скачать книгу бесплатно
– Имя и фамилия у нее уже есть, отчество тоже…
– Ты хочешь, чтобы она носила твою фамилию? И отчество по тебе?
– Разумеется. А как же еще?
– А матерью меня запишешь?
– А ты что, против?
– Нет, не против, но она потом спросит, как это так, что мы с тобой состояли в браке – я с Толиком, ты со Светкой, а родили ее вместе. Да и все люди будут задавать ненужные вопросы.
– Что поделаешь, история появления на свет нашей Ларочки прямо скажем, невероятная. Все равно придется выкручиваться.
– Лучше давай выдадим ее за дочь либо твоих, либо моих родственников, которые, скажем, погибли в автокатастрофе. А ей вроде как признаемся потом.
– Согласен, только мог же мой родственник иметь такие же имя и фамилию, как и я?
– А мать?
– Пусть ее тоже зовут Людмила, а фамилию сама придумай. Сразу в глаза не бросится, а потом выкрутимся. А как этот твой пациент бумагу выпишет?
– Не знаю, за это мы ему деньги заплатим. При нынешней неразберихе…
– А уголовщины в этом нет?
– Тогда само рождение Ларочки тоже уголовщина?
– Ладно, уговорила.
Так у Ларисы появились документы. Осенью мы ее определили в школу. Милочка все формальности уладила опять-таки через своих пациентов, так что Лариса пошла в девятый класс после вступительного экзамена, который выдержала великолепно. Только на два-три вопроса она дала наивные и удивительно странные ответы. Но учителя на это не обратили особого внимания, девочка болела и жила до сих пор где-то в Средней Азии. Ничего, мол, удивительного.
А училась она всем на зависть. Английский усваивала на ходу. Я купил ей кассеты, компьютерные диски с уроками. И все это она запоминала с первого раза, после первого же прослушивания. Слушала англоязычные радиопередачи, смотрела фильмы, читала книги, беседовала на улице с иностранцами. Параллельно сама собой она стала усваивать немецкий, французский и другие языки, просила меня покупать ей книги, кассеты и диски для их изучения. При этом она не прилагала никаких героических усилий, никакого особого прилежания. Все получалось само собой. Учителя даже опасались за ее здоровье – не слишком ли мы девочку нагружаем.
Вскоре у нас в доме не осталось ни одной книги, которую бы Лариса не причитала и не запомнила до мелочей. В библиотеках она стала частой посетительницей и удивляла библиотекарей и скоростью чтения, и качеством запоминания. Так что нам с Милочкой было чем гордиться.
Наши дети и знакомые вскоре привыкли, что мы с Милочкой составляем супружескую пару. Никто больше не злословил. Только Лариса вызывала у многих массу вопросов: чья она, да как у нас оказалась. Мы выкручивались, как могли, но вскоре привыкли и к этому.
Лариса вела себя как любящая дочь. Особую привязанность она проявляла ко мне. Любила меня обнимать, целовать, садиться ко мне на колени, ложиться рядом на диван, гладить меня и прижиматься ко мне. Мне это было неописуемо приятно, но Милочке – явно пришлось не по вкусу.
– Ларочка, так нельзя себя вести. Папа – мужчина. Дочь должна стесняться отца как мужчины, а ты ведешь себя с ним как с любовником.
– Но почему? Это же мой папа!
– Все говорят, что ты – очень способная ученица, а тут элементарных этических норм усвоить не можешь. Существуют определенные рамки поведения, целый ряд неписаных законов, которые невозможно объяснить и в то же время нельзя нарушать.
– Нет, мамочка, ты просто ревнуешь.
– Что за глупости! Чтобы я этого больше не слышала! А ты, Костя, тоже должен суметь ей разъяснить.
После этой беседы Лариса в присутствии Милочки стала вести себя явно осторожнее. Но в ее отсутствие она так и льнула ко мне. Я хмелел от ее нежностей, особенно когда касался ее тела – то ли руки, то ли лица. Неописуемо сладкое чувство разливалось по мне, и я забывал обо всем на свете. Только огромным усилием воли я заставлял себя оторваться от нее и придумать какое-либо дело. Я вспоминал чувство, охватывавшее меня, когда я гладил то самое найденное в лесу яйцо.
Сейчас это было то же самое, только во много крат сильнее. Лариса чувствовала, что мне приятны ее ласки, и она всячески стремилась снова и снова проявить их. Милочка явно начала подозревать меня в тайных связях с Ларисой, но я, будучи абсолютно чист, с возмущением отчитывал ее.
В субботу Милочка решила сходить со мной на базар, но я предложил взять вместо себя Ларису, чтобы самому посидеть за компьютером.
– Костя, мне нужно, чтобы ты носил тяжести, а ты подменяешь себя ребенком.
– Она уже не ребенок, может и сумочку поднести.
– Ладно, Костя. Сиди за своим компьютером, а я сама поеду. Только завтра. Троллейбусная остановка у самого дома, дальше метро. Таскать недалеко. А что не куплю, потом докупим.
Зазвонил телефон. Лариса, как видно, ожидая от кого-то звонка, подлетела к нему и сняла трубку.
– Алло! Слушаю Вас. Да, квартира Панчуков. Нет, Лариса. Их дочь. Да, успели, а что? Мне? Пятнадцать. Папа, это тебя.
Я нехотя взял из ее рук трубку.
– Панчук слушает. Света? В чем дело? Я же просил тебя не звонить больше. Будь счастлива со своим полковником, а нам с Милочкой не мешай. Мы дружно, слаженно живем, чего и тебе желаю. Да, дочь, а тебе-то что? Значит бывает. Все наши с тобой дети – мои дети, а это наша с Милочкой. Привет твоему доктору наук! Все, прощай!
– Зачем ты так с нею? – спросила Милочка.
– А как я должен с нею разговаривать? Она же была инициатором развода, а теперь вот интересуется, как мы живем да как это мы дочь родили.
– Все равно надо помягче. Ей там не так сладко, как она рассчитывала.
– А нам-то что до этого?
– Папа, а действительно, как вы могли чуть больше, чем за год родить меня, вырастить и обучить? – неожиданно спросила Лариса.
Мы молчали, поверженные в шок. Милочка робко начала выпутываться:
– Ты же знаешь, что болела…
– Да ничем я не болела! Я же все помню. Я всегда была здорова. А как так получилось, что я за год успела…
– Ладно, Ларочка, станешь чуть постарше – все поймешь. А сейчас иди заниматься.
Она вышла с гордо поднятой головой, самодовольно улыбаясь.
В воскресенье в шесть утра Милочка ушла на базар, а я, едва продрав глаза, лежал в постели, отгоняя от себя остатки сна. Я слышал, как Лариса вышла в туалет, потом в ванную и тихими шагами подошла к двери нашей с Милочкой спальни. Тихонько приоткрыв дверь, она заглянула и нежно улыбнулась, встретившись со мной взглядом.
– Доброе утро. Можно к тебе?
– Входи, доченька. Чего тебе в такую рань не спится?
– Пообщаться с тобой хочу.
Она подбежала к кровати и, прежде чем я успел опомниться, нырнула под мое одеяло. Не зная как себя повести, чтобы не обидеть ее, я попытался отодвинуться. Но она крепко обхватила мои плечи и обняла меня коленом.
– Ларочка, так нельзя с папой. Это нехорошо.
– Почему нехорошо? Просто я люблю тебя, вот и все.
– Любовь к отцу нужно проявлять иначе, моя радость.
– А не к отцу?
– Но я же отец тебе.
– Папа, я все уже знаю.
– Что, что это ты уже знаешь?
– А то, что никакие вы мне не родители, а я никогда не болела. Вы все выдумали, чтобы объяснить мне мое появление на свет.
– Это кто тебе сказал такие глупости?
– Никто. И никакие это не глупости. Я все прочла в твоей коричневой тетради. Ты нашел в лесу яйцо, за которым ухаживал, а потом из него появилась я. Теперь мне все стало понятно. Непонятно только откуда взялось это яйцо и как можно объяснить появление из него человека, внешне не отличающегося от всех прочих.
– Кто тебе позволил рыться у меня в столе? Ты ничего не поняла. Это все выдумка, материал для фантастического произведения!
– Нет, папочка, ты обманываешь меня. Я же понятливая, ты знаешь. Я люблю тебя, сколько себя помню. Маму… ее тоже люблю, но по-другому. Я твоя… вся твоя…
Она обнимала меня, извиваясь и страстно дыша. У меня потемнело в глазах. Я забыл обо всем на свете, хотелось только впиться в нее губами и целовать, целовать без конца. Но она, не дожидаясь этого, сама в меня впилась страстным поцелуем, потом еще, еще…
– Ларочка, что ты делаешь?… Полюби лучше молодого парня… А я, я… стар для тебя…
– Нет, меня тянет только к тебе… Остальные мне безразличны. Ты мой… мой… А я твоя, только твоя…
Близость молодого, теплого, упругого женского тела, ее горячее дыхание и страстный шепот помутили мой разум, и я накинулся на нее, как хищник на жертву. А она стонала и вскрикивала, закрыв глаза. Ее белые тяжелые волосы разметались по подушке, ее влажные губы, раскрасневшиеся щеки и белое как мрамор тело – все в ней было неописуемо прекрасно и дышало, кипело огненной страстью. И мы сливались воедино вновь и вновь, пока я окончательно не обессилел.
– Ларочка, зря ты это сделала. Как нам теперь дальше быть?
– Не знаю. Все решится само собой, вот увидишь.
– Да, но как решится? Чем все кончится?
– Во всяком случае, ничем плохим это кончиться не может.
Она любовно погладила мои плечи и грудь, наклонилась над моим лицом и нежно поцеловала меня в губы. А когда она снова откинулась на подушку, я увидел, что дверь в спальню приоткрыта, и на пороге стоит Милочка. С минуту мы все пребывали в оцепенении.
– Так вот почему ты отказался идти на базар! И давно это у вас?!
– Милочка! Пойми… Прости ради Бога, – лепетал я как провинившийся школьник.
Лариса лежала, довольная собой и радовалась, что все так получилось.
Милочка круто повернулась и вышла в залу, а Лариса, еще раз поцеловав меня, встала и, запахнув на ходу халат, вышла с высоко поднятой головой. Я остался лежать в одиночестве, мучимый раскаянием и невозможностью возврата к прошлому, хотя бы на пару часов назад.
Я вошел в залу как побитая собака. Милочка сидела в кресле, обернувшись к его спинке, и, уткнувшись в нее лицом, сотрясалась в рыданиях. Я подошел к ней и попытался обнять, но она решительно откинула мою руку.
– Милочка, дорогая! Давай поговорим. Понимаешь, это произошло не по моей воле… Я не соображал, что делаю…
– Как ты мог, Костя? Ты… с этой… с этим… существом! В нашей супружеской постели! Ты осуждал моего покойного Толика за то, что он ходил к Ирке, а сам? Только на словах ты порядочный!
Я снова попытался обнять ее, но она опять оттолкнула меня с остервенением, и в ее взгляде было столько презрения, столько искренней брезгливости, что я невольно отпрянул.
– Фу! Как ты гадок! Как ты мерзок мне! Не прикасайся, слышишь?
– Милочка, послушай! Даже преступнику в суде дают оправдаться!
– Здесь тебе не суд! А ты… ты для меня больше, чем преступник! Ненавижу и презираю предателей! Я ухожу от тебя!
И она начала поспешно складывать вещи.
– Хорошо, что я тебя не послушала и не продала свою квартиру! Хоть есть куда уйти!
– Милочка, не горячись, успокойся, пожалуйста. Я тебе все разъясню.
Она молча сложила свои вещи и села к телефону.
– Алло! Такси можно заказать?
Лариса сидела в своей комнате и спокойно читала книгу. Когда я вошел, она подняла на меня томный взгляд и одарила обворожительной улыбкой.
– Видишь, Ларочка, что ты наделала… Мама ушла от нас.
– Значит, она тебя не любила по-настоящему.
– Ты своим поступком разрушила нашу семью.
– Ну почему разрушила?
– Я лишился жены.
– Наоборот, ты приобрел молодую, красивую жену. Да ей до меня, как до Киева на четвереньках!
– Ларочка, ты же понимаешь, что мы не можем быть мужем и женой.
– Почему? Мы уже стали ими.
– Глупости! Мы не подходим друг другу ни по какой статье!
– Наоборот, подходим по всем статьям. Она хорошая и со временем все поймет. А я быстро научусь и готовить, и за чистотой следить, и все остальное делать. Ты же знаешь, я очень способная.
– Даже слишком.
Милочка приехала еще раз на такси, чтобы забрать остальные вещи, улучив момент, когда ни меня, ни Ларисы дома не было. Ключи она оставила у соседки, и всем сразу стало ясно, что Милочка ушла от нас насовсем. На мои телефонные звонки она не отвечала. Вернее, отвечала, но, едва заслышав мой голос, сразу клала трубку.
