Бремя несправедливости

– Хорошо, что вы приехали, господин де Шато-Рено, – заявил д`Эпернон, предлагая Филиппу сесть. – Я уже хотел послать к вам Дюплесси.

– Дюплесси будет не лишним, ваша светлость. Как связь с вами и как человек, во все посвященный. Привлекать еще кого-либо я бы не хотел.

– Разумно. Через неделю я выезжаю в Ангулем. Когда мне ждать там королеву?

– Извините, ваша светлость, что я задаю вопросы меня не касающиеся… В Ангулеме преданные вам войска? Вы собираетесь опереться на них?

– Да. Но они будут защищать не только меня, но и ее величество!

– Значит, в Ангулеме ее величество будет в безопасности?

– Несомненно.

– А сколько людей у вас с собой в Париже?

– Сто пятьдесят человек. Это все люди опытные, верные и проверенные.

– Этого будет вполне достаточно. Как только обнаружится, что ее величество покинули Блуа, будет организована погоня. Сразу много людей в нее отрядить будет невозможно, но сотню человек наверняка найдут. Вам со своими людьми нужно будет встретить королеву. Ваше условие будет выполнено – Мария Медичи покинет Блуа сама. А потом отдастся под вашу защиту.

– Вот как?.. Где же мне ее встретить?

– Замок Лош. Это меньше пятнадцати лье от Блуа, и он вместителен и укреплен.

– Я знаю Лош.

– Мы привезем ее величество туда. Далее все будет зависеть от вас и ваших людей.

– Хорошо, – решительно произнес герцог, – с пятнадцатого числа я буду ждать в Лоше.

– Не торопитесь. Я могу не успеть все подготовить, а долгая остановка в Лоше может вызвать подозрение. Ожидайте королеву с двадцатого.

– Договорились.

– И мне нужно письмо к ее величеству. В котором вы предлагаете ей свою защиту.

– Дюплесси и де Бренн сообщат ей об этом устно, она доверяет им. Зачем письмо?

– Я понимаю, что письмо – улика. Вы не хотите, чтобы оно попало в чужие руки…

– Не совсем так, господин де Шато-Рено. Когда королева бежит, будет все-равно, но я не хочу, чтобы письмо попало в чужие руки, если побег по какой-то причине не состоится. У меня не будет королевы, и я окажусь преступником.

– Я понимаю ваши опасения, ваша светлость, но поймите и вы меня. Ее величество узнает о побеге в самый последний момент, иначе у всего этого мало шансов… Возможны самые разные случайности, препятствия, сомнения. Я боюсь, что ее величество не решиться на побег без письма. Побег – это ведь не выезд на охоту. Слов ей может быть недостаточно, а у нас не будет времени убеждать ее.

Д`Эпернон ничего не ответил. Он заложил руки за спину, прошелся по кабинету и, повернувшись спиной к гостю, принялся смотреть в окно. Шато-Рено представлял, о чем сейчас думает герцог. Письмо могло быть приговором ему. Филиппу стало даже интересно, решится д`Эпернон или нет?

– Вы давно занимаетесь… такими делами, господин де Шато-Рено? – произнес наконец герцог.

– Уже порядком, ваша светлость.

– Я знаю, что вы убили Кончини. Вы стреляли первым… Вы серьезный человек, если смогли свершить свою месть… в таких обстоятельствах.

– Это была не месть, ваша светлость. Это было наказание. Приговор, казнь, как хотите. Мстить можно обидчику, который прилюдно толкнул вас или сказал неосторожную фразу.

– Отец Жозеф говорил, что у вас большой опыт, что вам можно абсолютно доверять… Двадцатого числа Дюплесси будет в Блуа. С письмом, которого вы желаете…

***

С лестницами все решилось просто изумительно. Со слов Ручеллаи Филипп знал, что Мария Медичи затеяла ремонт в соседнем с ее крыле замка. Аббат по просьбе Шато-Рено сумел убедить королеву ускорить приготовления к нему, и вот уже несколько дней как началось строительство лесов рядом с ремонтируемой частью здания. Леса были заказаны местному плотнику и его подмастерьям, и дополнительный заказ (якобы от архитектора) на две длинных лестницы не вызвал у того никаких вопросов. Более того, он взялся сам их доставить к замку и сложить, где требуется.

Теперь их четверых было вполне достаточно, чтобы установить лестницы, когда будет нужно, не требовались дополнительные люди, и лежащие рядом с замком деревянные изделия ни у кого не вызывали подозрений. Оставалось решить проблему более чем вероятной встречи со стражей, когда они будут добираться до кареты. Де Бренн, тот вообще не понял, зачем оставлять кареты на том берегу, можно же сесть в них сразу у замка. Шато-Рено вежливо объяснил ему, что если стража увидит ночью карету, то обязательно остановит ее. Именно на кареты должно быть обращено их внимание, поэтому преодолевать на ней мост через Луару слишком опасно.

Филипп уже решил было прибегнуть к услугам какого-нибудь владельца лодки, но взглянув еще раз на Луару отказался от этого. Быстрое течение, каменистые отмели, ночь… Утонуть, может, и не утонешь, но часть пути придется преодолеть пешком по мелкой воде. В общем, купать (или еще чего хуже) Марию Медичи в холодной реке ночью совершенно не хотелось, такое отношение к венценосным особам было невозможным. Оставался только мост…

Двадцатого февраля приехал Дюплесси и привез письмо для королевы – герцог д`Эпернон был точен. Кареты были готовы, за них отвечали люди де Бренна, оставалось только сообщить Марии Медичи.

Двадцать первого в шесть вечера Ручеллаи предупредил королеву, что ночью нужно будет осуществить побег, о котором Мария Медичи уже давно мечтала. К этому времени должны быть собраны вещи, которые она возьмет с собой (только самое необходимое), а сама королева должна одеть самое скромное из своих платьев и приготовить накидку. Это все.

Шато-Рено оставил письмо д`Эпернона у себя, он не желал довериться полностью итальянскому аббату – слишком уж непредсказуемого поведения был человек. Письмо должны были показать королеве уже ночью непосредственно перед бегством.

С этого времени пошел отсчет. Несмотря на то, что Марию Медичи предупредили о секретности, Шато-Рено не сомневался, что приближенным королевы с этого вечера все будет известно. Значит, следовало исходить из того, что завтра это будет известно тем, кто охраняет королеву. Теперь побег был возможен только ближайшей ночью…

***

Когда Ручеллаи попросил Марию Медичи о личной аудиенции, то у нее словно замерло все в груди. Не сильно, но отчетливо. А когда аббат сообщил ей о побеге, то радость, которую она испытала, сравнима была лишь с радостью от ареста принца Конде. Во всяком случае, с тех пор ничего не вдохновляло ее так сильно.

Она уже давно ждала, надеялась, писала письма… Неосторожно с ее стороны, быть может, но это было с верными людьми, да и ничего не делать у нее уже не было сил. Больше всего писем было к д`Эпернону, единственному реально сильному человеку, на которого она могла рассчитывать. Снова он, как девять лет назад. Как еще не один раз потом… А ведь она до сих пор не понимала, что двигает им. Зачем он помогал ей всегда? Он не любил Генриха и, может, поэтому всегда защищал нелюбимую им королеву? И эти его понятия о чести, довольно странные… Впрочем, все это сейчас было неважным. А важным было: соглашаться на побег или нет.

Вопрос был один: вдруг это ловушка? Подстроенная этим слащавым выскочкой Люинем. А может, и сыном… Мысль о том, что король, ее собственный сын, может спровоцировать ее на побег, а потом с полным основанием заключить в Бастилию или Венсен, пришла сразу же, как прошло первое ликование. От него вполне можно было ждать такого, есть кому подсказать… Так ведь очень даже можно оказаться в соседних апартаментах с Конде…

Но и желание покинуть ненавистный уже Блуа было слишком велико. Она давно ощущала пустоту, и чем дальше, тем сильнее. В полной мере она поняла, сколь много значила для нее власть, деятельность, просто ежедневные заботы, которых теперь не было совершенно, лишь потеряв все это. Она спрашивала себя: разве всю жизнь она так жаждала власти, влияния? Вроде бы и нет… Разве посвящала она всю себя заботам и делам? Тоже нет. Она отдавала себе отчет, что любила решать, командовать, но не работать. Так в чем же дело? Почему она не может жить, как живет сейчас?

Где-то в глубине души, в той ее части, что была еще честна с ней самой, Мария Медичи понимала, что она когда-то давно незаметно для себя заразилась властью, что эта власть опоила ее, затянула в омут, как вино затягивает беспробудного пьяницу из жизни нормальной в жизнь, где ценность представляет только очередная порция выпивки. Так же и она теперь не могла без власти, мечтая хотя бы о глотке ее. А ведь еще не так давно, находясь при власти почти единоличной, она была не против отказаться от нее. Она думала, что сможет это сделать без особых усилий, думала, что покой ей будет в радость… Она плохо знала себя. Или плохо знала свойства власти. Но теперь, ради этого волшебного напитка, чтобы вновь ощутить его вкус, она была готова рискнуть.

Мария Медичи решила поверить Ручеллаи. Тем более, что он обещал письмо от герцога. Если ночью ей покажут письмо, и она узнает почерк, то сомнения ее не остановят. И будь, что будет! Что угодно, только не прозябание здесь до самой смерти!

Королева-мать вызвала свою первую даму и приказала собрать в шкатулки все ее драгоценности, а деньги в мешочки. Она ей полностью доверяла, но на немой вопрос все-равно не ответила. Просто нужно, и все! Больше она решила ничего не брать. Да и это все спускать по лестнице будет непросто… Ничего, ей помогут. И больше никого ни о чем не предупреждать, как и просил Ручеллаи…

Последний холодок сомнений еще сумел проникнуть в ее душу, но надежду, порожденную столь долгим ожиданием, он победить больше не мог. Мария Медичи решила идти навстречу своей судьбе, что бы та ей ни готовила.

***

Ровно в четыре ночи пришли де Бренн и Дюплесси. Филипп удивился их пунктуальности, он готовился ожидать и волноваться, но «соратники» по побегу не подвели.

– Кареты готовы, – вполголоса сказал де Бренн, – ждут за рекой шагах в трехстах ниже за мостом.

– Отлично, – также тихо произнес Шато-Рено. – Вот первая лестница, берем.

Вчетвером они без труда приставили громоздкое сооружение к каменной стене террасы. И так же без труда взобрались по ней и втащили на террасу вторую лестницу. Еще днем Жак под видом подмастерья плотника побывал под окнами королевских покоев и оставил метки в виде двух камней, чтобы в темноте не перепутать и поставить лестницу куда нужно.

– Лезьте вы, – обратился Шато-Рено к Дюплесси, когда вторая лестница была установлена. – Королева вас знает. И вот письмо от герцога, передайте ей! Как будете готовы – спускайтесь и предупредите нас.

В темноте силуэт Дюплесси был едва виден на фоне стены. Но стук и открывающееся окно было слышно. После этого все замерло и надолго. Шато-Рено предполагал, что королева не сразу начнет спускаться: переговорить с Дюплесси, прочитать письмо, что-то дособрать в дорогу… Но прошло никак ни менее получаса, а ни Дюплесси, ни Мария Медичи так и не появились. Волноваться стал даже флегматичный де Бренн. Что-то пошло не так?

– Держите лестницу, – заявил наконец Шато-Рено, – я узнаю, что там.

В комнате, куда проник Филипп, было абсолютно темно, глаза едва различали контуры мебели. Но комната все же не была пуста – откуда-то из угла поднялся человек, и Шато-Рено, скорее, догадался, чем узнал Дюплесси.

– Что происходит? – спросил Филипп. – Где королева?

– Прощается с придворными, – в темноте было слышно, как Дюплесси вздохнул. – Сказала, что это недолго…

– Черт возьми!.. Где ее вещи?

– Вот здесь где-то… Три шкатулки и мешок с деньгами.

– И все? Давайте спустим их вниз пока, чтобы не терять времени…

Когда вещи Марии Медичи оказались на террасе, Филипп отправил Дюплесси наверх, но сам тут же поднялся вслед за ним:

– Все. Времени больше нет. Проведите меня к ее величеству.

Дюплесси снова вздохнул и открыл дверь, ведущую куда-то внутрь дворца. Из нее хлынул свет, на самом деле не такой и сильный, но после нескольких часов в темноте показавшийся ослепляющим. Филиппу пришлось даже прикрыть глаза от его яркости.

Королеву он узнал сразу, но кроме нее в маленькой комнате без окон набилось человек пятнадцать. Мария Медичи ласково улыбалась и разговаривала, похоже, с каждым мужчиной и женщиной по очереди. Это нужно было немедленно прекратить, но все было теперь не так просто…

– Ваше величество, простите меня, – обратился Филипп к Марии Медичи, удивленно смотревшей на незнакомого человека, вышедшего из ее спальни и прерывающего ее на полуслове. – Мы не можем больше терять ни минуты!

Надо было отдать королеве должное: она даже виду не подала, что возмущена столь бесцеремонным с ней обращением и все поняла в одну секунду:

– До встречи, друзья, – обратилась Мария Медичи к собравшимся придворным. – Вы видите, меня уже торопят. Мне предстоит неблизкий путь… Надеюсь, что всех вас увижу вскоре… Прощайте!

Королева направилась к спальне, а Шато-Рено уже делал знак Ручеллаи, чтобы тот подошел к нему:

– От имени королевы распорядитесь, – шепнул ему на ухо Филипп, – чтобы все оставались в этой комнате, пока вы не разрешите разойтись.

– Зачем же? Что они подумают?.. – удивился маленький аббат, но потом его взгляд застыл, и он неуверенно произнес: – Вы полагаете…

– Просто из предосторожности.

Но Шато-Рено на самом деле нисколько не сомневался, что среди придворных обязательно должен быть человек, кто поставит в известность охрану о побеге королевы. А может быть, и не один. Таких людей просто не может не быть, если те, кто занимаются охраной Марии Медичи хоть немного профессиональны. А уж среди слуг таких осведомителей должно было быть еще больше. Поэтому задержать придворных, чтобы хоть на некоторое время отсрочить погоню, было просто необходимо.

Когда в спальне королевы они остались одни, Дюплесси представил Филиппа Марии Медичи:

– Ваше величество, это господин де Шато-Рено, тот человек, о котором я вам говорил.

– Мне сказали, что вы очень опытны в таких делах, хоть и молоды… – произнесла Мария Медичи.

– Ваше величество, мне приходилось заниматься такого рода вещами, – поклонился Шато-Рено, – но поверьте, у нас нет ни минуты! Я расскажу вам о своих приключениях позже, если вы пожелаете!

– Я готова, господин де Шато-Рено! – решительно произнесла королева.

– Я спущусь вниз, а господин Дюплесси поможет вам и будет держать лестницу сверху.

– Мои вещи…

– Они внизу.

Филипп быстро спустился вниз и стал ожидать королеву. Он представлял, сколь трудно было сорокатрехлетней женщине выбраться из окна на лестницу и спуститься по ней. Ему и самому было немного не по себе от мысли, что он может упасть с такой высоты, каково же было королеве, которая, несомненно, делала это в первый раз! К тому же Мария Медичи была полновата, ей все эти упражнения должны были даваться еще сложнее.

Королева спускалась долго. Очень долго. Каждое ее движение давалось ей с трудом. К тому же в руке она держала еще одну шкатулку, которую решила взять с собой. Ей оставалось преодолеть еще четверть лестницы, как ноги ее соскользнули со ступеньки, и она буквально полетела вниз.

Шато-Рено сумел поймать королеву, но удержать не смог, она все же оказалась на земле. С трудом встав, Мария Медичи, пошатываясь, сделала несколько неуверенных шагов, и может быть, и упала бы, если бы ее за руку тут же не поддержал де Бренн.

– Ваше величество, вы целы? – спросил он. – Вы можете идти? Это я, граф де Бренн…

– Кажется, я цела… Шкатулку потеряла… Голова кружится…

– Ваше величество, впереди еще одна лестница… Нужно спуститься!

– Я не могу… – голос королевы был слаб. Ей явно было плохо.

– Ваше величество, – умолял де Бренн, – всего одна лестница! И вы свободны!

– Я не могу… – повторила королева.

Филиппу стало совершенно ясно, что Мария Медичи на самом деле не сможет спуститься по второй, еще более длинной лестнице. Это было не в ее силах. Королеву буквально трясло, и она стояла на ногах только благодаря де Бренну. Все могло окончиться, едва начавшись…

Шато-Рено во время подготовки к побегу уже задавался вопросом: а что делать, если Мария Медичи не сможет спуститься по лестнице? Но он не предполагал, что это может случиться на полпути, и они застрянут на террасе. Впрочем, веревки он захватил на всякий случай…

– Дюплесси! – приказал Филипп растерянному секретарю герцога д`Эпернона. – Поднимитесь наверх! Соберите все простыни, покрывала, одеяла! Быстро!

Шато-Рено тем временем с помощью Жака на двух длинных веревках примерно на половине их длины завязал по два узла. Когда Дюплесси сбросил из окна простыни и одеяла, Филипп привязал их края к узлам веревок так, что получилось нечто вроде люльки.

– Ваше величество ложитесь сюда и держитесь за веревки, – обратился к Марии Медичи Шато-Рено. – Мы аккуратно опустим вас вдоль стены.

Королева хоть и слабая физически, но духом была сильна. И завершить начатое хотела не меньше остальных. Она без сомнений и боязни легла на привязанные к веревкам простыни:

– Я готова, опускайте!

Каждый из четверых мужчин держал свой конец веревки и, стараясь действовать синхронно с остальными, потихоньку отпускал его. Филиппу казалось, что спуск королевы длится уже вечность, и они спускают ее не на дорогу, а куда-то в подземелье. Так, вероятно, казалось и остальным. Но наконец они все перестали ощущать натяжение веревок – слава Богу! Кажется, получилось!

Собрав шкатулки и мешок королевы все спустились вниз по лестнице. Но найти уроненную Марией Медичи шкатулку не удалось в темноте, о чем Дюплесси с сожалением доложил королеве.

– Наплевать на нее! – без всякого сожаления произнесла ожившая Мария Медичи. – Берем, что есть и уходим!

– Тогда за мной, ваше величество, – произнес Шато-Рено. – Граф, возьмите ее величество под руку. Дюплесси, вы тоже. Жак – следуй за нами шагах в ста, а я пойду вперед.

Улицы Блуа по ночному времени были почти пусты. Лишь раз чья-то темная тень мелькнула на перекрестке. Но все-равно нужно было не мешкать. Дело уже шло к шести часам, через час рассвет, а люди начнут появляться на улицах еще раньше.

Мост Сен-Луи был обычным старым мостом, построенным задолго до того, как войска Жанны д`Арк пересекли по нему Луару. По обеим сторонам он начинался надвратными башнями и был застроен домами не так плотно, конечно, как мосты в Париже, но все же изрядно. Даже три водяных мельницы с колесами под пролетами были сооружены на этом мосту.

Филипп надеялся, что в это предрассветное время, когда сон особенно сладок, они счастливо избегнут встречи со стражей. Но им не повезло: отряд из пяти-шести стражников прямо на мосту о чем-то оживленно общался с отрядом из пятерых драгун.

Шато-Рено вернулся за угол, где его ждали остальные и тихо, но быстро и как можно более бодро сказал:

– С десяток солдат. Ничего страшного. Мы у них не вызовем подозрения, если разыграем подвыпившую компанию. Понятно? Их интересуют только кареты. Не мы! Ваше величество, вам понятно?

Королева молча закивала. Она уже заметно пришла в себя, но все это необычное, что свалилось на нее сегодня, делало ее вид несколько ошалевшим. Да и де Бренн с Дюплесси были ей под стать. Им, пожалуй, и не нужно сильно стараться, чтобы изобразить пьяных.

– Ваше величество! Еще раз, вы поняли меня? Мы – пьяная компания! – Филипп смотрел в испуганные глаза королевы и слабо верил, что до нее до конца дошел смысл им сказанного. Но ничего другого уже не оставалось, приходилось идти на некоторый риск.

Жак пошел вперед. Когда он миновал громко обсуждающих что-то солдат, остальные тоже вышли на мост. Марию Медичи держали под руки де Бренн и Дюплесси, а Шато-Рено то шел чуть впереди, то брал под руку секретаря герцога и веселым и пьяным голосом бормотал куплеты грустной и трагической баллады. Дюплесси помогал ему и иногда они пели что-то совершенно неразборчивое вместе. Пару раз Филипп чуть не упал, а Мария Медичи очень натурально постоянно спотыкалась о камни мостовой, теряя равновесие. Шато-Рено был уверен, что это не игра с ее стороны.

Солдаты уже перестали разговаривать друг с другом и во все глаза смотрели на неожиданное развлечение. Смотрели, ухмыляясь, весело. Наконец один из них громко произнес:

– Почем берешь, красотка?

Десять глоток дружно заржали и поток скабрезностей было уже не остановить.

– На нас заработаешь больше, чем на твоих пьянчужках!

– Давай к нам, у нас еще два часа до конца дежурства!

– Как управишься, возвращайся, здесь рядом есть укромное местечко!

Шато-Рено пьяно и возмущенно по-солдатски ругнулся, Марии Медичи хватило сил испуганно улыбнуться, и вся компания благополучно проследовала дальше.

У Филиппа и самого учащенно стучало сердце, чего уж говорить про остальных. Но он рассчитал все верно: трое пьяных солдат ведут подружку по своим делам – картина мирная и почти идиллическая. Солдаты на дежурстве могут только позавидовать своим коллегам, мечтая поскорее оказаться такими же пьяными и с девицей в обнимку в каком-нибудь кабачке. Так что подозрений трое нетрезвых мужчин и одна женщина не слишком строгой морали вызвать не могли. И то, право, все приличные дамы спят в такое время, а если уж и передвигаются, то только в карете. Так кого они могли встретить на мосту в таком виде? Уж точно не королеву.

За мостом их уже ждал Жак. А еще чуть дальше, на самой окраине города они обнаружили кареты. Вещи Марии Медичи быстро закинули внутрь, Дюплесси помог забраться туда же королеве.

– Так зачем вторая карета? – спросил де Бренн.

– Вы с ее величеством отправляетесь в Лош, – ответил Филипп. – А мы отвлечем погоню.

– Я никогда вам этого не забуду, господин де Шато-Рено, – произнесла повеселевшая и растроганная Мария Медичи, глядя на Филиппа из кареты. – Вы слышите? Я запомню вашу преданность на всю жизнь!

– Благодарю вас, ваше величество, и я всегда к вашим услугам, но вам нужно спешить!

Карета королевы тронулась, и Филипп с Жаком остались одни на дороге. Кучера со второй кареты Шато-Рено отправил вместе со всеми, они и сами могли прекрасно справиться.

– А куда теперь мы, сударь? – спросил Жак.

– Вслед за ними. Но на мосту Сен-Мишель мы задержимся. Подправим упряжь и все такое. Я немножко покричу на тебя… Ну поехали.

– А за мостом?

– Они свернут направо в сторону Ангулема, а мы – налево, в сторону Шамбора.

На мосту Сен-Мишель Филипп с Жаком разыграли свой маленький спектакль, привлекая внимание всей округи. Уже рассветало, у мельницы на мосту суетились люди, так что зрители были.

– Ну что ты копаешься! – орал Шато-Рено на слугу, хотя тот бегал вокруг лошадей как ошпаренный. – Мы же торопимся! Живее! Живее, слышишь?!

Потом они свернули налево, но вскоре лошади перешли на шаг, а Филипп перебрался на козлы к Жаку.

– Если спокойно доедем до Шамбора, то можем без суеты сворачивать на Роморантен. А там повернем на Лош. Это будет означать, что мы никому не нужны…

Но они оказались нужны. До Шамбора было еще не меньше лье, как послышался топот копыт лошадей. И, по всему, было их немало. Жак по команде хозяина стегнул свою четверку, и карета быстро набрала ход.

– Гони, Жак! – кричал Филипп. – Теперь гони! Не жалей лошадей!

Жак и так не жалел удивленных животных, вероятно уже было решивших, что их вывели на неспешную утреннюю прогулку, а теперь не знавших, что и думать о переменчивости людских желаний.

Но как бы не измывался Жак над лошадьми, а погоня быстро приближалась. Сначала ее стало просто видно на относительно ровной, идущей средь полей дороге, потом всадников можно было уже хорошо разглядеть. Их было человек пятнадцать-двадцать, они уверенно настигали карету.

В очередной деревушке им пришлось притормозить, чтобы свернуть к лесу, так что погоня приблизилась и была совсем уже рядом. Всего несколько корпусов лошадей отделяло первых всадников от кареты. Филипп постоянно оглядывался, орал Жаку, чтобы тот ехал быстрее, но всем было понятно, что через минуту-другую все будет кончено и лес не спасет беглецов.

Вдруг раздался выстрел. Похоже, что в воздух, но Шато-Рено решил: все, хватит, остальное будет глупостью. Карета остановилась, всадники окружили ее. Несколько человек спешились и открыли дверцу кареты.

– Здесь никого… – удивленно произнес один из всадников, обращаясь, очевидно, к командиру. – Вообще никого…

– Где королева? – спросил у сидящих на козлах возниц командир – молодой человек лет примерно таких же, как и Шато-Рено, или, быть может, чуть постарше.

– Какая королева? – сделал изумленное лицо Филипп.

– Почему вы пытались сбежать от нас?

– Мы? – еще больше удивился Шато-Рено. – Мы не от кого не сбегали. Подумали, что за нами гонятся разбойники…

– Я последний раз спрашиваю, – произнес молодой предводитель всадников, – где королева? Где Мария Медичи?

– Мы и понятия не имеем ни о какой королеве! – недоумевал Филипп. – Вы нас не за тех приняли…

В это время, закончив обшаривать карету и не найдя там ничего, один из подчиненных – средних лет усатый серьезный мужчина – обратился к своему командиру: