. Воистину, не знаешь, где найдешь.

Джордж Штолц – третий за столом – тоже поддержал эту идею.

Теперь дело было за малым – посмотреть русские предложения поподробнее, для этого есть целый аппарат советников и специалистов. Тянуть некогда – подписывать соглашение надо было уже в следующем месяце. Оппонентам Джованичи крыть будет нечем – оборонный проект будет преподнесен как вклад Штатов в развитие свободы и демократии в мире.

Горки-9, Декабрь

О том, что случилось спустя месяц, Борису Николаевичу Ёшкину весьма образно повествовал главный редактор одной из центральных московских газет, только что вернувшийся из Штатов, где он входил в состав журналистского пула.

– В общем, Борис Николаевич, мировая свобода, демократия, торжество нового мышления.

Толпы встречающих, масовые рукопожатия, телевидение не прекращает прямое вещание о событиях во время визита советского лидера.

На церемонию подписания договора о ракетах средней дальности и приемы в советском посольстве и Белом Доме съехался и слетелся весь американский политический, деловой и культурный истеблишмент. Те, кто не получил приглашения, спасался от расспросов, срочно уезжая из столицы: это давало возможность объяснить свое отсутствие чрезвычайными обстоятельствами.

Когда Рейден и Трепачев подписали документы и обменялись ручками, зал, встав, устроил им овацию. Эмоции захлестнули и Нэнси Рейден, которая сама выбрала день и час для этой церемонии, посоветовавшись со своим астрологом, – повернувшись к Раисе, она предложила, чтобы и две первые леди вслед за сверхдержавами пошли на мировую: «Я думаю и нам надо пожать друг другу руки». Вечером на приеме в Белом Доме Вэн Клайберн заставил собравшихся еще раз встать, когда заиграл разученные им еще для первого конкурса им. Чайковского «Подмосковные вечера». В общем, праздник жизни.

Гость сделал глоток кофе, утомившись от продолжительного спича.

Седой крупный человек слушал собеседника, полузакрыв глаза и представляя, как бы он себя повел на месте Михаила Сергеевича. Он смотрел телевизор и представлял очумение толпы при виде «коммуниста с человеческим лицом». По-человечески было завидно.

– А остальные члены делегации?

– Да их и видно не было. Исчезли после приземления в Эндрюсе, встретились только по дороге обратно.

Борис Николаевич Ёшкин воспринимал рассказ старого соратника как роман о чем-то отвлеченном и далеком, о том, что его не касается и не коснется. У него было весьма странное и нехарактерное ощущение слабости и безразличия. Он недавно выписался из больницы, в которую загремел сразу же после памятной конференции Московской партийной организации.

– «Подмосковные вечера» поют в Штатах от безделья… – подумал Ёшкин. – Поглядели бы они, как эти самые вечера выглядят на самом деле. Темнеет рано. Одиночество, а вокруг – холод. Михаил Никифорович напротив, спасибо, что пришел, а если бы нет? Изо дня в день – одно и то же. Сытое ожидание гробовщика – с работы уволили, но вождем оставили – до сих пор кандидат в члены Политбюро, один из двадцати хозяев страны.

Что, и дальше тем же путем? -

– Ёшкина даже передернуло от такой перспективы.

Гость почувствовал настроение хозяина.

– Что-то я засиделся, пора и честь знать.

Встал, попрощался.

Ёшкин не удерживал журналиста. Ему надо было очень хорошо подумать – рассказ всколыхнул воспоминания о жизни, борьбе, победах – все ведь было совсем недавно. А что теперь? И куда идти? Подобные мысли посещали каждый день с завидной регулярностью. Но сегодня все случилось по-иному.

Зазвонил бежевый аппарат с гербом СССР на панели.

– Борис Николаевич, привет тебе – раздался знакомый голос с южнорусским акцентом. – Я вот чего подумал – тебе болеть не надоело? Мы тут посоветовались и решили – не поработать ли тебе некоторое время по специальности? У Председателя Госстроя слишком много обязанностей, мы учредили должность Первого заместителя – ранг Союзного министра. Дело тебе знакомое, а там посмотрим. Ну как?

Ёшкин почувствовал себя так, как будто он длительное время блуждал наощупь в темной комнате, и вдруг показалась какая-то светлая полоска.

– Благодарю, Михаил Сергеевич, конечно, я согласен.

– Ну вот и хорошо. С января приступай. Но в политику я тебя больше не пущу! До свидания!

В трубке раздались гудки отбоя. Светлая полоска превратилась в открытую дверь, за которой открывался новый горизонт. Оценка ситуации изменилась на противоположную, настрой – тоже.

– А вот это мы еще посмотрим, – пронеслось в голове Ёшкина.

Москва, в это же время

Крепкий широколицый человек в очках тоже чувствовал себя заточенным в золотую клетку, где сверху еще набросили темную ткань – точно так, как хотят усыпить надоедливую птицу.

Он смотрел трансляции из США и обратил внимание, что по телевидению никогда не показывались лица членов делегаций. Очевидно, что у них было много работы. И почему его, академика и разностороннего специалиста, не привлекли к участию? Он ведь многое знал и мог, писал письма с предложениями в ЦК, давал интервью.

Но на письма не отвечали, а интервью не публиковали. Да и работа в Институте была рутинной и повседневной.

Он начал диктовать воспоминания о катастрофе в Припяти, журналисты уносили кассеты, говорили, что готовят аудиозапись к изданию в виде книги. Но время шло, и ничего не менялось.

Вашингтон, тремя днями раньше

На самом деле изменилось очень многое. Неожиданно и необратимо. События, невозможные ранее, перешли в категорию рабочих моментов, на которые не обращали внимания.

Генеральный секретарь Трепачев снова и снова вспоминал короткий разговор. Собеседником был Вице-Президент Джордж Бушман. Подтянутый янки – с большой вероятностью, 41-й Президент США – казалось, был искренне настроен на сотрудничество: «Есть немало шансов, что я выиграю на президентских выборах в будущем году. Я думаю, что республиканцы выдвинут меня. Если меня выберут, – а я думаю, что выберут, – знайте, что я хочу улучшения наших отношений». Это было сказано с глазу на глаз.

Михаил Сергеевич распорядился, чтобы «Ближний круг» отвечал в том же духе.

Начальник Генштаба Вооруженных сил СССР (он же глава «малой пятерки» переговорщиков) маршал Вахромеев обсуждал весьма тонкий момент – гарантии ликвидации ракет средней дальности с кем бы вы думали? С генералом армии Роджерсоном, заместителем Председателя Комитета начальников штабов США.

В первую встречу оба чувствовали себя совершенно не в своей тарелке. Сергей Федорович привык рассматривать мундир собеседника – Бернарда – фигурально выражаясь, только через оптический прицел. Скорее всего, у Роджерсона похожие ассоциации вызывал мундир Вахромеева.

Но прошло два дня и стиль общения изменился. Военные обеих сторон, перемешавшись, разговаривали без политеса и дипломатических экивоков – точно так, как на штабной игре или учениях.

Сергея Федоровича не оставляло ощущение, что этот сухощавый янки – несомненно, способный военачальник, придумавший Разведывательно-ударную операцию – никогда всерьез не рассматривал Советский Союз как врага. Это было очень странно.

Оно еще более окрепло во время ужина вместе с госсекретарем Штолцем и еще одним генералом, столь же худым и подтянутым.

– Каспар Уайнуотер, – представился тот. Рука была жесткой и сильной.

Имя было известно Вахромееву. Как-никак Уайнуотер олицетворял в глазах советских людей «коварную американскую военщину».

Однако беседа была доброжелательной. Вполне. Даже несмотря на весьма острые моменты, в которых обе стороны уступать не хотели и не уступали.

В разгар трапезы появился еще один человек – невысокого роста, с ежиком волос над скошенным лбом, под которым сверкали щелки глаз, спрятанные за очками. Больше всего вошедший походил в профиль на дикобраза.

– Фрэнк Картано, – отрекомендовался он.

Чувствовалось, что троим американцам было интересно с живым русским маршалом. И во время десерта Сергей Федорович услышал слова, которые менее всего ожидал.

– По правде говоря, то, что мы встретились – самое важное из всего, что могло произойти во время визита вашего лидера. Теперь-то мы точно знаем, что между нашими странами никогда не произойдет ничего серьезного – все подняли бокалы.

– Сергей, – продолжил Картано и все вдруг замолкли, Вахромеев сразу понял, кто здесь по-настоящему главный, – мы заинтересованы в Советском Союзе как в региональном лидере. Фигурально выражаясь, мы бы хотели, чтобы на той стороне океана был парень с большой дубиной, который следил бы за порядком. То, что будут уничтожены ракеты – хорошо, вы с Барни договоритесь, как это лучше всего сделать. Но у вас есть еще одна большая проблема – Афганистан. В отношениях с нашей страной ничего не изменится, пока вы не выведете войска. Поймите, Президенту США вообще-то наплевать на ваше военное присутствие на противоположной стороне Земного шара, но слишком много шума было поднято в свое время. Теперь избиратели его достанут, у него просто нет другого выхода, как тормозить процесс. И для вас крайне необходимо вывести ваших солдат до тех пор, пока в стране не начались большие проблемы, поверь человеку, прошедшему Вьетнам . Слишком много людей делает деньги на войне, и слишком много парней, привыкших убивать, каждый год возвращается домой. И это очень опасно – для них человеческая жизнь ничего не стоит.

Москва, неделей позже

Один из таких персонажей, одетый в хорошо сидящий костюм, глядел в глаза Федорковскому.

– Соловьев, Климент Николаевич – сухощавый молодой человек с длинным треугольным улыбающимся лицом под пышной прической – служил в «Зарубежгеологии», специализировался в странах Средней Азии, фарси, дари, пушту и английский – свободно.

Движения парня были плавными и быстрыми, взгляд – твердым.

Его рекомендовал Алексей Колбасов как надежного парня, смыслящего в вопросах безопасности. Вот-вот должны были придти ценные грузы по импорту, проблема сохранности была действительно актуальной.

Молодой человек вызвал искреннюю симпатию. Со временем это ощущение только крепло.

Федорковскому и в голову не приходило, что прикладная психология была одной из профилирующих дисциплин в весьма специфическом учебном заведении, в котором десять лет назад обучался Соловьев. Он работал в Афганистане еще задолго до того, как был проведен штурм дворца Амина, собственно говоря, он был одним из тех глубоких разведчиков, которые обеспечили успех этой блестящей операции.

Но со временем все меняется.

Клим воевал честно и храбро; его подразделение бросали в самые опасные точки, а ордена и звезды получали другие – те, кому высокопоставленные родственники создали соответствующие теплые места. И это было не раз и не два…. После очередного случая Клим решил – хватит! Война давала немалые возможности для, скажем, не совсем честных заработков.

Постепенно Клим оброс сторонниками, которые верили ему как себе.

После возвращения на Родину группа, наводящая справедливость путем дележа, по их мнению, неправедно нажитых доходов, наступила на ногу одной из структур Вячеслава Иванникова. Тот разглядел в Соловьеве весьма способного лидера, не претендующего на глобальную роль, и поделился с ним своими планами касающимися фирмы, где заместителем директора был Алексей Колбасов (очевидно, родственник очень-очень влиятельных людей, коли они смогли вытащить его из узилища).

Климент с восторгом ухватился за эту идею. Подготовки вполне хватало чтобы ни взглядом ни жестом не обнаруживать тайную деятельности в стенах фирмы.

Но все это случится позже. А пока Михаил Федорковский оказался вполне доволен знакомством, тем более, что новоприбывший выказал несколько весьма здравых идей. Волей-неволей Михаил сравнивал Алексея и Клима. И сравнение было не в пользу Колбасова.

– Хорошо, Клим , – подвел итог беседе Федорковский – давай попробуем работать вместе. Безопасность – пока не проблема, но она может возникнуть. А вот специалисты по сопровождению ценного груза нужны сейчас – он идет из Финляндии, мало ли что может случиться.

Подмосковье, примерно в это же время

Валерий Владимирович Рогатин расписывался за получение ценного груза – он был разложен в коробках ровным слоем. Его верный соратник Борис еще и еще раз проверял все по накладным.

– Ну как, Борис Михайлович, можно подписывать?

– Валера, давай!

Рогатин вынул перьевую ручку и начал ставить автографы. С каждой новой подписью величина ответственности увеличивалась на очередные десять тысяч долларов. Листов было много.

Рогатин твердо знал, что, случись чего, ему не рассчитаться никогда. Но это его не пугало. Он почему-то был уверен, что все будет хорошо. Вся эта техника, пришедшая через два океана сложными путями, должна была в сотни раз увеличить расчетные возможности ИИП. Неужели наступит момент, когда машинное время не будут делить по минутам? Рогатин не мог в это поверить.

Последний лист подписан.

– Забирайте, можете загонять свою фуру! Дверь ангара поползла вверх.

Теперь можно было ставить и решать совершенно новые, немыслимые ранее, задачи

1988: Кадры решают все

Москва, январь 1988 года

Для решения новых задач нужны люди. Сталин не шутил, когда говорил, что кадры решают все. Подписанные в Вашингтоне соглашения о контроле за уничтожением ракет заставляли отнестись к подбору персоналий очень серьезно. Каждый шаг в новом проекте будет контролироваться дважды и трижды – с советской и американской сторон. Кроме того, никто из советских специалистов , работавших в условиях глубокой секретности, не имел необходимого опыта общения с вездесущими журналистами. Журналисты же, охочие до сенсаций, были способны превратить любое дело в говорильню или даже погубить дело на корню. И не только американские – мутный поток ничем не контролируемой гласности на глазах размывал моральные основы советской системы. Так что надо быть начеку.

Сергей Федорович Вахромеев смотрел в длинный список людей – технически образованных, знающих иностранные языки, обученных в специальных учебных заведениях и пытался выделить наиболее ценных и способных. Кого рекомендовать для нового и незнакомого дела? Маршал был в затруднении. Он перевернул пачку листов, закурил, перевернул обратно, подумал, глядя в кольца дыма.

Вдруг одернул себя. Нельзя же растекаться мыслью по древу. Подумаешь, американцы, видите ли, Комитет Начальников штабов, DoD и прочее! Ведь есть же проверенные веками способы решения любых неожиданно возникших задач.

Надо правильно назначить начальника, пусть у него голова болит. А начальник должен быть, в первую очередь, знающим, храбрым и ответственным, и во вторую – все остальное, включая личную преданность. Еще и генерал – как договорились с Роджерсоном.

А кто тот самый – знающий, храбрый и ответственный генерал? Их ведь не так много. Сейчас начнется – в преддверии визита в Штаты со всеми вытекающими материальными стимулами телефон оборвут… Вот пусть обрывают тому самому генералу. Генералу…. есть такой! Кто заварил кашу про то, как наши автоматы порешат их ракеты в Европе? Благоволин, Андрей Юрьевич. Теперь пусть ее и расхлебывает.

Решили. Но Вареннов будет возражать…

Маршал почувствовал прилив сил, как всегда после сбрасывания трудной задачи. Все пошло нормально.

Вареннову возражать будет некогда. Он строевой командир – пусть командует. Войска из Афгана надо выводить в этом году. Сопротивление было и будет значительным. Но Валентину Ивановичу не привыкать.

И это решено.

Маршал нажал клавишу на селекторе. Тут же появился дежурный генерал.

– Пожалуйста, подготовьте приказ о назначении генерала армии Вареннова….

А с Благоволиным надо чуть повременить – неделю или около того. Вначале подобрать ему замену. Но кандидатуру необходимо внести в список сейчас.

Ибо исполнение договоренностей Трепачева и Рейдена будет многоступенчатым, кандидатуры будут много раз проверяться и согласовываться. Но начало этому процессу должно быть положено после формирования списка ответственных исполнителей по тематикам. Закавыка была в том, что все эти ответственные люди были реальными носителями оборонных секретов. И разрешение на работу с иностранцами для них требовало подписи зампредсовмина лично и не менее того. На это должно быть основание – решение Центрального комитета КПСС.

Старая площадь, февраль

Секретарь ЦК Олег Дмитриевич Пеликанов закончил свой доклад.

– Итак, товарищи, к реализации совместного советско-американского проекта предлагаются следующие темы: – список был довольно длинным …

Маршал Вахромеев внимательно слушал. Все это было уже проговорено и согласовано в деталях. По всему выходило, что ущерба обороне не предвидится.

– Что думает по этому поводу Министерство обороны?

–Мы согласны.

– Ставлю предложение на голосование. Кто за? – большинство.

Второй вопрос. Утверждение списка руководителей тем и ответственных за организацию совместных работ. Рекомендации у вас есть. Мы много раз смотрели персоналии, и уверены – они справятся с поставленными задачами. Кто за то, чтобы рекомендовать данных товарищей и дать соответствующее разрешение?

Николай Николаевич Звонарев присутствовал в середине списка.

Ни Рунов, ни Розов не обсуждались. Орбитальный корабль – задача номер один. Эта гигантских размеров проблема не может быть приостановлена, как невозможно приостановить океанский круизный лайнер – потом не разгонишь заново. Комплекс автоматического управления является той изюминой, которая даст понять миру и «партнерам» (бывшим противникам) за океаном – мы можем не только догонять, но и кое в чем диктовать мировые стандарты. Очень полезное дело, особенно там, где американцы чувствуют себя лидерами.

Садовая-Черногрязская улица, примерно в это же время

Николай Николаевич Шереметев – директор одной из лидирующих организаций – был весьма приветлив, пригласил за приставной стол, на котором дымились стаканы с чаем. На столе лежали листы бумаги – в один слой.

Михаил Ильич Микульский почувствовал неладное как только узнал о вызове к директору. Отношения с ним были испорчены несколько лет назад, они ни разу не разговаривали с момента памятной выволочки за голицынскую инициативу. Теперь подозрения усугубились – что значит это угощение в сочетании с бумажным слоем и улыбкой на лице Шереметева, не склонного к трате своего и чужого времени?

– Михаил Ильич, я пригласил вас для того, чтобы обсудить некоторые злободневные вопросы. Финансовое положение стало сложным. Вы видете, что делается в стране, объем оборонного заказа сокращается, и нам приходится экономить на всем.

Честно говоря, мне не хотелось бы заводить этот разговор. Но вот здесь – он перевернул страницу – список ваших работ за последние три года. Возьмем хотя бы эту – он перевернул стопку бумаги. – Обзор, материала много, но … – он перевернул очередной лист – рецензия вашего начальника неудовлетворительная – она пишет, что материал фрагментарный, плохо структурированный, важные источники не упомянуты. Вот следующий – перевернул стопку. – И так далее – рука директора перемещалась с одной стопки на другую.

Я все понимаю. Работа вам не нравится, начальница к вам придирается, бывает. Но ей пришло в голову нажаловаться на вас в Совет трудового коллектива – высший орган власти на предприятии, у нас сейчас перестройка, сами все понимаете. Люди там разные, и отношение к этой бумаге оказалось неоднозначным.

В свете необходимости оптимизации штатного расписания Советом принято решение – ставку старшего научного сотрудника в вашем отделе упразднить, изменив на просто научного. С другой стороны, вы аттестованы на в.н.с., но места ведущего сейчас нет. Единственное, что я могу предложить – либо перейти на должность научного на вашем нынешнем месте, либо уйти на пол-ставки ведущего в подразделение Управления. Но только на полставки.

– Вот и все, – подумал Михаил Ильич. – Конец карьеры. Директору сейчас удобно – прикрывается демократией. Но идти назад по карьерной лестнице? Нет.

– Вариант ведущего научного подходит больше, хотя я считаю решение несправедливым.

–Можете жаловаться в Совет, он рассмотрит и вынесет решение. Я, что называется, только первый среди равных. Понимаю вас, Михаил Ильич, но сделать ничего не могу.

– Как бы не так – пронеслось в голове у Микульского. Но сейчас другого выхода не было.

1-я Тверская-Ямская, днями позже

У Бориса Николаевича Ёшкина тоже в свое время не было иного выхода, кроме как согласиться на предложение Трепачева. И через неделю ему предстояло выйти на новую работу – в Госстрой СССР.

Ёшкин перебирал свои записки на отдельных листах бумаги – люди, с которыми он был знаком, вставали перед его глазами воочию, он ведь вел эти заметки сам и только для себя. Сейчас Борис Николаевич искал здесь человека – доверенного и надежного, на которого можно опереться.

Очередной лист. Надпись сверху – Дуров Александр Иванович. Парень аккуратный, надежный, знающий многие секреты и неболтливый. Беспокоило Ёшкина только одно – Дуров все время держал дистанцию, что было нехарактерно для полностью бюрократической структуры, где главной задачей подчиненного было угождение начальству. Такое поведение настораживало, но вызывало определенное уважение. С другой стороны, Дуровым нельзя будет помыкать, а вдруг такая необходимость возникнет?

Ёшкин после некоторого колебания снял трубку телефона.

– Александр Иванович? Добрый день, Ёшкин Борис Николаевич. Как дела? Не надоело ли на одном месте третий год подряд?

Дуров ждал этого звонка с лета, и у него было время подготовиться.

Он действительно очень сильно изменился за эти годы. Постепенно бешеная зависть к чужой славе и видимым успехам сменилась равнодушием и цинизмом. За эти годы он видел, как блестяще начинавшиеся карьеры – Германа Кайреса, например – обращались в прах, а что касается публичной известности – тот самый Ёшкин своим примером доказал, как опасно находиться в лучах славы. Путь из грязи в князи долог и труден, а вот из князей в грязь – секундное дело. И чем выше заберешься, тем больнее падать будет.

Надо соломки подстелить. Лучшая страховка – та, что никогда тебя не покинет – семья. Это самое главное. И достаток в семье. В общем, у Александра все это было.

Но ведь жизнь не кончается? Почему-то Ёшкина отовсюду не выгнали, значит, он кому-то нужен?

Надо сделать так, чтобы Александр был нужен Ёшкину. И не как подчиненный, а как партнер. В конце-то концов, никаких реальных выгод он в Госстрое не получит –счастье не в деньгах, поскольку деньги у Дурова были. И в качестве зампреда Госстроя Ёшкин не интересен. А вот если опять поднимется, то надо будет подумать.

– Борис Николаевич, надоело, конечно. Но и в Госстрой не хочется. Честно говоря, у вас там помощники наверняка найдутся. А вот в Московском комитете – вряд ли, кроме себя никого не знаю. Не обижайтесь, думаю, что я прав, нам еще предстоит поработать вместе. Спасибо за ваш звонок.

Ёшкин повесил трубку. Он не привык, чтобы его предложения отклонялись. Но парень-то по сути прав! Надо знать обстановку изнутри....

Вашингтон, чуть позже

– Надо знать обстановку изнутри. Соглашения, которые подписал Трепачев прошлым декабрем, смещают баланс сил в пользу стран демократии, как противники на театре военных действий армии Варшавского блока опасности не представляют. Но остался интеллектуальный потенциал военно-промышленного комплекса русских, и при изменении руководства СССР ситуация может вернуться назад очень скоро. Как говорил их диктатор дядя Джо, «кадры решают все». А эти кадры мы не знаем!

Так пусть они покажутся сами! Безумные реформы Трепачева приводят уже сейчас к значительной инфляции, российские деньги обесцениваются. Дадим их ученым шанс немного заработать в долларах, пусть в их «Березку» за продуктами ходят и семьи кормят! Надо совсем немного – от нашего Национального Научного Фонда оторвать небольшой кусок для проектов ученых оборонного комплекса СССР. И реальная поддержка «перестройки» и «нового мышления» – наймем журналистов. А подача проекта на грант должна сопровождаться множеством документов – кто подает, откуда, достижения в оборонных программах, научный background, список трудов, подтверждающих занятость оборонными проектами – все, включая секретные . Мы потратим на этот проект впятеро меньше, чем на разведывательные усилия в этом направлении. Джордж, мистер Вице-президент, Совет по национальной разведке настоятельно рекомендует подписать подготовленное Положение, и со следующей осени Американо-советский научный и технологический центр начнет прием заявок. Вот тут-то вся наука Советов и зашевелится!