Л+Б. В капкане Мурзлингера

Вставай, Бро, не то мы засохнем!

Опустилась темь, резко, стразу. И все кабачки резко замерли, потеряв из виду далекие башни белого города, и в ту же минуту заснули. Быть может, один Борис, обостренным инстинктом землянина, привыкшего не доверять непроглядной глухой темноте, предчувствовал выползающих из нор опаснейших хищников.

Ночь медленно перемещала по куполу небосвода неведомые созвездия. Быть может, средь них затерялось земное родимое Солнышко? И парень с великим волнением, с невольной влагой в глазах, пытался найти, угадать его льющийся в Космосе свет, словно взгляд далекого друга, обращенный на отлученных.

Значит, все-таки это не тест – не бывает таких испытаний для будущих покупателей. На Земле за подобные фокусы разработчиков и тестировщиков в два счета лишили б лицензии. Эксперимент не закончится без усилий, без многих опасностей, и сроки не обозначены. Надо действовать, всеми способами приближая минуты встречи, пока гонит воля к победе, пока работает память.

Он, Булан, ни за что не отступится, покажет себя Лизавете во всей геройской красе! Или рыцарской. Или пилотской. Ладно, главное – сам всех спасет. Но, пожалуй, позволит зазнайке наложить на ранения пластыри.

А сладкая дрема укачивала, заманивала, затягивала… Боря слушал сопящего друга и во сне уже видел: он стражник, бдительно охраняющий покой утомленных товарищей…

Вдруг вздрогнул, резко очнулся. Маленький Мурзик рядом надрывно дрожал всем тельцем и жалобно плакал: «Пи-и-и, пи-и-и…» А над ним возвышалось чудовище, в серебряном свете звезд похожее на варана! Из открытой пасти свисали два жутких клыка с плотоядно капающий слюной, проворные лапы ловко обстукивали спинку друга! «Он хочет проткнуть глаза! Чтобы высосать нашу воду!»

– Атас! – закричал Борис и бросился на клыкастого! Варан на него! С налета два длинных заточенных зуба вонзились в мальчишке в грудь! А тот… Ничего не почувствовал! Без рук, без борцовских приемов, подмял под себя зверюгу, проткнул зеленое брюхо десятками жесткими игл!

Меж тем спасенный Мурзяк оклемался и деловито закопался в остывший песок, наверху остались торчать две короткие тонкие ножки. «Он этим дышит? Прикольно!»

И со всех сторон зашумели, зашевелились мурзы, и бросились в драку, спасаясь от набега вараньих вампиров! В темноте метались, дрались неясные силуэты. А Борис… Смотрел, задыхаясь, на брюшко умирающей ящерицы… Сочилась темная кровь… «Мурзы, урзы, злинги, инги и геры», – стучало в пустой голове невыносимой догадкой. Может быть, это урзы-Арсеньевы?

– Нет, Боря, это цикноты, ночные подземные хищники, – прозвучал среди треска иной, благожелательный голос. – Ты правильно сделал – спас первым криком многих разумных.

– А как выглядят урзы и злинги?

Но опять шум и треск. И обрывками:

– Осторожнее… Думай… Внимательней…

«Ночные прожоры лупят беззащитную Лизавету!» – подскочил в испуге пацан. Заткнул отверстия в панцире, где слабо текла вода, собственными колючками и бросился в новую драку!

Большинство кабачков, воители в глубине мурзячей души, с азартом вступали в схватку с клыкастым-юрким противником и хвалились кровавыми пятнами, как наградами за отвагу. Меньшинство зарылись в песок и бестрепетно почивали. «Эти днем становились камнями, – осознал в пылу битвы Борис, натыкаясь на тонкие ножки. – Они словно совсем другие». Но чем отличается соня от удалого забияки? Это знание ему не давалось.

С приближением рассвета, хищники прекратили попытки вторжения. Дивизия кабачков повалилась в песок, обессиленная, и пацан невольно заснул. И во сне видел Лизу, стоящую в пестреньком сарафанчике на траве у синего озера. Золотое солнце искрилось в рыжих вьющихся волосах, и девочка улыбалась, но отчего-то хмурилась. Малявка, соседка по парте… Или девушка… Неузнаваемая… Уходящая вдаль незнакомка с картин старинных художников… Он бежал, бежал к ней навстречу, а она крутилась в холодном калейдоскопе звезд…

– Вставай, Бро, не то мы засохнем!

Отдохнувший, окрепнувший Мурзик ткнул парня колючкой в бок. И тот покатился, слабо, с усилием переваливая отяжелевшее тело. Еще бы! Жесткая кожа превратилась в невероятно толстую скорлупу, а внутри… ни капли не булькало! Вода кончилась! А с водой у Бориса пропали силы. И прочие кабачки еле-еле крутились в песке, останавливались, задыхались, словно все мгновенно состарились.

Теперь Мурзик толкал вперед потерявшего бодрость товарища и ласково приговаривал:

– Старайся, дружок, старайся! Вот так… И еще… И чуть-чуть… Посмотри, осталось немного!

«Он сохранил свою воду, когда обращался в камень. А я влагу оставил в песке», – сообразил пацан. Но от этого было не легче, сознание пропадало и противно, пугающе путалось. «Неужели я умираю?.. Неужели они все умрут?.. Какой в этом смысл?.. Почему взрослые не заботятся о беспомощных малышах? Какие это разумные? На Земле крокодилы заботятся…» В отчаянии, Боря пытался задействовать телепатию, услышать Лизу, Елену… Поддержать их в последний час… Заставить жить, долго жить!

– Береги-и-и-ись! – прокатилось в толпе. И опять с трех сторон налетели, закружились проклятые «птицы»!

– Я прикрою… – Парень прижался колючками к Мурзику-камушку, последней крупицей воли борясь с нарастающей паникой: «Я – не лужа… Не таю, не таю… Я спасу Мурзяку, спасу… Я держусь, не страшно, не страшно…»

Но с неба спикировал сфинкс, оттолкнул пацана мощной лапой, зажал добычу и бросился подальше от соплеменников, на лету виляя зигзагами. У Бориса в сердце разверзлась тоскливая пустота. Отвратный лик алой женщины с пронзительным черным взглядом заполнил собой полнеба. «Что она сделает с Мурзиком? Сожрет его? Мерзкое чудище! Прости меня, Мурзик, прости…»

И Борис впервые заплакал, без слез, без слышимых всхлипов, прощаясь с несчастным другом, к которому привязался.

– Никогда никого не люби – обретешь свободу от боли и станешь непобедимым! – взвыл в уши экспериментатор, дневной, с издевками в голосе.

– А я тебя ненавижу! Ты убийца!

– Тупой недоумок! Молчать! Вперед! Выбрал путь – иди по нему до конца!

И опять Борис покатился, повинуясь воле инстинкта, представляя в бреду, что торопится, что бежит навстречу Арсеньевым. Они встретятся, обязательно… А иначе быть невозможно… Но когда, потратив последние, навсегда уходящие силы, обогнул высокий бархан…

Внизу простиралась долина, зеленая и цветущая. Огромное синее озеро отражало множество радуг в солнечном поднебесье, слепило глаза игрой искрящихся солнечных бликов. И это был не мираж! От воды тянуло прохладой и скорым сладким спасением. А по центру – два круглых острова, словно два горба у гигантского окунувшегося верблюда. А на островах – деревья и пирамиды разумных! А у берега мурзов встречают… полулюди?

Боря застыл в шоке, в недоумении. Он смотрел – не верил глазам! Коричневые «человечки» хватали бессильных мурзов, катящихся вниз с пригорка, и лупашили молотками! Осколки панцирей складывали в стоящие рядом лодки, а внутренности выбрасывали в глубокие теплые воды! «Как же так?.. Зачем?.. Почему?!!»

– Опасно… Туда нельзя… – Погружаясь во тьму, теряя заметавшееся сознание, Борис из последних сил старался предупредить, спасти беззаботных товарищей.

Но стадо рвалось вперед, и кто-то его толкнул, и он покатился, вниз, усиливая обороты, навстречу скорой погибели. И последнее, что увидел: высокий замах злодея с острым каменным молотком…

* * *

Почему она здесь, под сводами холодной темной пещеры? Неловкий луч пробивается в трещину в потолке, на полу копошатся, ревут детскими голосами белесые, черные птицы… Несуразные… Темнота прячет глаза и перья… Она тоже… Ручки ребенка, растущие из-под… крыльев? Оперение до колен… И ноги – корявые, страшные, когтистые лапы куриные… Почему? Ноги были другими… И кожа была другой, белой, гладкой… Или колючей? У всех у нас… У кого? Чьи лица стертыми пятнами мелькают перед глазами? Почему к ним тянется сердце?

Открывается дверь. Силуэт, высокий, черный, пугающий, направляет яркий фонарь в куриные лица… Нет, в настоящие, человеческие!

Луч впивается болью в зрачки, тишину разрывает хохот:

– Ба, сегодня удачный улов! С «Супермена» попалась Арсеньева!

Глава 2

– Очухались, ребятишки? Шевелитесь! Прыгайте в лодку!

Со всех сторон доносились приглушенные голоса. Кто-то брызгался, кто-то толкался, раскачивая волну. С невероятным усилием, Борька открыл глаза. Высоко простиралось небо, цветастое и пустое… И такая же пустота отозвалась в голове.

– Не робей, малыш, помогу!

С борта наклонилось плоское коричневое лицо, будто оттиск на старой монете с живыми глазами навыкате, и множество тонких шлангов обхватили парня, приподняли, посадили на дно посудины, заполненной «деревянными» мокрыми человечками с плоскими головами, сразу переходящими в карандашное тощее туловище, с бахромой четырех шланго-ног, с четырьмя вертлявыми выростами по каждую сторону «плеч» – руки-пальцы одновременно. «Резиновые» конечности извивались сами собой, а глупые человечки смотрели на них удивленно и смеялись, и баловались, как малые дети Земли балуются с погремушками.

– Ну-ну, ребятня, успокойтесь! Не пристало доблестным урзам корчить рожицы и дурачится, – увещал самый старший гребец с белым чубчиком надо лбом, усевшийся на носу выдолбленной из дерева и просмолённой лодки.

Он посматривал по сторонам, подгонял лодку к новым купальщикам, распластанным на поверхности теплых прозрачных вод, а помощники по бортам выбирали насквозь промокших. «Самый толстый – и самый старший, – пришла в голову первая мысль. – Урзы вверх совсем не растут. Почему совсем без одежды? Почему тут все ходят голыми?»

– Я стал урзом? – вырвалась фраза.

– Воистину так, громогласный сообразительный друг, – согласно кивнул чубатый.

– В два дня! Всего за два дня! Послезавтра я стану злингом?

«До сих пор никого не нашел! А что-то уже забыл! Что забыл? Что самое главное?»

– Злингом? – старший гребец нахмурился. Расправил грозно по длинному заостренному пальцу-шлангу от каждой сжатой «руки», указал сердито на парня: – Откуда тебе известно проклятое имя врага? Урзы трудятся неустанно, создают запасы на время, когда наступает засуха! А ленивые злинги ночами пробираются в наши кладовки, убивают бдительных стражников и сжирают все, подчистую! Они губят наши деревья! Обдирают ветки и листья! А каждое деревце кормит десятки таких, как ты!

– Простите… – промямлил Боря. Он совсем, совсем растерялся. Картина происходящего упорно не восстанавливалась. «С каждым разом будет труднее, – пришла в голову страшная мысль. – Непременно надо записывать. На чем записывать? Где добыть бумагу и ручку?»

Лодка мягко причалила к острову – к подножию холма, где высились огромные пирамиды с пузырчатыми боками. Огромные? Как оценить, что кажется урзу высоким? Какого роста он сам? Вроде, мурзы были в длину сантиметров примерно сорок. Урзы зрели у них внутри и вытянулись до шестидесяти… В таком случае, холм в высоту будет с десяток метров. Пирамиды – семь или восемь. Если глазомер не подводит. Очень трудно воспринимать реальность с двух точек зрения – человека и местного жителя. Но надо. В знаниях землянина его сила, его превосходство над простенькими туземцами.

Меж тем ребятишки гурьбой выпрыгнули на берег, и старший тут же велел выстроиться цепочкой вдоль ведущей в город тропинки. К удивлению Бориса, урзы опустились на четвереньки (о нет, на двенадцатиреньки!) и ловко полезли вверх. Да и сам он согнулся, тронул руками мокрую землю… Но опомнился, подскочил: «Я человек, человек!»

Четыре гибких ноги неловко переплетались, парень делал шажок и падал.

– Да ты совсем бестолковый, – усмехнулся заглавный урз, которого бортовые с уважением звали Гнор. – Вставай к лодке и подавай осколки панцирей мурзов.

– Зачем? – пацан содрогнулся. И ясно представил: дно выстлано белой кожей! – Это останки разумных! Их надо захоронить!

– Глупость мелешь! Мурзы – растения, полезные, закаменелые. С их помощью, урзы ловко пробираются через пустыню, а затем черепки приспосабливают для различных хозяйственных целей.

– Неправда! Они разговаривали и неплохо соображали!

– Тебе видно приснилось, малой. Чтоб растенья болтали! Ну выдумал!

«Он не знает? Он разбирается на Мурзлингере хуже меня? Это вряд ли. Я что-то путаю? Или что-то не понимаю?»

А впрочем… «Самое главное свойство звездопроходца – психологическая устойчивость, умение приспосабливаться в любом неожиданно новом инопланетном обществе», – вспомнил парень строчки учебника. И сам себя похвалил: а память-то не подводит! В параграфе есть подсказка: следует опираться на сравнения с нашим, родным, с детства привычным миром. Ну это не трудно. В земных парикмахерских, например, люди оставляют не нужные волосы. Их выбрасывают. Или делают красивые парики. А не вопят: «Благородные останки надо закапывать с тихой печальной музыкой!» Борька хмыкнул, поднял осколок, перебросил второму в цепочке, и пошла кожа мурза наверх на строительную площадку. Из нее, значит, делают «домики». Урзы быстро перекидали строительный материал. Наверху принимали рабочие, сортировали в кучи по размерам и назначению.

– А теперь покушать и спать! – одобрительно молвил Гнор. И, тряхнув на прощание чубчиком, поплыл за новыми мокнувшими.

А Борис неожиданно понял: два дня ничего не ел, ничегошеньк! И голод вдруг засосал за щеками так жадно, так требовательно, что парень бросился вслед за бегущими в город товарищами. Тоже на двенадцатиреньках.

Наверху, новый толстенький урз с короткими левыми щупальцами (потерял, похоже, в бою?) ждал компанию молодняка. Он назвал себя поваром Чеком и повел ребят меж пирамид, собранных из самых крупных колючих пузырчатых панцирей. Новорожденные урзы задирали головы вверх и с наивной душой восхищались чудесами архитектуры.

Центральная площадь сплошь оказалась занята столиками, расположенными кругами, словно сиденья в цирке, собранными из мелких, склеенных черепков с сохранившимися колючками. И на каждой игле, представьте, юных урзов ждали кусочки аппетитно нарезанной пищи! Круглый стол посередке ломился под посудой с розовой жидкостью, похожей на сладкие йогурты, на тарелках лежали сыры.

– Навалитесь с ближнего края, – радушно промолвил Чек, – с другой стороны рановато.

«Здесь готовят пищу на солнце, без огня, на горячих камнях, – сообразил Борис. – Подсушивают и вялят».

– А где можно вымыть руки? – обратился вежливо к взрослому.

– Зачем? – удивился повар. И сунул себе в рот ломтик с тонким налетом пыли. И совсем живого жука!

Ну да, жуков было множество, они ползали по столам и обкусывали еду. А юные урзы жадно толкали за щеки пищу, покоцанную насекомыми, и противных самих насекомых!

Человек в Борисе страдал, возмущался, сопротивлялся вопиющей нечистоплотности. Урз в землянине ловко орудовал восьмью грязными руко-шлангами и скоро забил полный рот кусочками нежных листьев, сладкими дольками фруктов, нарезкой какой-то живности и жуками, как же без них? Дальше пища не проходила. Пацан отхлебнул из общей чаши жирного молока. Вопрос: «А где можно взять одноразовые стаканчики?» – почему-то остался в горле.

– Молодцы! Теперь по домам! Забирайтесь на верхние ярусы, внизу будут спать, кто крупнее.

И малые урзы с пузатыми наполненными щеками направились к пирамидам, без контроля, кому куда вздумается. Боря тоже чуть не поддался сонному настроению, но вовремя сообразил: ему надо смотреть в оба глаза, выискивать земляков, пока позволяет солнце.

Пацан вернулся к откосу и сел, прислонясь к теплым панцирям. С высоты холма открывался вид на воду, на узкую полосу веселой цветущей долины, на пустыню, бескрайнюю, жгучую, где за скошенными барханами остались слабые мурзы. Их выискивали спасатели, с трудом катили колючие тяжелые кабачки, направляли с откоса в руки товарищей с молотками. «Как все это жутко. И вынужденно».

Несколько юрких лодок подбирали последних отмокших, развозили по островам. Раскаленный шар быстро падал, слепил глаза, затмевал фигуры и лица тружеников. Множество садоводов лазили по деревьям, собирали плоды с кустов и ухоженных узких грядок по пологим склонам холма. Коричневые фигурки казались Борису сверху суетливыми муравьями. Они вызывали жалостливое тоскливое беспокойство. Почему?

И пацан догадался с очевидной, пугающей ясностью: тяжелые тонны песка, гонимые всеми ветрами, каждый день навсегда поглощают полоски живительной зелени. Достаточно сильной бури – и барханы сдвинутся с места, лягут жирными кашалотами на цветы, на Чудесное зеро! И пожрут его! И задавят удивительный дар природы высохшими боками!

Парень аж привскочил – представил гигантское красное облако из крутящейся душной пыли, поднятое с земли раскаленным воздушным потоком! Сама Смерть росла, надвигалось, хохотала беззубым ртом, закрывала веселое небо! Скоро смерч упадет на них сверху! Разнесет, уничтожит два острова!

Почему эти урзы-трудяги так беспечны и легкомысленны? Зачем они поселились в чрезвычайно опасной близости от губительной власти пустыни? На земле муравьи и термиты покидают опасное место за сутки до землетрясения или, скажем, лесного пожара, а этим все как-то по фигу. Неужели не понимают? Неужели Борис обладает исключительным даром предвидения, подаренным мощным разумом, проводящим эксперименты?

Солнце медленно село за дюны. Последняя группа юных покидала панцири в гору и промчалась мимо землянина к обещанному застолью, а усталые огородники оторвались от грядок и понесли на площадь корзины со свежей зеленью. У Бори во рту жучки покрошили-помяли пищу (своих зубов не прорезалось) и растворились в глотке вместе с вкусной жидкой кашицей. Теперь можно рот открывать для вопросов и разговоров. И пацан закричал: «Я Борис!», и старался попасться каждому проходящему на глаза, но в ответ получал улюлюканья да остренькие словечки.

Последним поднялся Гнор, он с помощниками подвязывал на ночь к колышкам лодки.

– Ну что горлопанишь, сердешный? – спросил старик добродушно и уселся на землю рядом, немножечко поболтать. – Зря ты тут высыхаешь без толку. Сказано: марш по домам! Так и делай, как старшими велено.

– А старшие понимают: не пройдет двух дней, нас накроет с головами пыльная буря! Пора бежать без оглядки!

Лодочник усмехнулся:

– Ишь ты, крохи соображаешь. Да не дрейфь, великие боги все ведают наперед и наш городок прикроют.

– Прикроют?! – Борис подскочил от невероятной глупости простоватого собеседника. – Да если бы люди Земли надеялись на богов, они б до сих пор дрожали у костров в вонючих пещерах!

– Кто такие люзидемли? – отреагировал урз, и на парня взглянул с подозрительностью. – Злингов гонял, от ингов сам убегал, а с люземлями не встречался. Это пришлые, наши враги? Как дерутся? Где обитают?

– Нет, друзья. Но они проживают за дальними-дальними звездами и ничем не могут помочь. – Пацан и сам понимал: лопочет полную чушь с точки зрения местного жителя. Потому решил поскорей перейти к неотложным вопросам: – Нам надо собрать в дорогу самое необходимое и убегать отсюда, искать безопасное место для нового поселения. Сейчас, как можно скорее. До бури успеем пройти значительное расстояние.

– И куда прикажешь бежать? В лугах стада диких ингов, они нас порвут, затопчут! А севернее зверье. Друты, жруты питаются злингами, но воруют при случае урзов. Нас, малыш, окружают враги, уйти никак невозможно. Даже если какой-то счастливчик избежит мучительной смерти, он к утру все едино засохнет. Нельзя покидать урзам озеро.

– А разве дальше нет рек, озер, морей, океанов? Вы посылали картографов? Составили планы местности?

Старик совсем рассердился:

– Да что ты заладил, дурень! Вспоминаю, были у нас пустоболы вроде тебя, всё бегали, всё кричали, как будто кого выискивали. А уж коль находили приятеля, такого же болтуна, радовались да прыгали. А потом уходили навеки, гибли в чуждых краях. Не может урз без воды.

«Пустоболы? А может, земляне, кого заманили раньше дурацкими новыми играми? – сообразил Борис. – Они находили друзей вот здесь, на этих холмах… Это значит, ничто не потеряно!»

– Вы не можете утверждать, чего никогда не видели. Они не погибли, выжили, – упрямо заверил парень.

– Знамо, сгинули, коль не вернулись. – Старый Гнор с усилием поднялся, прекращая уже надоевший бессмысленный разговор. – Кругом враги, мальчик, помни! Даже тут, на соседнем острове. А ну, попробуй-ка, сунься на другую сторону озера – камнями вмиг закидают.

– А если к нам кто-то сунется?

– Ясно дело, и мы зададим негодяю изрядную трепку. Зачем нам нужны соглядатаи?

– Соглядатаи? – Каждая фраза уводила в новые дебри. – А разве у вас есть секреты, военные или промышленные?

– О-хо-хо! Откуда ты слов заковыристых понабрался? Пошли, малыш, почивать. Поработаешь завтра, умаешься, и будет тебе не до трепа.

– А как же песчаная буря?

– Буря бурей, а отдых отдыхом. Говорю тебе, не боись, боги о нас позаботятся.

Старик развернулся, направился в сторону городка, отчаявшись образумить непонятливого собеседника. И Боря двинулся следом, другого выхода не было. Соображая, где бы раздобыть молоток и лопату, чтобы после столпотворения проделать дырку в стене и выбраться из-под песка.

Нижнее помещение пузыристой пирамиды, куда привел парня Гнор, походило на зал с колоннами, высотой сантиметров восемьдесят и метров восемь в диаметре, с потолком, усыпанном дырками. Весь пол был занят телами засыпающих толстых урзов, но у стен еще копошились самые неугомонные.

– Убирают в кладовки еду, которая пересохла, – сообщил старик с вящей гордостью за свой хлопотливый народец. – Вот и будут у нас запасы на случай неурожая. А ты, малой, марш наверх.

– А где тут лифт? Или лестница?

– Опять несешь околесицу! На первый раз пособлю.

Крепкий урз легко поднял тощего и направил вверх головой в отверстие в потолке. Оказалось, там круглая комната, на полу храпят горожане немного потоньше старших.

– Вверх, вверх! – забурчали усталые, завидев малого урза.

Борис подтянулся на шлангах (или все-таки на руках?), встал на пол и огляделся. Дыра над ним вела выше, и другой бы полез искать свободное помещение. Но наш герой не таков! Сразу заметил в стенах пролазы в соседние комнаты и понял: а пирамида, по сути, большой муравейник. Наконец, появилась возможность не спеша взглянуть в лица спящим! Не лёгонькое решение, если вспомнить: прошлую ночь пацан спал пару часов, гонял кровожадных цикнотов. И малыш Мурзяка был жив… Как это было давно! В другой, предыдущей жизни…

Но пацан уже сознавал, что каждый час на Мурзлингере приносит новые беды, способные навсегда разлучить пятерых землян. Умных, сильных в собственном теле, ослабевших в чужих обличиях. Что в неустанных поисках дорогих любимых Арсеньевых нельзя опускать ни единого, даже самого малого шанса, невозможно терять ни минуты. В любой момент будет поздно.

«Как я догадаюсь, если друзья окажутся рядом?» – задал парень немой вопрос коварному похитителю. Но ответа не получил. «Я должен искать средь ровесников? Они все «рождались» со мной в один день и в той же пустыне? Или вы поместили сознания в урзов, геров, ингов и злингов?»

Тишина в голове. Удручающая. Пацан постоял минуту, с тоской понимая: брошен на произвол судьбы, без подсказок и без поддержки. И пошел не вверх, а кругами по спальням второго яруса. Шестого… восьмого… десятого… Неустанно твердя: «Я – Буланов!» Получая в ответ толчки, бормотания и ругачки. Когда добрел до последней пустой комнаты на верхотуре, свалился с ног как подкошенный. И надолго жадно заснул.

* * *

Тишина, темнота… Голодные, перепуганные детишки не известных науке разумных устали кричать и плакать, нахохлились, стоя спят. Где она? Ответ прост и страшен – на не открытой планете, в плену у злобного сфинкса.

Каким образом, кто перебросил ее сознание в птицу? Их сознания..? Папы и мамочки? И бабушки? И Бориса? Они живы? Да, да! Надо верить! Это был захват корабля? Или захват рассудков?

Память медленно возвращается, выдавая минуты прошлого кусками бессвязных пазлов…

Было жарко… Вроде, в пустыне…

И зябко во льдах пещеры, искрящейся сталактитами…

Они вырвались, взмыли в небо, неумелые белые птицы! Кто-то падал безвольными камушками, но внизу метались… орлы? Ловили малюток ловкими человеческими руками, кричали: «Машите крыльями!», подбрасывали, следили… А сверху черная ведьма с растрепанной шевелюрой, с крылами летучей мыши, кружила над белой стаей, гнала в Изумленное озеро…

В манящие теплые воды, отражающие закат, где смеялись, прыгали девочки… Она тоже … Но кто-то схватил, поволок на дно, в мутный омут…

Дверь скрипит, входит толстый и черный, слепит глаза фонарем, следом три подросшие девушки. У каждой в руках сверкают смертоносным оружием лезвия остроконечных ножниц.

– Девочки, не пугайтесь, – говорит белолицая, главная, а сама косится на черного и явно его боится. – Мы подрежем вам перья на крылышках, это совсем не больно. А потом вас покормят, и каждая получит на день работу. Понимаете? Если делать, что прикажет наш господин… Наш добрый, великодушный, сиятельный Пикарид, будет все хорошо. Подходите. А то нам совсем не хочется вас ловить, удерживать силой…