Л+Б. В капкане Мурзлингера

Но дети не верят, жмутся в каменные углы. Кто-то тихо испуганно воет: «А вдруг нам отрежут голову?»

– Эй, девчонка Арсеньева, струсила? – кричит чужеродный, скрытый стеной слепящего света. И машет… не фонарем! Боевым оружием, бластером! Палец выше – и бедные птички загорятся, осядут на пол комками серого пепла… – Хватит прятаться, выходи!

Лизавета сжимает ладошки товарищей по несчастью:

– Я ничего не боюсь!

И делает шаг в неведомое.

Очень просто и гениально

Горячий луч впился в щеку. Борька открыл глаза, растерянно заморгал, возвращаясь из теплой каюты сверхмощного звездолета в нереальность происходящего. Оказалось, что восьмирукие строители пирамид в швах оставили много щелочек. «Для света и вентиляции», – сообразил спросонья. И сразу почувствовал слабость. Его длинное тело, вчера бывшее карандашом, превратилось в тонкую проволоку! Пацан с трудом приподнялся, едва шевеля двенадцатью руко- и ного-шлангами. Голова противно кружилась, кружились стены и пол заостренного мезонина. Воистину, прав был Гнор: не способны аборигены на разведки и переходы, слишком быстро слабеют и сохнут.

Но инстинкт не позволил урзу предаваться печальным раздумьям, гнал вниз, на Сытую площадь.

– Ого, пересох! – вскричали бодрые повара. Они резали горы снеди каменными ножами, посиживая в тенечке. – Подходи сюда, не стесняйся! Здесь прохладней и листики сочные.

– Я – Борис с планеты Земля… – прошептал пацан, ни на йоту не рассчитывал на удачу.

– Мы знаем! – звонко откликнулись несколько голосов и заливисто засмеялись. – Про тебя уже рассказали, всю ночь бродил, спать мешал!

Замечание имело целью пристыдить бестолкового малого, заставить его уважать чужой сон и обычаи города. И будь пацан в своем облике, от стыда провалился б под землю. Но практичный урз догадался: «Про меня говорят! Это здорово! Вот это уже удача! Получается, скоро весь город узнает про чудака, других развлечений нет. Что придумать, чтобы я стал заметен и знаменит, выделялся среди окружающих? Как они отличают друг друга?» Ответы не находились, все лица казались схожими. Борис натолкал обе щеки, поблагодарил поваров тяжелым кивком головы и бессильно скатился с тропинки к живительным водам озера.

Полчаса урз балдел, затягивая воду всеми порами кожи, с удовольствием ощущая возню мягкокрылых жучков, заменивших крепкие зубы, и снова разбух до крепкого гибкого карандаша. Удивительно, у него появился мягкий затылок. Маленький, словно Луна в последней ущербней фазе, но мальчишка с волнением решил, что мозгов у урза прибавилось. Он станет сообразительнее и легко решит все проблемы.

Прилив сил подсказал новый подвиг: скорее надо забраться на высокую пирамиду, тогда он увидит всех. Узнает, найдет Арсеньевых на расстоянии взгляда! Очень просто и гениально! Парень сразу бросился в город и, хватаясь за жесткие иглы переродившихся мурзов, полез по крутой стене. Оказалось, это не трудно для проворного существа с двенадцатью зацеплялками. Скоро Боря стоял наверху, обкрутив ногами колючки, и орлиным взором окидывал панораму до горизонта.

Сразу вспомнил: когда семилеток, прикативших со всей страны с мамочками и папами, отбирали в первый класс школы будущих космонавтов, мелюзгу подняли на крышу двадцатиэтажного здания. И велели идти над улицей по разболтанной галерее из сверхпрочного, но прозрачного титанового стекла. Слышался звон и трески, и грохот, будто осколки сыплются на дорогу. Очень многим тогда почему-то расхотелось стать космонавтами. Доходило до слез, но плакали в основном тщеславные бабушки.

Худенькая девчонка с зеленущим распахнутым взглядом решила вопрос основательно: зацепилась Борьке за руку, зажмурилась и проскочила за мальчишкой не отставая! И спасибо сказать не подумала, убежала хвалиться Анвановне. Потом ребятишки бегали, крутились на тренажерах, ныряли в бассейне с тумбочки, погружались на глубину. И каждое испытание выявляло трусишек и слабеньких, и каждый день в зал с приборами и придирчивыми врачами приходило меньше народа. А Борька краешком глаза следил за малявкой: справится?

Потому что в момент, когда горячие тонкие пальчики обхватили его запястье, и пацан повел незнакомку в гудящую пустоту… А покатый настил раскачивался, и пропасть внизу затягивала… И казалось, неверный шаг – повалятся вверх тормашками, сквозь свист ветра, на узкий асфальт с игрушечными машинами… В ту минуту мальчик поклялся навсегда ее защищать.

И ждал повода. И надеялся: испугается, подойдет, опять ухватится за руку…

Но дочь космонавтов Арсеньевых оказалась крепким орешком. Упрямо сжимая губы, с отличными показателями, переходила от открытого стадиона к бассейну и тренажерам. Красиво, быстро писала, просчитывала в уме задачи по астрономии, физике, математике почти за четвертый класс!

С тех пор и пошло их тайное бесконечное соревнование. Булан стал одним из лучших учеников потока и ни капельки не расстраивался, если Вадик или Карим выполняли учебный тест в имитаторе звездолета на полсекунды раньше. Но стоило Лизавете отличиться!.. Боря страдал. Не из зависти. От досады. Она сумела! Опять! Победила на олимпиаде. Прыгнула с парашютом. Подарила школе плавучего робота Карафида с голубым лицом акваро́ида4, которого привезла с планеты Акваум мама. И ни разу не испугалась. И ни разу с памятной встречи изумрудный распахнутый взгляд не просил мальчишку о помощи.

Вот по этому поводу Борька беспричинно часто сердился. И, бывало, даже дразнился. Но тайну не доверял ни товарищам, ни отцу, ни школьной психологичке, что писала характеристики будущих звездолетчиков, на Булана смотрела въедливо и как будто о чем-то догадывалась.

Что б сказала Хмурилка сейчас, доведись ей увидеть восемь «резиновых» руко-шлангов? Растерялась бы на Мурзлингере. Еще бы! Вбивать детям в головы разумные рекомендации в кабинете в мягоньком креслице и обозревать просторы чужой опасной планеты – совсем не одно и тоже.

Пацан усмехнулся, пожалуй, впервые осознавая свое превосходство над взрослой. И внимательно огляделся. В стороне, где всходило солнце, простирались большие луга. По траве ходили стада, опасных гигантских ингов, о которых рассказывал Гнор. С виду это были быки, могучие и мясистые, с львиной шерстью на мощных загривках, с устрашающими рогами, с неестественно плоскими мордами. Борис не видел подробностей, но копытные странно питались: они садились в кружок, словно люди на пикнике, и не рвали траву зубами, а, представьте, передними лапами! И не сразу несли в рот пучки – а будто бы разговаривали! «Неужели, новые сфинксы? Жестокие и разумные!»

От этой догадки стало неприятно до отвращения, под горячим солнцем пустыни холод пошел по коже. Парень понял: он в самом деле заперт на островке, крошечным по сравнению с необъятной чужой планетой. О если б он мог летать!

Дома Боря легко справлялся с управленьем лавито, отцовского летучего автомобиля, два раза был победителем в школьных авиоралли – спортивных соревнованиях на маленьких самолётах. И даже в тринадцать лет получил на Брутелло корочки спасателя-астропилота.

Но что толку от многих умений, разви́тых цивилизацией, если бегаешь голышом в непонятном каменном веке! Если до гор, поросших высоким девственным лесом, до реки, несущей тяжелые, широко разлитые воды, многие километры, и добраться никак невозможно!

Мальчишка скрипнул зубами (фантомными, к сожалению) и решил: «никак невозможно» – жалостное понятие. Отныне подобным фразам не место в его словаре. Да здравствует: «Я могу!» Пускай не сейчас. Он подумает и что-то изобретет. Сумеет уйти от озера, если здесь не разыщет Арсеньевых.

Парень взгляд перевел на группы коричневых работяг на вершине и склонах холма, но и здесь его ждал облом. Сразу понял: урзы работают, выбирая места в тенечке. Получается, многие скрылись от «всевидящего орла» за деревьями и пирамидами. «Но солнце перемещается, и работники перемещаются. Я всех увижу по очереди. Надо только набраться терпения, пересидеть жару, не пропустить ни единого. Их немного, несколько сотен. Тем более, когда урзы поднимутся вечером в город, я запрыгаю, закричу, все уставятся на меня, и я рассмотрю лица каждого».

Чудесный план. Но прошло каких-то сорок минут… И рыбаки, ныряющие за озерной живностью с лодок, и садоводы, цепочками подающие воду наверх в тяжелых белых кувшинах, и гончары, лепящие чашки-плошки пальцами-щупальцами без земного гончарного круга, и строители, и метельщики, и смешливые повара закружились перед глазами… Сердитое солнце стукнуло верхогляда по голой маковке, и слабое тельце урза полетело к земле, цепляясь за остренькие колючки. Пацан потерял сознание и повис, как тряпичная кукла в театре у Карабаса, на самом на солнцепеке.

Этот день проживаю не зря!

Так могла закончиться повесть, печально и неожиданно. Но старый Гнор, занимаясь выделкой новой лодки, поглядывал время от времени на вершину, куда забрался его беспокойный друг. «Ах ты шалый, ведь навернется!» – переживал старик. Но воспитательных мер предпринимать не стал – жизнь сама таких воспитает.

И когда Борька вдруг покатился по опасным буграм пирамиды, безвольно и молчаливо, старый урз кинул каменный нож и бросился по откосу, по-собачьи перебирая двенадцатью гибкими шлангами. Забрался ловко на стену, снял парнишку, отнес к озерцу и бросил в теплую воду. Здесь у урзов была и больница, здесь и реанимация.

Как вы уже поняли, эти почти деревянные люди, словно наш Буратино, не тонут. Потому старик преспокойно вернулся к своим обязанностям, а Борис второй раз за утро вернулся почти с того света.

Опять над ним разливались веселые пестрые радуги, и парень с досадой думал, как катился вниз по стене, задирая руки и ноги, и как тыкали пальцами лодочники, обмениваясь остротами. Он уже собрался уплыть, не здороваясь и не прощаясь, но вдруг взгляд зацепил… Пласты превосходной древесной коры, почти березовой, белой, валялись на влажном песке без укладки, без сортировки. Бригада судостроителей азартно смолила лодку и затаптывала ногами бесценный материал.

Нет, такого счастливого случая Борис упустить не мог. Окунулся, поплавал и вышел в тенек могучего кактуса, фиолетового, ребристого, с дуплом, из которого щедро проистекала смола.

– Добрый день! – промолвил с достоинством.

– Я Борис с планеты Земля! – подхватили младшие урзы, толщиной с тепличный огурчик.

А зрелый урз, с баклажан, сурово взглянул и добавил:

– Имя дается новенькому, когда его оставляют в нашем городе боги. Или не дается совсем.

– Но я уже здесь!

– Неизвестно. Боги волю не объявили.

– Да ладно, – пацан решил не спорить о небожителях. – Могу я спросить, каким образом вы используете кору?

– Ее берут огородники. Укладывают на грядки, чтобы не испарялась вода, и не росли сорняки.

– Всего-то! А посмотрите, из коры можно сделать много интересных и нужных вещей.

Пацан выбрал самый чистый прямоугольный лоскут, сложил пополам, аккуратно склеил смолой бока и водрузил на маковку:

– Получилась отличная шапка, чтобы солнце не припекало.

Изобретение было встречено дружным хохотом. Даже Гнор добродушно фыркнул и покачал головой.

– А еще вы можете делать простенькую одежду. Например, вот такие рубахи. Одолжите, пожалуйста, ножик, – обратился парень к точильщику, сидящему чуть поодаль.

– Дарю, – отозвался урз, представление его забавляло. – Выбирай себе камни востренные, я для этого и работаю.

У черных ног на песке лежали ножи, топоры, скребки, крючки и зубила. Все каменные, с удобными деревянными рукоятками. Похожие инструменты бабушка-археолог доставала из недр Сахары и показывала внучонку, когда мама с Борей летали в кругосветное путешествие. Отсюда, кстати, и знания о коварных песчаных бурях.

«А нет у вас медных, железных, серебряных или бронзовых?» – чуть было не ляпнул Борька, но вовремя прикусил не в меру длинный язык. Он выбрал легкий топорик с короткой удобной ручкой и три крепких длинных ножа. Такие четырехгранники наш пращур вставлял наконечниками для деревянных копий. Но, похоже, урзы не знали ни настоящей охоты, ни кровопролитных войн.

В Сахаре Боре встречались кочевники на верблюдах, не желавшие приобщаться к удобной цивилизации. Эти люди носили накидки, похожие на половички, с узкой прорезью для головы, с загнутыми низами, образующими карманы на животе и спине. А если склеить бока и уменьшить прорезь карманов, чтоб ничего не вываливалось – получится супер-рубаха! Спасающая от солнца! Позволяющая носить все свои запасы с собой! Выделяющая человека среди сотен голеньких урзов.

Не прошло десяти минут – и пацан предстал перед зрителями в белоснежном жестком наряде, а лодочники попадали, хватаясь за животы, надрываясь от развеселого безудержного повизгивания. Борька сам понимал: похож на огородное чучело, но моднявые ивонки5 с чуйсами6 почему-то остались дома.

Парень сел, переждал доказательство нечаянной популярности, и показал, как можно смастерить простецкий стакан. Если полоску коры склеить короткой трубкой, а ко дну приделать кружок, получится очень удобная посуда под молоко. Такой стакан должен быть у каждого умного урза. Его надо мыть и хранить в кармане своей рубашки. А иначе можно нарваться на какую-нибудь инфе… Заболеть, умереть, одним словом.

– Что такое бореть-помелеть? – с опаской спросил старик.

– Ну, когда я упал, заболел.

– Потому что был без стакана?

– Без воды, без одежды, без шапки. А подумайте, если склеить другой, большущий стакан, – Борис начертил на песке, – а сверху приделать ручку… – парень окинул взглядом материал вокруг лодки, – из прочной лианной веревки, будет у вас ведро, легкое и удобное. Огородники меньше устанут, поднимая воду на гору. А если, когда надумаете пробираться через долину до большой широкой реки, ее хорошо видно сверху…

Картинка: два острова, озеро, на востоке река с волнами.

– Возьмёте с собой много ведер, заполните все водой, таким образом не засохните.

На новом изображении, довольный урз мок в посудине. Это лодочников озадачило. Не то, чтоб кто-то планировал аварийную эвакуацию, но все новое интригует.

– Я толстый, не уберусь, – с сомнением заметил Гнор.

– Для бывалых людей можно сделать повозки из ваших лодок, если к ним приспособить колеса. Колесо – это крепкий кругляш, вырубленный из дерева, крепится на оси. В лодках много воды увезете, вот и будете мокнуть по очереди. У реки колеса открутите, поплывете на юг или север, куда душа пожелает. На берегу найдете безопасное сытное место, построите новый город.

Рисунки один за другим ложились на влажный песок.

– Ты позабыл про ингов, – заметил сердитый лодочник, толщиной с баклажан. – Злые инги поделки раздавят и от нас ничего не оставят.

Боря не забывал. Он напряженно думал. Сначала представил шеренгу урзов с горящими факелами. Может быть, огонь отпугнет быкоподобных сфинксов? Потом понял: островитяне до сих пор не знают огня. Или знать его не хотят. Потому что сами горючие. Хорошо было нашему пращуру приручать горячий цветок: обжегся и поумнел, впредь будет поосторожнее. Человек почти не горит, урз вспыхивает мгновенно. Боря этого не видал, но все равно догадался.

– Похоже, инги разумные? С ними можно договориться? В сторону отойдут и нас до реки пропустят.

– Договариваться? С животными? Ступай на дойку, калякай, а мы издали полюбуемся.

Это глупое предложение совсем осрамило Борьку и все его изобретения. Бригада взялась за лодку, а парень сложил в карман топорик, ножи, веревку – кто знает, вдруг пригодятся? Подумал, отрезал длинный белоснежный кусок бересты, свернул рулоном. На нем напишет самое главное, что может утратить память, когда найдет, чем писать.

И Боря ушел печальный, с прискорбием понимая: знания цивилизации не дают ему в каменном веке заметного преимущества. Аборигены держат космонавта за болтуна, весь город над ним потешается. Может быть, бессмысленно вдалбливать в примитивный, не развитый мозг открытия, до которых постепенно сами додумаются? Если выживут после бури.

Кстати, буря… Он мог бы сбежать, если очень бы постарался, затаился в лесу в одиночестве. Но вдруг здесь погибнут Арсеньевы? Развивающимся яснознанием, парень чувствовал близость друзей, видел Лизу, просящую помощь. Потому оставался на острове.

Но сегодня шквала не будет. И птички поют, и слабенький, разомлевший в жаре ветерок ласкает горячие щеки. И пустыня… Пацан оглянулся. Тонкий лодочник не работал. Напряженно смотрел на рисунки, обдумывал, запоминал. И Борис с тайной гордостью понял: «Этот день проживаю не зря!»

***

Спортивный зал «Супермена» – не лучшее место для встречи босса и подчиненного. Но вонючий цикнот… Уп-с, как там? Величайший Гений Вселенной проверяет спортивные качества захваченного Буланова, намеренно унижает пернатого Пикарида. Мальчишеская фигурка в спортивном белом костюме раз за разом взлетает в воздух, отталкивает ногами упругую сеть батута, крутит дерзкое сальто-мортале. Отвратительно.

– Великолепно! – Мурзлингер прыгает на пол, от избытка юной энергии крутится колесом. Встает на весы, проверяет давление с сердцебиением: – Хоть бы что! Ай да парень с Земли! Мои доктора протестировали новеньких с «Супермена». Отличные показатели. Каждого, если надумаю, можно будет легко продать. Очень выгодно, даже бабку.

Толковая мысль. Но радостное веснушчатое лицо и звонкий голос подростка раздражают черного гера.

– Сомневаюсь. – Пернатый отводит полуприкрытый взгляд в самый далекий угол. За завесой мальчишеских глаз прячется ум стервятника. Нельзя допустить, чтоб Мурзлингер читал в его голове, словно в открытой книге. – Пропавшие слишком известны. Их ищут отряды спасателей, добровольцы, космополиция.

– Когда нас это смущало? На Гуцонде и Офакризе гуманоидов разбирают в частные зоопарки, устроим аукцион.

У Пикарида руки покрываются липким потом. Черноперый сфинкс распрямляется и горделиво скрещивает на груди тяжелые мускулы. Но ладони прячет подмышками. Когда Мурзлингер связался с криминальными коллекционерами, похожими на крокодилов? Кого еще предложил? Почему открыто рассказывает? Будто каверзно намекает: «И ты, мерзавчик, брыкаешься в моей безраздельной власти. Что хочу с тобой, то и сделаю!»

– Эй, о чем задумался? Брось! Все равно меня не передумаешь. Вызываю на бой!

Мальчишка скачет пред Пикаридом, закрывая лицо воинственно сжатыми кулаками. Это вроде бы бокс? Забава тупых драчливых землян? Да я тебя одним пальцем… Вдруг – бац! Накаченный сфинкс летит безвольным мешком через плечо подростка! И бухается на спину, неловко раскинув лапы.

– Рехнулся? В боксе бросок?

– Хоть подсечка! Мой принцип – победа, а не возня по правилам!

Борис-Мурзлингер хохочет, не весело, с наглым вызовом, сквозь земное лицо проступают гаденькие черты обрюзглого маракаска.

– Славненький организм, фонтанирует радостью юности! Никогда так в жизни не прыгал! Зачем его продавать? Оставлю себе.

Пикарид не спеша встает, отряхается:

– Не советую, не солидно. Воротилы Большого Космоса не станут вести дела с сомнительным недоростком.

За практичным советом кроется желание отомстить, спихнуть драчливого Борьку в зверинец гуцондского крящера. Чем скорее, тем лучше. О мести виновнику всех проблем он подумает в отдалении, потом, в закрытой пещере.

– Узко мыслишь. – Мурзлингер запрыгивает на беговую дорожку. Ни на миг не сбивая дыхания, набирает темп, сыплет доводами: – Мне мальчишка будет полезен для возвращения молодости. Чем шустрее мускулатура, тем активней работает мозг – взаимосвязь доказана. Да и сам по себе волчонок, если вдуматься, перспективный. Наследственный астронавт, единственный отпрыск Булановых, знаток бортовой мозготроники звездолетов Земли и Брутелло. Несмотря на щенячий возраст, допущен к самостоятельному управлению кораблями, уже награжден медалью «За спасение экипажа». Айтишник высшего класса. Побегает по пригоркам, набьёт шишек и успокоится. Со временем приручу. Захочет вернуться в тело – станет моим помощником. И Арсеньев баб не отыщет. Два-три раза умрет-воскреснет – сообразит, где лучше. Мне пилоты нужны.

– А мои…

– Твои свистуны поглупели! – Жесткий взгляд откровенно копается в мозгах вспотевшего сфинкса. – И у тебя под перьями былая сноровка выветрилась. О мелких мошенствах думаешь, о нищенской местной торговле.

Взгляд смягчается до презрительного. Пикарид переводит дух и как можно более глупо, угодливо улыбается.

Лицо «Вершителя судеб» проступает еще сильнее сквозь мальчишеские веснушки:

– Помни, предупреждаю – не протягивай когти к новеньким! Кстати, к девчонке тоже. Блок контроля сознаний не находят ее на острове. – Опять рентгеновский взгляд. Чёрный гер пожимает плечами. Впрочем, на «вздорных бабах» Вершитель не заморачивается. – Хочешь взглянуть на Арсеньева? Экспонат экстра-класса.

Мурзлингер выходит и возвращается в теле… Мощного маракаска, зеленовато-бурого, с оголенным бугристым черепом, узким поджатым ртом. Маленькие глаза прячутся под тяжелыми полуприкрытыми веками, переломанная переносица выдает опасное прошлое. Баранда Брокура, покачиваясь после долгих недель неподвижности, подходит к железу, играючи поднимает пудовые гири.

Сфинкс раздавлен. Смотрит на собственное недостижимое тело… Его тянет к нему, пальцам хочется прикоснуться к бицепсам-трицепсам… Но нельзя. Ответный удар переломает челюсть. Без приказа Мурза – кулак сработает автоматически. На уровне агрессивной подсознательной настороженности.

Бывший космопират осторожно отходит в сторону. И делает вид, что слушает болтовню о необходимости поднимать «свистунов» из карманов, каждому задавать усиленную нагрузку. И даже о благотворном влиянии импульсов Гения на извилины поглупевших в чужих телах подчиненных.

– Почитаю за честь… Благодарствую… – цедит сквозь зубы сфинкс.

А сам исхитрённым, раздвоенным под пернатой шапкой сознанием, пытается догадаться: о чем молчит скользкий тип? К чему этот цирк? Выбирает новую оболочку? Ясно, женщинами побрезгует, а присвоить Брокуру может…

Пикарид уходит озлобленный по мерцающим коридорам плененного корабля. Мурзлингер что-то меняет. Но что? Сохранит жизнь соратникам? Или погубит вместе с не нужными, отработанными?

Буланова надо выловить. Изолировать за толщей камня. Девчонка-гера поможет, она и станет приманкой.

Встречный робот выносит из склада открытый короб с мозгютерами. Гер «нечаянно» дергает крыльями, короб падает, легкие кубики высыпаются и отскакивают.

– Прошу простить за неловкость. Надеюсь, вы не ударились? – бесхитростная железка наклоняется, собирает…

Крыло заметает мозгютер, руки прячут в сумку на поясе. Дело начато. Стравим Буланова с вероломным шакалом Мурзлингером…

Я влип по самые уши. Какую казнь мне придумают?

Теперь, в небывалом прикиде, Борька стал виден всем. Чем и решил воспользоваться. Забрался на холм и двинулся осторожно меж узких грядок, разделанных на террасках. Этого бы хватило, чтоб его заметили многие. Чтоб прибежали пощупать невероятное платье, с любопытством пошарить в карманах, примерить шапку-панамку. Но Борис усилил эффект. Он запел прекрасную песню, любимые всеми Арсеньевыми.

Тут надо сказать, пацан с семейством Елизаветы путешествовал не случайно. Полгода ребята жили на далекой планете Милене, которую космопроходцы готовили для заселения7. Но потом родителей Бори перевели на Бьянку, кишащую грозными хищниками, а Арсеньевым предоставили на Земле коротенький отпуск перед новым опасным заданием.

Вся компания отдыхала в живописном поселке Радужное, у хрустального синего озера. Оказалось, Арсеньевы любят и поют народные песни. Сядут, бывало, вечером после жаркого дня на крылечко, тут Виктор, большой, круглолицый, с коротким взъерошенным чубчиком над прищурами добрых глаз, вдруг заведет приятным оперным тенорком:

Вдоль по улице метелица метет,

За метелицей мой миленький идет;

Ты постой, постой, красавица моя,

Дозволь наглядеться, радость, на тебя!

В этом месте мальчишка смущался, ему постоянно мерещилось: отец намекает на дочку, на Борькино к ней отношение, тайное и растрепанное.

А когда доходило до главного: «Красота твоя с ума меня свела, иссушила добра-молодца меня», Борис краснел, отворачивался. И все-таки замечал: дядя Витя поет тете Лене. Он опять признается в любви, через тридцать лет после встречи. И маленькая Елена, белокурая, тихо-улыбчивая, замерев, сияет от счастья. И из глаз у них льется свет, вроде личный, но согревающий, ласкающий всю компанию. И любимую доченьку Лизоньку, и бесценную мамочку Аню, и вихрастого друга Борю. И было так трепетно-радостно внутри этого теплого света, что пацан не стеснялся и пел, подражая мальчишке Лоретти8, итальянские чу́дные песни. И соседи, что проходили по своим делам, останавливались, садились в саду и слушали, и усталые лица светлели…