скачать книгу бесплатно
– До двенадцати лет я жила с родителями, меня любили, любила мать, любил отец, никто никогда и грубого слова мне не говорил, не то, что бить. А здесь… Здесь этот человек позволяет себе бить меня по лицу. Мне стыдно показываться людям на глаза. Будто я служанка, плохо вымывшая пол!
– Это не вам должно быть стыдно, это должно быть стыдно ему. Это он поднимает на вас руку. Вы знаете, как моя матушка гордо носила его побои? Она никогда не прятала их от всех. И все её жалели, а его осуждали, до сих пор осуждают. И его это злило, очень злило. Вы не виноваты. Вы ни в чём не виноваты! Поймите это.
Ания закусила дрожащую губу. Она всё время прятала синяки и ушибы, замазывала их кремами, пудрой, стыдилась побоев своего мужа. А этот молодой человек считает, что виноват его отец, и видно было, что он жалеет её.
– Вы не виноваты, – повторил он.
– Может быть, – прошептала она в ответ, глядя в сторону.
– Миледи! – В кабинет зашла камеристка, смерила молодых людей таким взглядом, будто застала их за смертным грехом.
– Что случилось, Кора?
– Прикажите подавать обед, всё уже готово.
– Хорошо. Сейчас я всё сделаю.
– Ладно. Я пойду. – Орвил направился к двери.
– А ваше письмо? – Ания остановила его вопросом.
– Потом, оно немного подождёт. – Ушёл.
Камеристка проводила его взглядом прищуренных глаз. Ания заговорила первой:
– Можете рассказать своему господину, когда он вернётся, вы же всё время это делаете.
– Это не ваше дело, миледи, что я делаю и кому служу.
– Да, я хорошо знаю, кому вы служите. Господь накажет вас за это, вот увидите.
– Не вам обвинять меня в грехе.
– Да уж, – Ания вздохнула, – я, наверное, великая грешница, куда уж мне.
– Вы обманываете собственного мужа. – Каким острым был её взгляд, как упрямо, фанатично поджимала она тонкие губы. Ания еле-еле выдерживала на себе её осуждающие взоры.
– Я никого не обманываю. Поговорить с человеком – не преступление. А вот вы – глубоко несчастная женщина. Вы вдова, и Бог не дал вам детей. Вы всю себя отдаёте слежке за мной, будто это смысл всей вашей жизни.
– Ещё посмотрим, даст ли Бог вам детей. – Она гордо вскинула острый подбородок, смеривая молодую баронессу высокомерным взглядом, будто была, как минимум, графиней.
– Если Господь не даст ребёнка мне, то не даст его и вашему хозяину. Только кому он нужнее.
– Ну-у, – протянула, – если вы вдруг родите, это не значит, что это будет ребёнок милорда Элвуда.
– Да как вы смеете! – Ания от возмущения вскочила на ноги, сверкнув глазами. – Как вы смеете обвинять меня в чём-то? Какое имеете право? С чего вы делаете такие выводы? Только потому, что я пару раз поговорила с пасынком? Чудовищно! У вас чёрная душа, если вы думаете об этом. Чёрная душа, – повторила, непроизвольно стискивая кулаки. Долго они молчали, глядя друг на друга.
– Пойдёмте обедать, миледи, вас уже ждут.
– Пойдёмте, – согласилась и направилась к двери кабинета. Камеристка пошла следом.
Глава 8
Эрвин проснулся на удивление рано, быстро оделся и вышел на улицу, удивлённо замер на крыльце. Оказывается, за ночь выпал снег. Это был первый снег в этом году. Вчера ещё вся земля была покрыта палыми листьями, тёмно-зелёной пожухлой травой, а сегодня уже всё под снегом. И тепло. Чистый воздух покалывал лицо, а при вдохе – горло, лёгкие.
Нет, небольшой морозец всё-таки был.
Эрвин спустился с крыльца и огляделся. В свете наступающего рассвета кто-то уже смёл снег с крыльца и расчистил тропинку до угла. Во сколько же встал этот человек, чтобы столько успеть сделать?
Эрвин быстро дошёл до угла и замер. Это была девушка, что неудивительно для обители бегинок. Сейчас она стояла, сжав ладони в кулаки, грела руки друг о дружку, дышала на них.
– Ллоис? – Эрвин узнал её, девушка обернулась, её тёмные брови вскинулись в удивлении.
– Это вы? Так рано поднялись?
Эрвин подошёл ближе, смотрел с улыбкой.
– Это вы столько успели здесь сделать? Вы, наверное, начинали ещё в темноте? – Она согласно кивнула. – Замёрзли? – Он вдруг взял её руки в свои ладони, стал греть. – Я согрею вас…
– У вас такие тёплые руки. – Голос её дрожал, наверное, тоже от холода.
– Почему вы без перчаток? Холодно же.
– Я вяжу себе, ещё немного осталось.
– Вот и зима. А вы с голыми руками. – Он грел её ледяные ладони, касался каждого кончика пальца, чувствуя гладкие ногти. Какие у неё маленькие ладони! Чудо! Ему нравилось касаться её, трогать её пальцы.
– Я хотела убрать дорожку, скоро служба начнётся, сёстры встанут, и придётся идти в церковь через снег, – заговорила она, оглядываясь на церковь за спиной.
– Я помогу вам. Согрелись?
Она кивнула. Но Эрвин не торопился отпускать её рук. Они так и стояли, глядя друг на друга, Ллоис снизу вверх, а Эрвин сверху. Он видел её всю одним взглядом: тёмный тёплый платок, выбившиеся пряди волос на висках, на лбу, румянец на скулах, большие серые глаза.
Он почувствовал, как руки сами собой отпустили её ладони, а пальцы побежали вперёд по складочкам платья, шали, по рукавам до локтей, вверх до плечей. Притянул её к себе, чтобы поцеловать. Но в последний миг Ллоис чуть отвернулась, и Эрвин сумел поцеловать её только в уголок губ, почувствовал, как пальцы бегинки упёрлись в грудь, отталкивая. Он отпустил её и сделал шаг назад.
– Извини…
Она опустила голову, ничего ему не говоря. Эрвин подобрал лопату и принялся чистить снег на тропинке к церкви, молча, сосредоточенно отбрасывал его вправо и влево. Брал большими полными лопатами и быстро продвигался вперёд. Ллоис продолжала стоять на том же месте и скоро осталась за спиной. Когда Эрвин уже почти добрался до церкви, зазвенел колокол. Пока он убирал снег с паперти, по двору прихода уже заходили сёстры.
Увлёкшись работой, Эрвин и не заметил, что Ллоис подошла и встала рядом, наблюдая за его действиями.
– Хватит. Вы уже, наверное, замёрзли.
Но Эрвин всё тщательно убрал и только потом обернулся к девушке, хрипло дышал от работы, от чего клубы пара кружились у его лица.
– Всё! Теперь ваши сёстры не замочат ног.
– Да. Спасибо вам. Я делала бы это намного дольше. Замёрзли? – Он отрицательно дёрнул подбородком и вытер пот со лба ладонью вверх, поставил дыбом влажные волосы. – А руки? Вам тоже надо связать перчатки.
Эрвин засмеялся вдруг. Стоял, опираясь на лопату, и смеялся. Ллоис с улыбкой наблюдала за ним.
– Скоро служба, не будем мешать. Да и мне надо успеть переодеться, а то я опоздаю. Вы пойдёте на службу?
Они пошли назад по расчищенной от снега дорожке. Перед входом в приход их ждала настоятельница.
– Доброе утро, Ллоис, доброе утро, Эрвин. Это вы уже успели поработать с утра? Молодцы.
– Да, матушка. Доброе утро и вам. – Ллоис буквально светилась, улыбаясь, и одновременно стеснялась своих чувств – опускала глаза.
Матушка Гнесс перевела взгляд на лицо Эрвина.
– После службы зайдите ко мне, мне нужно поговорить с вами.
– Вы что-то узнали?
– Нет, не об этом. Зайдите обязательно.
– Хорошо.
Он с нетерпением ждал окончания службы, мучился, что же хотела сказать ему настоятельница. И в ожидании глядел ей в лицо, собираясь ловить каждое слово. Но старая женщина медлила начинать разговор, и Эрвин ещё больше изводился.
– Я видела вас сегодня утром, – наконец-то, начала она и смотрела ему в лицо.
– Сегодня? Утром? – Он нахмурился.
– Я заметила ваше отношение к Ллоис. Я вижу, как вы смотрите на неё. Я понимаю, вы молодой человек, мужчина, она – девушка, привлекательная, очень молодая девушка. Девочка. – Настоятельница вздохнула. – Вы старше, вы должны быть умнее. Я на это надеялась. На ваше благоразумие. Думала, вы сможете удержать себя в руках. Но… Сегодня утром. Вы позволили себе вольность…
Лицо Эрвина вспыхнуло, аж в ушах зашумело. Она видела, что он пытался поцеловать Ллоис сегодня утром! Как она могла увидеть?
– Вы побудете и уйдёте отсюда, а она останется. Она будет жить здесь.
– Я женюсь на ней! – выпалил он в горячке.
Матушка Гнесс вздохнула и присела на скамью.
– Сядьте, – попросила. – Мне надо серьёзно с вами поговорить. – Указала на низенький табурет.
– Я постою, спасибо.
Настоятельница долго собиралась с мыслями.
– Вы оказались здесь благодаря случаю, несчастью, что с вами приключилось. Сейчас ещё вы не знаете, кто вы и откуда…
– Вы думаете, я не смогу содержать семью? Вы не хотите отдавать Ллоис проходимцу? – Он перебил нетерпеливо спокойную и мягкую речь настоятельницы, но женщина слушала его с улыбкой.
– Нет, сын мой, совсем нет, я не боюсь, что вы не станете хорошим мужем и хозяином, за это я не боюсь. Но… – Она опять вздохнула. – Надо подумать о Ллоис.
– Что – Ллоис?
Матушка Гнесс снова вздохнула, в какой уже раз.
– Я сомневаюсь, что Ллоис сможет стать вам женой, хорошей матерью, хозяйкой.
– Почему?
– В прошлом она пережила трагедию, жестокую несправедливость…
– Я знаю, – он опять перебил. Ох уж, эта нетерпеливая молодёжь. Настоятельница покачала головой. – Её мать назвали колдуньей и сожгли на огне. А её бросили. Но я буду защищать её, я не дам никому её обидеть. Поверьте мне!
– Я знаю, мальчик мой, я знаю, что вы никогда не сделаете ей больно, я знаю. Но…
– Почему опять «но»? Вы же не монахини, вы – бегинки. Если она захочет, она может уйти, выйти из вашего прихода. Ведь так?
– Так, Эрвин, так, но… – Он опять перебил:
– Опять «но»! – В отчаянии вскинул руки.
– Успокойтесь и выслушайте меня. Хорошо? А для начала присядьте.
Эрвин потоптался на месте, потом всё же сел на предложенный ему ранее табурет.
– Люди бывают злыми и иногда даже сами не могут понять, почему. Три года назад Ллоис потеряла мать после страшного обвинения в ведьмовстве. – Настоятельница шепнула молитву и перекрестилась. – Это вы уже знаете, думаю, Ллоис сама рассказала вам об этом. Так? – Он согласно кивнул головой. – Она не рассказала вам другого, да и вряд ли смогла бы. – Матушка Гнесс вздохнула. – Когда мать её забрали, ей было тринадцать лет, ещё ребёнок, правда? Сожгли и разорили дом, забрали скот. Девочку бросили одну против всей деревни, мать – ведьма. Каким должно было быть отношение к ней, как вы думаете? Над ней издевались, местные крестьянские парни насиловали её, она умирала с голоду и впала в отчаяние. Наши сёстры случайно нашли её, когда она пыталась утопиться в озере. Знаете, скольких сил стоило мне вернуть её к жизни? Она год не разговаривала. И сейчас, – настоятельница снова вздохнула, – сейчас я боюсь, что вы разобьёте ей сердце. Вряд ли она допустит к себе мужчину после того, что пережила. Она не будет вам хорошей женой и хорошей матерью вашим детям, я уверена в этом.
Ошеломлённый Эрвин смотрел в сторону и видел перед собой испуганный взгляд девушки, когда он взял её за руки сегодня, её протест его поцелую, чувствовал снова и снова сопротивление её пальцев на груди. Она была против! Она сопротивлялась ему, его напору, его страсти, а он не понял. Принял всё за женскую черту противостоять, чтобы усилить интерес.
Вскочил на ноги, заметался туда-сюда. Но ведь он помнил, помнил её улыбку, блеск её глаз потом, когда они возвращались вдвоём. Он тоже ей не безразличен! Может быть, она и боится, но она доверяет ему!
– Ей будет лучше остаться здесь, – продолжила настоятельница, – здесь она живёт в покое и в любви. Не надо тревожить её душу, заставлять её вспоминать прошлое. Сейчас она с Богом и с другими девушками…
– Я уйду! – Он перебивал снова и снова, буквально понимая слова женщины.
– Нет. Я не об этом, Эрвин. Просто держите себя в руках, не надо лишнего внимания к девочке. Она переживёт и вас, как пережила всё остальное. Следите за собой, не позволяйте себе того, что позволили сегодня утром. Умоляю вас.
Эрвин не знал, что сказать, молча смотрел в лицо настоятельницы. «Ллоис… моя Ллоис…»
* * * * *
Ания натянула поводья и остановила лошадь. Та, взрыхлив свежий снег копытами, замерла, зазвенела удилами, склоняя голову. Баронесса обернулась, ища глазами свою камеристку, женщина неторопливой рысцой догоняла её верхом – она даже здесь не отставала.
Молодая баронесса выехала прогуляться по свежему снегу и, сходу пришпорив лошадь, умчалась, обогнала всех слуг охраны, вот, только камеристка, как всегда, была рядом. Противная Кора, она везде следовала по пятам и всюду совала свой нос.
Ания подождала её, всё равно от неё никуда не денешься. Женщина поравнялась и остановила лошадь. Что ж, ветер и снег и её приукрасили – на лице румянец, глаза светятся по-молодому.
– Вы не жалеете теперь, что выбрались? – спросила её первой.
– Надеюсь, вы не станете делать это чаще, чем раз в неделю, этого достаточно.
– Почему? Смотрите, как красиво вокруг, а воздух, таким воздухом только дышать! Вернёмся домой, сразу к камину и глинтвейна – красота! Разве нет?
