скачать книгу бесплатно
– Да! Потому что и родину мы заранее не выбираем. Мы просто рождаемся, и уже только после учимся и любить ее, и уважать, и исполнять свой долг. А вначале мы ее просто обретаем… Вы ведь сейчас все равно никого не любите, так чем я хуже других? Кроме того, что понимаю вас лучше, чем остальные?
Я гляжу на него: сумасшедший или не сумасшедший? Нет, глаза нормальные. Усталые, правда.
– А вы не хотите крепкого чая? Или лучше кофе?
Он понял, усмехнулся.
– Вы не думайте, я не пьян, вернее, не настолько. Просто не каждый день приходится говорить такие слова… Но кофе я выпью, если предложите.
Что с ним делать? Ну ладно, напою его кофе, такие слова слушать тоже не каждый день приходится.
Пошла на кухню, Вениамин поплелся за мной. Сел тихонечко за стол. Пока я вожусь с кофейником, вертит головой, оглядывается по сторонам, продолжает свои речи:
– Вы понимаете, жизнь приучила меня быть осторожным с женщинами, хотя я человек очень доверчивый по натуре. Но про вас я точно знаю, что вы не лгали, и мне с вами легко, и почему-то верится, что вы меня верно поймете. Мне даже кажется, что я уже был в вашем доме, видел ваши чашки, эту скатерть – словно уже давно здесь живу.
Интересный поворот, думаю я.
– А вы бы и поселиться здесь хотели?
Он смутился, но ненадолго:
– Ну пока, если бы вы, конечно, согласились. Квартиры у меня, понимаете, сейчас нет, мы живем с мамой в коммуналке. Но я зарабатываю не так уж плохо. Я программист по профессии, подрабатываю немножко заказами. Пишу кандидатскую. Вообще, в детстве я мечтал стать писателем. Но как странно судьба располагает! И в юности сочинял, правда, никогда не печатался…
– Что же вы сочиняли? Стихи?
– Нет, прозу. Рассказы. Хотите, прочту один.
– А вы их с собой носите?
– Они короткие, как стихи, я их наизусть помню. Хотите? Кофе все равно еще не закипел.
– Ну прочтите, – смилостивилась я.
– «Человек, которому некуда спешить», – начал Вениамин. – Так называется. – Покашлял. – «Густо запорошенный морозной крупкой, под фонарями, взмахивающими снежными ресницами, пустынными улицами шел в предновогоднюю ночь человек, которому некуда было спешить. Его квартира была одинока, потому что была населена такими же одинокими людьми; его не ждали в ту ночь ни в одном из домов, потому что одинаково ждали во многих. Весь мир был его домом, и все люди были ему близкими, и не было у него той маленькой, теплой, скрытой от чужих глаз тайны, которой владеют счастливые мужья и отцы. И он вышел в ночь…»
Не помню, что он дальше читал, по-моему, дальше я не слушала. Во-первых, за кофе следила, чтобы не убежал, а во-вторых – ловила себя на том, что разглядываю своего странного гостя. И он не таким уж чудиком мне показался, и не таким уж немытым. Свитер действительно мешком, на локтях неумело заштопан, но рубашка свежая, лицо доброе – обыкновенный неустроенный мужчина. Таких женщины не жалуют, а они, говорят, как раз и бывают самыми преданными мужьями… А кофе я в результате проглядела: брызнул на плиту, зашипел – Вениамин вздрогнул и замолчал.
– Готов ваш кофе, – сказала я.
– Да. Спасибо… – Он медленно, глоток за глотком, выпил всю чашку, поставил ее и печально смотрит на меня. – Так как, Оля? Давайте жить вместе?
Затянулся наш разговор, и его явно пора было заканчивать. Я засмеялась:
– Но не с сегодняшней же ночи!
Он кивнул:
– Извините. Я и так пробыл втрое больше отпущенного. Я ухожу.
– Желаю счастья, – провожаю я его в прихожую.
У двери он обернулся:
– Но если мои слова все-таки не покажутся вам полным бредом и если когда-нибудь вам станет совсем плохо – вы вспомните, как я сказал вам: Оля, давайте жить вместе! И тогда вы мне позвоните и скажите: да. Просто: да.
– Вениамин, дорогой, – этак покровительственно отвечаю я ему. – Мне было интересно вас послушать, но я люблю совсем другого человека. И он меня. И жаловаться мне совершенно не на что. Правда.
Он поглядел на меня укоризненно, покачал головой.
– Неправда. У вас глаза были бы совсем другие. А такие я каждый день в зеркале вижу. Всего хорошего, Оля.
Стою у окна, гляжу вниз, на опустевшую площадку для автомобилей, по которой идет Вениамин. Тихонько идет, неторопливо, как человек, которому и вправду некуда спешить.
Ну вечерок. Надо позвонить Лариске.
– Лариска, спишь? Проснись на минутку – не пожалеешь!
Да неужели же кто-то опять звонит?
Нет, это будильник, надежный товарищ. Половина восьмого. Утро. Солнце. Кавардак в квартире. Рабочий день начинается.
Стучу кулаком в стенку:
– Эй, зверь бурундук, подъем!
Ношусь как угорелая по квартире под Пугачеву из проигрывателя. Одеваюсь, собираюсь, мажусь, навожу красоту. Антошка у себя в комнате, тоже, по идее, должен одеваться. Заглянула к нему – сидит на кровати встрепанный, сонный, задумчиво сует ногу в колготки.
– Быстрей, быстрей напяливай!
– Если быстлей, то будет задом напелед. (Когда же он «р» научится выговаривать?)
– Ничего. Когда опаздываешь, можно и задом наперед.
– А почему ты все влемя опаздываешь?
– Потому что такая уж у тебя мать, выбирать не приходится.
Бегу в ванную, но у меня ведь не ребенок, а «что, где, когда».
– Мама, а человек плоизошел от обезьяны?
– От обезьяны.
– А как же – в Ленингладе ведь обезьянов нету!
– «Обезьянов» нету, а обезьяны – жили, очень давно, от них он и произошел. А ты – от ленивца, знаешь такое животное?
– Не-ет…
– Ну вот, придешь в сад и спросишь, а поэтому одевайся быстрее.
«…держи меня, соломинка, держи. Когда вокруг шторма в двенадцать баллов»… – это Пугачева из проигрывателя.
А это уже Лариска. В дверь звонит. Открываю – не Лариска, а ее Сережка.
– А где…
– Ч-хи!
– …мама?
– Мама в лифте стоит, чтобы не уехал.
– Здесь я, здесь! Быстрее!
Наконец выволакиваю Антошку, и мы – в лифте, где, чтобы не уехал, стоит Лариска.
– Привет.
– Привет. На машине поедем – Коле с автобазы по пути.
– Ул-ла! Ч-хи!..
– Ну, не надумала Витамину звонить?
– Ага, он не дурак. Позвоните, а телефона не оставил.
– Кстати, мой бывший звонил, им пальто дутые финские завезли.
– А какого цвета?
– Не знаю. Дутые!
Остановка. Надо сбегать за Валюшкой. Слава богу, собрана, запирает дверь. Почему-то на три замка, сокровища, видите ли, у нее.
– А Лариска где?
– В лифте стоит, чтобы не уехал. Ну что, поссорились?
Валюшка глядит, сияющая, счастливая:
– Что ты! Вернулся, прощения просил. Прямо какой-то сумасшедший… – И в лифте с гордостью отворачивает свитер на шее со свидетельствами пылкой любви.
– Ох, дура ты, дурочка у нас, Валюшка, а еще воспитатель. Как мы только тебе детей доверяем! Тебе пальто финское нужно?
– Какого цвета?
– Дутое.
– Мне Сашка из Чехословакии привезет.
Спускаемся, выходим дружной семьей из подъезда. Впереди – мы с Лариской, сзади – Антошка, Сережка и Валюшка, взявшись за руки. Перед подъездом – целый автобус, на боку написано: «Изыскательская КХ-2». Внутри – приборы, но места хватает.
– Дай тебе бог здоровья, Колечка, радость моя, за мной не пропадет, – умасливает Лариска мрачного водителя.
– В детский сад, что ли, вначале?
– Как всегда, золотко, как всегда!
Поехали. С песней. У нас есть любимая, дорожная, ее хором хорошо петь:
– «А ты такой холо-о-дный, как айсберг в океане… И все твои печали под темною водо-о-ой…»
Начинается мало чем от других отличимый теплый день осени тысяча девятьсот восемьдесят четвертого года.
Глава вторая
Вас уже спрашивали
Работаю я в НИИ, в каком – не имеет значения, в бюро технической информации. Наш институт – в старинном особняке, за узорной оградой. Автобус высаживает меня у Банковского мостика, дальше бегу на своих. Задерживаюсь у стоянки машин – Вадим уже здесь, это его жигуленок, другого такого ржавого и пыльного во всем Ленинграде нет. Ну здравствуй, с добрым утром. Пальцем пишу на пыльном стекле «привет». На работе, может, случая не представится.
Через мраморный вестибюль, по лестнице со скульптурами, через все это праздное великолепие спешу к своему рабочему месту.
В стеклянной выгородке, за которой видна комната с компьютерами, дисплеями, стеллажами для хранения материалов и девушками-операторами, – два стола: мой и Кирилла Ивановича, шефа. Ему около шестидесяти, маленький, подвижный, с острым, любознательным взглядом. Когда я вхожу, его взгляд тотчас ко мне прилипает:
– Опаздываете, сударыня.
– Извините, автобус…
– Я не в осуждение, просто констатирую факт. Это мы, старики, приходим вовремя. А у вас – интенсивная молодая жизнь. Свидания, расставания… Что еще? Расскажите.
А глаза старика так и шарят по мне, будто хотят отыскать что-то новое. Будто не изучил все мои руки-ноги за пять лет.
– Стирка, готовка, Кирилл Иванович, чтение художественной литературы.
– Позвольте не поверить. У хорошенькой молодой женщины не должно быть такой скучной жизни. Кстати, вас уже спрашивали.
На секунду застываю у шкафчика, куда мы вешаем одежду.
– Кто?
– А кто, кто вас интересует? – игривенький голос сзади. – Расскажите.
Возвращаюсь к столу с непроницаемым видом.
– Просто меня интересует, кто меня спрашивал.
– Все тайны, тайны, хорошенькая женщина всегда окружена тайнами! Вадим Михайлович… – маленькая пауза, любознательный укол глаз, – ах нет, он вас вчера спрашивал. Кстати, прекрасный человек, перспективный работник, интересный мужчина. Слушайте, что бы вам с ним не завертеть роман? По-молодому так, красиво, безоглядно!