скачать книгу бесплатно
– Ой, – она всплеснула руками, – у меня – штук пятьдесят!
Морячки засмеялись.
– А у меня – один, – отвечает Лариска.
– И у меня один, – говорю я и вижу, что мой морячок, не спускавший с меня глаз, все понял и окончательно загрустил.
– Ну вот, – печально пробасил его товарищ. – Я ж говорил, Коля, что такие девушки не могут быть не замужем! Это против законов природы! Не повезло.
– Повезет, мальчики, не отчаивайтесь. – Лариска подсаживает меня в подошедший троллейбус. – Нас на свете много. Привет Крыму.
Троллейбус тронулся, удаляются наши морячки, понурившиеся на остановке. И мы снова замолчали.
– Ну и что такого? – рассудительно произносит наконец Лариска. – Что случилось? Ты что, не знала? Данный факт существовал всегда, просто ты его увидела – вот и все дела. И потом, вы же – расстались, или я неверно поняла?
– Верно поняла, – отзываюсь я и думаю: хорошо бы еще и мне понять…
– А волосы у нее крашеные, – сообщает злорадно Валюшка. – Я ходила поближе поглядеть. Вот тут морщины и вот тут. Поганка она, а ты – королева!
– Девки, – вдруг говорит Лариска. – Если морячки нас за своих приняли, может, мы все и вправду еще королевы?
– А я что говорила! – завопила Валюшка. – Ой, давайте сегодня не расставаться!
– У меня сухое есть. – Лариска поворачивается ко мне, смотрит на мою кислую физиономию. – А? Ау! Олька, очнись. Ну их всех к черту! Мужики приходят и уходят, а мы остаемся. И дети остаются. Ну? Улыбнись! Покажи зубки! Ну покажи, красавица…
Толкает меня в бок, Валюшка наваливается с другой стороны, мы возимся на широком сиденье, я поначалу вяло отбиваюсь, но вот уже не улыбнуться нет сил, барахтаюсь и смеюсь вместе со всеми – и мчится по Ленинграду наш повеселевший троллейбус…
Глава шестая
Дом с палисадником
Чудо, но в списке на овощебазу я себя не обнаружила. Подумала даже, что девчонки не шутили в ресторане. Но Кирилл Иванович держался со мной обыкновенно – не хуже, не лучше, чем всегда. Так или иначе, угроза миновала, и я забрала Антошку с пятидневки.
И снова со мной мой сынуля, мой бурундучок, мой солдатик при сабле и доспехах. Мы помирились на всю жизнь. Нам хорошо и весело вдвоем, и солнышко светит, и за окнами плывут осенние поля. Мы едем на электричке в Приозерск к моим родителям, к его бабушке с дедушкой.
Дом на улице Дачной, номер 20, старый наш дом с палисадником, из которого я отчалила в самостоятельную жизнь вот уже двенадцать лет назад. Соседские старушки на лавочке со мной чинно поздоровались. Просовываю руку к щеколде, отпираю калитку, поднимаюсь на крыльцо.
Встречает нас отец, загорелый, моложавый, несмотря на свои шестьдесят пять, старая рубашка хаки без погон вся забрызгана белой краской.
– Это кто к нам явился? Что за солдат, какого полка?
– Здлавствуй, деда!
– Не по форме. Как я учил?
– Здлавию жела… вию!
Антошка взлетает на его сильные руки, отец целуется со мной.
– Витька приехал, мы ремонт затеяли.
Витька, брат, стоит в такой же, как у отца, рубашке, весь заляпанный, с кистью под потолком:
– Привет, чувырла.
– Привет, амбал.
– Детей нарожали, а ума не прибавили, – с укором констатирует отец. – А Витька у нас со вчерашнего дня – капитан!
– Капитану, – достаю я из сумки бутылку.
– Опять навезла? – отец сердится, но, тем не менее, заглядывает с любопытством в сумку, из которой я достаю гостинцы. – Ну даешь: огурцы! Мать их целую кадушку уже насолила. О, селедочка.
– А где мама?
Лицо отца мрачнеет, он ссаживает Антошку на пол.
– В церковь отправилась. Совсем твоя мать с ума спятила. За двадцать километров в автобусе ездит, это надо придумать…
– Деда, а что такое целковь?
– …а мне как прикажешь к этой блажи относиться? Офицеру!
– Ты же в отставке, – отвечаю я примирительно.
– Из партии меня никто не отставлял. И сын у нас не в отставке!
– Да ладно тебе, отец. – Витька спустился, стоит у порога, вытирает руки, вид озабоченный. – Так что… я за Нинкой сбегаю?
Ох разгулялась я, живу от стола к столу. Пришла от соседей Нинка, жена Виктора, грудастая, щекастая, всего много, улыбка – за уши завязывай, разделали мы мою городскую закуску на кухне, вдарили по стопарю, пока матери нет, и пошел у нас задушевный разговор.
– Во что верит? – горячится отец, с первой же рюмки раскрасневшийся. – Что она об этом знает? Где этому ее Богу есть доказательства?
– Вообще, вера доказательств не требует, – замечает Витька.
– Ты, оппортунист, молчи. Грехи решила на старости лет замаливать!
Тут Нинка возмущается, горячо и шумно:
– Ну, это вы глупости говорите, Николай Митрофанович. Какие грехи? Когда нам, работящим женщинам, грешить? Господи, и рада бы согрешить, да некогда! – И на всякий случай толкает Витьку в бок: шутка.
– Ты своих троих родила и сиди, не о тебе речь. А вот ты, – это уже мне, – допрыгалась в своем Ленинграде.
– Здрасьте.
– Вот тебе и до свиданья.
– До чего это я допрыгалась?
– А подумай. Как живешь?
– Да ладно тебе, отец… – Виктор тянется к бутылке.
– Нет, Витька, подожди, как я живу?
– Филиппу зачем дала уйти?
– Отец, да ладно, сколько можно об этом… – Что же мне, за хвост его было держать?
– Действительно! – возмущенно вздыхает Нинка.
– Женщина захочет – за что хочешь удержит.
– Ну вы даете, Николай Митрофанович!
– Отец, ты того… Больше майору не давать.
– Жила бы как все люди, полной семьею.
– Значит, важнее, по-твоему, казаться, чем быть?
– Вот, вот, с этого все и начинается. С этой самой философии, которую вам, дуракам, подбрасывают… – И вдруг суровость отца исчезает. – Генерал явился. – И на лице появляется радостная, но вороватая улыбка. – Здравия желаем, товарищ генерал!
На пороге кухни стоит мама. В строгом, черном платье, тоже удивительно молодая, без единой морщинки. Вся иконописная и отрешенная, что не мешает ей мельком и с презрением оглядеть наш стол.
Она молча уходит в комнату, и я вижу, как там крестится на иконы, потом возвращается, уже сняв платок.
– Антошка почему без куртки бегает?
– Тепло, мама!
– Антон в деда, солдат! – бодро заявляет отец, но глаза у него беспокойные.
– А ты, солдат, уже прикладываешься?
– Так дочка же приехала, как же… Под такое дело!
– Из стаканов, без скатерти, креста на вас нет. Надолго к нам?
– До завтра.
– Значит, завтра на рыбалку махнем! – подхватывает отец. – Витька, как насчет рыбалки?
Заговорили, заспорили о чем-то, мне непонятном.
– Здравствуй, дочка.
– Здравствуй, мама.
Мама глядит на меня, а я гляжу на маму.
– Все одна кукуешь?
– Все одна, слава богу.
Не верит, что слава богу, глаза печальные.
Мама, ты вовсе не строгая, а самая добрая и понимающая на свете. И тепло от тебя родное, и запах, знакомый с детства. И так бы стоять с тобой, обнявшись, долго.
– Выживу, мама, – не бойся.
Утро такое раннее, какого я в городе давно не видела. На речке тишина, дыхание слышно. Мужчины, включая моего Антошку, засели на берегу с удочками. Нинка разводит костер. А мы сидим с мамой на пригорке, среди высокой травы, говорим тихо, почти шепотом.
– Нас ведь как всю жизнь учили, – рассказывает мама, – будь готов! Живи начеку. С войны отца ждала – все время готовилась, что вот оно случится, вот случится. И в мирное время ночные тревоги, готовность номер два, командировки. Сидишь с вами, ждешь, вы еще несмышленые, кому поплакаться, кого попросить, чтобы минула отца чаша сия? Одного Бога. Стала молиться – спокойнее стало. Раньше тайком в церковь ходила, а теперь что таиться. – Мама смолкает на минуту, наклоняется ко мне: – К Богу, дочка, все больше людей прибегает. И молодежь. А у тебя Антошка некрещеный. Покрестить бы надо…
– Во! Попробуй у меня только!
Это отец отозвался. Как ни шептались – услышал.
– Ты уди, тебя не спрашивают! Время, Ольга, какое тревожное.
– Мировой войны она ожидает с минуты на минуту! – вставляет, посмеиваясь, отец.
– Чего ее ждать, когда она уже есть. И Афганистан тебе, и Иран… У Витьки в части тревоги чуть не каждую ночь.
– Мама, а может, обойдется?
Не верит, что обойдется, молчит, и лицо скорбное, словно всех нас уже похоронила.
На реке оживление, кого-то поймали.
– Тащи! – Да не так! – Дай мне! Я сам!
Блеснула в воздухе рыбешка.
– Мама! Я пойма-ал! Лыбу поймал!
Бегу смотреть. Действительно поймал какую-то кильку.
– По первому разу всегда везет, – гововорит отец ревниво.
А Витьке не везет. Сидит в сторонке от всех, помалкивает и таит в себе надежду.
Я подошла к нему, села рядом
– Не клюет?
– Клюнет.
