скачать книгу бесплатно
– Ну пока?
– Пока.
– Что с тобой? Ты обиделась?
– Нет.
Проводит рукой по моей щеке.
– Если я тебя чем-то обидел, прости. Но главное – отдохни и выспись. Все не так плохо, малыш! До завтра!
А у меня нет сил даже бросить шутливо «спасибо за компанию», или «привет жене», или еще что-нибудь прощальное в этом роде. Потому что эти наши прощальные слова стали вдруг такими огромными, так много стали значить, что, может быть, даже значат сегодня: «навсегда».
– Вадим…
– Да? – насторожился.
– Нам нельзя больше видеться.
– Малыш…
Перебивая, спешу выговорить:
– Дай мне время от тебя вылечиться. Ты – болезнь, но это пройдет. Только не звони мне, пожалуйста, пожалуйста… никогда!
Хлопаю дверцей и быстро иду, бегу прочь.
Слышу – он помедлил и уехал.
Вхожу в подъезд, машинально достаю из ящика газеты, накопившиеся за два дня. Поднимаюсь, отпираю квартиру, зажигаю везде свет. Прибрано, пусто. И даже Антошки нет.
Вот теперь, девушка, можно и зареветь, повалившись на диван. Сколько же ты лет, старушка, не плакала?.. Но слезы кончились быстро, как весенняя гроза.
Наверное, это не проходит даром – так долго быть современной и самостоятельной. Вот и плакать разучилась. И правильно. Зачем? Слезами болезни не поможешь.
Включила проигрыватель.
«Держи меня, соломинка, держи…»
Лежу, шмыгаю носом, тупо рассматриваю газеты. Из них вылетает конверт. Странное письмо – адрес мой, а фамилии нет, только: «Оле».
Внутри листок, и на нем номер телефона, больше ничего. Не такой уж, значит, Веня чудак. Все предусмотрел, даже момент. Значит, это судьба.
Насухо вытираю слезы, убираю музыку, подхожу к телефону. Снимаю трубку. Нет… А почему – нет? Жить – значит действовать, всему наперекор и назло, только так. Набираю номер.
Гудки. Голос:
– Да?
Молчу. Снова голос, с робкой и радостной надеждой:
– Это Оля?..
И я отвечаю:
– Да.
Глава четвертая
Держи меня, соломинка, держи
– Антон, – говорю я сыну утром на кухне. – Сегодня ты останешься в саду.
Мгновенно вскинул на меня глаза, и губы подозрительно задрожали. Только бы самой не расчувствоваться.
– Я не хочу…
– Мало ли чего ты не хочешь, у меня дела. Работа. Ты будешь с Валей, она сегодня ночью дежурит.
– А завтла ты меня возьмешь?
Я поднимаюсь из-за стола, иду с чашкой к мойке.
– Иди, собирайся, мы опаздываем.
– А завтла ты меня возьмешь? Я не хочу на пятидневку!
Хоть и не оборачиваюсь, делая вид, что занята мытьем посуды, чувствую, как захлопали у него все быстрее ресницы – вот-вот расплачется, но кричать начинаю первой:
– А если и на пятидневку – что плохого? Вон Сережка Ларисин все время на пятидневке! Имею я тоже право отдохнуть?
– Не имеешь! – Все. Заревел. Бросаю чашку, обнимаю его.
– Антошечка, милый, так надо… С тобой Валя будет, и я буду каждый день приходить.
– Не хочу на пятидневку! Чхи!
– Не обезьянничай, нет у тебя насморка!
– Чхи!.. К-хе!.. Не хочу на пятидневку! Не хочу на пятидневку!
Нет, это невозможно. Решила быть твердой – надо быть твердой до конца.
– Это не ребенок, а наказание! В Сибирь его ссылают! Собирайся, не выводи мать из себя! – ору я таким страшным голосом, что самой становится страшно.
Едем в нашем персональном экипаже, Лариске опять подвезло, и нам заодно.
Обнимаю Антошку, а он не шелохнется под моей рукой.
– Детсад! – объявляет наш Коля, как в настоящем автобусе, только не по радио.
– Ну, мой милый, будь мужчиной, – целую я Антошку. – Все хорошо? Да? Валюшка, следи, чтобы ночью не раскрывался, у него манера ногу высовывать, а у вас сквозняки.
– Не беспокойтесь, мамаша! – Валюшка выпрыгивает из автобуса и профессионально командует: – Дети! Взялись за руки! Пошли!
Повели наших мальчишек…
– Ну? – дорывается наконец до вопроса, который ее давно мучил, Лариска. – Так ты это серьезно?
– А что?
– Нашла – любовь…
– Любви, Лариска, вообще нет, а он – единственный, кто об этом честно говорит.
– Ну, мать, с тобой не соскучишься, – только и может вымолвить Лариска и молчит всю оставшуюся дорогу.
Вечером, после работы, я привела квартиру в идеальный порядок, частично переставила мебель, создала уютное освещение, надела новое платье, туфли на каблуке и села ждать.
Вот и звонок в дверь.
Иди открывай, пути назад нету.
На пороге стоит Вениамин, с маленьким чемоданчиком, почему-то в теплом пальто, хотя до морозов еще далеко. Основательно собрался, надолго.
– Здравствуйте…
Вид у Вениамина все-таки растерянный. Но я все успела продумать, и голова у меня работает четко, как часы.
– Здравствуй. Раздевайся. Это все твои вещи?
Он поставил чемоданчик аккуратно в угол прихожей.
– В основном. Бумаги, книги, материалы к диссертации…
– Проходи.
Мы проходим в комнату.
– Садись.
– Где?
– Где хочешь. Ты же дома.
Он осторожно присел на краешек дивана.
– Да, действительно. Трудно сразу, понимаете… У вас как-то по-новому. Перестановка.
Я достаю из бара бутылку, ставлю рюмки. Наливаю:
– За новоселье!
Вениамин берет рюмку, смотрит на меня:
– За вас, Оля. Вы удивительная!
Глядит на меня, глядит – и не пьет.
– Вениамин, может быть, вы считаете, что я зря позвонила? В таком случае…
– Что вы? Просто я не думал, что так на самом деле бывает. Я, понимаете, Оля…
– Вы хотели за меня выпить.
– Да… – Выпил. – Это что такое?
– Ликер. А что?
– Вкусно, – расслабился, вроде полегчало. – Понимаете, Оля, обычно мы говорим миллион слов, и каждое исполнено смысла и значения – но они куда-то уходят, растворяются в суете…
– Я все хорошо помню. Могу повторить.
– Что вы! Я тоже помню. Поэтому я и приехал, не думая. Хотя мама и устроила мне скандал.
– У тебя хорошая мама?
– Мамы все хорошие. Плохих не бывает.
Вот этого тебе не следовало бы сейчас говорить. Сразу вспомнилось сегодняшнее утро, Антошкины глаза…
– Правда, вкусный ликер, – меняю тему. – Еще выпьем?
– Выпьем!
– И давай – на «ты»! Надо ведь с чего-то начинать нашу жизнь.
– Все это похоже на сон. – Он выпил рюмку. – Что, надо поцеловаться?
– Непременно.
Робко клюнул в щеку, сел, молчит, трет ладонями вытертые джинсы.
– Знаете… Знаешь, врежем еще этого ликера!
– Врежем.
– Нет, я сам налью. Все-таки я мужчина! И скажу тост. Понимаешь, я дожил до тридцати шести годов и всегда был человеком, которому некуда спешить. Не спешил в работе, не спешил взрослеть, набираться ума, регалий, богатства – и все потому, что у меня не было главного: дома, в который мне хотелось бы спешить. И вот я обрел этот дом…
