Л+Б. В капкане Мурзлингера

Кому теперь до веселья? Но когда услышат Арсеньевы на инопланетном острове земную раздольную песню, все бросят и прибегут! Как он раньше не догадался?

Борис попробовал ноты, промурлыкал под нос: «До…ре…ми…» И уже смелей: «Ля-си-до!» И сам себе поразился. Нарочито или нечаянно, коварные похитители сохранили парню дискант, звонкий, густой, насыщенный переливчатыми звучаниями. Ну, была не была! Малый урз веерами раскинул руки, чтобы воздух, несущий звук, выходил свободно и звонко, и над островом полилось, радостно и взволнованно:

О синие выси! О вольные птицы!

Полет ваш могучий ночами мне снится.

Я с вами, с ветрами в пространствах парю

И взмахами крыльев пронзаю зарю!9

И работники распрямились, и оставив тяпки-лопаты с восторженным удивлением воззрились на малыша, идущего по огородам в дурацких белых надевках. Урзам многого не дано. Они не умеют петь, не знают веселого отдыха под гармонику, гусли, трещотки, не танцуют ночь у костров, а спят как поленья в сарае.

Но вдруг оказалось, эти почти первобытные «люди» умеют внимать прекрасному. Раздольная песня, созданная мечтательным человечеством, затронула души урзов. И они пошли за певцом, потянулись цепочками между обработанных черных земель, сбегались с улочек города. О если бы Боря знал! В этот миг он казался слушателям спустившимся с тучки ангелом, исторгающим сладкие звуки, волшебные, невероятные!

А пацан, торжествуя и радуясь, повел благодарную публику по откосам зеленого острова. И пускай ни слова о грезах российского космонавта никто в округе не понял, разве это самое главное? Сладкопевцу чудилось: он превращается в легкий лучик, поднимается к ясному солнышку! И скоро увидит всех обитателей Южного острова! И каждый увидит его!

О гордые птицы! Спуститесь, примите

Меня, человека, в иную обитель!

Я руки в бездонные выси тяну

И с вами, с ветрами в просторе тону!.. –

доверительно вывел пацан и сильнее зажмурил веки. Аплодисментов не последовало, последние звуки таяли, дрожали в кристальном воздухе. Борис отворил глаза, освобождаясь от чар льющейся в сердце музыки…

Еще никогда его грезы так скоро не воплощались. Он летел! В самом деле, летел! А остров внизу уменьшался! А на склонах застывшие урзы покорно склонили головы, сложив руки-шланги елочками! А сверху смотрело черное мужское лицо птицы-сфинкса с узенькой бородой!

Нет, парень не испугался. Он не зря часами оттачивал правильную реакцию в школе будущих космопроходцев. Шланг мгновенно юркнул в карман, выдернул нож и шаркнул сфинксу по жесткой руке! Фонтаном брызнула кровь! Хищник дернулся, выкрикнул: «Сванч!» и выронил пацана вместе с другими пленниками.

Оказалось, почти невесомое телосложение урза способствует мягкой посадке. Малыши упали в траву и тут же вскочили, согнулись в той же покорной позе. Но сфинксы уже улетали с ограбленных островов, белоснежные, черные, алые, унося в каждой сильной руке, в каждой когтистой лапе по два-три тоненьких урза.

– Это я вас освободил! – назидательно молвил Борис, демонстрируя красный ножик. – Носите одежду с карманами – и будете во всеоружии!

– Это он виноват! Это он! – закричали в ужасе дети и бросились к старшим товарищам.

Что тут началась! Толстяки повернули головы к Боре, их лица наполнились страхом, гневом и отвращением. Смятенный разрозненный шепот перешел в гортанные крики:

– Смотрите, на нем кровь бога!

– Он проклят! Он воспротивился великой воле богов!

– Судить его!

Землепашцы, что минуты назад восхищались переливчатыми руладами, взяли парня в кольцо и двинулись возмущенной галдящей толпой. Да, они ругались-грозились, но не бросились с кулаками на поправшего древний обычай, не отобрали ножики, не завязали руки накрепко за спиной. Возмущённые урзы вели Бориса на суд Бессмертного. Парень мог бы схватить топорик и в битве добыть свободу. Но нет! Не станет курсант школы будущих космонавтов вредить безоружным жителям первобытной планеты. И здесь могли быть Арсеньевы.

«На Земле за богов, бывало, сжигали-четвертовали, – всплыло в мозгах мальчишки. – Нас учили держать уважительный молчаливый нейтралитет по отношению к чужим верам и убеждениям. Я влип по самые уши. Какую казнь мне придумают?»

Ты не один, мужайся!

А впрочем, сказать по правде, не очень переживал. Громкий суд – это, если подумать, известность на оба острова. Как только друзья услышат: Борису грозит опасность!, вмиг сбегутся, узнают друг друга и вызволят арестантика. И будет Елизавета на Земле ходить победительницей, курносый нос задирать. А Борис тихонько посмеиваться: это я вас организовал!

Дом жреца оказался приземистой пирамидой из черных камней, похожих на угольный кварц – полудрагоценный камень. Пацан не раз замечал согбенного старика, худого, подслеповатого, отдыхавшего в мягком «кресле», увитом цветами и листьями. Оказалось – это и есть Бессмертный, Всепроницательный, Трактующий Волю Мурзлингера.

Уже на подступах к домику урзы утихомирились, отхлынули в обе стороны, выставив нарушителя с глазу на глаз с Трактующим. А сами склонили головы и руки сложили елочками. И ни слова. Минуты четыре продолжался обряд молчания. Сначала Борису стало щёкотно и смешно (откуда взялась щекотка?), потом стыдно и как-то неловко. Казалось, горячий воздух сгущается, мелко дрожит, пронзенный неуловимыми электрическими разрядами. А старик вдруг стал подниматься, медленно и величественно! И вот уже возвышается над склоненными верноподданными! Борька голову вверх задрал (кланяться не приучен), чуть было не опрокинулся. Тонкостанный суровый жрец громоздился лихим Гулливером над урзами-лилипутами!

– Мой народ опасается гнева оскорбленного Пикарида! – покатилось над головами. – Вы трепещете наказания перед великим ветром! Знайте, этого не случится! Могучие боги не бросят островитян в беде, завтра вновь прольются дождем, долгим и благодатным!

– Слава, слава великим богам! Слава доброму Пикариду! – прошумело в толпе долгим вздохом умиления и облегчения.

– Повелеваю: сей урз, что себя называет Борисом, встанет утром на пирамиду и будет смиренно ждать милости или кары. Не нам принимать решение за Премудрых и Окрыленных! Не нам наказывать малого за нелепую непокорность! Да сбудется завтрашний день! Да прольется он благодатью прохладного тихого вечера!

– Да сбудется день и вечер! – подхватили молитвой урзы. О большем они не просили.

– А сейчас Борис сладкозвучный усладит наш слух новой песней! – неожиданно выдал старик. Наклонился, опутал парня холодными сильными шлангами и легко водрузил на ближнюю высоченную пирамиду!

– Ты не один, мужайся! – И как будто бы… подмигнул незрячим выпуклым глазом?

Секунду Борька стоял в недоуменной прострации. Что это было? Обычное увещание старшего младшему? Или… Всепроницательный, в самом деле, его раскусил? Распознал в теле урза землянина? Неужели это возможно? А если он сам с Земли? Или с другой планеты? Боря глянул вниз, но старик уже сидел в мягком кресле, крошечный и согбенный. Немыслимо…

Но мальчишка мгновенно осмыслил главное: надо искать не только четверых пропавших Арсеньевых. А всех, кто по воле преступников, проводящих страшные опыты, оказался вдруг на Мурзлингере. Лишь вместе они одолеют таинственного врага. Лишь вместе вернутся на палубы оставленных звездолетов.

Внизу волновалось море ожидающих песню урзов, но сколько Борис ни вглядывался, никто не нашел отзыв в сердце. Ну что ж, в толпе могут быть другие люди с Земли или с дружественной Брутелло. И не только на Южном острове, куда его занесло, но и чуть подальше, на Северном. И средь ингов тоже возможны основательно замаскированные человеки и маракаски!10

Он должен орать, горланить во все луженое горло общеизвестную песню! А уж ветер подхватит слова, понесет над лугом, над озером, в чуткие уши пленников! Мальчишка оплел колючки, венчавшие пик пирамиды, парочкой ного-шлангов и запрыгал, и замахал вертлявыми руко-пальцами:

Свырк! Свырк! Свырк! Свырк!

Озель бросель вранк ковырк!

Бранди нослик, окуль есик!

Макараси, человесик!

Дрынк! Дрынк! Дрынк! Дрынк!

Базель казель франк ковырк!

Эти простенькие стишки, сочиненные на Брутелло, на Земле вошли в моду, когда лидеры двух планет предпринимали первые неуверенные шаги к межкосмическому сближению. Положенные на музыку, они стали шуточным гимном двух далеких миров гуманоидов. Молодёжь задавала тон. Парни, девушки на площадях включали музыку, ловко отплясывали на руках и пели, как замечательно обрести друзей, что гуляют на звездах кверху ногами.

И урзы вошли в азарт, подхватили «Свырк! Свырк!» и «Дрынк! Дрынк!», неритмично, неловко запрыгали, быть может, впервые в жизни изображая танец. А кто-то перевернулся, забавно задергал ножками! Значит, поняли, в чем особенность оригинальных па! И, круче того, Бориса услыхали на Северном острове! Огородники-муравьишки распрямили усталые спины и с любопытством прислушивались: что творится там, у соседей? И даже ленивые инги, спящие под раскидистыми реденькими деревьями, откликнулись на прекрасное, потянулись неспешно к берегу.

Парень мог устроить концерт, но Бессметный решил:

– Достаточно!

Веселье разом потухло, работники разбрелись завершать дневные дела. Борис соскользнул с пирамиды, поспешно соображая, как вежливо подойти к диковинному жрецу, как проверить догадку, что исподволь закрутилась вдруг в голове. Но Премудрый скрылся в домишке из сверкающих черных кварцев, как будто сам намекал: уходи, разговор не желателен.

Пацан потоптался на площади: а вдруг подадут знак Арсеньевы? На их месте, он так бы и сделал. И бежал бы уже, и кричал, раскрывая шланги-объятия! Но подошел повар Чек:

– Говорят, ты советовал лодочникам договариваться с животными? Будешь, вьюнош, доить молоко.

* * *

Она осталась одна, в пещерке, застланной сеном, оснащенной низким насестом. Очень странно, но крылья, обрезанные, без маховых перьев, дернулись, хвост спружинил, и «птичка» подпрыгнула. Когтистые пальцы ног обхватили удобную жердочку. Так спокойней маленькой гере. Землянка Лиза в смятении.

Ее накормили с подругами немытыми сладкими фруктами, но не заставляют работать. С завязанными глазами провели сто тридцать шагов по изогнутым коридорам. Где-то близко журчала вода, и множество голосов, грубые и писклявые, ударялись в высокие своды.

Она сразу стала искать под сеном скрытые люки и прощупывать стены: а вдруг, тяжелый камень подвинется, откроет лаз на свободу? Но сама понимала: туннели, тайные переходы, прокопанные предшественниками, бывают лишь в старых книжках.

Но под мятой травой лежал… настоящий походный мозгютер! Свернутый до размеров карманного кубика Рубика. Но если его открыть – потянуть слегка вверх и в стороны – вспыхнет серебряной глубиной интеллектуальный экран. Голубая акула Али́ка улыбнется Лизе, помашет лапками-плавниками, и мозг девочки вступит в общение с искусственным мозгом, скрытым за сверхпрочным тонким стеклом. Можно все спросить, все узнать, не открывая рта. Но главное – если ввести код нейронов мозга Буланова (Лизавета представит запросто двести латинских символов благодаря отточенной фотографической памяти), другу можно будет отправить подробное сообщение! Которое мозг Бориса примет сам, без другого мозгютера. Он найдет ее, он ее вызволит! Не позволит рабовладельцу запирать свободную девушку! И, конечно, придет не один. Вместе с папой, мамой и бабушкой повяжут пройдоху сфинкса. Вернут Лизе облик землянки, найдут звездолет и вызовут космическую полицию.

Победят! Не зря они с Борькой пробирались ночами на кафедру по изучению мозга, куда школьникам вход запрещен, не зря изучали страницы индивидуальных кодов. В страшный год, когда звездолет с Арсеньевыми-Булановыми пропал с мониторов Центра контроля космических рейсов, поклялись найти пап и мам. В пучинах черного Космоса, всегда выручать друг друга, поддерживать связь друг с другом.

Пальцы сами тянут ребро спасительного экрана… Но нельзя, нельзя открывать!

Не может быть, чтоб мозгютер попал в пещеру случайно. Его подложил Пикарид. Нарочно. Чтобы девчонка позвала на помощь своих. Чтоб подвела своих. Если коды нейронов Бори зафиксирует память мозгютера, Пикарид сможет сам отправлять «Лизины» сообщения. Наврет с три короба, каверзно заманит, куда захочет.

Их ждут, готовят ловушку. А она – червячок на крючке. Приманка, ради которой Борис рванет сломя голову, мама с папой пойдут на риск.

Лизавета нежно погладила умнейшую вещь с Земли… Размахнулась, с силой ударила пластик о гранитную стену! Второй раз! Третий! Четвертый! Никакого эффекта – ни трещинки, ни сигнала тревоги. Еще бы! В экспедициях космопроходцы падают с высоты, тонут в море, мерзнут во льдах. Но Алике все нипочем, машет лапкой, спасает жизни.

– Прекращай! Доказала – не дура.

Черные пальцы в трещинах, словно хитин насекомого, сжимают в тиски, выворачивают тонкую руку девочки. Лиза ахает, из ладошки выскальзывает мозгютер. Гадостная ухмылка в окружении бороды склоняется над девчонкой, будто плюет в лицо:

– А ты не айтишник. Вспомнила, что прибор качает инфу в свернутом состоянии, да не знаешь, как защищаться.

Не знает. Контакт с мозготроникой – это работа Бори. Неужели она подвела? Позволила кодам Бори перепрыгнуть в память Алики? Зачем взяла в руки кубик?

Лиза смотрит на черные стены, куда не доходит свет лениво коптящего факела. Теперь ясно, там камера слежки. Надо было сразу понять: это подлая провокация, Пикарид за ней наблюдал. С какой целью? Зачем крылатому, похожему на неграмотного разбойника средневековья, специалист мозгютерщик? Какими путями к жителю неизвестной планеты попала земная умная техника?

Охота на молоко

Солнце плавно клонилось к закату, но жара стояла страшенная. Ленивые инги, прельщенные звучными песнопениями, льющимися с небес и вдруг некстати оборванными, в досаде залезли в озеро. Но купаться совсем не любили, намочили спины и гривы и уселись на бережок. Мохнатые, гороподобные полулюди-полуживотные. В самом деле, они разговаривали и гортанно, грозно смеялись, тыча пальцами в сторону острова.

Да, теперь Борис рассмотрел: у могучих «быков» с львиной гривой были пальцы, бороды, «лица», если принять за лицо отвратную морду с широким коровьим носом и большущим, от уха до уха, всепожирающим ртом. А рога – востренные пики толщиной с подросшее деревце. Ими крепости можно крушить. Пирамиды из мурзов – точно.

– Их доить? А стоит ли связываться?

Разумеется, парень не струсил – сто метров водной преграды надежно спасали урзов от внезапного нападения. Но будущим звездолетчикам внушали с первого класса: «Презирайте бессмысленный риск. Человек – вот самое главное, самое дорогое, что будет с вами в Космосе. Не играйте своею жизнью, не рискуйте жизнью товарищей. Исключение – отважный поступок во имя спасения друга или мыслящего существа на открытых вами планетах».

– Очень стоит, – заверил Чек. – Без целебного молока островитяне слабеют, болеют и умирают раньше сроков.

– А сроки – когда? – осведомился Боря. С видом будто бы равнодушным. Но пацан уже осознал, как важно на уникальном, не очевидном Мурзлингере досконально во всем разобраться.

– Урз обязан погибнуть в бою, защищая младое племя, – наставительно молвил шеф-повар.

Парень в принципе согласился – защита, это по-нашему. Но разве позволит грозный скалоподобный инг тощенькому урзенку дергать его за вымя?

– А на что смекалка дана? Ты умеешь подманивать песней, вот и будешь в нашей компании. Бери чан, разводи кособрод.

И пришлось пацану вливаться в компанию поварят. Тащить высокие чаны в две лодки, что ждали у берега, засыпать помятые ягоды, заливать озерной водой. Компоты не вскипятили за отсутствием огонька. Но чтобы усилить вкус, выловили из озера небольшие скользкие шарики со странным названием ню-ню. По три кругляша в каждый бак. В завершении процедуры, Чек важно встал над посудой, нашептывал заклинания. Борька хмыкнул. Но не аппетитный сомнительный кособрод вдруг вспыхнул живыми огнями, забулькал, заблагоухал. Пацан потянулся к ковшу.

– Не пей! – со всех сторон закричали смешливые урзы. – Вмиг свалишься!

«Стану козленочком?»

Поварята попрыгали в лодки, заработали легкими веслами и вмиг оказались на дальнем, заросшем травой берегу. Не там, где драчливые жвачные сушили гривы на солнышке, а в сторонке, на безопасном, почтительном расстоянии. Выставили бачки с сияющим кособродом, и обратно, бегом – юрк в лодки. Схоронились в прибрежных кустах, рты закрыли, сидят поджидают.

– Вы что, отравляете ингов?! – внезапно понял Борис. Вскочил, закричал в возмущении: – Это злостное преступление!

– Молчи! – рассерженный Чек дернул парня вниз за рубаху. – Если б эти разбойники плавали, разнесли бы наш остров по камушкам! Просто так, ни с того ни с сего, ради гнусного куража! Я тоже мог бы направить в луга беспощадную смерть, но я посылаю сон! Сейчас напьются и свалятся, будут дрыхнуть как заколдованные. Да не все, смотри в оба глаза. Шутники кособрода не пьют, а лишь притворяются спящими. Если руку порвут, – Чек кивнул на свои короткие щупальца, – благополучно отделаешься, бывало гораздо хуже. Единственное спасение – прыгать в воду, да прыткий ню-ню. Так что, вьюнош, не горлопань, а кору белесую стряхивай. Неуклюжий ты в жесткой шуршалке, непроворный.

«Но оригинальный. Так скорей узнают свои», – чуть было не ляпнул Борька. А вслух произнес:

– Я вступаю в битву в всеоружии!

И нож достал. С кровью бога. Чек поморщился и отвернулся.

Между тем бородатые инги уловили приятный запах, приманчивый, соблазнительный. Поднялись, неспешной походкой двинулись к угощению.

– Как их отличать?

– Зачем? – отозвался мальчишка рядом.

– Где корова, а где бычок? Кого доить?

– Всех дои. Не забудь, смотри в оба глаза!

Тем временем, жуткое стадо уселось у глиняных чанов и вполне культурно, ковшами, принялось выхлебывать пойло. Неторопом. Посылая нехорошие замечания в сторону замаскированных.

– Они про нас знают?

– Еще бы! – хихикнули пацаны. – Мы их каждый день угощаем, а они каждый день кочевряжатся. Обзывают урзов букашками, а сами за кособрод позволяют за вымя дергать.

«Алкоголики!» Борька сплюнул и с презрением посмотрел на рогатые горы мускулов. Которые постепенно вдруг начали оседать… Приваливаться на травку… Раскидывать руки в стороны… И залихватски всхрапывать, покачивая дыханием траву у мокрого носа.

– Вперед! – скомандовал Чек.

Лодки резко стукнулись в берег, поварята бегом вернули пустые котлы на борт, схватили ковши и бросились отдаивать молоко. В посуду, которую только что мусолили губы ингов! «Куда смотрит санэпиднадзор?» – в душе возмущался парень. Но ноги сами несли к лохматому толстому брюху, где торчали два крепких сосца. Доить Борис не умел, но восьмирукий урз довольно ловко управился. И вот уже первый ковш превкусного молока пролился взносом землянина в чан – общественную копилку. Второе вымя… Четвертое…

Вдруг: «Беги!» – раздалось где-то рядом, и Борька взлетел на воздух! Закрутился тряпичной куклой, подцепленной за рубашку рогом гнусного шутника! Инг мотал головой, а мальчишка вертелся как заведенный под хохот очнувшихся пьяниц! Сорвался и полетел в громадные лапы второму подвыпившему разбойнику! Тот схватил урзенка, замял хрустящую бересту, свистнул, отбросил третьему!

Поварята попрыгали в лодки, Чек застыл обалдевшим болванчиком – никакой от соратников помощи! Пацан порхал, словно мяч, маша беспомощно шлангами. Пару раз ему удалось шаркнуть ножом по шкуре, но «атаки козявки» вызвали новые взрывы хохота. О, если бы наш герой на минуту стал человеком! Он бы в пару приемов поставил паскудных коров на место! Но тощий урз не способен сопротивляться сильному.

Вдруг зеркальные воды озера всколыхнулись, обрушились грозным валом на бережок, и оставили на траве… чудище разъяренное! Закрывающее полнеба! Со светящимися глазницами! С раздвинутой грозной пастью, способной одним зевком проглотить рогатого сфинкса! Алкоголики вмиг протрезвели, швырнули мальчишку в морду невероятного хищника! И бросились наутек! А Борис шарахнулся в воду и, прежде чем утонуть, разглядел: десяток быков мчатся вдаль задирая хвосты, а над ними летит-простирается, лязгает частоколом метровых клыков «привидение»…

Разумеется, парня спасли, второй раз за длинный день. Поварята нырнули и вытянули потерявшего чувства собрата, уложили скорее на лодку. И со смехом крикнули урзам на втором, отчалившем ялике, что певца утянули на дно востренные камни в карманах. Борис смолчал, от стыда сильнее прищурил веки. Лоханулся и опозорился!

– Он в глаза не смотрел! – обсуждала ребятня поведение новенького. – А инги взялись перемигиваться. Я крикнул ему, да поздно!

– Он шуршалку не снял! Береста щекотала животным брюхи, вот задиры и пробудились.

– Все правильно, – подытожил разговор очнувшийся Чек. – Но мы видим: кора белофубра потрепана и разорвана, а мальчик цел-невредим. Без защиты из кожи дерева он мог погибнуть, пока я…

– Но ты успел! Ты успел!

Писклявые голоса звенели и пропадали, голова кружилась. Борис попробовал приподняться, но вновь свалился на лавку, в досаде на слабость урза. Разве дома он шлепнулся б в обморок после короткой встряски? Закаленный в боях звездолетчик, он легко сносил перегрузки, невесомость, ожоги, ранения, выпадающие героям в коварных просторах Космоса. А тут…

– Почему я живой? – прошептали бледные губы. – Я видел, как пролетел меж зубов гигантского монстра.

– Потому что это ню-ню! Пугалка для бестолковых! Наш Чек – повелитель ню-ню!

Пацан перевел взгляд на повара.

– Есть немножко, – признался тот с гордостью. – Слизняки из нашего озера превращаются в чудищ, которых я четко воображаю. Ню-ню абсолютно безвредны и как будто бы бестелесны. Ты пролетел насквозь.

«Потому-то Чек замирал – он занимался внушением, дрессировкой комочков слизи. Устрашающая иллюзия без компьютерной голографии. В примитивном селении. Не верится…» Но урзы работали веслами и беззаботно посмеивались. «Быки» на том берегу преспокойно храпели, не съеденные, а самые лопоухие уносились за горизонт. А жуткой клыкастой твари на земле и в воздухе не было!

У острова, в теплой отмели, обессилевший парень позволил аккуратно себя раздеть и вновь положить в воды озера, в «палату реанимации». За больным никто не смотрел. Подошли претолстые дядьки, унесли тяжелые чаны с добытым молоком, поварята отправились ужинать.

Наш герой отмокал полчаса. «Деревянное» тело крепло, а беспокойный ум беспрестанно соображал: нет, здесь что-то неверно, не сходится. Недостоин такой организм разумного существа. На любых планетах природа наделяет разумное детище исключительной, пусть не силой, но выносливостью, изворотливостью. Одаренный смекалкой и ловкими трудолюбивыми пальцами, в любых условиях выживет, в жаре и на лютом холоде, одолеет в жестоких схватках стаи свирепых хищников.

Здесь мурзы сохнут в два дня, не успев стать взрослыми, сильными. А «буратинки» тонут, не в силах сопротивляться притяжению ко дну мелких камушков. Прозябают трусливо рядом с подбирающейся пустыней, не осваивают в лугах удобные территории. Не вступают в борьбу с задиристыми, но явно не очень умными соседями-алкоголиками.

Разве дома, в обличье землянина, Борька бы опозорился? Он, кого обучили держаться на воде в тяжелом скафандре и час, и пару часов до прихода команды спасателей? Но что толку от чемпионских брассов и баттерфляев, если слабенький, задыхаешься? Если редкостное здоровье, выносливость, сила мускулов остались там, на Земле?

Нет, пацан не паниковал, не искал отговорок, чтоб «слиться», замереть в бестолковом бездействии. Сила духа осталась при нем и редчайшее меж людей качество звездопроходца: умение приспосабливаться в инопланетном обществе. Да, сложно, да непонятно. Да, чужие живут по-другому. Но будущий космонавт придет к намеченной цели.

Когда Боря в вечерних сумерках вышел на бережок, в голове вызревали планы броска на Северный остров. Оставаться на Южном стало опасно, да и бессмысленно. Арсеньевы не откликнулись, получается, здесь их и нет. Пацан оглянулся вокруг и стал решительно действовать.

Простецкого выживания не бывает

Надо сказать, трудный день, когда Борька мог трижды погибнуть – от солнечного удара, от кары разгневанных урзов, от жестокости ингов, но в принципе – из-за собственного недомыслия, научил пацана: простецкого выживания не бывает. Даже в первобытном селении бывалый космопроходец запросто оплошается, если не будет вникать в тонкости отношений разумных, богов и хищников.