Три сокровища

– Садись за стол и хватит уже паясничать, – одернула его за плечо курточки Шанти.

– Мы же не сидеть-трындеть пришли, хоть я и скальд по своему ремеслу, а предупредить сударя, – кивнул гном на визиря. – Ну, разве что он нас пивасиком угостит!

– А неплохо бы, – обрадовался Бернхард. – Тарталетки-то и вправду прекрасные, – похрустывал он. – По версии барона Бернхарда Арне фон Штрауцферберга Третьего! Но запить бы не помешало.

– Никакого пивасика! – озлобленно хлопнув ладонями по столу, приподнялась с места, опершись на руки, Ассоль.

– Давайте я вам какую-нибудь поучительную историю расскажу! Я ведь скальд всё-таки, – заявил Аргон. – Интересно, сколько трактирщик заплатит за концерт.

– В этом заведении только элитные придворные скрипачи да флейтисты играют, – заверил его Вильгельм. – Проходимца с гитарой скорее вышвырнут, нежели послушают. Прошу прощения за свой таскарский.

– Ох уж эти пафосные менестрели! – недовольно воскликнул цверг. – Какие скрипки с дудками? Дело скальда – рассказывать цельные истории! С сюжетом, с моралью! Так хотите, сбацаю что-нибудь?

– Не вы ли, душечка, напоминали, что мы сюда пришли не просто повидаться и пообщаться, а предупредить нашего общего знакомого, – с укором гному подметила Шанти.

– Вы вызываете у меня доверие, господа, – оглядел всех собеседников Ирфан. – Как считаете? На ваш взгляд, моя охрана справится? – кивнул он назад на столики, где беседовали таскарцы.

– Блондинка перебила и местный патруль, и гвардейцев-наёмников с ваших земель, что здесь служат, – ответил усач. – А я рискну предположить, что в столицу всё-таки набирают наиболее опытных, умелых и способных воинов. Так что думайте сами.

– А сколько мне будет стоить нанять вас? – сверкнул хитрым взором Ирфан.

– Нас?! – опешила Ассоль.

– Есть у меня одна задумка, – расплылся смуглый гость столицы в белозубой улыбке. – Устроим-ка западню!

Засада

О культе пробуждения богов смуглый гость ничего не слышал, потому поведать ценной информации Берну и его спутникам не смог, но пообещал разузнать, если возможность представится. Всем остальным он прилюдно объявил, что его выступление с целью проинформировать столичный люд о поваренной книге не состоится. Гном и без того прекрасно справлялся с продажей.

А ещё Ирфан сообщил, что пробудет в столице всего одну ночь. Пустил слух, что он сильно напуган случившимся с его земляком-певцом, плюс многие видели, как его предупреждали о готовящемся покушении, так что следовало сделать вид, что он вскоре уедет. По плану это должно было переполошить убийцу и заставить действовать немедленно.

Засаду устроили в гостиничном номере на втором этаже. Большая часть заявившихся путешественников, как и охрана визиря, находилась в соседних комнатах и иногда патрулировала коридор, дежуря посменно. От предложения поставить на дверях караул таскарца отговорил Бернхард, заверив, что бравых парней просто убьют и оставлять их там – бросить на верную смерть.

А рисковать своими людьми смуглый господин тоже желанием не горел. Под вечер он много спорил с гномом относительно местных блюд и наследственности поваров, заверяя, что лучший и самый талантливый мастер кулинарии родится у специалиста по мясу и кондитера, чтобы унаследовать в равной степени дар искусного изготовления десертов и гастрономии.

Цверг-музыкант же утверждал, что каждый дар уникален и не зависит от родственников. Он-то сам был сиротой, потому и отстаивал независимость и индивидуальность, уникальность каждого по отдельности, в то время как таскарца интересовали целые ветви родословных, семейные древа, которые он демонстрировал на свитках пергамента и бумаги, что имел при себе для исследований.

Когда уже стемнело, задули свечи и единственный обитатель спальни нежился под шёлковым тёмно-синим одеялом в мягкой постели с навесом элитного, но не слишком просторного номера, снаружи раздалось поскрипывание древесины оконной рамы. Кто-то за крючья приподнимал нижнюю форточку, чтобы влезть. На устланный мягкими коврами пол опустились металлические ботинки. А их обладательница в кромешной темноте, несмотря на чёрную повязку, явно хорошо ориентировалась, словно обладала ночным зрением подобно кошке.

Из её предплечий неспешно вылезли прямые блестящие лезвия. Светловолосая стройная дама в обтягивающем чёрном наряде старалась не шуметь и тихо подбиралась к кровати. Она выжидала нужный момент. Один удар, быть может, только одним из клинков, не обязательно орудовать сразу двумя. Важно было сделать чёткий смертоносный рывок и выполнить задание.

– Такая предсказуемая, – раздался вдруг мужской голос из темноты со стороны постели. – Я ведь недаром не запер окно.

Обитатель комнаты не спал, а только и ждал, когда же наёмница явится. Та даже остановилась от неожиданности. Она ведь поначалу явно вслушивалась в его спокойное дыхание, стоя у окна, убеждалась, что господин спит, но тот умудрился ловко её провести.

– Да, но сперва я проникла в коридор, – строгим металлическим голоском лязгнула гостья, – и заперла твою дверь, чтобы на помощь не сбежались телохранители, а лишь потом полезла через окно.

– Умно… если правда, – явно ухмыльнулся мужчина в кровати. – Вдруг ты любительница сказки рассказывать? Знаешь одну, про девицу, пришедшую в гости к бабушке? Подходит она к кровати и спрашивает: бабушка-бабушка, почему у тебя такие большие уши? Я бы вот с удовольствием послушал, кто тебя подослал.

– Думаешь, я поведусь на такое? Раскрыть перед смертью, кто хочет убрать тебя и зачем? Вставай и дерись, если у тебя шпага припрятана под подушкой. Может, под кроватью твои дружки? Их ждёт погибель, я насажу их на лезвия, как шашлык на шампур. Может, не стоит им лезть на рожон и тебя защищать? Я могу забрать одну жизнь, а могу с десяток тех лишних, кто просто путается под ногами, – уверенно заявила Тринадцатая, подходя ближе.

– Бабушка-бабушка, а почему у тебя такие большие глаза? – иронично поинтересовался мужчина.

– Мне вот мои не нужны, чтобы видеть, – заявила гостья, сделав пару неспешных мягких шагов вперёд.

– Как интересно… Это была бы весьма любопытная тема для исследования, – раздалось со стороны постели, – приди ты сюда с более мирными намерениями.

– Я не болтать пришла, – напомнила светловолосая убийца, сверкая лезвиями на руках.

– Бабушка-бабушка, а почему у тебя такие большие зубы? – поинтересовался господин, не скидывая одеяла.

– Хватит мне зубы заговаривать! Хочешь вывести меня из себя? Зря стараешься. Мои клинки острее любых клыков, – заверила Тринадцатая, оказавшись уже справа от лежавшего в кровати мужчины.

– Нет, там было не так. Не порть сказку. В конце концов, не каждый день доводится стать её героиней. Там с постели ответили: это чтобы скушать тебя, дитя моё! – обернулся лежащий в кровати Вильгельм серым волком и набросился, разъярённо рыча, на вооружённую девушку, повалив на пол.

Завертелась схватка, в которой зверь изворачивался, дабы не получить ран, а Тринадцатая изо всех сил пыталась его задеть, пронзить плоть и шкуру, извиваясь под напором укусов мощных челюстей. Волк хватал её за руки, но зубы ощущали лишь жёсткие металлические конструкции, словно незнакомка перед ним была не живой, а целиком механической.

Распороть ей брюхо тоже не получилось: когти наткнулись на бронированный нагрудник с выгравированной цифрой тринадцать, вписанной в круг из цветочных узоров и оформленной волнистыми завитками орнамента. Кто-то явно вложил душу в эту броню, она очень сильно отличалась от той с прорезью в форме семёрки, что была на безликом. И всё же наличие номера этих двух убийц явно как-то роднило.

На шум сразу же сбежались таскарцы-стражники и спутники анимага, вот только проникнуть в запертую дверь никак не смогли. Наёмница не врала. Она сначала, вероятно, проникла в коридор или же под видом посетительницы как-то оказалась в таверне, какими-то инструментами сломала замок, так что даже ключом тот теперь было не отомкнуть, а лишь затем залезла в саму спальню.

Анимаг в форме зверя продолжал кусать за плечи, бить когтистыми лапами, но Тринадцатая отчаянно сопротивлялась, отталкивая от себя лохматого волка прочь. И они снова сходились в битве, пока у обоих ещё оставались силы. Оба скалились, напирали, разили с замаха, задевая подсвечник, кувшины или ещё какую-нибудь утварь. Пространство красивой небольшой комнаты, половину которой занимала кровать, было явно не предназначено для таких поединков.

– Проклятый оборотень! – фыркнула наёмница, впечатав волка-Вильгельма в стену. – Посеребрю своё оружие в следующий раз!

– Вильгельм! Вильгельм! – колотили снаружи по двери Ассоль и Шанти.

– А ну, мелюзга, разойдись! – рявкнул Бернхард.

Сперва он попытался выбить дверь ногой, но только схватился за ушибленную от удара лодыжку, морщась и рыча, стиснув зубы. Затем навалился плечом с разбегу и вскоре уже потирал его, чувствуя серьёзный синяк. Дверь лишь прогнулась, но на попытки открыть её силой не поддавалась.

– Спокойнее, душечка! – положила руки ему сверху на плечи Шанти.

– Сейчас я покажу вам, как мы, цверги, решаем проблемы запертых комнат и завалов в пещерах! – воскликнул Аргон, достав свою новенькую гитару. – Для гномов все двери открыты! – вдарил он по струнам, поднимая звуковую волну, от которой затрещали узорчатые дубовые доски, а механизм ручки принялся вибрировать, дрожать и рассыпаться.

Когда расколовшаяся надвое дверь влетела внутрь с ворохом щепок, отколовшихся петель и загремевших железок, взглянувшая в коридор Тринадцатая решила ретироваться прочь. Она сделала подлый выпад снизу, намереваясь пырнуть волка в брюхо, но тот отвёл удар когтистой лапой. Оцарапал бы её, и не хило, да только когти лишь проскользили по металлу, не оставляя следов. А вот взмах другой лапы анимага заблокировала уже сама наёмница, едва не срезав тому кончики когтей.

Извернувшись в прыжке, она оставила свою металлическую обувь – а точнее, механические стопы – на полу и попыталась уже лезвиями на кончиках ног синхронно пронзить Вильгельма, но тот после двух блоков отпрыгнул назад, ближе к кровати, недобро рыча и предоставив тем самым нежданно-негаданно Тринадцатой возможность нырнуть влево – выскользнуть в приоткрытое снизу окно, через которое та сюда и проникла.

Туда же, к подоконнику, сразу бросились все. И запыхавшийся аристократ, принимая естественный облик, и Берн с Ассоль и цыганкой, и несколько таскарских стражников, позади которых – сам Ирфан, а следом и цверг-скальд с гитарой и гномочка-чародейка.

– Гор милостивый… – только и успел вымолвить визирь после исчезновения в окне вооружённой девицы.

Та же, в свою очередь, прекрасно знала, что снаружи есть гружёная телега, ведь по ней она тихо и взбиралась не так давно, чтобы проникнуть в спальню к иноземному гостю. Но теперь её ждал неприятный сюрприз. Телегу в этот самый момент посреди ночи грабили двое приятелей-усачей. По крайней мере, тяжёлые бочки оттуда доставали они вдвоём, а стоял ли кто третий или даже четвёртый на шухере близ перекрёстков на улицах, оставалось не ясным.

Один, что покрепче, носил шляпу с неширокими опущенными полями и имел густые усы щёточкой. У второго, худощавого в полосатой шапке с помпоном, усики были тонкие, но выразительные, а подбородок украшал небольшой треугольник из чёрной щетины в ямочке под нижней губой. Он от внезапного появления убийцы с лезвиями вместо ног уронил бочку соратнику на ногу, отчего тот громко заорал. А упавший на брусчатку деревянный сосуд лопнул, треснул вдоль просмоленных досок и рассыпался содержащимся внутри серебром.

– А ну не троньте церковное добро! – раздался звонкий картавящий голосок немного сонной монашки, выскочившей наружу на крики и звон монет.

– Быстрее, уйдёт же! – тем временем у окна скомандовал Берн, первым начиная вылезать наружу и махнув рукой за собой.

Отвлёкшаяся на его голос монахиня завидела и вооружённую убийцу сверху. Ты спрыгнула с покрытой брезентом части на крышки нижних маленьких бочек, с них ловко на дно кузова, а оттуда на землю, точнее – на ромбовидные гранитные камни, которыми была устлана улица вдоль этого края таверны.

– Стоять немедленно! – преградила монахиня путь Тринадцатой, вероятно, решив, что она часть банды грабителей.

Церемониться с белокурой картавящей девушкой наёмница не собиралась: её лезвия резко пронзили чёрную рясу в районе плеч, живота, даже горла, вот только реакция жертвы заставила девушку с чёрной повязкой на глазах вдруг замереть.

Её соперница не визжала, не истекала кровью, не падала замертво. От случившегося опешила даже выглядывающая, не успевшая толком вылезти из окна наружу Ассоль. Мимо неё мангустом метнулся анимаг, стрункой-столбиком вытянувшись, стоя поверх наполовину крытой телеги.

Монахиня же, сделав ещё более суровое лицо, оттолкнула вооруженную наёмницу от себя к двум опешившим усачам, нагребавшим под шумок серебришко в карманы. Тринадцатая встала в боевую стойку, готовая продолжать схватку с незнакомкой, а та скинула изрезанную в лохмотья рясу, обнажив сине-серебристый костюм.

Тут же стало понятно, почему телосложение её казалось немного нескладным. У девушки были крупные наплечники, несколько защитных пластин вдоль рук, плотные перчатки, блестящий нагрудник, снизу переходящий сзади и по краям в юбку. Спереди же были видны защищённые элементами брони утеплённые штаны поверх стройных и длинных ног белокурой красавицы.

Прочные пластины с зигзагообразным острым узором по краям, немного напоминавшие молнии, защищали девушку выше колен, обхватывая бёдра. Вдоль живота тянулись тонкие полосы многосоставных прилегающих доспехов, чередуя серебряный и синий оттенок. И даже горло прикрывало эдакое «защитное ожерелье». Узорчатый набор составленных вместе металлических элементов, не то в форме креста, не то в форме якоря свисающий вниз, прикрывая не до конца защищённую сверху грудь.

Для её нежного и миловидного личика с алыми губками все эти доспехи выглядели грозно, но неуместно. И всё же едва ли монахиня носила всё это просто так. Вероятно, девица имела своеобразное прикрытие за счёт простой рясы. Может, вообще специально поставила телегу в этом месте, устроив засаду для ночных воришек – хоть сейчас и выглядела какой-то заспанной, – а попалась по итогу вот эта вот леди с конечностями из металла и повязкой на тоже довольно молодом и красивом лице. Две боевые белокурые девушки замерли на мгновение, приглядываясь к друг дружке на освещённой фонарём улице.

– Это ж та самая! – опешил один из грабителей. – Сестра милосердия! – схватил он за рукав куртки второго и потащил прочь с места преступления, дав дёру.

Усач, что был покрепче, мог лишь прихрамывать после падения бочки на пальцы ноги. А вот Тринадцатая отступать была не намерена. Она умело сохраняла равновесие, позабыв «стопы» в комнате визиря и опираясь сейчас лишь на заточенные лезвия металлических ног, царапая камень остриём каждой.

Монахиня-рыцарь тоже вооружилась. В руках её блеснула ландскнетта – короткий меч для ближнего боя с широким, покрытым руническими узорами, синеватым клинком и сложной гардой в форме восьмерки. Боевое изделие выглядело красивым, лёгким и элегантным, а гравировка на нём тут же засверкала излучаемым белым сиянием, создавая потоки вихря, трепавшего локоны своей обладательницы.

Ничего не страшась, Тринадцатая помчалась на ногах-лезвиях прямо вперёд. Сперва она применила клинки, что торчали из её рук, но их монахиня сразу же заблокировала грациозным защитным взмахом, подставив под удар собственное орудие.

Соперница сразу же крутанулась на одном острие и с разворота вторым из нижних мечей рассекла монашке щёку. Кровь так и прыснула на гранитную мостовую из открывшейся раны. Удерживая одной рукой свой клинок, вскрикнувшая девушка поднесла вторую кисть в тёмно-синей перчатке к порезу, и тот тотчас же затянулся. Хотя, судя по выражению поморщившегося лица, процесс этот особого удовольствия той явно не доставлял.

Уверенная в себе убийца вновь перешла в нападение, активно направляя клинки на своих руках и ногах, стремительно и резво двигаясь, вращаясь, наклоняясь и извиваясь, словно в танце, но её оружия натыкались лишь на блоки ландскнетты или же на пластины брони. И хотя между теми хватало зазоров с проглядывающей тканью, монахиня тоже не стояла на месте просто так, а уворачивалась и не подставляла уязвимые места под заострённые лезвия.

– Оп-ля! – вскинув правую бровь, словно бросая выражением лица вызов в таком поединке, девица в броне лихо уходила от каждого острия наёмницы, словно её всю жизнь обучали противостоять кому-то такому.

Тут уже сзади к Тринадцатой подскочил и Бернхард, вооружённый саблей старика Ставрида, а вслед за монашкой из дверей таверны показалась и таскарская стража. Где-то со стороны телеги поспевали цыганка, подавший руку ей анимаг, принявший человеческий вид, и Ассоль. Только гном за остальными не торопился.

– Паук! Тут паук! А-а-а-а! – раздавалось наружу из приоткрытого окна второго этажа. – Комнаты этой таверны вообще убирают?! Что за клоповник для элиты построили?! – колотил Аргон наспех снятым башмаком по подоконнику. – Да сдохни же ты, восьминогая тварь! А… – унялся он на мгновение. – Это не паук, это трещина от ног-ножниц вон той вот растянулась во все стороны по деревяшке, – выглянул он наружу.

– Вылезай уже, и хватит паясничать! – фыркнула ему Шанти, оглядываясь и поднимая глаза наверх.

– Падение пёрышком! – мимо цверга в раскрытое окно прошмыгнула Лилу. – Уи-и-и-и! – в своём платье проскользила она по гладкой парусине, покрывавшей сложенные пирамидкой бочки в телеге, словно по горке.

Дочка друида, в целом, тоже не спешила прямо-таки приближаться к опасной девице с чёрной повязкой на глазах. Зеленовласая чародейка, поудобнее встав на гружёной телеге, чтобы обувь не скользила по парусине, попыталась что-нибудь сколдовать.

Первое заклятье от нервов или спешки просто не вышло, вспыхнув ворохом искр. Другое, в виде не то кольца, не то венца, пролетело мимо над головой наёмницы, едва не угодив в монашку. Третье не удалось по понятным причинам: брусчатка – не земля, каменная кладка не позволяла прорасти здесь побегам и кореньям. И лишь сотворив цветастых бабочек, Ассоль сплела из них подобие цепи и попыталась пастушьим лассо накинуть её на Тринадцатую.

Та тут же разрезала заклятье своими клинками на несколько частей, хотела было уже рвануть вперёд, но каким-то неведомым образом ощутила устремившегося на неё Бернхарда. Услышала ли, ощутила вибрацию, запах – кто её знает. Брать в плен наёмницу рыжий усач явно не собирался, желал отомстить, вероятно, за Капитона, разил в спину наверняка, но клинок просто уткнулся в жёсткий металл и не прошёл насквозь, хоть и разрезал кожаный обтягивающий костюм.

Девица сразу же развернулась, полосонув чуть выше большого пальца Берна по кисти, пытаясь выбить орудие. Мужчина, поморщившись, издал стон, сжав зубы и оскалившись, а на наёмницу начала нападать уже белокурая монахиня.

Убийце пришлось отбиваться сразу же от двоих, поворачиваясь на каждый взмах, увиливая худощавым телом от каждого их выпада. И хотя Берн и заживляющая раны леди в синих доспехах владели клинками довольно умело, причинить какой-либо вред прыткой воительнице у них не получилось.

Шанти спешно доставала из рукавов вилки да ножи, припрятанные там после посещения таверны, и метала в наёмницу, но приборы со звоном лишь отскакивали от той. Позади телеги, ловко двигая пальчиками, сплетала переливающееся красным и жёлтым заклинание гномочка-чародейка. Вязкое, напоминавшее расходящиеся щупальца, колдовство расползалось по стенам построек, словно какой-то липкий пролитый раствор или грибок, со всех сторон подбираясь к месту схватки.

Без разговоров и предупреждений в драку попыталась вступить таскарская стража. Им не нужно было разнимать всех или спрашивать «Что происходит?», они и наверху всё прекрасно видели, застав финал сражения Тринадцатой с волком-анимагом. Тот, правда, сам в драку сейчас не вступал. Стоял, загораживая Шанти с Ассоль, и взволнованным взглядом следил за взмахами бившихся друг о друга клинков.

Его можно было понять: даже в форме носорога, приблизившись к такой насыщенной стычке, можно было бы лишиться глаз как от своих, так и от чужих. Подобрать удачный момент для рывка на наёмницу у него просто не выходило. Он напоминал сейчас кота, намерившегося прыгнуть дальше собственных возможностей, оценивающего силу прыжка, расстояние, подрагивающего всем своим телом в нетерпении, но и так и не решающегося на активные действия. И у чар-щупалец Лилу дела были не лучше: те тоже не могли просто так взять и схватить изворотливую и вооружённую четырьмя обоюдоострыми лезвиями наёмницу.

Оценив свои силы против такого количества соперников, Тринадцатая сделала в воздухе сальто, перемахнув через монахиню-рыцаря, и, пролетев у той над головой, приземлилась на свои ноги-лезвия уже с той стороны улицы, где не было никого. С противоположного от телеги края.

Резко развернувшись, белокурая леди сделала несколько сосредоточенных пассов руками, сжимая сверкающее своей гравировкой оружие. И, призвав свет на помощь, она соорудила композицию из белых лучей, окружая наёмницу эдакой клеткой. Но прежде, чем эти сияющие линии столкнулись у той над макушкой, Тринадцатая бросила стеклянный шарик с таинственным содержимым, из которого вырвался густой чёрно-фиолетовый дым с едким запахом.

А когда вся эта завеса развеялась, средь лучей никого уже не было. Убийца сумела ловко проскользнуть в узком пространстве меж сближавшимися и смыкавшимися «прутьями», поймав последний момент, когда для её роста и телосложения это вообще ещё было возможно.

– Тю, и след простыл! – присвистнул в недовольстве Аргон.

– Я разыщу! – отважно заявила Лилу и, присвистнув, призвала свою виверну с поводьями, усевшись на спину крылатого ящера и взмыв в небо в попытках углядеть где-нибудь наёмницу.

Бой был окончен. Монахиня и Берн, не глядя друг на друга, практически одновременно с досады опустили свои мечи. Тут уже и Ассоль съехала по брезенту вниз с телеги, как с горки, и Аргон показался из дверей таверны, так и не решившись вылезать наружу через окно. За ним повалили и постояльцы, и местные зеваки. А в некоторых домах неподалёку замаячили огоньки: разбуженные горожане суматошно зажигали свечи и выглядывали, а то и выходили в ночных рубашках и утеплённых зимних колпаках да меховых тапках на улицу, дабы разузнать, что случилось.

Любопытство брало верх над здравым смыслом и инстинктом самосохранения. Однако, кроме мороза, бояться снаружи уже было некого. Куда подевалась Тринадцатая – никому было не ведомо. Могла залезть на крыши зданий или вообще среди них иметь убежище, могла, перемахнув через заборы, дворами отправиться во мрак скудно освещённых кварталов, а могла и вовсе затаиться на каком-нибудь дереве.

– А ноги свои она не взяла, – продемонстрировал гном металлические «сапоги», что принёс с собой из комнаты Ирфана.

Сам визирь вот на улице не показывался, пережидал внутри, но наблюдал через окно. Правда, не со стороны ближайшего столика с миской сухофруктов и почти опустевшим стеклянным бокалом, а со следующего через проход. Держался подальше, вытаращив глаза и суматошно выглядывая наружу, удалось ли и вправду прогнать устроившую покушение девицу.

К нему компания его знакомых, правда, не торопилась. Взгляды их были устремлены на восстанавливавшую дыхание монашку в доспехах. А её саму заботили не путники, с которыми она немного сегодня, точнее – уже вчера, поболтала о сладостях и религии, а осколки шарика, из которого вырвался густой дым.

Оп-ля… – Подняв то, что осталась, она пригляделась к разбитой сфере, прикрыв один глаз и поднеся округлую колбочку поближе к лицу, сжав находку пальчиками в элегантных матовых перчатках. – Это стеклянная капсула, внутри которой два сплетённых сосуда, как инь и янь, видели дайконский символ такой из двух капелек? – обратилась она к остальным. – Такими вещицами пользуются ниндзя – наёмные убийцы. Внутри одна из колбочек – с порошком, а другая – с неким раствором. И если разбить капсулу, то при соприкосновении они вступают в реакцию и дают густой дым. Используется для завесы отступления. Бывают и другие такие фокусы. Слепящие, слезоточивые, даже воспламеняющиеся. Опасные алхимические вещички.

– Уверен, у неё немало секретов припасено, – процедил Берн.

– Эх, нигде не нашла… и Чабсдер не смог след почуять, – вернулась к своим расстроенная Лилу, прилетев на виверне и приземлившись с ящером подле гружёной телеги прямо посреди улицы. – Надо было в свинку превращать, да далеко была… Эх… Ну, зато у меня платьице красивое…

Оказавшаяся рядом Ассоль обняла её, утешая и поглаживая по волосам, а опечаленная малышка уткнулась личиком в её мундир, обняв девушку за талию. Виверна с заходящими друг промеж друга зубами что-то прокричала, раскрыв пасть, взмахнула лапами с перепончатыми крыльями и взмыла в ночное небо.