скачать книгу бесплатно
– А младенец-крокодильчик? Он такой же свирепый, как и его взрослые родители!
– Но он же маленький! С ладонь величиной, не более!
– Только и всего.
– Ничего, поживем – увидим. Не может быть, чтобы это был какой-то монстр – не было бы так приятно гладить яйцо.
– Может, в этом и есть его коварство?
– Так можно что угодно опорочить.
На пятьдесят шестой день вес и размеры яйца стабилизировались окончательно. Не переставая «пить», яйцо, достигнув веса семидесяти двух килограммов и длины одного метра двенадцати сантиметров, больше не росло. Его температура несколько снизилась, но чувствовалось, что оно продолжает активно жить. В дневник наблюдений мы с некоторых пор стали заносить не только данные измерений, но и наши впечатления. Мои становились все более нетерпеливыми, а Милочкины – наоборот, все более сдержанными.
На случай, если птенец проклюнется ночью, мы, ложась спать, оставляли открытыми двери в спальне и в детской. А чтобы не пропустить это событие днем, мы пошли на уловки на работе. Милочка организовала свой рабочий день так, чтобы работать по вечерам, а я – наоборот, с утра. Мы томились в ожидании, а яйцо словно испытывало наше терпение, оставаясь в одной поре.
– Пусть бы уже вылуплялся кто угодно. А то так, ни дела, ни работы.
– Не спеши, Костя, еще не известно, сколько хлопот нам этот птенец потом доставит.
– Только не нужно пророчествовать, Милочка! Жизнь покажет.
Наш разговор прервал телефонный звонок. Было начало одиннадцатого вечера. Я решил, что это Коренцовы с каким-нибудь предложением на завтра и снял трубку.
– Алло!
Трубка молчала, но чье-то дыхание было ясно слышно.
– Да говорите же, наконец, не то я положу трубку и выключу телефон!
Послышался тяжкий вздох, а потом елейный голосок Светланы.
– Здравствуй, Костя. Как поживаешь?
– Спасибо, Света. Пока на жизнь не жалуюсь, а что?
– Да, так… соскучилась. Решила поинтересоваться твоим житьем-бытьем. Что у тебя нового?
– Так, ничего особенного. Живем помаленечку.
Она замолчала. Милочка сидела настороженная и вся бледная.
– Что ты еще хотела, Света?
– Да я, собственно, ничего. А ты не хочешь спросить, как поживаю я?
– Нет, Света. Я просто не сомневаюсь, что у тебя все отлично.
Трубка вздохнула и продолжала молчать. Чтобы разрядить неловкую обстановку, я продолжил:
– Теперь у тебя муж – настоящий мужчина, с приличным заработком, красивый, статный, доктор наук, полковник…
– Да разве в этом дело? – перебила она, – главное – чувства и нормальные взаимоотношения… – я услышал, что она плачет.
– Ты же сказала, что теперь по-настоящему полюбила его, именно его. Что, уже разлюбила, что ли?
Она продолжала плакать в трубку. Месяца два назад я бы упивался местью, говорил бы ей колкости, издевался бы над нею. А сейчас не знал как себя вести, что сказать. В душе нарастало чувство какой-то неясной тревоги.
– Света, уже поздно, завтра на работу. Пора спать. У тебя все?
– Извини, Костя. Спокойной ночи и… привет Милочке.
В трубке послышались короткие гудки. В задумчивости я медленно положил трубку.
– Она что, хочет вернуться?
– Нет, видимо, впервые серьезно поскандалила с новым мужем. А он-то не я, а «настоящий мужчина». Познала оборотную сторону медали.
– Сердце дрогнуло?
– Не очень. Просто появилась новая причина для тревоги. Еще начнет бузить вместе с сыновьями. Но я все выдержу. У меня хватит сил до конца бороться за свое счастье… Прости, Милочка, за наше счастье.
– Если она вернется, она будет ценить тебя и будет относиться к тебе совсем иначе…
– Что значит «ценить»? Семья, это что, базар или комиссионная лавка? Разбитую вазу не соберешь. Моя психика уже перестроена, я отвык от нее и от ее штучек-дрючек!
– Нет, я, кажется, лишняя в этой игре.
– Милочка! И ты готова так просто от меня отказаться? А как же я? Я же полюбил тебя!
– А Светлану ты всю жизнь любил…
– Хва-а-ати-и-ит! Я не хочу больше о ней слышать! Она специально решила поиздеваться надо мной! Она хочет уничтожить во мне все живое! Это не человек! Это женщина от Сатаны!
– Костя, успокойся, милый. Слышишь, там что-то упало. Не с яйцом ли что? Пойдем посмотрим.
Я замолчал, решив, что Милочка просто отвлекает меня. Мы прислушались. В спальне было тихо. Никаких признаков жизни. И тут послышался звук, словно расколовшейся посудины, а потом – рассыпавшихся черепков – трах-та-та-тах! Мы вскочили с постели и побежали в бывшую детскую.
Когда я включил свет, Милочка уже сидела на корточках возле того места, где раньше лежало яйцо, а сейчас под обломками скорлупы шевелилась какая-то слизистая масса. Милочка осторожно начала снимать осколки и откладывать в сторону, и я начал делать то же самое. Убрав с поверхности осколки, мы увидели, что под ними шевелится не слизь, а что-то живое под оболочкой, покрытой слизью. В некоторых местах оболочка была прорвана, и через прорванные отверстия было видно что-то розовато-белое, шевелящееся, обильно покрытое такой же слизью.
– Ножницы! Надо освободить его от оболочек и очистить от слизи! Неси ножницы!
Я принес ножницы, и она принялась энергично кромсать оболочки, а потом разгребать слизь. Сначала мне показалось, что в слизистой массе копошится большая розовая лягушка и еще что-то темновишневого цвета. Милочка уверенно разгребла слизь и поднялась с корточек, вытирая руки взятой со стола салфеткой.
– Господи, помилуй! Ты видишь, это что-то человекоподобное. Вот пуповина, соединяющая его с плацентой. Смотри, – она указала на темновишневую массу, – это плацента. Такая мощная!
– Откуда ты знаешь, что это плацента?
– Я же врач все-таки. Теперь мне нужен шелковый шнурок или нитка, чтобы перевязать пуповину. У тебя есть? Ищи скорее.
Я принес целую бобину толстых шелковых ниток.
– Годится?
– Отлично годится! Нужно теперь крепко перевязать пуповину, а потом перерезать.
– А ты уверена, что нужно именно так делать? А вдруг ты его убьешь этим?
– Еще раз говорю, я врач и кое-что в этом смыслю.
Она перевернула существо на спину и подняла над ним пуповину.
– Подержи вот так, да смелее ты! Крепко держи, чтобы не выскользнула!
Я сжал пуповину, и в ту же секунду существо сделало вдох, а потом издало гортанный звук, похожий на плач, потом еще, еще…
– Видишь, ты пережал пуповину, и оно начало самостоятельно дышать и даже закричало. Значит, мы все делаем правильно. Держи как прежде, я сейчас.
Она крепко перевязала пуповину у основания, взяла ножницы и перерезала сначала длинный конец нитки, а потом пуповину. Брызнула кровь. Существо вскрикнуло и зашлось плачем.
– Все, теперь оно самостоятельно, свободно от плаценты. Осторожно бери его и неси в ванную.
Оно было все горячее, слизистое, шевелящееся и всхлипывающее. Я поднял его и понес в ванную, куда вперед меня вбежала Милочка и открыла душ. Умеренно теплой водой она стала смывать с него слизь. И в свете яркой лампы я увидел, что это… – человеческое существо!
– Господи Иисусе!.. Милочка!.. Да это же человек! Смотри, все пропорции человеческие!
– Да, девочка! И какая крупная! Только худая-прехудая. Волосы-то, какие белые! Ишь ты, ножками сучит! Вот это да, просто чудеса!
– Смотри-ка, ей нравится купание, улыбается, потягивается, аж глазки закрыла.
– Костя, возьми мою махровую простыню. Дай сюда. Так, теперь вынимай ее из воды, а я накрою и вытру. Отнесем ее в залу на диван и там рассмотрим, как следует. Пропусти меня вперед, я диван подготовлю.
Диван был уже разложен. Милочка застелила чистую простыню и наволочку, и я положил свою довольно-таки тяжелую ношу на белоснежную постель. Милочка тщательно вытерла с нее остатки воды, и мы стали ее рассматривать при полном освещении.
– Да это же вполне взрослая женщина! Смотри, у нее уже и груди есть, и волосики, где положено, и таз широкий! Только худая очень. Принеси-ка из аптечки зеленку и квачик, я ей пупочек смажу. Ах, ты, ласточка моя! Кто же ты такая? Как же так получилось, что ты родилась в этом яйце и сразу взрослой?
Она словно прислушивалась к Милочкиной речи, повернулась в ее сторону и широко открыла ярко-голубые глаза. Потом медленно, постепенно закрыла их, мерно задышала и затихла.
– Кажется, она заснула. Давай накроем ее одеялом и тихонько выйдем. Нам тоже надо поспать. Двери пусть остаются открытыми. Проснется – подойдем. А утром решим, что с нею делать и как кормить.
Мы легли, но сон не шел.
– Милочка, как ты думаешь, она будет нормальным человеком?
– Трудно сказать какой она будет. Может быть, она вырастет пятиметрового роста…
– Нет, что ты! Ты же говоришь, она уже взрослая.
– Да кто его знает, это по нашим меркам взрослая, а она не такая, как мы.
– Только родилась необычно, не по-людски. По-птичьи скорее. А так вроде во всем такая же, как и мы.
– Завтра я сделаю ей полный медосмотр, и кровь возьму на анализ. Попробуем покормить ее молочком, а потом посмотрим. Зубы у нее уже есть.
С минуту мы помолчали.
– Костя, а как мы ее назовем?
– Имя-то мы ей придумаем, а вот как мы ей документы оформим? Кто ей свидетельство о рождении выпишет?
– Да, проблема. Ничего, что-нибудь придумаем… Я засыпаю. Спи и ты.
В шесть утра мы были разбужены ненавязчивым плачем и кряхтением. Прибежав в залу, мы увидели, что новорожденная пытается сбросить с себя одеяло. Милочка помогла ей в этом, и мы увидели, что простыня под ней мокрая.
– Сейчас, сейчас, моя ласточка! Сейчас мы поможем тебе! Костя, неси ее в ванную, а я заменю простыню.
Я отнес ее в ванную и стал поливать из душа теплой водой. Она успокоилась, на несколько секунд зафиксировала на мне взгляд, и на ее личике появилось что-то похожее на улыбку. Ее руки и ноги двигались беспорядочно, но я, как мне показалось, заметил попытку координации этих движений – она явно хотела протянуть ко мне руки. И мне было неописуемо приятно касаться ее, мыть, а затем вытирать и нести обратно в залу.
Милочка выскочила за покупками, а я стал рассматривать новорожденную. Она была исключительно худая и бледная. Длинные белые волосы с платиновым оттенком, голубые глаза, черные вразлет брови, длинные черные ресницы, аккуратный прямой носик, широкие алые губы, красивой формы уши, длинная тонкая шея. Все было на редкость гармоничным и, как мне казалось, совершенным. Тонкие руки с узкими ладонями, тонкими длинными пальцами, узкими розовыми ноготками и длинные пропорциональные ноги имели также красивую женственную форму.
Она зашевелилась и приоткрыла свои небесно-голубых глаза. Сначала они беспорядочно забегали, но потом ее взгляд зафиксировался, да, я в этом был уверен, зафиксировался на яркой шторе. А потом она перевела его на меня. Наши взгляды встретились, и я улыбнулся, не в силах противиться охватившему меня чувству умиления. Она смотрела на меня, ухватившись за мою руку. И тут она улыбнулась, так непосредственно по-детски улыбнулась, припала губами к моей руке и словно поцеловала ее. Но поцелуй не в меру затянулся, и я понял, что это никакой не поцелуй – она просто сосала мою руку. «Да она голодна», – догадался я.
– Ну, чем же тебя покормить, миленькая? Пока придет Милочка, я могу дать тебе только водички.
Я принес из кухни чашку с кипяченой водой, но не знал, как напоить ее. Соски у меня не было, и я решил попробовать напоить ее прямо из чашки. Приподняв девочкину голову, я поднес чашку к губам. И она начала пить, сначала неуклюже, а потом все более и более координировано. Она выпила всю воду и откинулась на подушку. Ее взгляд опять встретился с моим, и она снова нежно улыбнулась, а потом закрыла глаза и начала засыпать. Когда Милочка вернулась с покупками, она уже спала.
– Как тут наша Дюймовочка?
– Ничего, попила водички и уснула.
– Как попила?
– Из чашки, вот из этой.
– Ну, молодец! А я принесла ей молочка, еще кое-чего детского. Давай подумаем, что будем делать. Посмотрим, что тут осталось от яйца.
Мы подошли к осколкам скорлупы, среди которых валялись розовые оболочки и плацента в луже уже начавшей засыхать слизи и крови. Я принес мусорное ведро и стал убирать, потом мыть место появления на свет нашего «птенца». А Милочка пошла хлопотать на кухню.
– Не выбрасывай, я должна внимательно изучить все это. Какая мощная плацента! Да, она всасывала воду и растворенные в ней питательные вещества. Как это делают грибы. А может быть, в ней имел место и какой-нибудь фотосинтез? Бесхлорофильный, конечно. Наша наука пока не знает ничего такого.
Мы помолчали в задумчивости, по-прежнему пребывая в шоке.
– Костя, что это за существо, по-твоему?
– Ты же сама сказала, что это вполне взрослая женщина, только еще очень худая. И нам предстоит всему ее научить.
– Да, но быть может, она только внешне человек? А внутри у нее все по-другому?
– Что за ерунду ты говоришь? Что у нее не как у человека?
