скачать книгу бесплатно
– Почему?
Снова помолчал, поглядел на собаку, потом перевёл взгляд на лицо баронессы.
– Ему нужны наследники. – При этих словах Ания выдохнула с горькой усмешкой. – Он хочет, чтобы вы родили ему сына, наследника его земель и титула.
– Я? – Она бессильно покачала головой, а она-то, глупая, думала, что он стар и вряд ли на что-то ещё способен, и оставит её в покое после свадьбы. А он, оказывается, собрался рожать наследников. – Я – наследников? Какие наследники? О, Боже… А как же вы? Вы – старший сын и должны наследовать и земли, и титул отца. Разве нет?
Молодой барон усмехнулся.
– Знаете, может, я сейчас скажу откровение, да и не хотелось бы этого говорить, да уж ладно, всё равно проболтается кто-нибудь из слуг. Отец подозревал мою мать в измене… Он не хочет видеть во мне наследника. – От удивления Ания распахнула губы. – Даже не знаю, откуда он это взял, но он вбил себе это в голову – не выжечь и калёным железом. Так что…
– Мне очень жаль… – единственное, что нашлась ответить ему Ания.
– Да я-то что? Представьте, какой была жизнь моей матери в последние годы жизни… – Вздохнул.
– Представляю…
Только сейчас, может быть, Ания поняла, что этот молодой барон чем-то близок ей своей болью и одиночеством. А ведь она, в самом деле, успела заметить прохладное отношение барона к сыну, да и у того – к отцу. Они обоюдно друг друга не терпели.
Узнав это всё о бароне Элвуде, Ания ещё больше осознала, что не хочет этой свадьбы. Чтобы и её так же заподозрили в измене и свели на тот свет? Ну уж нет…
Глава 6
Ания следила глазами за поющим менестрелем в центре зала. Длинный стол стоял вдоль стен, в середине его сидели молодожёны и самые почётные гости. Слуги носили блюда, девушки подливали вино, звучала музыка.
Свадьба. Это её свадьба. Как ни хотела она, а всё же это венчание состоялось. Вчера приехал епископ, и весь вечер Ания проговорила с ним о свадьбе, вернее, больше говорил его преосвященство. «Разве ты не веришь в Бога? Кто сказал тебе, что в этой жизни всё должно быть по-твоему? Разве не страдал Спаситель на кресте за нас за всех? Разве не меньшими будут твои страдания? Подумаешь свадьба! Свадьба с равным по происхождению, свадьба, не унижающая тебя и твой род. Какие вопросы! Вся эта жизнь – воплощение страданий! Терпи и будешь достойна Царства Небесного. Ты – женщина, ты должна подчиняться своему мужу, должна быть помощницей во всём, быть спутницей по жизни, должна вести хозяйство и рожать детей. Должна подчиняться ему… Должна сохранять ему верность…» О! И в том же духе. Она наслушалась от опекуна всего этого, она молилась вместе с ним, она и сама поверила во всё, что он говорил. Конечно, она же шесть лет прожила в монастыре. Она знала, что так и будет. Она подчинилась его воле, она признала власть своего мужа над собой. И только сейчас это осознала.
Менестрель допел песню, за столом жидко похлопали. А песня была о любви, о настоящей любви, а не о том, что творилось сейчас на сердце молодой баронессы.
Она вспоминала венчание в соборе Эрмса, дорогу до города туда и обратно, лица людей. И на душе было горько от пережитого, как от ошибки совершённой. Что же делать? Как ей быть?
Она не хотела смотреть на лица окружающих её гостей, избегала встречаться с кем-либо глазами или взглядами, смотрела прямо перед собой то на кубок, то на блюда с едой, то на вышитую скатерть. Единственный раз она посмотрела в глаза молодого барона Орвила, когда тот нарезал своему отцу мясо. Он тоже смотрел ей в лицо, и, видит Бог, в его взгляде она сумела прочитать сочувствие и понимание. Все радовались за столом, свита барона, гости, все поздравляли «молодых», и единственный человек, кто сочувствовал ей, был его родной сын. О, Господи…
Как же страдало её сердце сейчас!
Он знал своего отца лучше кого бы то ни было здесь, он помнил свою мать, и он знал, каково ей будет теперь быть женой этого человека.
Ания не слушала хвалебные поздравления гостей, не вдумывалась в слова стихов и песен. Что же теперь? Ей осталось выдержать ещё брачную ночь. От мыслей об этом во рту пересыхало, и начинали ещё заметнее дрожать пальцы. От волнения Ания не знала, куда спрятать руки, чтобы они не выдавали её чувств. Наряжая невесту на свадебную церемонию, камеристка и горничная так сильно затянули шнуровку платья, что теперь буквально было нечем дышать.
– Мне плохо, – прошептала она, и её супруг посмотрел ей в лицо долгим взглядом.
– Пошли наверх? – предложил вдруг, и Ания почувствовала, как от этих слов краска ударила ей в лицо. Ну уж нет…
– Попозже… – прошептала чуть слышно.
Она плохо помнила, что было потом, какие песни звучали, какие подарки им дарили гости, опомнилась она только наверху, в спальне, куда её и барона Элвуда торжественно проводили все присутствующие. Барон закрыл дверь на засов и повернулся к жене. На камине и на столике горели свечи, их дрожащий свет метался по стенам. Ания, замерев, смотрела на приготовленную постель, святой отец из процессии уже успел обрызгать её святой водой. Господи, Боже, дай мне сил пережить это всё, выдержать…
Барон взял её за плечи и развернул к себе.
– Милорд, я… – Её голос задрожал, и она не смогла договорить, опуская взгляд.
– Всё нормально, дорогая, ты держалась хорошо. И церемония прошла прекрасно. Я подумал, не выкинешь ли ты какую-нибудь глупость? Его преосвященство разговаривал с тобой об этом?
Она посмотрела на него исподлобья через тонкую вуаль на пол-лица, спросила, с трудом выталкивая из себя слова:
– Значит, это вы его попросили поговорить со мной?
– Конечно. Я не хотел, чтобы ты всё испортила.
Она усмехнулась, дёрнув подбородком. Отчаяние ушло вдруг на второй план, появилось раздражение и даже злость. Вчера она тщетно просила помощи и понимания от своего опекуна, епископ же выполнял свою задачу – уговорить её стать женой этого человека. И он отлично справился.
– Это не честно с вашей стороны… Вы знали, что я против этой свадьбы, я разговаривала с вами, я просила вас… Но вы… вы решили прибегнуть к помощи епископа… чтобы он надавил на меня. – Она в отчаянии покачала головой. – Это неправильно… Так не должно быть! – Она повысила голос в надежде достучаться до этого человека, но барон смотрел на неё сверху спокойно, властно, так, как смотрел бы на просьбу пажа или слуги.
– Ты хорошо держалась, дорогая. – Он поднял её вуаль с лица наверх, чтобы видеть её глаза. – Не надо только обвинять меня в нечестности. Такие обвинения я слишком близко принимаю к сердцу. Если бы ты была мужчиной, я бы тебе этого не простил, но ты – женщина, моя женщина, тем более в такой день. Я прощу тебе это, но больше подобного я слышать не хочу. Понятно?
Ания опешила. Ничего себе. Теперь ей придётся взвешивать каждое слово?
– Я не хотела вас обидеть, – прошептала, глядя на него снизу вверх, – но… но вы сами должны понимать меня… – Барон в это время расстёгивал пуговицы котарди – камзола, расшитого золотыми и серебряными нитями. Внимательно смотрел ей в лицо, приподняв седые брови, слушал, что ещё она собиралась сказать. – Вы же понимаете меня… вы же знаете, что я против… Как вы могли? Как вы можете? О, Господи…
Барон слушал её, а сам неторопливо, с основательностью снимал с неё вуаль, барбет – ленту через подбородок и вимпл – платок, закрывающий шею, вытаскивал одну за другой длинные шпильки из волос.
– Вы не можете так поступать со мной. Вы же знаете… Вы же сами видите, что мы слишком разные… Мы не можем быть вместе. Эта свадьба – это ошибка… Умоляю вас, – она поймала его руку, поднесла к губам, целуя, – прошу вас… Не надо… Оставьте меня… Умоляю…
Он освободил ладонь из её рук, улыбнулся одной стороной губ.
– Что-то я не понимаю тебя, дорогая моя жена. Чего ты хочешь? Чтобы я отказался от этого брака? Поздно. Всё уже сделано. Я – твой муж, а ты – моя жена. Что тут может быть не понятного?
– Но я не хочу быть вашей женой! – Она чуть повысила тон голоса.
– Но ты уже – моя жена! – Он тоже повысил голос, и в нём появилось незнакомое ей до этого раздражение, показывающее, что барон подошёл к грани терпения.
– Но вы годитесь мне в отцы, а не в мужья!
Видимо, многие уже говорили или намекали ему на это за все эти дни, потому что барон потерял последние капли терпения. Принялся дрожащими пальцами расстёгивать на ней обе пуговицы расшитого праздничного сюрко – жилетки. Сорвал её, швырнул на пол, принялся рвать пуговицы котарди. От его рывков Анию буквально покачивало на слабеющих ногах, она хрипло и тяжело дышала от волнения происходящего. Шептала чуть слышно:
– Не надо… умоляю… прошу вас… Милорд… не надо… не трогайте меня… умоляю… милорд…
Но барон не слушал её, рывком рвал на ней шнуровку киртла – платья, взяв за ворот, дёрнул его вниз, с плечей, оставляя свою молодую жену в одной белоснежной рубашке до пола.
Ания тут же закрылась руками, обняв себя за плечи, словно стояла голой перед мужчиной. Русые волосы посыпались, когда она склонила голову, сверкая в свете свечей, заструились по груди, рукам. Барон даже невольно залюбовался своей молодой женой. Девочка. Его девочка.
Он толкнул её на кровать, сам наклонился и снял с её ног туфли, сорвал тонкие чулки. Ания, хрипло дыша, смотрела на него огромными глазами, потом, опираясь на локти, поползла на спине от края кровати, прочь от своего мужа. Шепнула:
– Не трогайте меня…
Барон поймал её за лодыжки и дёрнул на себя, зло шепча ей в ответ:
– Хватит! Если ты думаешь, что я люблю подобные игры – ты ошибаешься, глубоко ошибаешься…
– Это не игры… Отпустите меня!
Он навалился на неё, прижимая руки за запястья слева и справа от головы, зашептал в лицо, сверкая чёрными глазами:
– Я знаю, ты из монастыря… Это хорошо… Я могу быть уверен, что буду у тебя первым…
– Прошу вас, милорд… умоляю… оставьте меня… – Её уже трясло от происходящего, голос срывался.
Барон поднялся на колени и принялся расстёгивать пояс на брюках, свободная рубашка скрывала его тело, руки.
– Нет… нет… нет… – Ания снова попыталась выбраться из-под него, поползла на спине вверх, через всю кровать.
Барон, оставшийся в одной рубашке, настиг свою супругу быстрее, чем она думала. Он не тратил время на ласки и поцелуи, жена нужна была ему в практических целях. Он поднял вверх её сорочку, чтобы добраться до вожделенного тела. Ания сопротивлялась, отталкивалась руками и ногами, но барон Элвуд сумел справиться с ней. Несмотря на его возраст и седину, в руках он сохранил порядочно силы. Когда сопротивления жены ему надоели, он хлестнул её по лицу слева, а потом справа, дав звонкие болезненные пощёчины.
Ания сникла. Ещё никто ни разу не бил её по лицу. Она обессилела от отчаяния и боли, она позволила этому человеку овладеть собой. Барон, получая желаемое, ворвался в неё грубо и жёстко, не жалея, не думая о ней, с удовлетворением осознавая, что был прав – он первый её мужчина. Так и должно быть, для этого он и взял её из монастыря.
Он буквально насиловал собственную жену, упиваясь слабостью, покорностью женского тела. Давно он не переживал подобного. Неужели её молодость, её свежесть и невинность разбудили в нём такую страсть? Кто бы мог подумать. Теперь ясно, почему многие из его сверстников брали в жёны именно молодых девочек. Это было ни с чем не сравнить.
О, она подарила ему незабываемые ощущения.
Он наклонился и поцеловал её в губы. Она даже это ему позволила, лежала безучастная, с закрытыми глазами. И только, когда он оставил её, она медленно отвернулась от него на бок и расплакалась.
– Прекрати… – приказал он сухо и требовательно. – Мне нужен сын, мой сын, и ты родишь мне его. Понятно?
Он не ждал от неё ответа. Забрался под одеяло и отвернулся от супруги. Ания продолжила плакать, но старалась прятать лицо в подушку, чтобы её не было слышно, в отчаянии стискивала зубы.
Будь ты проклят, барон, будь ты проклят…
Гости разошлись по комнатам, свадебный праздник на первый день закончился, и горничные убирали со столов. В ночной тишине слышно было, как они переговариваются друг с другом. С высоты галереи над залом, оперевшись на перила, наблюдал за всеми молодой барон Орвил. Держал кубок с вином в руке и думал.
Он, наверное, единственный из всех не пошёл провожать «молодых» в спальню, на брачное ложе. Вспоминал её лицо, её боль и растерянность во взгляде. Понимал, что сейчас отец, наверное, уже добрался до неё, подгрёб её под себя… И никто не стал её слушать, никто не пожалел её… Бедная девочка!
Ну почему тебе не хватило жениться на какой-нибудь другой? Нашёл бы себе в жёны какую-либо вдову постарше, поопытнее, зачем было брать эту девчонку? Старый козёл! Ты довёл до смерти мать, а теперь возьмёшься за эту монашку? Разве с тобой она сможет пережить, что должна в этом возрасте? Разве она узнает в жизни, что такое любовь? Ты загубишь её, ты сломаешь ей жизнь. Всё потому, что тебе нужен другой сын.
Орвил нахмурился и отпил несколько глотков вина. Другой сын. Это значит, что сам он не получит ни этих земель, ни титула. Отец найдёт способ, как спровадить от себя старшего сына, как лишить его всего. Лучшее, что светит ему, это найти другого господина или стать странствующим рыцарем. При отце жизни ему не будет. Да и разве сможет он теперь равнодушно смотреть в лицо этой девочке, которую он привёз сам своему отцу-тирану? Жить здесь и ждать, когда же она родит сына? Когда и его судьба решится?
– Милорд? – кто-то из слуг позвал его снизу, из зала. – Вы пойдёте к себе или вам оставить вина тут?
– Я пойду к себе. На завтра запланирована охота, так что… – «Не могу же я её пропустить. Он не поймёт», – подумал, но не сказал вслух, залпом допил остатки вина из кубка.
День для охоты выдался замечательным. С утра светило солнце, ветер развевал гривы лошадей, длинные подолы платьев у женщин, хлопал полотнищами плащей.
Ания никуда ехать не хотела, но её никто не спрашивал, барон приказал утром: «ты должна быть, гости ждут». Так ли уж там гости её ждали? Она в этом сомневалась, всем было безразлично, посудачат и забудут, был бы праздник, был бы повод, а будет ли на этой охоте молодая жена барона или не будет, кому есть до этого дело. Так думала Ания.
Все, кто участвовал в охоте, поделились. Часть ушла с егерями и собаками в загон, часть – особенно мужчины – гости барона, его свита – отправились навстречу загонщикам. Ещё одна группа вообще никуда не поехала. Большей частью это были женщины, окружённые пажами и молодыми оруженосцами – сквайрами.
На опушке леса расставляли и накрывали столы, и женщинам куда интереснее было тут, чем среди лошадей, собак и охваченных азартом мужчин. Здесь обменивались сплетнями, делились рецептами и советами, жаловались на своих мужей и рассказывали о проказах подрастающих детей.
Здесь же осталась и Ания. Именно сейчас ей хотелось больше всего побыть одной, всё обдумать. Вспоминались события вчерашней ночи, пережитые боль и насилие, а приходилось улыбаться всем, принимать поздравления, отвечать на вопросы, пряча всё глубоко в душе. Временами Ания даже начинала раздражаться на звуки смеха и беззаботных голосов женщин вокруг, злилась, отворачиваясь от всех. «Когда же это всё закончится? Когда же вы все уедете? Когда же я, наконец, останусь одна? О, Боже…»
Она послала пажа принести ей попить, а сама смотрела на кромку леса, откуда доносился собачий лай. Вспоминались руки барона Элвуда, как он хлестал её по лицу, каким грубым был, какую боль принёс. И если так каждый раз, то кому оно надо это всё? Кто придумал эти свадьбы, зачем нужны эти дети?
Как говорил ей епископ? «Терпи и будешь достойна Царства Небесного…» Терпи! Сколько терпеть? Почему терпеть? Для чего? Зачем?
– Ну как вы, дорогая? – спросил её женский голос за спиной, и Ания обернулась.
Это была баронесса Дорг. Её муж и барон Элвуд много общались, и баронесса с супругом были частыми гостями в Дарнте. Ания долго смотрела в голубые глаза женщины, потом опустила взгляд, шепнув:
– Нормально.
Баронесса шагнула ближе, и голос её стал тише, доверительнее.
– Не бойтесь, я со своим мужем многое не обсуждаю. У женщин должны быть свои тайны, свои секреты. Правда?
Ания подняла взгляд на её лицо. Баронесса Марин Доргская тоже была намного моложе своего супруга, но, судя по улыбке на губах и в глазах, не сильно от этого страдала.
– Не знаю, может быть, – отозвалась Ания.
– Это трудно только первое время, скоро вы привыкните, будете относиться к этому легче.
Ания почувствовала, как вспыхнуло лицо, кровь прилила к щекам от возмущения. Она усмехнулась:
– Легче? Разве к этому можно привыкнуть?
Баронесса улыбнулась, пожимая плечами.
– Конечно, можно. Ко всему можно привыкнуть. Вы же слышали слова «долг» и «обязанность»? Да, супруг ваш – не подарок, завидовать нечему. Извините, если я обижу вас этим. Характер у барона Элвуда тяжёлый, а вы так молоды. – Она сокрушённо покачала головой. – Пользуйтесь этим… – Подмигнула. – Я знаю, в свите вашего супруга есть много молодых людей, симпатичные рыцари, столько сквайров. Найдите себе кого помоложе да наслаждайтесь жизнью. Только будьте осторожны, пожалуйста. Очень осторожны. – Прищурила свои голубые глаза, глядя в растерянное лицо Ании.
– О чём вы говорите? Как вы можете такое предлагать? Это же измена, грех… Как можно?
– Вы ещё так наивны. Это всё монастырь…
– Причём тут моя монастырская жизнь? А потом обвинения в измене? Вон, – она дёрнула головой, – как первую жену барона? Он же свёл её со света своими подозрениями, и сына своего не любит поэтому же. Как вы можете такое предлагать?
– Вы уже знаете про баронессу Герт?
– Слухами земля полнится.
– Да, жаль бедняжку. Он и шага не давал ей ступить без сопровождения, и донимал постоянными нравоучениями, заставлял замаливать грехи и поститься. Ужас!
– И что, она, в самом деле, была виновата?
– Ну, кто из нас не без греха?
– Она, правда, изменяла барону? – Ания удивлённо вскинула брови.
– Я свечи не держала, так что… – Баронесса пожала плечами. Подошёл паж с небольшим разносом, принёс кубки с разбавленным вином. Ания взяла один, баронесса – другой, и сама кивком головы отправила пажа, подошла ещё ближе и шепнула: – Будьте осторожны, а с бароном Элвудом будьте осторожны вдвойне. Он очень злопамятен, он не простит никогда.
Ания нахмурилась и отпила несколько глотков вина. «Терпи! Терпи и будешь достойна Царства Небесного!» – звучали в голове слова епископа. Ей придётся терпеть, она будет это делать, и никто никогда не заподозрит её в измене. То, что предлагает ей баронесса – завести молодого любовника – это не для неё, это претит всем её чувствам. Никогда! Никогда она не сделает этого!
